Странная война

В истории военного противостояния России и Швеции самым крупным вооруженным конфликтом была Северная война. О предопределившей ее исход Полтавской битве в России знает каждый школьник, да и для многих шведов не пустым звуком является название украинского села Полтава. И это не случайно. Для России Полтава, наряду с Бородином и Сталинградом, была одним из сражений, решивших ее судьбу, для Швеции — началом конца эпохи великодержавия.

Северная война как бы заслонила собой другие малые войны и военные конфликты между двумя странами. К их числу относится русско-шведская война 1741 — 1743 гг., которую по ряду причин можно назвать «странной войной». По мнению русского историка М.М. Бородкина, трудно найти другой пример войны столь своеобразной, поучительной и неисчерпаемой по своим отрицательным сторонам. «Такой войны и поведения из историй легко изобресть не можно», — читаем в частном шведском письме, написанном в разгар этой войны. Чем же удивила современников эта почти забытая сегодня война?

Финские историки называют ее «малым лихолетьем», отличая тем самым ее от разрушительных для своей страны последствий «большого лихолетья» — Северной войны. В шведской историографии она получила название «война шляп», чем подчеркивается, что виновником этой войны была воинственная партия реванша.

В 1720 г. в Швеции была принята новая форма правления, в соответствии с которой законодательная власть перешла к сословиям; их прерогативой стала также внешняя политика. Партийные группировки в риксдаге сломали сословные границы, в основе их размежевания лежала внешняя политика. На риксдаге 1738 — 1739 гг. верх взяла партия шляп. Вопрос о войне с Россией обсуждался на заседании секретного комитета риксдага в 1739 г. и был окончательно решен на сессии 1740 — 1741 гг. В Финляндию были отправлены войска под командованием Будденброка. Ему было предписано в случае кончины русской императрицы сосредоточить войска в непосредственной близости от границы. Вообще ставку в этой войне шведское правительство делало не столько на собственную силу, сколько на слабость соседа, на интриги, которые плелись при русском дворе. Смерть Анны Иоаннов-ны, свержение Бирона, а потом Миниха стали сигналом для реваншистов из Стокгольма. Они сочли момент удобным, чтобы вернуть себе Восточную Прибалтику, пересмотрев тем самым Ништадтский мир 1721 г.

В 1739 г. шведскому посланнику Эрику Матиассу Нолькену было поручено вступить в переговоры с той из противоборствующих партий, которая окажется сильнейшей и выразит готовность пойти на территориальные уступки Швеции за помощь, которую она готова оказать в борьбе за власть. Таких партий было три: Бирон — Анна Леопольдовна — Елизавета Петровна. Но Анна Леопольдовна пришла к власти без шведской помощи, Бирон был свергнут, так что единственной оппозиционной партией была партия Елизаветы. Впервые Нолькену удалось откровенно поговорить с Елизаветой в начале января 1741 г. Он предложил ей простой и ясный план: она подписывает обращение к шведскому королю Фридриху I с просьбой помочь ей взойти на престол. Король объявляет войну России и наступает на Петербург, чем облегчает ей совершение переворота. Елизавета в свою очередь обещает в случае успеха предприятия удовлетворить все территориальные притязания Швеции, то есть вернуть ей территории, утраченные по Ништадтскому миру.

Елизавета вступила с ним в переговоры, точнее — в недостойный ее, дочери Петра, политический торг. Она была согласна предоставить Швеции за ее помощь денежную компенсацию и торговые преимущества, но принять шведские требования кардинальной ревизии Ништадтского договора она не могла, поскольку ее репутация и популярность зиждились, прежде всего, на сохранении наследия Петра I. Кроме того, она отказывалась обращаться к королю с письмом, а хотела ограничиться устным обращением.

Вскоре на помощь Нолькену пришел французский посланник маркиз де ла Шетарди. Дипломаты представляли при русском дворе страны-союзницы и преследовали общую цель — добиться ослабления России. Франция добивалась разрыва русско-австрийского союза и поддерживала Швецию в ее реваншистских планах. Шетарди пытался убедить Елизавету в том, что она не может рассчитывать на успех без шведской поддержки. В случае если она не примет шведских условий, Стокгольм может оказать поддержку внуку Петра I Голштинскому герцогу Карлу Фридриху и возвести его на российский престол. Пытаясь сыграть на всех струнах, Нолькен и Шетарди забывали о том, что краеугольным камнем движения в пользу Елизаветы был национальный интерес, несовместимый с возвращением к допетровским временам, поэтому она медлила и не решалась обратиться с просьбой о помощи к шведскому королю.

