Книга: Заложники Петра I и Карла XII. Повседневный быт пленных во время Северной войны
Назад: Тайная война резидента Хилкова
Дальше: «Дорогой друг» Ю. Г. Спарвенфельд

Губернатор Сибири М.П. Гагарин

Невозможно говорить о пребывании шведских военнопленных в России, не упомянув имени князя Матвея Петровича Гагарина.
Род князей Гагариных принадлежит к Рюриковичам и ведет свое начало от младшего сына великого Владимирского князя Всеволода Большое Гнездо — Ивана, получившего во владение небольшой город Стародуб. Все его прямые потомки, таким образом, получили фамилию Стародубские. К XVI веку образовалось несколько ветвей этого рода. Основателем ветви князя Матвея Гагарина считается предок, имевший прозвище «Гагара», что, возможно, стало результатом необычной смуглости или чересчур шумного поведения и бойкого темперамента. К началу XVII века Гагарины занимали прочное место в служебной иерархии, а большая часть представителей фамилии служили на различных должностях в Сибири.
В биографии князя Матвея Гагарина, особенно первых ее десятилетий, много белых пятен: не известна даже точная дата рождения — чаще всего называют 1658 или 1659 год.
Вслед за дедом Афанасием Федоровичем и отцом Петром Афанасьевичем он начал свою карьеру со службы в Сибири. В 1691 году его назначили «товарищем» (то есть заместителем) воеводы к старшему брату Ивану Петровичу в Иркутск, а с 1693 по 1695 год он занимал пост воеводы в Нерчинске, расположенном на русско-китайской границе. Заметным лицом, как для современников, так и для потомков, князь Матвей становится после того, как присоединяется к когорте людей, поддержавших стремление молодого русского царя Петра Алексеевича к реформированию государства. Даже беглое знакомство с делами, которые ему поручались, показывает, что был он незаурядным человеком, в полной мере обладавшим большими организаторскими способностями, ловкостью и расчетливостью политика и практика. Особенно ему удалось отличиться на посту руководителя строительством Вышневолоцкого канала — важного рукотворного пути, который связал Балтийское с Каспийским и Черным морями. После этого его карьера стремительно устремилась ввысь, а должности посыпались на него как из рога изобилия. В 1706 году царь назначил Гагарина руководителем Сибирского приказа с названием должности «генеральный президент и Сибирских провинций судья», а также главой Оружейной палаты и в 1707 году еще и комендантом Москвы.
Период наивысшего карьерного взлета Матвея Гагарина связан с губернской реформой, в результате которой в декабре 1708 года Россия была поделена на восемь губерний. Руководство самой крупной из них — Сибирской — царь доверил князю Матвею. Уже будучи в новом статусе в декабре 1709 года, Гагарин принял активное участие в организации праздничных мероприятий в Москве по случаю полтавской победы и здесь также сумел проявить себя, соорудив одну из семи арок, под которыми проходили русские войска и шведские пленные. Признавая его заслуги, царь на торжественном приеме одарил его драгоценной чашей. Место Гагарина в списке наиболее влиятельных и состоятельных вельмож в этот период было как никогда прочным. О его богатстве ходили легенды, а дом на Тверской улице в Москве, построенный по проекту итальянского архитектора, поражал многочисленных гостей сочетанием азиатской роскоши и европейского стиля в отделке. Удача отца закрепилась выгодными браками детей: сын Алексей женился на дочери восходящей звезды русской внешней политики — Павла Шафирова, а дочь Дарья вышла замуж за сына канцлера графа Гавриила Головкина — Ивана.
