Экспедиции Эмануэля Сведенборга

До начала эпохи Реформации считалось, что христианский рай, как и ад, примет любое количество душ. Рай, помещенный в небесные сферы и описанный Иоанном в его Откровении, мог вместить, как мы уже писали, более ста миллиардов жителей. Это значительно превышало число не только ранее умерших праведников, но и всех праведников, которые могли родиться и умереть в дальнейшем, ибо конец света ожидался в достаточно близком будущем (хотя и не в таком близком, как это рисовалось первым христианам). Во всяком случае, о том, что человечество когда‐нибудь перешагнет рубеж третьего тысячелетия, никто не мог и помыслить. Поначалу предполагалось, что все ограничится в лучшем случае одной тысячей лет от Рождества Христова. Осенью 999 года некоторые крестьяне в Европе не засевали озимые, поскольку не рассчитывали, что мир доживет до нового урожая. В результате вспыхнувшего голода многие действительно не пережили роковой год… Потом конец света передвинули на год тысячелетия со дня распятия Христа. Назначались новые и новые даты, однако конец света не наступал, и человечество медленно, но верно размножалось. А в начале шестнадцатого века грянула Реформация.

Трудно предположить, что вожди протестантизма впрямую задумывались о грядущем демографическом взрыве и о том, что в раю попросту может не хватить места для всех. Тем не менее одной из основополагающих идей Реформации стала теория предопределения. Если раньше любая ветвь христианства активно стремилась путем проповеди и крещения обеспечить спасение максимального числа, а в идеале – и всех людей и считала это хотя бы теоретически возможным, то вожди Реформации прямо объявили, что все, как ни старайся, в рай не попадут. Эта мысль звучит уже у основоположника протестантизма Мартина Лютера.

Лютер утверждал, что никакие богоугодные дела не помогут человеку попасть в Царствие Небесное – снискать оное можно только через веру в Христа. Однако и вера объявлялась необходимым, но не достаточным условием: предполагалось, что Господь сам выбирает тех, кто должен спастись, и тех, кто должен быть осужден на муки, независимо от их личных достоинств. Каждому человеку оставалось лишь верить в то, что он войдет в число избранных, а о справедливости или несправедливости Божественного выбора – не нам судить. В своей книге «О рабстве воли» Лютер писал: «…как может быть справедливо то, что Он увенчивает недостойных, – для нас непостижимо, однако мы увидим это, когда придем туда, где уже не верят, а видят лицом к лицу. И еще непостижимее, как может быть справедливо то, что Он осуждает тех, кто не заслужил этого, но поверят и в это, когда явится Сын Человеческий».

Впрочем, Лютер не ограничивался пассивной верой, но имел активную жизненную позицию и даже самолично запустил чернильницей в явившегося к нему черта. Чернильное пятно еще долго сохранялось на стене пристройки Вартбургского замка в Тюрингии, пока его по кусочкам не выскребли паломники, которые, может быть, и верили в предопределение, но надеялись, что священная реликвия все‐таки поможет им достигнуть рая.

Если у Лютера идея предопределения выражена не вполне четко, то последователь Лютера, Жан Кальвин, довел эту идею до блестящей логической завершенности. Теперь уже ни добрые дела, ни чернильные пятна, ни даже вера никакой роли в обретении рая не играли. Кальвин однозначно утверждал, что каждая душа еще до рождения определена Богом к спасению или к погибели и изменить это не во власти человеческой (а кстати, и не во власти Божьей, раз уж Он сделал свой выбор). А человек может лишь догадываться по косвенным признакам, куда ему предстоит попасть. Поскольку богоизбранные люди, безусловно, не только в загробной, но и в мирской жизни пользуются божественным покровительством, то успешный купец вправе надеяться на счастливую посмертную судьбу. А неудачник может считать себя обреченным на адские муки. Ничего несправедливого последователи Кальвина в этом не видели. Ведь человек, с их точки зрения, – существо абсолютно греховное и спасения не заслуживающее. Поэтому даже немногие избранные попадут в рай не благодаря своим делам, а единственно по божественной милости, хотя они ее и не достойны.

