Русское язычество уже обсуждалось нами. Хотя языческий культ был запрещен с конца десятого века, искоренить язычество было не так легко. Сначала только городские жители приняли христианство более или менее серьезно, в отдаленных сельских районах под тонким покровом христианских обрядов язычество долго сохраняло свои позиции. Результатом было так называемое «двоеверие». Люди могли носить кресты и ходить в церковь, но они продолжали отмечать и языческие праздники.

Постепенно два обряда слились при победе христианства, по крайней мере внешней. Христианские святые заняли в сознании людей место древних божеств. Илья Пророк отождествился с громовержцем Перуном; древний бог Велес трансформировался в святого Власа; святой Трифон ассоциировался с соколиной охотой и так далее. Древние языческие праздники были приурочены к христианским святым дням; так традиционный Семик (дни летнего солнцестояния) совместился с Троицей (Пятидесятница).

Сначала приспособление было механическим. Однако постепенно старые верования слабели, а новые укоренялись. По сути дела, язычество не имело шанса противостоять христианству, которое не только было более развитой религией, но и представляло более развитую цивилизацию в целом. Будучи принятой элитой русского общества уже в одиннадцатом веке, новая вера дала ряд истинно просвещенных лидеров.

Именно «культ» – то есть совокупность церковных богослужений и молитв – наилучшим образом раскрывает суть греческого православия, а отправление службы составляет суть православного культа. Преимущественно через богослужение (или через церковный обряд в целом) жители Киевской Руси получали представление о христианстве. Наверняка символизм церковного обряда сначала могли оценить только немногие. Однако в церковном богослужении было много элементов, которые, в меньшей или большей степени, трогали большинство прихожан. Таковыми были, например, чтения из Нового и Ветхого Завета, составлявшие часть богослужения: гимны, исполняемые по так называемому «канону», прославляющие Христа и Деву Марию, молитвы о заступничестве, обращенные к ним, хоровые псалмы особого рода (известные как кондак), объясняющие значение церковных праздников, и так далее. Все это исполнялось не только на латинском и греческом, но и на славянском языке и поэтому было доступно аудитории. Иконы и фрески, изображающие библейские сцены, иллюстрировали содержание чтений и гимнов и, несомненно, очень помогали прихожанам. В заключение дальнейшие объяснения предлагались в проповедях. Проповеди, особенно когда их читали выдающиеся священнослужители, обычно записывались и распространялись среди грамотных людей, количество которых значительно увеличилось к концу одиннадцатого века. Кроме проповедей, выдержки из работ византийских Отцов Церкви и жизнеописания святых также были в распоряжении читателей, помогая им укрепляться в новой вере.

Каково было общее влияние православного «культа» и дидактической литературы на умы первых поколений прихожан на Руси? Возможно, самым главным результатом было новое чувство моральной ответственности каждого человека за свои дела и даже мысли; это чувство поддерживалось идеей будущей жизни и Страшного суда. Хотя категория будущей жизни существовала и в славянском язычестве, вряд ли с ней связывалась ответственность за жизнь на земле. Как бы далеки ни были русские неофиты от христианского идеала в своей реальной жизни, этот идеал стал важным фактором их сознания. Если он грешил, то он и раскаивался, а новый элемент внутренней борьбы за лучшее обогащал его духовную жизнь и религиозный опыт. Таким образом, в русском характере произошла важная психологическая трансформация.

Трансформация коснулась не только личности, но и общества в целом. Новое отношение сделало возможным для законодателя ликвидировать старый обычай кровной и родовой мести. Говоря шире, понятие индивидуальной ответственности шло рядом с понятием ответственности социальной. От церковных лидеров ждали указания народного пути, и некоторые из них исполняли свой долг со всей ответственностью, выступая, например, против института рабовладения. Монастыри превратились в центры того, что можно назвать социальной работой; в них организовывались больницы, приюты для престарелых, они также занимались благотворительностью. Многие князья следовали этому примеру. Образование тоже финансировалось как князьями, так и церковью, и именно церковь первой приняла на себя задачу написания истории нации.

В древнерусских исторических летописях подчеркивается идея ответственности за свои дела и правителей и народа, а несчастья, такие, как голод и войны, во многих случаях трактуются как Божья кара людям за их грехи.

