I
«1717 года декабря в 13 день по указу Великого Государя, правительствующий Сенат приказал: лейб-гвардии к господам офицерам, которые определены к делам: генералу-майору и подполковнику князю Голицыну, майорам: князю Салтыкову, Волкову, Дмитриеву-Мамонову, бригадиру и генеральному ревизору господину Зотову на приказные расходы из канцелярии Сената отпустить по 50 рублей. А когда у них в канцелярии деньги будут в сборе, оные данные деньги в канцелярию Сената возвратить». Указом того же года от 17 декабря велено было Сенатом «лейб-гвардии к господам офицерам в канцелярии» отослать из военной коллегии «для караула и посылок солдат, по сколько человек надлежит».
23 декабря того же года был дан Сенатом такой указ: «По именному Великого Государя указу определены к розыскным делам господа офицеры, а именно: генерал-майор и лейб-гвардии подполковник князь Петр княж Михайлов сын Голицын; лейб-гвардии майоры: князь Григорий княж Дмитриев сын Юсупов, Семен Андреев сын Салтыков, Михайло Яковлев сын Волков, Иван сын Дмитриев-Мамонов и лейб-гвардии капитан Герасим Иванов сын Кошелев. Правительствующий Сенат приказали: о чем от них указы посылаться будут, а именно: о присылке каких чинов людей, также и дел для розыска в Санкт-Петербург и по тем указам быть послушным и отпускать, чего они требовать будут, также и на подводы прогонные деньги давать везде без задержания». Дальнейшими указами Сената того же месяца по требованиям вышеназванных господ офицеров им посылались дьяки и подьячие для ведения дел в канцеляриях.
Так, в конце 1717 года был организован ряд канцелярий для розысков под ведением господ лейб-гвардии офицеров. Однако, как увидим, не сразу и не с этого именно момента появились описываемые учреждения. Постараемся разобраться в материалах, имеющихся в нашем распоряжении, и сказать о каждой из таких канцелярий в отдельности.
1. В 1713 году Петр именным указом из Кабинета посылает от гвардии офицера Ивана Ильича Дмитриева-Мамонова в Вологду для следствия о недозволенной из Архангельска продаже купецкими людьми юфти и пеньки за границу. Дмитриев-Мамонов еще был в Вологде, когда в том же году Петр за своим подписанием шлет ему второй указ: «По получении сего указу ланрихтера Ивана Нахалова також против приложенной при сем именной росписи наборщиков, которые рекрут набирали, так же приказчиков и старост, сыскав, возьмите за караул; а какое до них дело, и о том немедленно будем к вам писать». В письме от 3 декабря того же года Петр, говоря о «сказках» доносителей на злоупотребления наборщиков рекрут, пишет, что посылает копии с этих «сказок» — «против которых вам розыскать и, кто приличны будут, тех пытать и розыскивать; тех наборщиков, которые явятся по розыску во взятках, возмите сюды с собой за караулом… И розыскать накрепко, и тот розыск и их Нахалова и Кузмена тогда, как вы сюда поедете, возьмите».
«В 1717 году Царского Величества именным указом поведено от лейб-гвардии майору Дмитриеву-Мамонову иметь канцелярию, в которой управлять дела по пунктам Царского Величества», «а ко оным делам в той канцелярии надлежит быть подьячим», всего тринадцать человек, с требованием которых, а также чернил, бумаги, сургучу, помещения и т.д. Дмитриев-Мамонов обращается в Сенат. И уже в январе следующего 1718 года эта канцелярия находится в полном действии.
В письме от 18 января к Петру за подписью Ив. Дмитриева-Мамонова, Ив. Лихарева, Егора Пашкова и Ив. Бахметьева говорится: «По данному от Вашего Величества указу поведено нам исследовать по фискальскому донесению о Евреиновых»; видимо, Ив. Дмитриев-Мамонов действует в поручаемых «розысках» не один, а коллегиально. В том же году другое донесение: «…именным Царского Величества указом поведено нам от гвардии офицерам исследовать о бытности в Сибири господина подполковника Бу-халта»; эту бумагу подписывает один Дмитриев-Мамонов (апрель 1718 года). Дело кн. Гагарина, сибирского губернатора, тоже расследовалось канцелярией Дмитриева-Мамонова и тянулось в продолжение четырех лет, до 1721 года; лихоимство, злоупотребление властью и взяточничество — словом, преимущественно преступления «против третьего пункта» указа 1715 года были «розыскиваемы» в деле кн. Гагарина.
