Дорога на плаху.
Как оборвалась карьера предателя
Цветы, деревья, травы увядают,
И дни красавца князя сочтены.
Цюй Юань (340–278 до н.э.)
Осенью года Собаки (1646) по дорогам приморской провинции Фуцзянь из дворца-крепости Аньпинчжэнь двинулась длинная и внушительная процессия. Впереди — слуги владельца этого «имения», за ними — отряды его личной «гвардии». Далее челядь и носильщики с ценной поклажей в сундуках. Телохранители шли спереди, сзади и с боков роскошного паланкина, в котором сидел сорокадвухлетний «владыка Фуцзяни», всесильный «первый министр», обладатель титула «герцог» (гун) Чжэн Чжилун. За ним шествовали секретари, чиновники, служащие. В нескольких паланкинах несли его сыновей и прочую родню. Далее следовали телохранители, солдаты и обоз. Процессия двигалась торжественно, почти триумфально, а сам глава ее сиял счастьем. Населению и местным властям объявлялось, что Чжэн Чжилун следует в ставку маньчжурского князя Боло, дабы вступить в должность императорского наместника Фуцзяни и Гуандуна. Никто вокруг, да и сам виновник торжества ни минуты не сомневался, что его феерическая дотоле карьера поднялась еще на одну ступень. Поражались лишь его небывалому везению. В те дни никому даже в голову не приходило, что этот баловень судьбы и ловкач делает в своей бурной жизни первую и последнюю, роковую, ошибку.
Родился Чжэн Чжилун в год Дракона (1604) в довольно бедной семье служащего. Вскоре его отец получил место мелкого чиновника в богатом торговом приморском городе Цюань-чжоу в Фуцзяни. Родители возлагали на мальчика большие надежды — прочили ему карьеру ученого, шэньши и чиновника. Однако парень оказался лентяем, драчуном и задирой. Тем не менее он понравился местному окружному начальнику, который стал оказывать ему свое покровительство. С отъездом благодетеля сей лоботряс в год Собаки (1622) бежал из дома и на время осел в Аомэне (Макао) у своего деда по матери. Здесь он поступил на службу к португальцам, хозяевам крохотной колонии на юге Гуандуна, и перешел в христианство, получив имя Николае Гаспар, или Николае Игуань. Итак, уже в юности он не только бросил родителей, но и предал родную «религию» — этическое учение Конфуция. Через два года дед снабдил его товарами и пристроил на корабль, отправлявшийся в Японию. Чжэн Чжилун обосновался в Японии, занялся внешней торговлей и контрабандой. На морях в ту пору было крайне неспокойно. Поэтому купцы, занимавшиеся нелегальной внешней торговлей, имели на своих судах вооруженную охрану. Все это вызывало гнев китайских властей, именовавших таких торговцев и их охрану «морскими бандитами», «пиратами» и «разбойниками». В эту категорию попал и наш герой.
В год Мыши (1624) Чжэн Чжилун перебрался в Хирадо. Здесь он женился на дочери богатого японского купца из рода Тогава. Жена-японка родила ему в том же году в Нагасаки мальчика, ставшего позднее прославленным Чжэн Чэнгуном. Вскоре Чжэн Чжилун поступил на службу к богатому китайскому купцу, ведшему морскую торговлю с Японией и часто приезжавшему в Страну восходящего солнца. Тот передал Чжэну большую сумму — 10 тысяч лянов серебра, оставив на его попечении свою семью. Однако после внезапной смерти своего благодетеля Чжэн присвоил все его сокровища и деньги, совершив очередное предательство. Затем он посвятил себя морскому разбою. В 1624 году он вошел в подчинение Ян Сыци — крупного «авторитета» среди тогдашних «джентльменов удачи», грабившего как соотечественников, так и «заморских варваров». Сначала Ян Сыци обосновался в Японии, а позже перебрался на Тайвань. Когда он умер, Чжэн Чжилун возглавил его флотилию, став главой корсаров Тайваня. Какое-то время он даже считался хозяином острова. Так, прибывшие на Тайвань в 1624 году голландцы из Ост-Индской компании некоторое время платили ему арендную плату за занятые ими земли.
Но в год Коровы (1625) для пиратов наступили тяжелые времена — минское правительство повело борьбу с морским разбоем и перетянуло на свою сторону ряд видных корсаров. Тогда Чжэн решил уйти под покровительство голландцев и поступил на службу Ост-Индской компании. Однако сотрудничество с европейцами не задалось, и Чжэну пришлось покинуть Тайвань.