Поскольку ни праведные дела, ни грехи не играли особой роли при определении посмертной судьбы человека, то и чистилище у протестантов оказалось невостребованным. Картина мира упростилась, человек еще до рождения оказывался «приписан» к одному из двух загробных царств. Такой, или приблизительно такой, оказывалась посмертная судьба и лютеран, и кальвинистов, и англикан, и пуритан… И даже в рамках католицизма возникла популярная «янсенистская» ересь, настаивавшая на абсолютной греховности человека и на том, что его посмертная судьба предопределена заранее.

Кстати, янсенистом был и Блез Паскаль. Но религиозность не препятствовала ему в его увлечении азартными играми, а вера в предопределение не помешала изобрести так называемое «Пари Паскаля» (которое точнее было бы назвать «Рулеткой Паскаля»). Великий ученый утверждал, что поскольку наличие или отсутствие Бога равно недоказуемо, то умнее поступают те, кто все‐таки «делает ставку» на Бога. Если Бог есть, то они после смерти «выигрывают» вечное блаженство (а безбожники получают вечные муки). Если же Бога нет, то и те, и другие оказываются в равном положении… Паскаль «поставил» на Бога, что, впрочем, не мешало ему долгие годы терзаться страхом смерти.

Короче, посмертные судьбы протестантов и янсенистов были неясны, а пути достижения райского блаженства неисповедимы (или же и вовсе закрыты для тех, кто не попал в число предназначенных к спасению). И все было достаточно печально, пока в 1745 году шведский лютеранский богослов и ученый Эмануэль Сведенборг не вошел в сообщение с духами и ангелами и не посетил потусторонний мир, с тем чтобы доподлинно поведать людям, как же все там устроено на самом деле, и успокоить их известием, что места в раю хватит для всех.

Сведенборг отнюдь не был легковерным человеком, который мог принять за действительность сон или галлюцинацию. И тем более его никак нельзя обвинить в том, что он пытался сделать карьеру на ясновидении. Ко времени своих первых опытов общения с духами он уже был серьезным ученым, членом многих европейских академий (в том числе членом-корреспондентом Российской академии наук). Его перу принадлежали многочисленные труды по минералогии, химии, физике, астрономии, гидростатике, кораблестроению, а позднее и по философии. Он прославился переводом с древнееврейского на латынь первых двух книг Моисеевых, Бытие и Исход, и комментариями к ним. Скромность ученого тоже была всем известна: когда в 1747 году Сведенборг оставил государственную службу, король Швеции предложил ему звание барона, но академик отклонил от себя эту почесть, попросив лишь о небольшом пенсионе.

Сам факт общения Эмануэля Сведенборга с духами подтверждается весьма почтенными источниками. Так, шведская королева Ульрика, пригласив ясновидца во дворец, обратилась к нему с просьбой принять от нее поручение к ее недавно умершему брату, принцу Вильгельму. Сведенборг охотно выполнил поручение августейшей особы и во время очередного визита в мир духов повстречался с принцем и все исполнил в точности. А для того, чтобы королева не усомнилась в его добросовестности, он выспросил у покойного и пересказал королеве подробности ее недавнего приватного разговора с братом.

Сведенборг вообще был человеком любезным и, отправляясь в потусторонний мир, всегда охотно выполнял просьбы жителей мира земного. Так, после кончины графа Мартевиля, голландского посланника в Швеции, вдова покойного обратилась к Сведенборгу с небольшим поручением: она не знала, куда муж положил квитанцию об уплате значительной суммы денег, которую теперь кредиторы пытались вторично взыскать со вдовы. Сведенборг отправился в путь, повидал покойного графа и сообщил ему о затруднениях его супруги. Граф не стал вторично обременять ясновидца – он лично явился к жене в сновидении и сообщил, где искать квитанцию. В результате недобросовестные кредиторы были посрамлены, равно как и скептики.