Таким образом, к 1718 году вокруг Дмитриева-Мамонова образуется канцелярия, во главе которой стоят несколько гвардейских офицеров, но истинным начальником которой все-таки остается Дмитриев-Мамонов, извещавший Петра в то время о передаче некоторых дел кн. Юсупову «из канцелярии врученной мне, нижайшему рабу Вашему». Иногда прибавлялось еще имя Лихарева и канцелярия получала название «канцелярии ведения лейб-гвардии майоров Дмитриева-Мамонова и Лихарева с прочими офицерами», однако название «канцелярия ведения Дмитриева-Мамонова» преобладает, и в целом ряде донесений-писем Петру с отчетами о суммах, бывших у него по разным делам, Дмитриев-Мамонов говорит о канцелярии своего «ведения». Были случаи, когда писали без упоминания о канцелярии: например: «лейб-гвардии господам майорам Ивану Ильичу Дмитриеву-Мамонову, Ивану Лихареву с товарищами». В 1719 году в Канцелярию тайных розыскных дел поступает дело по подметному письму о тобольских жителях — что есть среди них противники указов о немецком платье и бритье бороды. Тайная канцелярия пересылает это дело в канцелярию ведения Дмитриева-Мамонова, указав адрес: «бригадиру и лейб-гвардии майору Ивану Ильичу Дмитриеву-Мамонову и прочим офицерам». Наконец, сохранилось «определение» Тайной канцелярии, датированное январем 1724 года, за подписью Ушакова о некоем Козмине, сказавшем ложно «слово и дело», — его решено отослать «в канцелярию ведения генерала-майора господина Дмитриева-Мамонова.
Следы существования этой канцелярии последний раз попадаются в 1725 году, откуда, конечно, не следует заключать об ее уничтожении в это время; однако в 1737 году дела ее уже находились в Сенатском московском архиве и все сгорели во время пожара, бывшего в этом году в Москве. К этому времени они уже достигли больших размеров и были переплетены в 191 книгу.
Таким образом, поручив майору от гвардии Дмитриеву-Мамонову несколько розыскных дел, Петр снабжает его как доверенное лицо большими полномочиями: «кто приличны будут» к делу — «пытать и розыскивать», и «розыскивать накрепко». Затем следует ряд поручений, и у Дмитриева-Мамонова появляется ряд помощников-офицеров; эти офицеры становятся его «товарищами», и образуется «канцелярия», которая иногда называется и по их именам, но вместе с тем всегда фигурирует Ив. Дмитриев-Мамонов: он один ведет переписку с Петром; он один иногда подписывается за всех; дела часто адресуются только на его имя — в письме к нему от 12 августа 1721 года Макаров, передавая ему донесение Нестерова о злоупотреблениях дьяков в Москве, пишет: «…и оное доношение указал Его Царское Величество для решения отослать к вам». Все это производит впечатление, что нечто похожее на коллегиальное начало существовало в канцелярии между Мамоновым и его товарищами, но Мамонов все-таки был главой, первоприсутствующим этой коллегии; причем едва ли были строго намечены границы единоличного и коллегиального решений; да и сама коллегия была в составе своем неустойчива, случайна: в нее, видимо, входили разные «штаб- и обер-офицеры». Ушаков в одном письме к кн. Михаилу Голицыну, сообщая о неимении у него указаний царских о том, как судить в некоторых случаях, писал: «…уповаю я, что такие указы имеются в канцелярии ведомства генерала-майора Дмитрева-Мамонова, ибо когда мы во оной канцелярии с прочими лейб-гвардии штаб- и обер-офицерами обще слушали дела, упоминались такие указы».
Мы видели, что сферу деятельности этой коллегиальной канцелярии определить можно словом «розыск»; точнее — «производство розысков» — следований по делам, поручаемым по мере надобности самим Петром; входя во всё ближайшим образом, император следил за делами канцелярии, о чем ясно свидетельствуют письма Мамонова непосредственно к Петру по разным, часто мелким, делам и дошедший до нас ряд именных указов Петра по делу Гагарина, данных по канцелярии Мамонова. Иногда государь и сам бывал в канцелярии, так как имеется «Указ Великого Государя из канцелярии» ведения Дмитриева-Мамонова. Но если «розыскивание» и «следование» являлись главным делом канцелярии, то полномочия ее в решении и направлении дел были до чрезвычайности шатки, завися, видимо, от каждого конкретного случая, от каждого данного «поручения»; по крайней мере, отсылая одно дело (о злоупотреблении московских дьяков) Мамонову «для решения», Макаров пишет: «…ежели же о том решения учинить собой не можете, и по тому вам доложить Его Царскому Величеству». Как будто сам Мамонов должен решать в каждом случае, может ли он обойтись без государевой воли или нет.