Убежище себе он нашел в «империи» известного тогда на всем Дальнем Востоке Ли Тана, до 1625 года возглавлявшего всю китайскую контрабандную торговлю на море. В свое время его — главу китайской общины в Маниле — испанцы бросили в тюрьму, а имущество конфисковали. После десяти лет заключения узнику удалось бежать и добраться до Японии. Здесь Ли Тан стал главой китайских общин в Хирадо и Нагасаки, богатейшим купцом-контрабандистом, владельцем многих торговых кораблей. Минские власти считали его «морским разбойником», а представители голландской и английской Ост-Индских компаний видели в нем достойного коммерсанта. Когда голландцы в 1624 году обосновались на Тайване, он, выступая в роли главы местных китайцев, оказал немалую помощь «рыжебородым варварам». Занятие контрабандой и пиратством сближало его с европейскими купцами-авантюристами. Среди европейцев Ли Тан был известен под кличкой «Капитан Китай», а также под псевдонимом Андреа Диттис. Впрочем, голландцы были очень осторожны, зная о его пиратских «шалостях» и темных сделках.
Этот «достойный муж» и стал патроном Чжэн Чжилуна. Они были одного поля ягода. Когда в августе 1625 года Ли Тан умер, оставив после себя запутанные дела и много долгов, его «корпорацию» возглавил Чжэн Чжилун. Он имел широкую агентуру в китайских общинах на Филиппинах, в Юго-Восточной Азии и особенно в Стране восходящего солнца. С помощью Чжэна купцы Фуцзяни поставили под свой контроль всю торговлю с Японией. Поставив себя «вне Китая», Чжэн Чжилун активно сотрудничал с его врагами-колонизаторами, прежде всего с голландцами. Посылал он гонцов и к испанцам в Манилу, поддерживал связи с христианскими миссионерами.
С года Зайца до года Овцы (1627–1631) Чжэн Чжилун широко субсидировал китайцев, переселявшихся с материка на Тайвань. Через Тайваньский пролив он перевозил их на кораблях своего флота. Только в 1627 году во время засухи и голода в Фуцзяни он доставил на остров несколько десятков тысяч человек. На Тайване они получали земли и за нее платили арендную плату роду Чжэн. В этой крупномасштабной акции бывшим пиратом двигало отнюдь не сострадание к голодающим, а сугубо корыстные цели. По сути, он готовил на Тайване для себя нечто вроде удельного княжества. При этом новоиспеченному богачу хотелось обрести почет, знатность и прочное основание для своей полууголовной «империи» на море. Для этого надо было перебраться на материк и войти в бюрократическую систему Минской империи. Поэтому Чжэн решил поступить на службу к минскому правительству. Сделал он это в год Дракона (1628) вместе со всем своим флотом, то есть предал «святое морское братство» корсаров. На него была возложена охрана морского побережья Фуцзяни от пиратов и «заморских варваров» — в первую очередь голландцев. В своем новом качестве бывший морской разбойник должен был, замаливая прежние грехи, бороться со своими недавними собратьями по ремеслу — пиратами. Делал он это весьма успешно. За разгром эскадры Лю Сяна и Ли Куйти и захват этих двух главарей пиратов Чжэн Чжилун получил высокое офицерское звание, а за военные действия против голландцев и англичан чин был повышен.
Став крупным минским сановником, Чжэн Чжилун продолжал считать Тайвань территорией, находящейся в своем подчинении, и использовал остров как базу торговли с голландской компанией. По соглашению 1640 года он обязался поставлять голландцам шелк-сырец для японского рынка, а те, в свою очередь, перевозить его китайские товары. На материковой части Китая Чжэн Чжилун начал усиленно скупать пахотные земли. Его поместья — более пятисот! — появились в Фуцзяни и Гуандуне. Самой крупной была усадьба-крепость Аньпинчжэнь на берегу моря.
Ни одна морская джонка не могла выйти в море или войти в порт без разрешения Чжэн Чжилуна, не уплатив особый корабельный сбор в его личную казну. Но основные доходы ему приносила оптовая торговля рисом, который он получал от арендаторов, сидевших на его землях в Фуцзяни, Гуандуне и на Тайване. Его годовой доход достигал 10 миллионов лянов, что равнялось примерно половине годового дохода Великобритании. Его имение-крепость Аньпинчжэнь было «заполнено до краев» деньгами и драгоценностями. Свое богатство Чжэн Чжилун успешно использовал для повышения собственного престижа при императорском дворе в Пекине.