Таким образом, Эмануэль Сведенборг заслуженно считался своим человеком в потустороннем мире, и его заметки, озаглавленные «О небесах, о мире духов и об аде», написанные исключительно на основе личных впечатлений, можно считать достоверным источником, к тому же принадлежащим перу серьезного ученого. И если «Божественная комедия» Данте иногда наводит на мысли о том, что это записки поэта, а не ученого, любовника, спешащего на свидание, а не трезвого наблюдателя, то Сведенборг – строгий аналитик. В отличие от Данте, в аду он не упивается зрелищем посмертных мук своих врагов и не описывает мелкие политические дрязги (недаром пять веков спустя французский поэт и политик Ламартин с раздражением называл «Божественную комедию» «флорентийской газетой»), а в раю не отвлекается на воспевание глаз своей возлюбленной. Он дает объективную картину загробного мира, в которой нет места эмоциям. Правда, иногда этой картине, с точки зрения земного обывателя, не хватает ясности.

Так, стороны света в загробном царстве Сведенборга имеются такие же, как и на земле, но «у ангелов восток всегда впереди, как бы они ни обращались лицом и телом», и это при том, что «ангелы, подобно человеку, обращаются и наклоняются лицом во все стороны». Объясняется такая странность, впрочем, достаточно просто: это – «одно из небесных чудес». «К числу чудес принадлежит и то, что никогда не дозволено на небесах стоять позади другого, ни смотреть ему в затылок, потому что при этом нарушается нисходящее от Господа наитие блага и истины». В аду же, напротив, «страны света… противоположны странам света на небесах». И эта противоположность относится не только к аду как географическому понятию, но и к его жителям по отдельности. Поэтому «когда какой‐нибудь злой дух приходит к добрым, то страны света так перемешиваются, что добрые духи едва знают, где их восток».

Представить это трудно, но, пожалуй, не труднее, чем положения теории относительности или принципы квантовой механики. И если мы сегодня не сомневаемся в том, что время течет по‐разному для разных наблюдателей, а электрон «размазан» вокруг ядра, находясь во всех точках одновременно с разной степенью вероятности, то мы не будем обвинять Сведенборга в том, что его картина мира не вполне поддается логическому осмыслению.

Кстати, предвосхищая Эйнштейна, Сведенборг в своих странствиях по загробному миру пришел к идее относительности времени и даже пространства. Он пишет: «Хотя на небесах все идет и движется точно так же последовательно, как и на земле, тем не менее у ангелов нет ни понятия, ни мысли о времени и пространстве…» Поскольку ангелы, в бытность свою людьми, представление о них имели, то нынешнее отсутствие у них этих понятий связано не с тем, что они не могут осмыслить время и пространство, а с тем, «что на небесах нет годов и дней, а вместо них изменения состояний». Например, «ангелы постигают вечность как бесконечное состояние, а не как бесконечное время». Что же касается пространства, то на небесах «длина означает состояние блага, ширина – состояние истины, а вышина – разность этих состояний по степеням». Но все это отнюдь не смущает жителей загробного мира, которые, несмотря на отсутствие времени и сложности с пространством, ведут точно такой же образ жизни, как и на земле: обитают в домах, гуляют в садах и даже посещают рынки.

Сведенборг не был бы лютеранином, если бы не признавал, что «человек родится во зле всякого рода». Тем не менее он категорически утверждает, что «Господь хочет спасения всех и каждого, а не гибели… Никто не рожден для ада, а… всякий рожден для небес, и… если человек идет в ад, то это по собственной его вине». Однако «спасение человека по непосредственному милосердию было бы противно Божественному порядку». Короче, по Сведенборгу, спасение умирающих – дело рук самих умирающих. Но равные возможности для спасения есть у каждого, а места на небесах хватит для всех. А тем, кто на небеса все‐таки не попал, Сведенборг предлагает ад, который, с точки зрения грешников, даже предпочтительнее. Ведь погибшая душа не способна оценить небесные радости, а мерзость ада ей любезна. «Я сам слышал, – пишет Сведенборг, – как один дух гласно вопил от внутренних мук, когда коснулась его струя небесного дыхания, а между тем спокойно и с отрадой дышал испарениями преисподней».

Кто «Божеские истины искажал», тот в загробном мире «любит места, упитанные животной мочой». Скряги здесь живут в погребах или подвалах, «среди свиного помета и зловоний от дурного пищеварения». Кто в земной жизни искал и находил утеху в разврате, «живет и там в таких же домах, где все грязно, гадко и омерзительно. Такие жилища по ним, а от семей или домов нравственных они бегают…». Духи же добродетельные попадают во дворцы, где «каждая вещь блестит и сияет, как ценные каменья». Вся домашняя утварь у них «как бы алмазная», а ряды деревьев «образуют крытые ходы и гульбища».

