Рози Сирен направлялась из Парижа в Пекин к мужу, шведскому профессору искусствоведения, специалисту по Китаю Освальду Сирену. Рози много времени проводила с Хедином, Хуммелем и Монтеллем. Свен обыкновенно сидел в углу купе у откидного столика, загроможденного книгами, газетами и рукописями. За окном проносились великолепные русские осенние пейзажи. Хедин методично, почти не останавливаясь, строчил своим нечитаемым, как шифр, почерком страницу за страницей. Он либо писал, либо сосредоточенно читал, попыхивая сигаретой. Свен не отвлекался на появление кондукторов или вооруженных патрулей, проверявших документы и визы. Всего раз или два он сказал что-то патрульным по-русски.

Однажды вечером, когда вся компания сидела в купе, мадам Сирен затеяла разговор:

— Доктор Хедин, меня мучает один вопрос.

— Я давно жду, когда вы его зададите.

— Ага, вы уже знаете. Как вышло, что во время войны вы встали против нас на стороне Германии?

Хедин заговорил о праве каждого иметь свои убеждения, про историческое значение Германии для Европы, вспомнил о Вильгельме II. В его изложении это был человек с блестящей творческой фантазией, мечтатель, музыкант и неплохой художник, который любил Францию больше, чем какую-либо другую страну.

— Да, это совершенно меняет дело, — заметила мадам Сирен.

Хедин пропустил иронию мимо ушей.

— И он мечтал жить в Париже.

— Ну, конечно, и приглядел местечко в Реймском соборе.

Хедин был отличным полемистом, знал множество фактов, и Рози Сирен быстро поняла, что без библиотеки под рукой и опытных советников ей с Хедином не справиться. Но вместе с тем она не могла согласиться со Свеном. Рози видела перед собой умного человека, который верил в то, что говорит, и временами задавалась вопросом, нормальный он или сумасшедший. Для мадам Сирен война была личным делом: немцы убили ее брата. Глаза у нее уже были на мокром месте, и, скорее всего, дискуссия закончилась бы рыданиями, но, к счастью, в дверь постучал проводник. Он спросил, не хотят ли пассажиры выпить чаю.

— Ну вот они, страшные большевики, в деле, — сказал Хедин. — Хоть в какой-нибудь небольшевистской стране нам предложили бы чаю в столь позднее время?

Обстановка разрядилась. Диспут увял. Мадам Сирен загорелась идеей написать об этом разговоре.

— А что скажут в Швеции, если появится статья под заголовком «Моя ночь со Свеном Хедином»?

— Я вас уверяю, что интерес будет большой, немногие женщины могут этим похвастаться.

Все засмеялись.