Тем не менее они писали своим министрам пространные реляции о том, что в Петербурге образовалась сильная партия, которая готова объединиться со шведами в пользу Елизаветы, как только шведские войска покажутся на границах, и обещали, что переговоры с цесаревной вот-вот увенчаются успехом. На основании этих донесений шведский премьер-министр Гюлленборг строил далеко идущие планы и даже хотел, чтобы Елизавета сама приехала в Швецию, когда «наступит момент нанесения решительного удара». Он предложил, чтобы она приехала в свое имение в Карелии, откуда легко можно перейти на шведскую территорию. В случае отказа предполагалось послать шведских драгун и, захватив ее, отвезти в свой лагерь, чтобы затем она вошла в Петербург во главе шведской армии.

Действия Нолькена и Шетарди следует квалифицировать как государственное преступление. Но в те времена участие иностранных дипломатов в интригах при дворах своей аккредитации было обычным делом. Еще в большей степени занимались такой деятельностью русские дипломаты в Стокгольме.

Кончина Анны Иоанновны не стала потрясением для России. Свержение Бирона показало устойчивость русского правительства. Это понимали англичане и французы. Но иначе смотрели на это в Стокгольме. Там считали, что общественное мнение достаточно подготовлено к войне с Россией убийством шведского дипкурьера Малькольма Синклера, депешами Нолькена из Петербурга и донесениями Будденброка из Финляндии. Бурный поток воинственных стремлений ширился и рос. Задорное настроение охватило стокгольмскую молодежь, дам и девиц. «Война теперь или никогда» — восклицали члены риксдага. Разгоряченной фантазии шведов рисовалась легкость возвращения отнятых Петром провинций. Собрав в Финляндии 15-тысячное войско, они рассчитывали беспрепятственно дойти до Петербурга. В общем, машина была запущена, и в Стокгольме решили действовать, не дожидаясь подписанных цесаревной бумаг. Война была предопределена общей политической обстановкой в Швеции. Перевороты в Петербурге, слабость правительства Анны Леопольдовны и наличие оппозиции в лице партии цесаревны создавали благоприятную обстановку для начала военных действий.

В конце июня 1741 г. Нолькен был отозван в Стокгольм. Прощаясь с Елизаветой, он вновь просил ее дать ему письменное обязательство, уверяя, что без него невозможно приступить к делу. Елизавета ответила ему: «Я ожидаю лишь выступления ваших войск, чтобы начать действовать».

Выступление шведских войск не заставило себя ждать. В конце июля Швеция отказалась признать императорский титул Ивана VI и объявила войну под предлогом чинимых Россией «обид и несправедливостей». В шведском манифесте говорилось: «Намерение короля шведского состоит в том, чтобы избавить достохвальную русскую нацию, для ее же собственной безопасности, от тяжелого чужеземного притеснения и бесчеловечной тирании». «Любящая благородную свободу» Швеция желала избавить Россию от единовластия.

Войну объявили до того, как сосредоточили все силы у русских границ. Успех считался настолько обеспеченным, что составление какого-либо плана кампании признавалось излишним, если не считать планом заявление, что Швеция намерена действовать энергично, чтобы скорее окончить войну и тем уменьшить издержки. Чтобы не запугать членов риксдага крупными суммами, шведские «ястребы» составили совершенно нереальную, явно заниженную смету военных расходов. Результатом такой подготовки стало сокрушительное поражение шведской армии под Вильманстрандом. После этого на театре военных действий наступило затишье. В сентябре в шведскую армию прибыл главнокомандующий граф Карл Левенгаупт. С его прибытием в действующей армии и в Петербурге стали распространяться шведские воззвания к русскому народу. В них говорилось об обидах, нанесенных Швеции русскими министрами-иностранцами, о желании Швеции освободить Россию от невыносимого ига и жестокости и дать русскому народу возможность выбрать законное и должное правительство.

Для русских победа над шведами была в известном смысле неожиданной. Армия была не в лучшем состоянии, а флот пришел в совершенный упадок: корабли сгнили, матросов не хватало, маяки и вехи разрушались. Летом 1741 г. ни одного судна нельзя было вывести в море. С тем большей пышностью праздновали победу в Петербурге, где в это время плелось кружево дворцовых интриг.

Война со Швецией подтолкнула заговорщиков к решительным действиям. Во-первых, Анна Леопольдовна дала понять Елизавете, что ей известно о переговорах цесаревны со шведами. Во-вторых, 24 ноября было объявлено о том, что гвардия будет выведена из Петербурга на театр военных действий. Рискуя лишиться своей основной опоры, Елизавета перешла к активным действиям и совершила дворцовый переворот.