Таким образом, в загробном мире Сведенборга царит полная гармония и каждый радуется, как умеет. Мир этот делится на три главных царства: мир духов, небеса и ад.

После смерти каждый человек прежде всего попадает в мир духов, Сведенборг называет его «сборным местом для всех». Он представляет собой большую волнистую долину между гор и утесов. Узкий и тесный путь отсюда ведет на небеса, он тщательно охраняется. Путь в ад значительно шире: это скважины, обширные провалы и трещины в скалах, они тоже оберегаются стражей, «чтобы никто без особого дозволения не выходил оттуда, а разрешение это дается только по настоятельной нужде». Впрочем, стража – лишь дань ритуалу, потому что грешники вовсе не желают бежать из ада, они наслаждаются вонючими испарениями, поднимающимися из провалов, а небесный воздух им противен и даже опасен.

«Дух, находящийся в аду, – пишет Сведенборг, – не смеет выступить оттуда на один палец или хоть чуть‐чуть выказать голову, ибо как только он это сделает, то мучится и страдает; и я видел это весьма часто». Если же какой‐то чрезмерно настойчивый грешник все‐таки докажет свою «настоятельную нужду», получит «особое дозволение» и проберется на небеса, то разум его помрачается, он задыхается там, подобно рыбе, вынутой из воды, и торопится обратно в ад к вящему испугу и назиданию сотоварищей. Таким образом, порядок в загробном мире поддерживается автоматически.

В мире духов человек первое время сохраняет свой земной вид, поэтому он очень часто не понимает, что умер, «если только не обратит должного внимания на все встречаемое и на внушения ангелов, сказавших ему, при восстании его, что он теперь дух». Здесь умершие могут общаться с ранее почившими друзьями и родственниками. «Друзья наставляют их о быте вечной жизни и водят их по разным местам и в различные общества». Супруги продолжают свое сожительство. Здесь возможны разводы, которые, по уверению Сведенборга, часто сопровождаются драками. Драки, судя по всему, носят характер вполне физический (иначе они назывались бы ссорами). Что же касается брачного сожительства, то оно в потустороннем мире бывает лишь духовным, однако «с блаженством и наслаждением, превосходящими всякую меру».

Тем временем ангелы «делают дознание над новичками». Впрочем, и без всякого дознания внешность людей, пребывающих в мире духов, начинает меняться сообразно их внутреннему состоянию. Грешники утрачивают контроль над собой и открыто признаются в старых грехах, а заодно, прямо здесь, в присутствии ангелов, бесстыдно совершают новые и даже «замышляют, как бы взять им небеса приступом». Злые духи чувствуют себя в безнаказанности, поскольку здесь нет «страха законов и опасения утраты доброй славы». Однако до штурма небес дело не доходит. «Злой дух сам бросается в преисподнюю, к ровням и товарищам своим. Самое действие это представляется зрителю, будто кто‐то падает вниз головой и вверх ногами».

Сведенборг, в отличие от Данте, во время своих странствий не часто встречался с выдающимися людьми. Тем не менее в мире духов он лично общался с Марком Туллием Цицероном и познакомил его с изречениями христианских пророков и с начатками христианства. Пророки произвели на язычника сильное впечатление, о чем тот и объявил с прямотой римлянина. Что же касается самого учения, выяснилось, что Марк Туллий, находясь в мире духов, уже успел заинтересоваться религией, возникшей после его смерти, и весьма ею проникся. Интересно отметить, что всего лишь три с половиной века назад Данте встречал Цицерона в аду, точнее, в Лимбе. Тогда никаких перспектив на переселение в рай у знаменитого оратора не было. Теперь же Сведенборг увидел Марка Туллия, активно постигающего христианскую науку и, судя по всему, надеющегося на изменение своего статуса.