Как мы уже видели, прямые указы Петра определяли задачи канцелярии в каждом конкретном случае; словом, действовало в чистом виде «поручение», иногда даже даваемое через третье лицо. Как давались эти поручения и в какие рамки обычно ставили деятельность канцелярии, видно из следующего документа. В канцелярии в 1718 году расследовалось большое дело по разным доносам бывшего фискала Санина: попало оно в канцелярию Мамонова после письма Бутурлина: «Благородный господин майор и господа капитан Лихарев, капитан поручик Пашков, поручик Бахметев! Прошедшего мая в 28-й день Царское Величество, слушав доносительных пунктов бывшего фискала Санина, который ныне у вас, указал по именному своему Великого Государя указу по оным пунктам о некоторых делах исследовать и розыскать… А о каких делах следовать и розыскивать, тому при сем прилагается реестр. Слуга ваш Иван Бутурлин» (16 июня 1718 года). Мы видели выше, что и кабинет-секретарь Макаров по именным указам передавал подобными письмами Дмитриеву-Мамонову разные дела; мы видели, что это делалось и прямыми указами императора; других путей, по-видимому, не бывало: личное поручение императора — единственный использовавшийся путь. Вот еще письмо Бутурлина к «благородному господину майору Дмитриеву-Мамонову гвардии Семеновского полку с товарищи»: «Благородный господин майор и господа капитан Лихарев, капитан поручик Пашков, поручик Бахметев! Бывший Ярославец купецкий человек Иван Рукавин, который сидел в канцелярии по поруке в подрядном деле у полковника Кошелева и от него отдан бить сваи за вину свою, и оный сказал за собою государево слово и подал мне письма доводные, а те ему письма отдал бывший фискал Санин; и оный Санин по тем письмам взят с каторжного двора; и сего дня по именному Царского Величества указу к тебе в канцелярию отсылаю с теми его письмами, изволь его расспросить обстоятельно и по тому делу следовать; и будет по расспросным его речам, кто какого чина ни есть, — духовных и мирских, — доведутся, взять к тому делу здесь в Петербурге или из иных городов, также и из деревень, изволь посылать и брать; а что в том деле будет являться, изволь доносить Его Величеству; да по Его же Царского Величества указу посылаю к тебе упомянутого Рукавина, изволь приказать его держать с колодниками до указу; изволь твое благородие с товарищами по сему чинить» (8 апреля 1718 года).
Когда дело поступало в канцелярию и были, откуда следовало, присланы обвиняемые, то обычно бывал им расспрос: «…Перед майором Иваном Ильичей Дмитриевым-Мамоновым с товарищами присланный с каторжного двора Иван Рукавин расспрошен, а в расспросе сказал»… И далее идут показания обвиняемого, обычно скрепленные его подписью. За этим зачастую следуют пытки и запись пыточных речей. Когда такого рода материал собирался, происходило в канцелярии перед майором и асессорами чтение всех показаний, и в результате часто следовали распоряжения в целях дальнейшего следствия: «…По указу великого Государя Царя и Великого Князя Петра Алексеевича… лейб-гвардии майор Иван Ильич Дмитриев-Мамонов, капитан Иван Михайлович Лихарев, капитан-поручик Егор Иванович Пашков, поручик Иван Иванович Бахметев, слушав расспросные речей Ефима Санина… приговорили: дела… взять в Санкт-Петербург и о взятии тех дел к господину майору Ушакову писать; а которые люди по тем делам надлежат, тех допросить». Такие приговоры обычно подписывали асессоры с Дмитриевым-Мамоновым, но не всегда в одинаковом числе; по-видимому, не было установленного числа подписей: «слушали и приговаривали», смотря по обстоятельствам, все или только некоторые из «присутствующих господ офицеров». Делались приговоры «по указу» государя, вероятно, не фиктивному; часто можно встретить, что «расспросные речи» докладывались императору, а он, «слушав доносительных пунктов», «указал». Повеления Петра обычно заносились в указную книгу канцелярии в таком виде: «…1718 года, июля в 3 день по указу Великого Государя и Царя и Вел. Кн. Петра Алексеевича… л.-гв. майор Иван Ильич Дмитриев-Мамонов, капитан Иван Михайлович Лихарев, капитан-поручик Егор Иванович Пашков, поручик Иван Иванович Бахметев приказали Его Великого Государя указ в канцелярии их ведомства записать в книгу, что по именному Его Царского Величества изустного указу велено послать от гвардии поручика Аврама Шамординав Сибирь» и т.д. Ниже идут подписи всех в начале помянутых офицеров.