Став императрицей, Елизавета должна была в своих действиях руководствоваться уже не личными симпатиями полуопальной царевны, а государственными интересами. Взглянув на шведскую проблему другими глазами, она попросила Шетарди связаться со шведским главнокомандующим Левенгауптом и убедить его приостановить военные действия. 27 ноября был получен ответ Левенгаупта, из которого следовало, что шведская сторона считает возведение на престол Елизаветы своей заслугой. Он сообщал, что не видит возможности заключить мир без предварительных территориальных уступок. Швеция своевременно не подготовила боевой силы для поражения неприятеля, но зато широко и обстоятельно подготовила те требования, которые имела в виду предъявить России. Они включали Карелию, Кексгольм, Выборг, Петербург, Нотебург, Кронштадт и Кроншлот со всей Невой, Лифляндию, Эстляндию и Ингерманландию. На это императрица согласиться не могла. Даже государственные советники Швеции Врангель и Окерельм полагали, что «Елизавета никогда не согласится отказаться от завоеваний своего отца, и если бы она даже пожелала это сделать, то, во всяком случае, невозможно было бы начало своего царствования омрачить добровольным раздроблением государства».

В июле 1742 г. русская армия перешла в решительное наступление по всему фронту и в течение двух месяцев заняла почти всю Финляндию. В конце июля без боя был взят Фридрихсгам, 7 августа капитулировал Нейшлот. В конце августа под Гельсингфорсом Ласси отрезал отступление 17-тысячной шведской армии и заставил ее капитулировать. Это поражение вынудило шведов начать мирные переговоры. Тем не менее заключать мир они не спешили. Не рассчитывая больше на свои силы, они хотели добиться уступок посредством переговоров, угрожая принять сторону Иоанна Антоновича.

В мае 1743 г. отряды русских галер вышли в море с тем, чтобы высадить десант на шведские берега в районе Стокгольма, как это было в 1719 и 1721 гг. На этот раз замысел не удался, но реальная угроза высадки русского десанта заставила шведов пойти на уступки, и в августе мир был заключен на условиях уступки России незначительной части финской территории.

Война 1741 — 1745 гг. не была кровопролитной, она завершилась «малой кровью», но кровь эта была пролита напрасно. Война была бесславной и бессмысленной, не нужной ни России, ни Швеции. Вот как характеризует ее историк М.М. Бородкин: «Не собрав войска, шведы объявили войну, не победив неприятеля, они составили требования, которые имели в виду предъявить ему при заключении мира. Не оказав никакой помощи Елизавете Петровне по возведению ее на престол, они домогались вознаграждения за свои услуги… Эта война представляет собой наглядный пример губительности господства политики в военной среде — офицеры от своего имени вели переговоры с русской державой. Вся кампания со стороны шведов представляла беспрерывную цепь ошибок, слабости и малодушия. У русских тоже было немало неурядиц. Флот оказался настолько запущенным, что в первый год войны его не могли вывести в море. Война велась русскими вяло и не предприимчиво. Еще хуже шли переговоры в Або, во время которых более заботились о чужих, чем о собственных интересах… Короче, кампания 1741—1743 гг. — классический пример того, как не следует вести войну».

К этой характеристике вряд ли можно что-нибудь добавить. Следует лишь отметить, что война собрала свою кровавую жатву не только на полях сражений. Ее жертвой стала большая часть шведских солдат, взятых в плен под Вильманстрандом. В октябре 1741 г. их отправили во внутренние области России. Двухмесячный марш из Петербурга в Москву голодных, по-летнему одетых пленников стал для них дорогой в ад. Из 1250 пленников в пути от голода, холода и болезней погибло около 700 человек. В этом не было чьего-либо злого умысла, тем более что война вообще не отличалась ожесточением.

В начале войны в Петербурге был издан именной указ о том, чтобы шведским подданным «никаких обид, досадительства и вреда не чинить и имений и вещей их отнюдь не касаться». Плененные под Вильманстрандом шведы были препровождены в Петербург, где солдатам раздали одежду, а офицеров разместили по домам вельмож и угощали при дворе. 1 декабря императрица даже подписала специальный указ, предписывавший вести пленных «с добрым порядком без всяких озлоблений… чтоб никто ни в чем малейшей нужды претерпеть не могли». Но указ этот появился слишком поздно. Несчастные шведские пленники стали жертвой русского беспорядка, равнодушия и черствости, а их судьба явилась печальным подтверждением бессмысленности этой войны.

Анисимов Е.В. Россия в середине XVIII в. Борьба за наследие Петра. М., 1986; Бородкин М.М. История Финляндии. Время Елизаветы Петровны. СПб., 1910; Некрасов Г.А. Роль России в европейской международной политике 1725 — 1739 гг. М., 1976; Петрухинцев Н. Трагедия «малой войны» // Родина. 1997/10; Широкорад А.Б. Северные войны России. М.; Минск, 2001.