По утверждению Сведенборга, духи добродетельных язычников после смерти имеют все возможности для спасения. Один из таких случаев ученый наблюдал лично. Однажды, находясь в мире духов, Сведенборг вслух читал своим новым друзьям главы из Книги Судей о том, как из дома некоего Михи были изъяты «истукан и литый кумир», коим Миха беззаконно поклонялся. При этом чтении присутствовал один дух из современных Сведенборгу язычников, который во время своей земной жизни и сам поклонялся идолам. Дух этот проникся крайним сочувствием к злосчастному Михе и исполнился печали. Но бывшие при этом духи из христиан объяснили наивному язычнику всю ошибочность его взглядов, и тот немедленно просветлился. Сведенборг пишет, что впоследствии этот дух, в котором сочетались милосердие и невинность, «был принят в число ангелов».

Поскольку в предисловии к своей книге Сведенборг сообщает, что его потусторонние путешествия совершались в течение тринадцати лет (к моменту написания), очевидно, что рост от некрещеного язычника до ангела не только принципиально возможен, но и совершается порою в очень короткий срок, исчисляемый несколькими годами. Ученый отмечает, что путь язычников из мира духов на небеса часто совершается даже быстрее, чем путь христиан, ибо в их неведении есть невинность, а христиане, которые имели возможность постигнуть истину еще в земной жизни, но не сделали этого, с бóльшим трудом поддаются перевоспитанию.

Сведенборг подчеркивает, что «из всех язычников более всего любят на небесах африканцев». Случилось ему познакомиться в мире духов и с группой китайцев. Китайцы пели хором, несли изображение «козла, покрытого шерстью» и, судя по всему, были закоренелыми язычниками; когда же ученый пытался говорить с ними о Христе, он «заметил в них какое‐то отвращение». Но даже и для них не закрыт, по утверждению Сведенборга, путь к спасению.

После того как дух определился со своим намерением идти на небеса, он некоторое время пребывает в «местах наставления» (для ада наставление не требуется). После чего «ангела-новичка» (так называет его Сведенборг) облекают в белые ангельские одежды и выводят на дороги, ведущие в небо, которое подразделяется на «Небесное царство» и «Духовное царство» (не путать с миром духов). Дорог этих восемь; те из них, что ведут в «Небесное царство», обсажены масличными и другими плодовыми деревьями, а ведущие к «Духовному царству» усажены виноградом и лавром.

Небеса, как только что было сказано, разделяются на два основных региона. Параллельно с этим существует и троичное деление небес на самые внутренние, средние (духовные) и первые (природные). Каждые небеса, в свою очередь, делятся на внутренние и внешние, а те разделяются на множество ангельских сообществ. «Большие состоят из мириад ангелов, малые – из нескольких сотен тысяч, а меньшие – из нескольких сотен. Есть также ангелы, живущие уединенно, немногими семьями или домами». Между сообществами существуют четкие иерархические связи, и общение ангелов, принадлежащих к разным сообществам, запрещено: «Более всего наблюдается, чтобы никто из ангелов высших небес не смотрел вниз, на общество низших небес и не говорил ни с кем из жителей этих небес». Ангел, поднявшийся в высшее сообщество, чувствует «беспокойство, доходящее до мучения». А тот, кто спускается в низшее сообщество, «лишается своей мудрости, говорит несвязно и приходит в отчаяние». Те же ангелы, которые пребывают между своими, «находятся в полном удовольствии жизни».

Происхождение ангелов исключительно земное, все они – это умершие некогда люди. Сведенборг категорически отрицает, что кто‐либо из ангелов возник в своем нынешнем состоянии при сотворении мира.

Все небеса представляют собою подобие человеческого тела, и сообщества ангелов играют роль различных органов, что не мешает каждому сообществу тоже являть собой подобие тела. Эти тела также составлены из органов, которые, в свою очередь, состоят из меньших сообществ, и эта структура сохраняется, пока не дойдет до отдельно взятого духа, который имеет облик, полностью схожий с человеческим.

Каждое сообщество совершенствуется при поступлении в него новых членов, а небеса «совершенствуются с приращением числа своих жителей», и из этого видно, «сколь ошибаются те, кои полагают, что небеса от полноты своей замкнутся».