С началом маньчжурского нашествия Чжэн Чжилун со своими родственниками принял участие в борьбе против «северных варваров», поддерживая минский престол. В год Обезьяны (1644) Чжэн Чжилун и два его брата собрали под своим началом большое войско. После захвата Пекина маньчжурами минский двор обосновался в Нанкине. В июне 1644 года, с восшествием на трон князя Фу-вана (Чжу Юсун), Чжэн получил титул бо. Когда в год Курицы (1645) минский князь Тан-ван (Чжу Юйцзянь) провозгласил себя императором в Фучжоу, Чжэн Чжилун стал главнокомандующим его войск, а его родной брат и два двоюродных возглавили соединения морских и сухопутных сил. Их отряды составляли основную часть стотысячной армии Тан-вана. Помимо военных дел в руках Чжэн Чжилуна сосредоточились и все финансы, в том числе около ста тысяч лянов серебра, пожертвованных на оборону. Семейство Чжэн держало в своих руках не только главные сухопутные силы правительства Тан-вана, но и весь фуцзяньский флот.
В год Собаки (1646) Чжэн Чжилуну даруют высший аристократический титул «гун». По сути, вся власть в Фуцзяни переходит в его руки. Его боятся чиновники и сам Тан-ван. Чжэн преследует неугодных ему лиц, а чиновники спешат к нему на доклад и поклон. Тан-ван, сознавая свое бессилие, не может противиться воле всевластного «премьер-министра». В угоду ему признает его старшего сына Чжэн Чэнгуна своим, жалует юноше императорскую фамилию Чжу и присваивает титул бо. Отныне Чжэн Чжилун, как и подобает государю, князю или наместнику, уже не поднимается со своего кресла-трона при приеме сановников и чиновников. Он уже не встречает, как положено по правилам этикета, входящего и не провожает его до выхода по окончании аудиенции.
В год Собаки (1646) цинские войска развернули стремительное наступление в Чжэцзяне, под угрозой оказалось все нажитое Чжэн Чжилуном в Фуцзяни — власть, богатство, поместья, торговые предприятия и флот. Видя победоносное продвижение «варваров» на юг, «владыка Фуцзяни» стал думать не об отражении неприятеля, а о переходе на его сторону во имя сохранения своего добра. Настало время для очередного предательства. Под предлогом отсутствия продовольствия он фактически сорвал второй поход фуцзянь-ских войск на север — против маньчжуров. Еще не перейдя открыто в стан завоевателей, он перестал активно поддерживать минские войска. Все помыслы Чжэн Чжилуна сосредоточились на сохранении своей власти и богатства, поместий и кораблей.
В середине года Собаки Чжэн Чжилун вступил в переговоры с врагом о капитуляции; он торговался о ее условиях и вскоре совершил акт самого настоящего предательства. Когда армия маньчжуров под командованием князя Боло вышла к границам Фуцзяни и полководцы Тан-вана сосредоточили свои войска для обороны узкого ущелья Сяньсягуань — «ворот» в эту провинцию, Чжэн Чжилун отвел свои войска от ущелья, обрекая тем самым армию Тан-вана на полный разгром. Его не остановило даже то, что его братья и некоторые из сыновей выступили против капитуляции. «Как плохой конь всегда не хочет расставаться с конюшней, так и Чжэн Чжилун не хотел расставаться со своим богатством», — так один из китайских историков XVII века охарактеризовал главный побудительный мотив предательства бывшего пирата.
Маньчжуры, казалось бы, оценили его старания. Командующий цинскими войсками Боло пообещал назначить Чжэн Чжилуна наместником Фуцзяни и Гуандуна, сообщив, что для него уже отлита соответствующая печать, а самого его ждут в цинском лагере для обсуждения дел и кадровых назначений в этих двух провинциях. Получив приглашение от Боло, Чжэн Чжилун буквально потерял голову от радости и в сопровождении трех сыновей помчался в расставленный для него капкан. По дороге в ставку Боло он расклеивал объявления, а в них хвастался присвоением ему сана императорского наместника. Устанавливал цены для тех, кто желал получить чиновную должность в его наместничестве. Словом, вел себя так, будто маньчжуры уже отдали ему в наместничество Фуцзянь и Гуандун. Боло действительно встретил его приветливо и устроил в честь гостя трехдневный пир. Но в третью ночь маньчжуры схватили будущего Чжэн Чжилуна и под охраной доставили в Пекин — ко двору богдохана Фулиня, а точнее — в распоряжение всевластного князя-регента Доргоня. До сих пор Чжэн Чжилун не ценил тех, кто желал ему добра. Обманывал доверявших ему. Продавал тех, кто его покупал. Изменял одним, переходил к другим. А теперь сам попал в лапы обманщиков и превратился в трофей победителей, их разменную монету.
