Тибетец Хладже Церинг, губернатор провинции Накцанг, получил донесение: европеец, что пять с половиной лет назад хотел пробраться в Лхасу, объявился вновь. Губернатор отправился в окрестности озера Ниангцзе, где Хедин уже десять дней занимался промерами.

Губернатор был одет в китайский шелковый кафтан с пышными меховыми отворотами и воротником. В мочке левого уха висела тяжелая золотая серьга с крупными круглыми камнями бирюзы. На голове — шапка с двумя лисьими хвостами и белой стеклянной бляхой. На ногах — кожаные сапоги на толстенной белой подошве.

В сопровождении пешего эскорта из десяти человек Хладже Церинг подъехал верхом к исхлестанной непогодой видавшей виды палатке Хедина. Губернатор слез с седла, они поздоровались как старые друзья. Свен пригласил его в палатку. На полу были разложены одеяла и подушки, посередине стояла керосинка, и были приготовлены египетские сигареты.

Хедин пригласил губернатора присаживаться на почетное место и, скрестив ноги, сел напротив. У входа в палатку расположился Мухаммед Иса в парадном вишнево-красном халате, подаренном Юнгусбэндом; он должен был переводить.

— Как губернатор Накцанга я не могу разрешить вам продолжить путь и обязан незамедлительно просить вас покинуть мою провинцию. У меня есть инструкции от правительства в Лхасе, — начал Хладже Церинг.

— Но правительство Индии и Лхасы заключили договор, у них теперь дружественные отношения, — заметил Свен.

— Хедин-сагиб, вы не знаете, чем для меня обернулась наша прошлая встреча. Мне пришлось из своего кармана оплатить все издержки, связанные с вашим появлением, и я почти разорился. Мы старые друзья, но я больше не могу позволить себе неприятностей из-за вас.

— Но все же вы не станете принуждать меня возвращаться той же дорогой. Я выехал из Ладака с караваном, в котором было сто тридцать животных, а сейчас их осталось только девять.

— Мне совершенно безразлично, сможете ли вы найти путь в Шигацзе, но через мою провинцию вы не поедете.

— Панчен-лама ожидает меня в своей столице, и никто другой не имеет права запретить мне ехать туда.

— Накцанг под властью правительства в Лхасе, а не панчен-ламы.

— Далай-лама уехал в Монголию, когда английские войска подходили к Лхасе, следовательно, панчен-лама сейчас — высшее духовное лицо в Тибете.

— К данному случаю это неприменимо, я следую указаниям от правительства в Лхасе.

— А я не уеду из Накцанга, пока не получу от панчен-ламы подтверждения, что дорога для меня закрыта.

Хедин блефовал, и тибетец это понимал.

— Так, может быть, у вас есть разрешение от панчен-ламы? — спросил Хладже Церинг.

Хедин сдаваться не собирался. В уме он перебирал варианты: например, такой — свернуть на запад к озеру Дангра-юм, чтобы там повернуть на восток к Шингацзе. А если из этого ничего не получится, то можно было бы поехать в Пекин и там, как в свое время Марко Поло, очаровать китайского императора и получить у него разрешение на поездку в Тибет.

В тот же день он нанес Хладже Церингу ответный визит. Откинувшись на подушки в палатке губернатора, оба господина продолжили обсуждение возможных планов Хедина:

— Я не могу ни при каких обстоятельствах позволить вам ехать к Дангра-юм, это священное озеро.

— Дорога на запад тоже запрещена?

— Да, на юг, восток и запад. И на север…

— Ну и что мне делать?

— Ждите, — сказал тибетец.

На следующий день обстановка изменилась как по мановению волшебной палочки. Губернатор с охраной явился к палатке Хедина на рассвете.

— Хедин-сагиб, я посоветовался со своим секретарем, и мы решили, что единственный возможный выход в сложившихся условиях — это ехать в Шигацзе. Я прошу вас послезавтра быть готовым к отъезду.

Для Хедина это стало полной неожиданностью. Предложение губернатора могло завести в ловушку, но Свен, понимая это, все равно чувствовал себя счастливым.