Космография небес своеобразна: «Солнце на небесах есть Господь, свет небесный есть Божественная истина, а тепло небесное – Божественное благо, исходящее от Господа, как от солнца». При этом «Господь является солнцем не в небесах, но высоко над небесами, и не над головой, но перед лицом ангелов, на средней высоте». Высшие небеса находятся ближе всего к Господу-солнцу, они расположены «в высоких местностях, которые кажутся горами». Ангелы следующего ранга обитают на холмах, и, наконец, ангелы низших небес живут «в местностях, которые кажутся как бы каменными скалами». Забегая вперед, скажем, что жители ада обитают на самом дальнем от Господа-солнца расстоянии.

Ангелы, живущие в высших сообществах, пользуются большими благами, чем ангелы низшие. В частности, их жилища значительно богаче. Но даже и самые простые ангелы живут очень комфортно. Сведенборг бывал у них в гостях, заходил в дома и пишет, что «это совершенно такие же дома, как и у нас на земле, но гораздо красивее; в них много различных комнат, отдельных покоев и почивален». Дома эти «не строятся, как дома на земле, но даются… в дар от Господа». Большие ангельские сообщества образуют целые города «с площадями, улицами и рынками». Вокруг простираются сады и поля, на некоторых деревьях можно видеть листья «как бы из серебра, а плоды как бы из золота».

К какому бы высшему обществу ни принадлежал ангел, он, как и все на небесах, должен исполнять определенные службы и нести гражданские обязанности, «ибо царство Господне есть царство служб». Одни заведуют делами церкви, другие обучают и воспитывают духов-детей, третьи просвещают язычников, четвертые присматривают за духами ада, дабы «удерживать их от крайней жестокости» и следить, «чтобы они не мучили друг друга вне должных пределов». Ангелы любых обществ часто посылаются к людям – внушать им добрые чувства и оберегать от злых намерений.

Существует и система самоуправления, ибо «порядок должен быть соблюден». На руководящие должности назначаются самые достойные ангелы, они «живут на более возвышенном месте, чем другие, и в прекрасных дворцах». Принимают же они эти блага «не для себя, а ради послушания».

В рамках своего сообщества ангелам дозволяется беспрепятственно общаться, что они и делают, беседуя «о делах домашних и гражданских». Язык у всех ангелов один, и они понимают друг друга независимо от национальности. А разговаривая с человеком, ангелы обращаются к нему на известных ему языках. Впрочем, как подчеркивает Сведенборг, людям «ныне редко дозволяется говорить с духами, потому что это опасно».

Есть у ангелов и письменность, причем она у каждого крупного сообщества своя. Сведенборг пишет: «Однажды я получил с небес бумажку, на которой было написано только несколько слов еврейскими буквами; при этом мне было сказано, что каждая буква полна тайн премудрости и что тайны эти заключаются в изгибах и наклонениях букв и также в звуках их».

Вопреки известному утверждению Джонатана Свифта: «Что делают в раю, мы не знаем; зато мы точно знаем, чего там не делают: там не женятся и не выходят замуж» – на небесах, по утверждению Сведенборга, заключаются браки, при этом муж и жена образуют один дух. Ангел, с которым Сведенборгу довелось беседовать на эту тему, немало удивлялся мысли, что люди и духи совершают прелюбодеяния, «коих удовольствие… есть удовольствие адское» и не идет ни в какое сравнение с блаженством и наслаждениями от законного супружества. Браки на небесах разрешены только в рамках одного ангельского сообщества. При заключении брака «совершается праздник, который празднуется среди многочисленного собрания». Дети от таких браков не рождаются, «а вместо рождения детей есть порождение истины и блага».

Тем не менее детей на небесах множество. Сведенборг категорически утверждает то, что лишь с сомнением, оговорками и далеко не сразу было допущено крупнейшими ветвями христианства: «Да будет же ведомо, что каждый ребенок, где бы он ни родился, внутри или вне церкви, от родителей благочестивых или нечестивых, по смерти своей принимается Господом и воспитывается на небесах… По мере совершенствования своего в разуме и мудрости он вводится в небеса и становится ангелом».

Дети, попадающие на небеса, немедленно передаются ангелам женского пола, которые любили детей при жизни. Они принимают их как своих и воспитывают в соответствии с их наклонностями.