Князь-регент Доргонь приписал перебежчика к китайскому «Желтому знамени». Это был самый привилегированный корпус ханьцзюней — китайцев, служивших в «знаменной» армии династии Цин. Так в недавнем властитель Фуцзяни стал полупленным, полугостем, полузаложником. Ему присвоили придворное звание, дававшее право присутствовать на утреннем приеме у богдохана и подавать этому восьмилетнему мальчику прошения. В одночасье «владыка Фуцзяни» потерял все — войско и флот, власть и богатство, земли, поместья и титулы. Вместо этого он обрел неусыпный надзор за каждым своим шагом и место в золоченой клетке. Известие об измене Чжэн Чжилуна вызвало негодование в лагере китайских патриотов. По договоренности с Боло Чжэн должен был сдаться маньчжурам со всеми своими войсками и флотом. Однако многие части и корабли не последовали приказу «хозяина» и включились в борьбу с завоевателями. С досады маньчжуры понизили статус своего пленника — перевели его из Желтого в «Красное с каймой знамя» ханьцзюней.
В Пекине перебежчик прожил пятнадцать лет (1647–1661), из них первые девять на положении почетного пленника и ценного заложника, а потом еще шесть в качестве узника. До поры до времени маньчжуры берегли его в качестве средства давления на его непокорного сына — Чжэн Чэнгуна и даже пожаловали в год Мыши (1648) титулом «нань», который был на четыре ступени ниже его прежнего титула «гун». Между тем в Фуцзяни и Гуандуне собралось сильное войско во главе с Чжэн Чэнгуном, и маньчжуры потребовали от отца повлиять на сына и принудить его к капитуляции. При этом они пытались привлечь Чжэн Чэнгуна на свою сторону — в год Змеи (1653) богдохан Фулинь пожаловал ему и его дяде княжеские титулы. Беспокоясь, что сын и брат откажутся от этой «чести», Чжэн Чжилун написал им письмо с увещеванием покориться династии Цин. На следующий год император присовокупил к титулу Чжэн Чэнгуна еще и высокий воинский чин. Завоеватели обещали отдать роду Чжэн в удельное княжество четыре приморские области в Фуцзяни. Однако и это не возымело действия — Чжэн Чэнгун категорически отказался признать династию Цин. Особенно поразило маньчжуров, что ответ сына на письмо отца был выдержан в «высокомерном стиле», не соответствовавшем принципу «сыновней почтительности». Когда стало ясно, что расчет на отцовское влияние не оправдался, у Чжэн Чжилуна отобрали все титулы и чины и бросили его в тюрьму. Император приказал заключенному написать еще одно письмо сыну и потребовать от него капитуляции. В случае отказа богдохан грозил вырезать весь род Чжэн. Однако и эта угроза не подействовала. После этого пленник потерял всякую ценность в глазах своих новых хозяев. В год Коровы (1661) — после смерти императора Фулиня и вступления на престол малолетнего богдохана Сюанье — регентский совет приказал казнить Чжэн Чжилуна, трех его сыновей и остальную родню, находившуюся в столице. Нашему герою предстояло участвовать в процессии, разительно отличавшейся от его помпезной поездки в ставку Боло в 1646 году.
Ясным холодным утром 24 ноября его вывели из камеры во двор тюрьмы в Императорском городе. Там уже ждали охрана и вереница позорных телег для перевозки осужденных. Около них стояли три его сына — Шиэнь, Шиинь, Шимо и приговоренные к казни родственники. Здесь же находились чиновники и служители Дворцового управления и начальник тюрьмы. Секретарь Императорской канцелярии торжественно зачитал высочайший указ. Приговор гласил — всем смертная казнь через отсечение головы за измену императору и династии Цин. По иронии судьбы Чжэн Чжилуна — патологического предателя — вели на плаху за измену, которой он не совершал. Осужденным натянули белые саваны с черными иероглифами, обозначавшими их имена, преступление и приговор. Затем всех разместили на повозках, и под конвоем солдат печальный караван двинулся по заполненным зеваками улицам Внутреннего, или Маньчжурского, города к воротам Сю-аньу в Трехъярусной башне крепостной стены и далее — на Западный рынок, или площадь Цайшикоу, в северной части Внешнего, или Китайского, города, традиционное место публичных казней. Там вокруг помоста с плахой уже толпились зрители. Ждал их и палач с тяжелым изогнутым двуручным мечом. По традиции приговоренные к казни обычно доказывали свою твердость пением героических песен из популярных театральных пьес. Пел ли их наш герой и как он вел себя на эшафоте — этого мы не знаем.
Так на пятьдесят седьмом году оборвалась жизнь, похожая на авантюрный роман. Кем только не был наш герой! Шалопай, блудный сын, клерк, торговец, контрабандист, пират, военный, сановник, властитель целой провинции. Все это — внешние ступени феерической карьеры. Если же посмотреть с точки зрения морали, то картина будет иная. Вор, бандит, прислужник колонизаторов, двурушник, предатель. Это был человек, готовый на любое преступление ради карьеры, профессиональный обманщик — и не удивительно, что рано или поздно он сам угодил в западню.