«Изустные» указы императора встречаются довольно часто; они, видимо, делаются или при появлениях Петра в канцелярии, или при докладе выписок Мамонов выслушивает их от царя лично; так, в одном письме к Макарову Мамонов говорит, что «вчерашнего дня в военной коллегии докладывал я Царскому Величеству». Иногда эти указы касаются самых мелочей: например, Шамордин присылает из Сибири множество, часто мелких, вопросов, как ему вести следствие, и все они докладываются Петру, который или давал «изустные» указы, или иногда писал резолюции прямо на докладных выписках. Изредка указы передавались и третьими лицами, например: «…1721 года ноября 25 дня в канцелярии ведения бригадиров и лейб-гв. майоров Дмитриева-Мамонова и Лихарева с прочими офицеры Его Императорского Величества денщик Василий Петров сын Поспелов объявил словесно Его Императорского Величества указ: что Е.И. В. указал по именному своему словесному указу князя Матвея Гагарина с виселицы из петли сняв, и сделав железную цепь, поднять на той цепи на той же виселице, где он ныне был. И сей Его Императорского Величества именной указ лейб-гвардии майор господин Дмитриев-Мамонов приказал в канцелярии ведомства своего записать в книгу».
Таким образом постоянно, в разных стадиях дела Петр вмешивался и сам направлял его ход властной рукою. Несмотря на это, в общих чертах ход дела всегда оставался неизменным. Когда кончался собственно розыск, когда были произведены в надлежащем присутствии все расспросы и очные ставки, тогда составлялись обычно докладные выписки, которые и подносились царю. Мы уже приводили выдержку из письма Макарова к Мамонову, где дело посылалось на решение, но говорилось, что если Дмитриев-Мамонов не «может» решить, то пусть доложит императору. Из этого видно, что иногда канцелярия могла сама вершить дело своим приговором, а иногда за это не бралась. Приводился ли приговор в исполнение в первом случае без утверждения Петра? Прямого ответа на это найти не удалось, но раз император порой входил даже в мелочи, то трудно допустить, чтобы приговоры приводились в исполнение без его санкции, хотя бы и примитивной по форме.
В заключение заметим, что канцелярия сносилась с коллегиями — «промемориями», а с Сенатом и Кабинетом — «доношениями»; в ее распоряжении были денежные суммы, конфискуемые имущества; и, наконец, под ее ведением содержались колодники, «принятые» по делам. Таковы основные черты деятельности канцелярии Мамонов. К сожалению, до нас дошло мало сведений о составе собственно канцелярии, то есть о количестве дьяков и подьячих; мы знаем только, что в марте 1718 года в канцелярии было всего 13 подьячих.
Направление деятельности канцелярии Мамонова, как мы уже заметили, каждый раз определялось тем или иным поручением, хотя «розыскные» дела составляли основной предмет ее ведения: таковы дела в Вологде, таково дело сибирского губернатора кн. Гагарина, наконец, поведено было указом за собственноручною подписью Петра «лейб-гвардии майорам Ивану Ильичу Дмитриеву-Мамонову, Ивану Михайловичу Лихареву с прочими офицеры исследовать дела по фискальским доношениям». Таким образом, видимо, сферой деятельности канцелярии служили дела «против третьего пункта», или «интересные», как они тогда именовались, — то есть дела, касающиеся нанесения ущерба государственной казне.
В реестре вершенных дел Тайной канцелярии за 1719 год есть следующая запись: «…отпуск Указа из Канцелярии Тайных Розыскных Дел в канцелярию ведомства господина бригадира и гвардии майора Дмитриева-Мамонова»; речь идет об указе по делу Семена Выморкова. Из канцелярии полицмейстерских дел был прислан в Тайную канцелярию подьячий якутский Выморков, сказавший за собой «слово и дело». Но при расспросе его оказалось, что он показал «по сибирской губернии о похищении… государевой казны»; в результате этого «великий государь указал» подьячего Выморкова «послать» в канцелярию Дмитриева-Мамонова — «для того», говорится далее в том же указе, что «по сибирским делам следуется в той канцелярии». Вчитываясь в эту мотивировку, нетрудно заметить, что канцелярия Дмитриева-Мамонова начинает приобретать хотя и смутный, но несомненный район ведения — это были «сибирские дела» «против казенного интереса».
