Бендикс хотел знать, в какой стадии готовности находится создание копии храма, что сделано, какие детали можно отправить в Чикаго, сколько все это будет стоить и сколько уже потрачено. Хедин послал ему подробный отчет, который Бендикса вполне удовлетворил.

Двадцать пятого января Свен в сопровождении Хуммеля отправился в Стокгольм добывать деньги. Хуммеля наняла, в общем-то случайно, по объявлению, Альма, и ее выбор оказался на редкость удачным. Хедин и Хуммель были почти неразлучны. Для шефа, как Хедина называли в экспедиции, Хуммель стал доверенным другом.

Хедин приехал в Стокгольм 10 февраля 1931 года и сразу же организовал пресс-конференцию. Он щедрыми мазками набросал картину приключений, пережитых в Китае, и особо подчеркнул, что сейчас только его шведско-китайской экспедиции разрешены изыскания в этой стране. Свен рассказал, что изначальное противодействие китайской стороны сменилось энтузиазмом и полным содействием. Более того, китайцы просили его о продлении работы экспедиции еще на несколько лет. Хедин напомнил о британском коллеге Ауреле Штейне, который получил в Нанкине отказ, и Рое Чапмане Эндрюсе, своем новом американском друге, вынужденном прервать палеонтологические изыскания в Гоби и уехать восвояси. Кстати, Хедин купил его верблюдов.

Самыми яркими красками Свен расписал замечательные научные результаты работы экспедиции. Он говорил о найденных скелетах динозавров, о замечательно сохранившихся в песке окаменевших яйцах, хотя они и пролежали десятки миллионов лет, рассказывал о собранных этнографами экспонатах. Он подробно описал один из них: праздничное платье женщины с севера Монголии, расшитое бирюзой, жемчугами, другими драгоценными камнями. Его приобрели за три тысячи крон, и «это было редкой удачей». Хедин сообщил журналистам, что большая часть этнографической коллекции экспедиции будет привезена в Стокгольм весной. «Это будет замечательная выставка, — добавил он, — а со временем экспонатов станет еще больше». Он рассказал об археологе Фольке Бергмане, который только в течение последнего года нашел более двадцати двух тысяч предметов неолита: топоры, ножи, наконечники, керамику. И тут же заинтриговал журналистов, сказав о некоем открытии Бергмана, которое прославит его имя. Что это было за открытие, он умолчал. Не забыл Хедин упомянуть и о геологических исследованиях Эрика Норина, благодаря которым внесена ясность в строение геологических структур Центральной Азии. Нильс Амбольт, астроном, используя новейшее оборудование, сделал массу ценных астрономических наблюдений. Экспедиция смогла внести большой вклад и в метеорологию. Немец Хауде везде, где мог, устанавливал метеорологические станции и запустил 350 воздушных шаров-зондов, изучая направление воздушных течений. «Некоторые из шаров, — порадовал журналистов Хедин, — поднимались на высоту порядка двадцати километров». Когда шары у Хауде закончились, он, к восторгу и упоению монголов, взялся пускать воздушных змеев.

Хедин несколько раз повторил:

— Едва ли представители какой-либо другой нации обладают сейчас такими возможностями для научной работы в Китае, как мы, шведы. И это далось нам не просто так — мы этого добились.

Он многократно повторил, что продолжать работу экспедиции необходимо, и, разумеется, не забыл сказать о том, что на это потребуется примерно 250 тысяч крон ежегодно.

В следующие два месяца Свен, выступая едва ли не каждый день, прочитал сорок лекций в разных городах страны. И это, конечно, возымело определенный эффект.

В начале апреля пришла телеграмма от Нильса Хёрнера. Он сообщал о том, что проблема озера Лобнор решена. Нильс вместе с Паркером Ченом нашел большое озеро там, где тридцать лет назад Хедин видел лишь высохшее дно. Расположение озера точно соответствовало его месту на старых китайских картах.

В мае у Хедина опять состоялся разговор с премьером Экманом о деньгах для экспедиции.

— Вы деньги получите, только больше не приходите и не просите, — сказал премьер.

В начале октября Хедин огорченно записал в дневнике: «Получил двести пятьдесят тысяч крон. И не больше».

Правительство Швеции трудно было винить в скупости. Великий американский крах 1929 года инициировал глобальную экономическую депрессию. В Швеции с бюджетом в это время было особенно плохо; она вынужденно отказалась от золотого обеспечения национальной денежной единицы; обменный курс кроны упал на 30 процентов.

Восемнадцатого октября Хедин в церкви Бласиехольмен в Стокгольме на собрании сторонников мира произнес речь в память о недавно умершем архиепископе Упсальском Лapce Сёдерблуме. Обычно далекий от модного тогда в Швеции антиамериканского морализирования, тут он заметил:

— В обмен на все то хорошее, что Америка получила от Европы, Америка затопляет нас и весь мир потоком варварства и бескультурья, сенсационно-скандальной литературой, низкопробными фильмами, джазом и другими сомнительными поделками, заражающими воздух, которым мы дышим, уничижающими хороший вкус, знания и мораль, совращающими молодежь отказаться от высоких идеалов и настоящих ценностей, той самой единственной основы, на которой только и может строиться светлое и счастливое будущее.

Это был довольно рискованный поступок — атаковать Соединенные Штаты и, следовательно, возможных спонсоров. Король Густав не преминул указать на это Хедину, когда они встретились через несколько дней:

— Мне не очень нравится то, что ты сказал про Соединенные Штаты, и я могу лишь надеяться, что это не повредит твоим отношениям с Винсентом Бендиксом, — сказал король.

В середине декабря пришла телеграмма из Чикаго:

«Я считаю, что будет очень хорошо, если вы и Монтелль по пути в Китай заедете в Чикаго. Желательно в середине февраля, для консультаций. Винсент Бендинкс».