Теперь проанализируем некоторые литературные документы киевского периода – псалмы, молитвы, жития святых и т. п., – которые могут раскрыть для нас религиозное сознание русских того времени. Примечательно, что, неудовлетворенные содержанием традиционных псалмов, полученных из Византии, некоторые образованные русские сами писали новые гимны и молитвы. Епископ Кирилл Туровский – автор покаянного канона (не сохранился), а также нескольких псалмов и молитв, проникнутых характерным для него представлением о суровом Божестве и беспомощном человечестве. Митрополит Иларион написал «молитву за Русь» – еще одно проявление его мощного литературного стиля и величия ума. Молитва, приписываемая мирянину – князю Владимиру Мономаху, в некотором смысле продолжает традицию Илариона, но является более личностной по содержанию. Она обращена к Христу и Деве Марии. Как правитель Владимир молит Пресвятую Деву охранить город, где он княжит, как в ее городе. По-человечески князь заботится о собственной душе: «Смирись, о моя душа, и осмотри все, что ты сотворила; утри слезы с моих глаз, откройся Христу во всех делах и мыслях, и очистись».

С религиозной точки зрения появление святых – показатель уровня религиозности народа, и недавно обращенная Русь нуждалась в святых, чтобы убедить себя и окружающий христианский мир в своей духовной зрелости. Тогда как большинство византийских святых епископы и монахи, первыми русскими канонизированными святыми стали, что весьма красноречиво, миряне, а не представители духовенства: это были князья Борис и Глеб, сыновья Владимира Святого, который сам был канонизирован значительно позже. Третий русский святой – Феодосий, настоятель Печерского монастыря. В целом в киевский период было причислено к лику святых одиннадцать русских.

Канонизация требует написания биографий святых, и жизнеописания составляли важный вид византийской литературы. Среди бесчисленных византийских жизнеописаний одни – чистый вымысел, другие основаны на реальных фактах биографий, которые, однако, часто искажались последующими редакторами и составителями. Постепенно установился общепринятый стандарт написания «жития». Несмотря на то что авторы ранних русских жизнеописаний старались следовать византийскому образцу, их работы менее формальны и ближе к жизни, чем у их наставников.

Житие Феодосия было написано Нестором, образованным монахом Печерского монастыря. Цель Нестора состояла в сборе материала, достаточного для канонизации покойного настоятеля, которой тогда добивались старейшины монастыря. Несмотря на это, работа Нестора представляет не просто официальный панегирик, а честное изложение жизненного пути, хотя и написанное в правилах византийского жизнеописания. Нестор не был лично знаком с Феодосием, так как вступил в монастырь вскоре после смерти великого настоятеля, но он жил в атмосфере свежих воспоминаний об ушедшем руководителе и имел прекрасную возможность беседовать с учениками Феодосия. Таким образом, для Нестора Феодосий в определенном смысле живой человек, а не просто идеал, что и делает его работу скорее личностной, чем абстрактной. О св. Борисе и Глебе до нас дошли два произведения: их «Житие» того же Нестора и «Сказание», автор которого не известен. Оба написаны в конце одиннадцатого или в самом начале двенадцатого века. Святые Борис и Глеб, как мы видели, были убиты в 1115 г. сразу после смерти их отца Владимира по приказу их брата Святополка I, который хотел устранить всех возможных соперников на киевский стол.

Убийство двух братьев потрясло весь русский народ. Хотя они не были в прямом смысле мучениками за веру, их считали невинными «страдальцами», которые принесли себя в жертву идеалу братской любви. Стоит отметить, что первый чешский святой – Вацлав – тоже убиенный князь; очевидно, Нестор был знаком с его «Житием».

Поведение Бориса, непротивление злу, явилось результатом его буквального восприятия слов Христа. Именно за безвинные страдания большинство русского народа сочло Бориса и Глеба святыми.

Сострадание было одним из главных проявлений христианского чувства в Древней Руси – можно сказать, действительно одним из столпов народной религиозности в сравнении с официальной теологией, особенно в интерпретации монахов типа Кирилла Туровского. Даже если человек был преступником или еретиком, с точки зрения народной религии страдание очищало его.

Зная это, мы прекрасно можем понять популярность в Древней Руси одного из византийских апокрифов, так называемого «Хождения Богородицы по мукам». Здесь Дева Мария идет через преисподнюю с архангелом Михаилом. Легенда проникнута глубоким религиозным чувством и состраданием к мукам. Потрясенная страданиями грешников, Дева Мария молит Господа простить их. Сначала Он непреклонен, но потом соглашается послать Христа поговорить с проклятыми, а Спаситель обещает тем освобождение от мук каждый год с Великого четверга до Пятидесятницы. Показательно, что по легенде Дева Мария находит в аду не только мирян, но и духовенство, включая епископов и монахов.

Очевидно, что легенда не родилась в официальных религиозных кругах, а отражает, скорее, чувство простого мирянина. Это видно и в отношении Девы Марии к еретикам, которых она осуждает, но сдержанно; единственные, кого она, как мать, не может простить, – это виновники страданий и смерти Христа.