При дальнейшем расследовании Выморков заявил «о слове государеве, о котором в помянутой канцелярии следовать не возможно», почему опять дело о Выморкове «великий государь… указал… отослать в Канцелярию Тайных Розыскных Дел». Таким образом, дела «против первых двух пунктов» как бы выгораживаются из ведения канцелярии Мамонова. Впрочем, какое-то отношение к ним она время от времени все-таки имела. Например, она рассматривала дело об «измене» в 1724 году, о чем сохранилась запись.
2. В 1715 году Макаров по повелению Петра препровождает полковнику Кошелеву подьячего, доносителя на злоупотребления по рекрутским наборам, «для надлежащего против донесения исследования». В 1716 году 27 января Петр дает указ Кошелеву и дьяку Воронову «принять вам дела Курбатова с Соловьевым и разыскивать самой правдой, и, когда то все исследовано будет, о том к нам писать и без указа тех дел не вершить».
9 декабря 1717 года Петр указом передал в канцелярию Кошелева ряд дел «по донесению фискальскому», требуя честно вести следствие. Указ этот заканчивается так: «…о врученных делах прежде не доносить, пока все розыскано будет и на всякой пункт преступления подписан будет приговор, чему кто будет достоин; тогда доносить, а самому без докладу никаких дел не кончать и экзекуций не чинить; и понеже устава земского полного и порядочного не имеем, того ради всяких чинов людей, какого б чину ни был, судить по правам воинским… К сему розыску в асессоры также приказных людей, сколько надобно, брать…»
Так вокруг Кошелева образуется канцелярия; она явилась благодаря поручению Петром Кошелеву важного следствия, для выполнения которого и повелено было брать, сколько надобно, приказных людей. Впрочем, прием асессоров находился под строгим контролем самого императора — асессоры назначались им самим. Когда Кошелеву были вручены дела Курбатова и Соловьева по злоупотреблениям в Архангельске, то Кошелев посылает императору следующий мемориал:
«Всемилостивейший Государь! Доношу Вашему Величеству: именным Вашего Царского Величества указом прошедшего 717 году декабря в 9-й день по данному мне реестру от Вашего Величества определен я сверх старых на меня положенных многих подрядных и других дел к розыскным делам, а именно к делам Курбатова с Соловьевым и на других… по доношениям фискальским больше ста дел; и к тем делам дано мне помощников: два подпоручика Преображенского полка Языков да Семеновского полку Иванов; и из тех дел многие дела по следованию нашему пришли к розыску, а иные и к окончанию; и оных дел мне с выше-писанными моими помощниками одному к решению в доклад Вашему Величеству привесть не можно, понеже есть многие важные дела. Прошу Вашего Величества Государя, дабы поведено было сообщить меня к слушанию моих дел для подписания сентенцы или приговоров с офицеры Преображенского и Семеновского полков, которые определены к таким же делам к генералу-майору Голицыну и тех полков к майорам Юсупову и Салтыкову и Дмитриеву-Мамонову с офицеры… а у вышеписанных офицеров по данному Вашего Величества реестру дел перед моими — малое число».
По этому мемориалу Петру докладывал Ушаков, который и извещает Кошелева письмом, что Петр ходатайство отклонил, но пожелал, чтобы Кошелев, как только это будет возможно, сам привез ему выписки. Этот мемориал и ответ на него хорошо характеризуют, между прочим, ту близость и своеобразие отношений, которые установились между Петром и канцелярией Кошелева. Так именно дело и шло: выписки о расследовании представлялись царю; он делал по поводу них замечания и резолюции, которые вносились в указную книгу; канцелярия по ним чинила исполнение и потом опять представляла «выписки»; причем, видимо, асессоры Языков и Иванов иногда самостоятельно их докладывали.
Часто подавались Петру и реестры по производящимся делам с вопросами, которые царь разрешал своими указами.
15 марта 1719 года следует указ о передаче всех дел, ведавшихся «в розыскной канцелярии, которая под ведением… Кошелева… в канцелярию, которая под ведением П.М. Голицына», и Кошелев письмом извещает об этом Голицына. Так закончила свое существование канцелярия Кошелева.