Скорее всего, первые встречи князя Гагарина со шведскими пленными произошли, когда он был комендантом Москвы, но не исключено, что и гораздо раньше. Регулярным их общение становится после 1707 года, когда на Гагарина были возложены обязанности размещения и надзора за пленными каролинами. Но особенно близко ему пришлось столкнуться с ними после того, как в конце 1710 roia царь отдал приказ о переводе большей части военнопленных за Урал. Характер отношений, которые сложились между сибирским губернатором и пленными шведами, и сегодня вызывает немало споров. Сами каролины относились к нему по-разному. Так, граф Карл Пипер в одном из писем губернатору писал, что имя князя «будут вечно помнить в Швеции». В то же время автор карты и научного описания Сибири капитан Ф.Ю. Страленберг после возвращения на родину обвинил князя в том, что он «хотел превратить Сибирь в собственное королевство и набирал из пленных шведов свое войско». Одни говорят о европейской либеральности и гуманизме князя, другие — о корысти и воровстве. Но никто и никогда не отрицал того факта, что сибирский губернатор князь Матвей Петрович Гагарин сыграл важную роль в жизни шведских военнопленных.
В самые трудные годы жизни каролинов в Сибири князь Гагарин давал деньги на покупку дров, лекарств и прочих необходимых вещей. Например, в 1713 году Пленники в Соликамске получили 29 рублей 25 алтын, в 1714 году — 43 рубля 26 алтын, а в Вятке в 1716 году — 10 рублей. По приказу губернатора оказывалась материальная помощь женщинам и детям. В дни больших праздников каролины получали хлеб и вино.
Упоминания о помощи сибирского губернатора часто встречаются в мемуарах шведских военнопленных. Лейтенант Андэш Пильстрем, описывая торжественное прибытие князя 9 октября 1712 года в Тобольск, отметил, что, принимая делегацию шведских офицеров прямо на пристани, тот не просто пообещал помощь, но и действительно вскоре выдал им 142 далера. В нескольких мемуарах упоминается история о благотворительности некоего анонима, передавшего для шведских пленных золотые монеты. «22 февраля 1717 года в дом нашего пастора Габриэля Лариуса постучал мальчик. В руках у него был большой пакет, на котором была надпись на немецком языке: “нуждающимся пленным”. Там оказалось много золота, всего на сумму 500 дукатов. Старейшины решили распределить их среди военнопленных» — так передал этот эпизод лейтенант Леонард Каг. Шведы были единодушны в том, что это помощь князя Гагарина.
Узнав от графа Пипера, что шведы в некоторых сибирских городах силой «перекрещиваются и продаются в рабство татарам и язычникам», Гагарин распорядился провести подробное разбирательство и наказать виновных. У него всегда можно было попросить деньги в долг или помощь в устройстве на работу. Один из пленных офицеров осенью 1720 года заявил в Сенате, что Гагарин взял его на работу садовником «из милости», прекрасно зная, что в действительности он «в работе в огороде не искусен». Даже упомянутое выше массовое приглашение шведов в губернаторский эскадрон при некотором допущении можно объяснить, исходя все из того же благородного желания губернатора помочь, прежде всего пленным офицерам, так как они не могли рассчитывать на государственное содержание и не владели ремеслами. Гагарин внимательно следил и за тем, чтобы рядовые пленные вовремя и в достаточном количестве получали кормовое жалованье. В прошении тобольского ольдермана Б. Роламба к русским властям в феврале 1721 года указано, что после отъезда Гагарина на следствие (1718 год) рядовым перестали выплачивать вознаграждение за работу.
Примечательно, что Гагарин не только помогал сам, но, пользуясь своим положением, обязывал других делать то же самое. В сентябре 1709 года, когда полтавских пленных стали собирать в Москве, он, тогда еще московский комендант, возложил часть расходов по их содержанию на купца Бориса Карамышева. Он платил содержание шведам, отправленным в Казань на службу, а также жалованье вновь зачисленным специалистам: переводчикам Ефиму Бренберху и Якову Крусу, Густаву Вайману, «которого определили к делам золота», и пр.
Не менее важной, чем материальная помощь, была моральная поддержка, которую Гагарин оказывал ссыльным каролинам. Так, во время периодических инспекций, которые он совершал по местам проживания шведов, можно было напрямую обратиться к нему со своими проблемами, и некоторые из них благополучно решались тут же. Довольно часто в поездки в Москву и Санкт-Петербург Гагарин брал с собой пленных. Капитану Кребсу, приехавшему в Москву в княжеской свите, удалось найти там свою семью. Не без ведома губернатора каролины имели возможность довольно свободно перемещаться по своим делам из одного города в другой. С 1712 года избранные представители офицерства не реже двух-трех раз в год ездили в Москву за деньгами и корреспонденцией. В 1715 году лейтенант А. Плантинг ездил на Ирбитскую ярмарку «для покупки необходимых товаров», а пастор Кулин и фенрик Сконин из Тюмени в Тобольск для покупки вина для причастия и т.д.
