Меч, кисть и тушечница.
Борьба и творчество Хуан Цзунси
Пекинский суд еще до начала этого памятного слушания 1628 года понимал всю щекотливость своего положения. Истец — восемнадцатилетний юноша гневно требовал смертного приговора для двух ответчиков. Оба были ставленниками клики дворцовых евнухов. По ложному доносу этих двоих в тюремном застенке погиб его отец — член недавно разгромленной евнухами группировки реформаторов Дунлинь. Пылкий молодой человек вызывал у судьи симпатию, сочувствие и уважение. Во-первых, он уже был кандидатом на получение ученой степени (чжушэн). Во-вторых, в своей мести неуклонно следовал сыновнему долгу. А это была одна из самых почитаемых норм конфуцианской этики. Тем не менее прислушаться к зову своего сердца судья не спешил. Дело в том, что истец приехал из южной приморской провинции Чжэцзян. Он был небогат и не имел сильных покровителей в Пекине. Иное дело ответчики — крупные чиновники, богатые люди, пользовавшиеся поддержкой влиятельных дворцовых евнухов. Связываться с такой силой опасно! Да и ответчики упорно отметали предъявленное им обвинение. Более того, эти двое начали встречный процесс. Однако у одного из доносчиков сдали нервы. И он тайно послал истцу очень крупную взятку. Юноша с омерзением и гневом отверг сделку. А затем довел факт подкупа до сведения судьи. На очередном слушании дела взяткодатель все отрицал. Вот тогда-то и произошло невиданное. Молодой человек выхватил из своего левого рукава длинное железное шило, бросился на мерзавца и ранил его. Если бы тот вовремя не отпрянул, то пал бы мертвым. Ринувшиеся к нему на помощь судебные приставы парировали второй разящий удар яростного мстителя. Видя бесполезность дальнейшей борьбы, нападавший молча и гордо удалился. Вскоре весь Пекин только и говорил о случившемся. Все порядочные люди горячо одобряли порыв сына, мстящего за отца. Имя юноши было у всех на устах. Так в политическую жизнь Китая вошел Хуан Цзунси — в последующем гордость китайской науки и культуры.
С середины XVII столетия на интеллектуальном небосклоне Срединного государства сияли три светила. Это был Хуан Цзунси (Хуан Личжоу, 1610–1695), Гу Яньу (Гу Тинлин, 1613–1682) и Ван Фучжи (Ван Чуаншань, 1619–1692). Три выдающихся ученых-энциклопедиста, крупных мыслителя и пламенных патриота. Самой значительной фигурой в этой блестящей плеяде талантов бесспорно оставался Хуан Цзунси. Сферы его интересов — математика, география, теория музыки и календарные расчеты. Хуан стал творцом историко-философской науки в Китае, создав классические работы по истории философии эпох Сун, Юань и Мин. Эти династии правили в Китае в X–XVII веках.
С детства Хуан Цзунси отличался выдающимися способностями и тягой к знаниям. В тринадцать лет он, выдержав государственные экзамены, получил первую ученую степень. Он находился под сильнейшим нравственным влиянием отца — Хуан Цзунсу (1584–1626), известного ученого, педагога, писателя и прогрессивного политика. Обладатель высшей ученой степени (цзиньши), отец был столичным цензором, то есть инспектором-контролером, и одним из лидеров реформаторского движения Дунлинь, пытавшихся предотвратить крушение Минской империи. С приходом дунлиньцев к власти в 1620 году Хуан Цзунсу оказался в эпицентре политической борьбы. В его доме проходили тайные ночные совещания дунлиньцев. Ряд ведущих реформаторов были его близкими товарищами. Живя с 1623 года под отцовским кровом в Пекине, Хуан Цзунси окунулся в самую гущу борьбы между дворцовыми евнухами и реформаторами. Именно здесь, в столице, он понял разницу между «мутным и чистым» в политике. Душевным потрясением для молодого Хуана стал разгром движения Дунлинь в 1625 году. К этому времени они с отцом вернулись к себе на родину — в Чжэцзян. Победившая придворная клика во главе с временщиком, главным евнухом Вэй Чжунсянем, перешла к репрессиям. В числе прочих аресту подлежал и отец Хуан Цзунси. Его сочли настолько «опасным преступником», что для доставки в столицу направили роту императорской гвардии. Отца бросили в дворцовую тюрьму. Началась череда допросов и истязаний. 24 июля 1626 года отец умер в застенке от пыток.