Величайший представитель раннего русского монашества св. Феодосий, судя по его «Житию», по духу был ближе к народному христианству, чем ко взглядам просвещенных теологов. Основу монашества, как проповедовал Феодосий, составляли молитва, смирение, работа и благотворительность. Даже став игуменом, он носил ветхую одежду и не уклонялся от ежедневных работ. Он выступал против аскетических крайностей, за что его осуждали ученики основателя монастыря отшельника Антония, настаивавшие на жизни в подземных пещерах. Именно Феодосий вывел монастырь из‐под земли на холм. Хотя он и пытался ввести византийский монашеский устав, Феодосий не был педантом, предпочитая руководить, подавая братии пример собственным поведением. Результаты часто были неутешительными, и оппоненты Феодосия жаловались на падение монастырской дисциплины во время его игуменства. Он и сам осознавал это, но продолжал верить в совет и нравственное самосовершенствование больше, чем в дисциплинарные меры.

О том, что истинный дух христианства в Киевской Руси жил не только в монашестве, но и в мирской среде, лучше всего свидетельствует «Поучение» Владимира Мономаха.

До сих пор, чтобы не усложнять, я говорил только о греческом православном христианстве, которое на Руси в 988 г. стало официальной религией и которое исповедовало большинство обращенных русских. Но в дополнение к официальной церкви русские люди киевского периода испытывали влияние других различных течений религиозной мысли.

Прежде всего, здесь необходимо упомянуть о так называемой «богомильской ереси». Она была течением манихейства, дуалистической религии, зародившейся в Персии в третьем столетии н. э. В десятом и одиннадцатом веках часть болгарского духовенства и значительное количество мирян в Болгарии подпали под ее влияние. Согласно манихейской теории две силы управляют миром: зло и добро, или, как богомилы формулируют это, Бог и Сатана. Бог воплощает духовный элемент, а Сатана – материальный. Этот дуализм отражается в человеке, поскольку его тело создал Сатана, а Бог – только душу.

Лидером движения богомилов в Болгарии был некий Еремия, которому приписывается собрание апокрифов; и, действительно, в некоторых апокрифах – например, об Адаме и Еве – прослеживаются следы манихейства. Теория богомилов получила распространение среди бедных и угнетенных, так как она предлагала объяснение происхождения социального неравенства.

Считая все материальное злом, богомилы ненавидели богатство и объявляли богатых служителями сатаны. Они также были против официальной церкви с ее богатствами. В двенадцатом и тринадцатом веках эта ересь распространилась на запад, в Северную Италию и Южную Францию, где ее последователи стали известны как катары и альбигойцы соответственно. В связи с тесными отношениями между Болгарией и Русью движение богомилов легко могло проникнуть также и на Русь, и, действительно, существуют некоторые свидетельства знакомства русских с манихейством.

Удобный канал для распространения богомильских идей на Русь представляли апокрифы, но можно предположить, что были доступны и непосредственные изложения теории манихейства. Противники известного русского монаха св. Авраамия Смоленского обвиняли его в чтении еретического произведения, известного как «Глубинная книга», которая могла быть манихейским трактатом.

То, что богомильские идеи проповедовались на Руси, можно видеть по истории боярина Яна, сына Вышаты, записанной в «Повести временных лет». В 1071 г. Ян приехал на Белоозеро, район Северной Руси, собирать дань и там имел беседу с неким колдуном, который объявил, что «сотворил дьявол человека, а Бог душу в него вложил».

Необходимо заметить, что Болгария была не единственным возможным источником появления манихейства в Киевской Руси. Принимая во внимание оживленные торговые отношения с восточными странами, можно предположить, что легко мог быть установлен контакт со сторонниками манихейства Центральной Азии.

Из других религий и конфессий в Киевской Руси имели своих последователей римский католицизм и иудаизм. О влиянии иудаизма уже упоминалось в другой связи (Гл. VI, 11). Что касается римского католицизма, то его сторонниками были преимущественно немецкие купцы, жившие на Руси. Римско-католическая церковь была в Смоленске и две в Новгороде. В западных источниках упоминается доминиканский монастырь в Киеве. Несмотря на то что в 1054 г. произошел окончательный разрыв между Греческой и Римской церквями, отношение русских к римскому католицизму в этот период не было агрессивным, и люди не избегали контактов с католиками; в любом случае, конечно, не делали этого ни князья, ни купцы.

Показательно, что все полемические антикатолические трактаты, известные на Руси в киевский период, были переведены с греческого либо написаны греками на Руси.