«Мне было дано видеть детей, – пишет Сведенборг, – одетых с величайшим изяществом; вокруг груди их были венки из цветов, блестевших самыми приятными небесными красками; таким же образом были украшены и их нежные руки. В другой раз мне дано было видеть детей с их наставницами и с девицами в райском саду, украшенном не столько деревьями, как лавровыми беседками, образующими портики и аллеи, ведущие внутрь сада; дети были одеты, как было сказано выше, и когда они входили, цветы, осенявшие вход, исполнялись восхитительного блеска».

Сведенборг расспрашивал ангелов, чисты ли дети от зла. Он получил ответ, вполне соответствующий лютеранской традиции: дети «одинаково подвержены злу, и даже сами суть не что иное, как зло». Но они удерживаются Господом от зла и воспитываются таким образом, что зло искореняется, после чего их принимают в сонм ангелов.

Что касается возможности для взрослых попасть на небеса и тем более оказаться в каком‐либо высшем сообществе ангелов, Сведенборг имеет на этот счет точку зрения, несколько отличную от общепринятой. Богатство, по его мнению, не препятствует попаданию на небеса, и он встречал там немало людей, которые «в мире были преданы делу торговли и промысла и от него разбогатели». Гораздо реже можно встретить в раю тех, кто достиг почестей и богатств в служебных должностях, потому что «вследствие предоставленных им выгод и почестей» они «отвратили от небес мысли свои и чувства». Не слишком завидной бывает и судьба отшельников, отказавшихся от мирских радостей. «Когда они возносятся до местопребывания ангелов, они наводят на них тоску…» После чего, дабы они впредь могли наводить тоску только на самих себя, их отправляют в пустынные места, и они ведут там уединенную жизнь, пребывая «в грустном состоянии духа».

Структура ада, по Сведенборгу, близка к структуре небес. Он также является трехчастным (низший, средний и высший) и делится на многочисленные сообщества, симметричные ангельским. При этом как небеса в совокупности изображают одного человека, так и адское сообщество «изображает одного дьявола». Но самоуправление здесь отсутствует, адом руководит «общее влияние Божественного блага и Божественной истины». На практике это значит, что он управляется ангелами, «коим поручено смотреть за адом и усмирять его кичение и буйство». Жители ада усмиряются страхом наказаний и самими наказаниями. Самые злые духи, превосходящие других коварством и хитростью, содержат в повиновении других, но они не смеют преступать назначенных им свыше границ. Сведенборг развенчивает легенду о Люцифере, утверждая, что ее надо понимать в иносказательном смысле. Все обитающие в аду духи, как главные, так и подчиненные, были когда‐то людьми и попали в ад исключительно за свои грехи.

Исследователь описывает жителей ада:

«…Их лица ужасны и, подобно трупам, лишены жизни: у некоторых они черны, у других огненны, подобно факелам; у других безобразны от прыщей, нарывов и язв; у весьма многих лица не видать, а вместо него что‐то волосатое и костлявое, у других торчат только одни зубы. Тела их точно так же уродливы, и речь их звучит как бы гневом, ненавистью или мщением…» Однако сами адские жители не видят собственного безобразия, благодаря Божественному милосердию, позаботившемуся, «чтобы они между собой не казались столь противными, как перед ангелами».

Жители ада, как уже говорилось, поселяются там по собственной воле. Направляясь в преисподнюю, они еще не знают о тех мучениях, которые их ожидают. Сначала их принимают там как друзей, но потом увлекают в глубь ада («чем далее внутрь и вглубь, тем духи злее») и подвергают различным пыткам, «покуда несчастный не станет рабом». Впрочем, обращенные в рабство поднимают восстания и, победив, обрушиваются на своих бывших мучителей, получая полное удовлетворение. Поэтому, даже познав на себе все особенности местной жизни, обитатели ада все‐таки предпочитают не покидать его: только здесь они находят применение своим природным склонностям.

Топография ада (точнее, адов, ибо их много), как мы это увидим в дальнейшем, достаточно разнообразна, несмотря на то что в основном он расположен в подземных ходах и пещерах, напоминающих норы и берлоги диких зверей или выработки рудокопов. Верхние ярусы кажутся темными, а в нижних полыхает адский огонь. Впрочем, огонь этот самих жителей никак не уязвляет, он есть «одна только видимость», и грешники «не чувствуют там никакого жжения, а только жар». Но иногда огонь под влиянием небесного тепла переходит в сильный холод, и тогда жители ада «дрожат как бы в ознобе и вместе с тем внутренне мучатся». Впрочем, такое наказание посылается им нечасто, а лишь в том случае, если они выходят из повиновения и требуют немедленного усмирения.