Гагарин охотно шел на контакты с представителями шведских общин в сибирских городах, в частности с полковником Арвидом Кульбашем, ольдерманом тобольской колонии пленных. Дружеские отношения, которые у них завязались, помогли пленным получить разрешение на строительство церкви в Тобольске. Нередко Гагарин приглашал старших офицеров к себе домой на обеды; так, 19 марта 1713 года они были на именинах дочери губернатора. Нередко офицеры участвовали в русских праздниках, например в пасхальных торжествах 1717 года. Без поддержки губернатора Сибири не могла бы осуществиться идея строительства школы в Тобольске. В качестве почетного гостя он присутствовал на церемонии ее открытия в ноябре 1713 года и на первых экзаменах. А когда в связи с высылкой в Томск большого количества офицеров возникла идея о переводе туда школы, Гагарин приложил все усилия, чтобы уговорить капитана Вреха, возглавлявшего это учебное заведение, остаться в Тобольске.
Все, чего удалось добиться каролинам за годы плена и составляло (вполне заслуженно) предмет их гордости, могло произойти только с ведома и расположения сибирского губернатора. Тот же капитан Страленберг, так неприязненно отзывавшийся впоследствии о Гагарине, вряд ли имел бы возможность так свободно путешествовать по Сибири при другом губернаторе. Обладая хорошим знанием людей, Матвей Петрович тщательно отбирал и приближал тех, кто мог быть ему полезным. Окружив себя шведскими переводчиками, художниками, музыкантами и просто просвещенными людьми, князь в значительной степени скрашивал свое пребывание вдали от столиц. Впоследствии столь тесное общение с иностранцами сослужило ему плохую службу, став основанием для удивительной живучести идеи о тайном сепаратизме князя Гагарина.
Разговоры о том, что сибирский губернатор тесно общается с пленными шведами и оказывает им материальную помощь, привлекли особое внимание столичных властей после того, как 9 декабря 1717 года был издан именной указ о производстве следствия по заявлению обер-фискала Алексея Нестерова, обвинившего князя Гагарина во взятках и злоупотреблении служебным положением. Над головой «сибирского владыки» разразилась настоящая гроза. К слову, уже не в первый раз поведение князя вызывало гнев царя. Однажды он вместе с губернаторами Стрешневым и Голицыным уже сидел в тюрьме за то, что не исполнил вовремя царского повеления о поставке рекрутов и лошадей. Прошло всего несколько лет, и в начале 1715 года князю вновь пришлось оправдываться перед царем из-за подозрений в систематических кражах из китайских караванов.
Новое донесение Нестерова переполнило чашу терпения Петра, и по его распоряжению в январе 1718 года была создана особая следственная комиссия под руководством гвардейского майора Ивана Ильича Дмитриева-Мамонова, которой поручили «дело Гагарина». В ходе следствия было собрано огромное количество документов, различных выписок и постановлений. В Санкт-Петербург и Москву из Сибири прислали более сотни расходных книг. Все они прорабатывались и анализировались на основе предъявленных обвинительных пунктов, количество которых быстро достигло трех десятков. Несколько из них связывали опального губернатора и пленных каролинов. Особо опасным для князя стало обвинение в растрате казенных средств на шведов. Оно было сформулировано после того, как следователи обратили внимание на записи в расходных книгах за 1712 и 1713 годы, которые делал подьячий Филиппов. Там, в частности, было записано: «Шведам, которые присланы в Сибирскую губернию и ныне у всяких работ — 2170 человек по 4 деньги на день. Итого 15 760 рублей да в 1713 году 2079 человекам — 15 135 рублей 10 алтын. Всего — 30932 рубля 10 алтын». На допросе Филиппов сказал, что он только переписал в книгу сведения, составленные дьяком Баутиным, и не знал, правильные они или нет. На следующих допросах (вероятно, после пыток) он указал, что по первым черновым записям пленным, работавшим в 1712 году, было выдано лишь 373 рубля, а в 1713 году —411 рублей 16 алтын 2 деньги, то есть всего 784 рубля 16 алтын и 2 деньги. По его словам, эти документы забрал дьяк Баутин и отнес губернатору, который оставил их у себя.