Предметы ее ведения определялись царскими указами в каждом конкретном случае; однако из рассмотрения реестра дел, сделанного при сдаче делопроизводства кн. Голицыну, видно, что дела «против» третьего пункта указа 1715 года, то есть о похищении казенного интереса, являлись почти единственными делами ведения кошелевской канцелярии, нередко именуемой «канцелярией розыскных дел».
Личный состав приказных людей в 1718 году в канцелярии Кошелева состоял из одного дьяка (Иван Васильев), трех старых подьячих, семи средних, трех молодых подьячих; да кроме этих, постоянных как бы, были два средних и два молодых подьячих из Санкт-Петербургской губернской канцелярии и из Старой Русы. Значит, всего дьяков и подьячих было в канцелярии восемнадцать человек.
3. В книге сенатских дел, посвященной сношениям Сената с образованными в 1717 году майорскими розыскными канцеляриями, среди этих последних упоминается канцелярия князя Юсупова; это дает возможность с вероятностью приурочить образование канцелярии Юсупова к тому же 1717 году; во всяком случае, до нас дошло делопроизводство этой канцелярии по «бахмутскому делу», которое ею начато следованием в 1717 году. Это большое дело, тянувшееся следованием до 1721 года, возникло по донесениям капитана Бахмутского батальона Чирикова о кражах при фуражировке полка в бытность его в Малороссии в 1713 и 1714 годах. К следствию был привлечен громадный материал в виде отчетности и разных оправдательных документов, видимо усердно изучавшихся в канцелярии Юсупова; кроме того, в канцелярии допрашивались свидетели и обвиняемые, а в случае нужды посылались на места от канцелярии сержанты.
Среди материалов этого дела попадаются прямые указы Петра, свидетельствующие, что царь сам наблюдал за производством следствия. Время от времени результаты следствия в виде выписок предлагались для приговора коллегии канцелярии Юсупова, которая и принимала решение. Асессорами канцелярии Юсупова были Украинцев, капитан Федор Скорняков-Писарев и поручик Бибиков. Однако необходимо отметить следующий факт: в делах, расследовавшихся в канцелярии Юсупова, находим два приговора, под которыми подписи Юсупова, Украинцева и Бибикова, то есть офицеров, принадлежащих к постоянному составу канцелярии Юсупова, стоят в самом конце после подписей Волкова, Дмитриева-Мамонова, Ушакова, Салтыкова, Пашкова, Голенищева-Кутузова, Бахметьева, Языкова, Иванова. В 1719 году состоялся такой же по форме «приговор» за подписью тоже целого ряда гвардии штаб- и обер-офицеров (около 16 лиц), и между ними были Ушаков, Дмитриев-Мамонов, Салтыков, кн. П. Голицын, и опять в самом конце подписался Юсупов. Таким образом, кроме постоянной коллегии, стоявшей во главе канцелярии и чинившей приговоры, в некоторых случаях (вероятно, более важных) для слушания дел призывались другие штаб- и обер-офицеры, которые тоже находились «у розыскных дел» и имели свои розыскные канцелярии (как Салтыков, Ушаков; Дмитриев-Мамонов, Волков) или являлись постоянными «асессорами» какой-либо другой из канцелярий (как Пашков, Языков, Иванов, Голенищев-Кутузов и пр.).
В ноябре 1718 года полковник Кошелев был послан Петром для «нужнейших дел», и на время его отсутствия Петр указал дела его розыскной канцелярии ведать и следовать «лейб-гвардии Преображенского полку господину майору Юсупову». Но участие Юсупова в делах этой канцелярии замечается слабо.
В 1719 году «декабря в 5 день лейб-гвардии майор и Его Царского Величества генерал-адъютант господин Румянцев объявил, что Царское Величество указал именным своим указом канцелярию, которая была под ведением генерала майора и лейб-гвардии оборшт-вахт-мейстера Михаила Афанасьевича Матюшкина ведать ныне господину бригадиру и лейб-гвардии оборшт-вахт-мейстеру господину князю Юсупову». Но видимо, это заведование продолжалось недолго, ибо уже в сентябре 1720 года идут указы за подписью Матюшкина, хотя имеется и несколько решений за подписью Юсупова и несколько реестров по делам, представленным им царю. 5 февраля 1720 года в Тайную канцелярию было прислано донесение из «канцелярии ведения бригадира и лейб-гвардии майора господина князя Юсупова», в котором говорится, что дела, которые следовал в Киеве капитан Головкин, «об излишних сборах» и о притеснениях жителей, «именным его царского величества указом приняты в канцелярию нашего ведения». В ноябре 1720 года Макаров письмом требует сведений от князя Юсупова по «канцелярии ведения вашего», а в 1722 году был указ с распоряжением о деньгах, имевшихся по канцелярии Юсупова; упоминание о канцелярии кн. Юсупова встречаем еще в 1723 году.