В аду имеется несколько природных зон, здесь встречаются леса, песчаные пустыни и скалистые местности, изрезанные пещерами. Население живет преимущественно в городах, но дома у них «отвратительные на вид, полные всякого рода нечистот и извержений». Здесь очень высок уровень преступности. Некоторые города превращены в развалины, но и в них обитают духи. Часть населения, изгнанная из городов, живет уединенно, в отдельно стоящих хижинах или пещерах, или скитается в лесах.

Стороны света в загробном мире, в том числе и в аду, как мы уже писали, определяются субъективно. Тем не менее «ады на западной стороне самые жестокие и ужасные, и тем более жестоки и ужасны, чем они более удалены от востока». Кроме того, жестокость адов убывает от севера к югу. На дальнем западе, за жилой адской территорией, простираются темные леса. Есть леса и на дальнем севере. А за адами юга простираются пустыни. В восточной стороне в настоящее время адов нет, они перенесены на ближний запад.

Ады бесчисленны, они находятся «под каждой горой, под каждым холмом, под каждой скалой и также под каждой равниной и долиной духовного мира». Все небеса и весь мир духов буквально «изрыты», и под ними простирается сплошной ад. Несмотря на огромную территорию, отведенную для ада, места в нем не хватает, и большинство адов имеет по три яруса, которые сообщаются друг с другом через проходы и «посредством испарений».

Жители ада часто подвергаются насильственному перемещению: их переселяют из одного ада в другой с целью соединить какие‐то сообщества или же отбросить излишек духов в пустыню. Здесь происходят восстания, которые, впрочем, всегда усмиряются.

«Между небесами и адом существует постоянное равновесие, – пишет Сведенборг, – из ада постоянно дышит и возникает усилие делать зло, а с небес постоянно дышит и нисходит усилие делать добро: среди этого равновесия находится мир духов, который занимает середину между небесами и адом».

Судя по всему, за то время, которое прошло между путешествием Данте и путешествиями Сведенборга, в загробном мире христиан произошли значительные изменения. Прежде всего они коснулись той его части, которую ученый называет миром духов и о которой в «Божественной комедии» нет ни слова. Принципиально иной стала загробная судьба язычников. Ликвидированы муки чистилища… О причине этих перемен судить трудно. Не исключено, что Сведенборг в своих частых, но бессистемных визитах в потусторонний мир, к тому же не имея постоянного проводника, не «прочесал» его столь тщательно, как Данте, и некоторые территории, равно как и некоторые подробности быта, остались вне его поля зрения. Нельзя исключить и того, что Сведенборг попал в отделение загробного мира, специально предназначенное для протестантов. Но в таком случае представляется удивительным, что именно здесь он встретил такое количество некрещеных людей (например, Цицерона), не имевших к протестантизму ни малейшего отношения.

Авторы настоящей книги рискуют высказать, в порядке гипотезы, свою точку зрения на происшедшее. Возможно, загробный мир, являясь в какой‐то мере отражением мира земного, тоже был затронут процессами глобализации. Лимб, предназначенный для праведных язычников, попросту объединился с чистилищем, получив новое название «мир духов», и теперь язычники, как и христиане, получили равные возможности спасения. Кроме того, жизнь в мире духов весьма напоминает православные «небесные мытарства». И это сходство наводит на утешительные мысли о том, что пока земные церкви делят между собой человеческие души, царства небесные (католическое, православное и протестантское, а возможно, и царства других, нехристианских конфессий) успели объединиться. Радует и то, что, в отличие как от чистилища, так и от мытарств, никаких особых мук души в «объединенном» мире духов не испытывают, подвергаясь не столько наказанию, сколько перевоспитанию и увещеванию со стороны ангелов. Ведь ангелы, по словам Сведенборга, «жаждут служить всем, поучать и возносить каждого к небесам; это их первая услада».