Следствие затребовало выписки об общем количестве находящихся в этот период в Сибири шведских пленных. В ведомости, поступившей из тобольской канцелярии, было указано, что в 1711, 1712, 1713 годах «шведских арестантов» мужского и женского пола было прислано в Тобольск из разных мест 1954 человека. В том числе «унтер-офицеров, рейтар, драгун, солдат, канонеров, конюхов, хлопцев — 950 человек». Именно этим последним 950 пленным полагалось содержание от русских властей, размер которого четко указывался в другом документе: «давать шведским пленным рядовым драгунам и солдатам по 2 деньги на день да пол-осмине ржаной муке на месяц человеку». Из этих выписок следователям стало ясно, что ни в 1712, ни в 1713 году физически не было более 2 тысяч работающих шведов.
Пытаясь выяснить, куда же исчезли деньги, члены следственной комиссии вызвали на допрос подьячего Степана Неелова. После нескольких допросов, он признал, что «работающим дано как указано в выписках (то есть 784 рубля 16 алтын 2 деньги. — Г.Ш.), а не работающим (то есть офицерам и статс-служителям. — Г. Ш.) выдавалось по 5 рублей и больше, и меньше», то есть прямо указал на то, что губернатор выдавал казенные деньги тем, кто не должен был их получать. Получалось, что князь не просто нарушил указ, а сознательно пошел на обман государя. Материалы допроса подьячего Гаврилы Рычкова, занимавшегося расходами в 1713 году, еще более усугубили положение Гагарина, так как он прямо сказал, что тогда выдавали «по 10 рублей и больше, и меньше» неработающим пленным. В конечном итоге показания Неелова и Рычкова были приведены к следующей формулировке: «30000 рублей в раздаче шведам не было, и 2000 в работе не было». Дело свелось к тому, что Гагарин, забрав все ведомости к себе, внес туда исправления и тем самым попытался скрыть растрату.
В январе 1719 года Гагарин был официально снят с должности и взят под стражу. На первых допросах он все отрицал, и следователи вскоре перешли к «активной» фазе. 11 марта 1721 года он был допрошен «с пристрастием», то есть его пытали и били кнутом. В результате подследственный во всем признался и написал царю «повинное» письмо, в котором каялся, просил помиловать и разрешить уйти в монастырь. Одновременно Гагарин подал прошение «всемилостивейшей великой государыне царице Екатерине Алексеевне», умоляя, в память о его щедрых подарках, заступиться перед царем. Однако все его усилия оказались тщетными. Уже 14 марта 1721 года сенаторы князь А. Меншиков, граф Ф. Апраксин, граф Г. Головкин, граф И. Мусин-Пушкин, П. Толстой, граф А. Матвеев, князь Д. Голицын, князь Д. Кантемир, барон П. Шафиров «приговорили согласно» князя М. Гагарина «казнить смертью». Спустя два дня (16 марта) в присутствии царя с приближенными и при стечении народа он был повешен под окнами Юстиц-коллегии в Санкт-Петербурге. С целью устрашения Петр запретил снимать его тело с виселицы: его перевесили за ребра на крюк и еще несколько месяцев останки этого когда-то могущественного правителя Сибири наводили страх на горожан. Пострадали и члены семьи бывшего губернатора: конфискация имущества поставила всех их в трудное положение; сын Алексей на несколько лет был отправлен на флот простым матросом. Гнев царя был настолько сильным, что были уничтожены все изображения князя, а имя его строжайше запрещено упоминать при дворе. И тем не менее молва о сказочных богатствах Гагарина, которые спрятаны во множестве кладов, прочно обосновалась в народных преданиях и песнях.

 

Назад: Тайная война резидента Хилкова
Дальше: «Дорогой друг» Ю. Г. Спарвенфельд