Количеством дьяков и подьячих канцелярия Юсупова немного отличалась от других розыскных канцелярий: в 1718 году количество приказных людей, в ней бывших, колебалась в пределах 13–16 подьячих всех трех статей.
4. Письмом Сенату от 12 декабря 1717 года кн. П.М. Голицын объявляет, что царским указом от 9 декабря того же года за собственноручным подписанием Петра «поведено нам о делах, о которых при оном указе объявлено, следовать и розыскивать», ввиду чего Голицын требует от Сената определить подьячих для этих дел и их «прислать к нам в канцелярию». Существовала ли канцелярия Голицына ранее, этого мы, к сожалению, установить не можем. В реестре врученных ему в то время дел помечены следующие пять лиц, о взятках и превышении власти которых «должен был следовать» Голицын: «1) московский губернатор Нарышкин; 2) вице-губернатор князь Путятин; 3) Александр Кикин; 4) светлейший князь; 5) Яков и Василий Корсаковы». Почти все дело Корсаковых, начатое по донесению фискала Поповцева, дошло до нас; тянулось оно до 1721 года, когда «следование» по нему канцелярии Голицына обрывается. Из сохранившихся материалов видно, что обвиняемые и свидетели по делу допрашивались и давали объяснения обычно в присутствии асессоров-офицеров канцелярии, которые во главе с Голицыным «по указу великого государя» «приказывали» о дальнейших шагах следствия или, «слушав сей выписки», «приговаривали»; каждое из таких определений канцелярии подписывалось Голицыным и асессорами.
В апреле 1718 года канцелярия Голицына принимает некоторое участие в следствии по делу царевича Алексея и его сообщников. Мы имеем «определение» Тайной канцелярии с упоминанием поручика Козлова, который назван асессором голицынской канцелярии.
В 1719 году 15 марта Петр велел передать все дела, ведавшиеся «в розыскной канцелярии, которая под ведением Кошелева… Петру Михайловичу Голицыну»; об этом Кошелев особым письмом извещает Голицына. По реестру передачи видно, что к Голицыну попадали дела по взяткам, кражам казенного имущества и т. п., то есть по третьему пункту указа от 1715 года. Но уже 4 мая того же года Голицын все эти дела передает Матюшкину при следующем письме: «Государь мой Михаила Афанасьевич! Прошедшего марта 24-го дня сего 1719 года полковник господин Кошелев письменно мне предложил, что того ж марта 15-го дня Царское Величество именным своим государевым указом указал: розыскные дела, которые в его ведомстве были для исследования, отдать в канцелярию ведомства нашего; при котором письме тем делам и реестр прислан; а прошедшего апреля 10-го дня Его ж Величество, слушав упомянутого реестра, указал по именному своему государеву указу тем делам в ведении быть у вас, и о чем и вы Его Величества именной указ имеете; и того ради для известия вам оным делам подлинный упомянутый присланный реестр и письмо полковника Кошелева при сем к вам посылаю. Слуга Ваш кн. П. Голицын».
Можно заключить, что канцелярия князя П.М. Голицына ведала, во-первых и преимущественно, — дела «интересные», то есть по третьему пункту, и лишь во-вторых — дела по первым двум пунктам (дело сообщников царевича Алексея) указа от 1715 года. Во главе учреждения стоял, видимо, сам кн. Голицын — с ним переписывается Макаров по делам канцелярии. Кроме Голицына, в канцелярии были «присутствующие гвардии обер-офицеры». У Голицына также были «товарищи», офицеры гвардии, которые присутствовали с ним в канцелярии, были «асессорами», участвовали в решении дел и иногда даже именовали голицынскую канцелярию — канцелярией своего ведения. Однако личным докладчиком царя был почти исключительно сам Голицын. Он же вел переписку с Петром по делам канцелярии.
Сведений о составе приказных людей канцелярии удалось найти мало: в 1718 году в канцелярии числилось три старых подьячих, четыре — средней статьи и пять молодых подьячих, то есть всего двенадцать подьячих.
5. Сведения о канцелярии ведения Михаила Волкова скудны. Можно предположить, что она образовалась тоже в декабре 1717 года.
В сентябре 1720 года на имя Макарова Волков пишет: «Государь мой Алексей Васильевич! В Канцелярии ведения моего обвинен Елизар Петров в пяти тысячах осьмистах рублях; а с оного взято малое число и держан в канцелярии моей за те деньги жестоко, а взять с него нечего»; далее он просит Макарова написать в Камер-коллегию о приеме арестованного заграничного вина у этого Елизара Петрова, поскольку письмам его, Волкова, там не внимают.
Сохранился большой лист с заголовком: «В канцелярии ведения бригадира и лейб-гвардии майора и господина Волкова приказных людей, которые взяты из разных канцелярий и из губерний»; далее идет именной их список. Этот список тоже следует отнести к 1720 году. В это время в канцелярии Волкова было по крайней мере тринадцать приказных людей; канцелярия занималась, видимо, какой-то деятельностью по соблюдению казенных интересов, то есть «розысками против третьего пункта». К сожалению, более подробных известий о ней найти не удалось.
6. Канцелярия майора Сем. Салтыкова начала свое существование, вероятно, в 1717 году; в этом году в канцелярии уже числилось восемнадцать подьячих; тогда же Салтыковым расследовалось дело «по донесению дьяка Чашникова на вице-губернатора Колычева, что во всей Азовской губернии у плательщиков данные им отписи избирает, и о других интересных делах». Дело это Салтыкову было передано из канцелярии Сената по сенатскому приговору. В оставшихся от этого следствия бумагах очень мало видно следов действий самой канцелярии. Всякие ее решения и приговоры, видимо, носили коллегиальный характер и обличались в следующую форму: «… 1717 сентября в 12 день по указу великого государя царя и великого князя Петра Алексеевича… лейб-гвардии майор Салтыков, капитан Панин, капитан-поручик Голенищев-Кутузов, слушав вышеписанного доношения, приказали учинить…» Панин и Голенищев-Кутузов были, очевидно, асессорами канцелярии. В 1720 году по указу Петра канцелярия Салтыкова препровождает в Ревизион-коллегию все свои дела, «вершенные и невершенные», касающиеся государственного интереса; из реестра видно, что в это время таких дел находилось у Салтыкова в канцелярии более десяти (донесения Нестерова на гр. Апраксина, дело вице-губернатора Колычева, дела по донесению ландрихтера Григорьева и проч.).
Канцелярия Салтыкова упоминается в 1724 году в черновой «промемории из Канцелярии Тайных Розыскных Дел». В конце промемории написано: «…по Его Императорскому Величеству указу и по определению Канцелярии Тайных Розыскных Дел о господине генерале адмирале графе Апраксине, о Степане Колычеве, что оные брали некоторые из пожитков бывших полковника Перекрестова вещи… и на докладной выписке Его Величество изволил подписать так: выслушать в Сенате, и приговор учиня, прислать для конфирмации к Его Величеству…» Речь идет о расхищении конфискованных имений полковника Перекрестова, в чем принимал участие Апраскин; по-видимому, не был тут безгрешен и светлейший князь Меншиков. По этому делу позже Тайная канцелярия пишет донесение в Сенат, спрашивая «указного решения», ибо дело было уже «исследовано» «в Канцелярии генерала майора Салтыкова» и сделана резолюция царя.
Во главе канцелярии стоял Салтыков, но не один, а, как и в других канцеляриях, «с прочими офицерами». Недостаток сведений, к сожалению, заставляет ограничиться только этими штрихами в обрисовке канцелярии Салтыкова.
Таковы сведения, которые удалось получить о деятельности канцелярий офицеров, имена которых были упомянуты в указах Сената в декабре 1717 года. Есть основание полагать, что, во-первых, в этих указах Петр хотя бы и частными случаями, однако определенно констатирует рождение нового учреждения: ряда однородных канцелярий, устроенных для розыскных дел и находящихся «под ведениями» различных близких ему людей — гвардии офицеров; а во-вторых — всякая иная того времени канцелярия «ведения» от гвардии офицеров, не упомянутых в указах 1717 года, и притом занятая розыскными делами, заставляет подозревать в себе учреждение, подобное вышеописанным. Изучение таких, не упомянутых в указах 1717 года, канцелярий дает возможность точно выяснить, насколько верно это предположение. К такому изучению мы теперь и обратимся.