Для шестнадцатилетнего юноши это был страшный удар. Днем он искал успокоения в книгах. Ночами беззвучно плакал, уткнувшись лицом в одеяло. Перед глазами юноши постоянно стояла цитата из древнего канона, выведенная на стене усадьбы еще дедом: «Ты забыл — Го Цзянь убил твоего отца!» Когда власть жестокого временщика рухнула, Хуан Цзунси поспешил в Пекин, намереваясь убить Вэй Чжунсяня. Он имел при себе длинное железное шило — орудие мести и объяснительную записку. Однако к моменту прибытия юноши в столицу его ненавистный враг уже покончил самоубийством. Тогда Хуан решил мстить подручным Вэй Чжунсяня — его «когтям и клыкам», причастным к гибели отца. Двое из них в свое время настрочили донос на отца, из-за которого он попал в застенок. Против них-то и начал Хуан Цзунси судебный процесс, с гневом отказавшись от тайно предложенного ему «отступного» — свыше ста килограммов серебра и золота. Видя, что разбирательство ничего не дает, он решил сам вершить правосудие и ранил главного из этих мерзавцев. Позже с помощью друзей он прикончил двух других подручных Вэй Чжунсяня. Эти акты мщения были восприняты обществом как исполнение сыновнего долга перед погибшим отцом. Хуан Цзунси стал объектом восхищения и симпатий истинных конфуцианцев.
1628 год оказался и для Хуан Цзунси, и для всего Китая переломным. В тот год началась «великая смута», которая вместила в себя и Крестьянскую войну (1628–1646), и маньчжурское завоевание Китая (1644–1683), и гибель Минской империи, и войну «трех князей-данников» (1673–1681), и чудовищную послевоенную разруху. Настало время, когда «небо раскололось и земля разверзлась». Пытаясь остановить этот грозный разрушительный поток, передовые люди Китая надеются продолжить дело реформаторов движения Дунлинь, стремятся создать свое движение, обуздать придворных евнухов и обновить государство. В 1630 году Хуан Цзунси становится членом политического и литературного «Общества возрождения» («Фушэ»), оппозиционного придворным кругам, и в первую очередь евнухам. В 1632 году на съезд общества прибыли уже более двух тысяч интеллектуалов со всех концов Китая. Новое общество стали называть «маленькое Дунлинь».
В него вступали те, кто ранее поддерживал и сочувствовал реформаторам или втайне разделял их цели.
Когда в 1644 году до Хуан Цзунси доходит весть о захвате повстанцами Ли Цзычэна Пекина и падении там династии Мин, он бросает научные изыскания и собирает отряд добровольцев для поддержки пошатнувшейся империи. Ее новой столицей становится Нанкин. Здесь на трон восходит один из минских князей Фу-ван (Чжу Юсун). Однако вскоре свою диктатуру устанавливает клика евнухов во главе с Ма Шинном и Юань Дачэнем. Против них выступила молодежь, выдвинувшая своим лидером Хуан Цзунси.
К тому времени крестьянская армия уже была разбита и отступала на запад, а почти весь Северный Китай очутился во власти маньчжуров. Над страной и над усеченной империей Мин нависла смертельная угроза. Но вместо создания единого фронта борьбы против чужеземцев клика Ма Шиина принялась сводить старые счеты и уничтожать своих политических противников. Став в 1644 году в Нанкине вторым человеком в правительстве, Юань Дачэнь организовал массовые аресты членов «Фушэ». Приказано было бросить в тюрьму всех этих 140 человек. Правящая клика именовала их «саранчой». Дабы не быть схваченным и не разделить участь отца, Хуан Цзунси скрывается в подполье. За его поимку неоднократно объявляется большая денежная награда. Не желая попасть в лапы к своему лютому и могущественному врагу, Хуан Цзунси на корабле бежит в Японию. Однако вскоре туда приходит грозная весть — маньчжуры начали завоевание Китая к югу от Янцзы. Под угрозой его родные места. И он спешно возвращается домой.
После падения Нанкина в 1645 году Хуан Цзунси вместе со своими младшими братьями собирает отряд в несколько сотен добровольцев и с оружием в руках сражается против «северных варваров». Бойцы Хуана показали себя отважными воинами. Их головы были повязаны белыми платками. Поэтому их называли «войском белоголовых». Против завоевателей-маньчжуров сражались и два других корифея китайской науки XVII века — Ван Фучжи и Гу Яньу; последний даже получил высокий чин в Военном ведомстве. Отряд Хуан Цзунси действовал в окрестностях озера Тайху. Позже под натиском противника это небольшое «войско» отступило с юга Цзянсу в северные районы Чжэцзяна.
Под Шаосином Хуан Цзунси встречается с «временным правителем» гибнущей Минской империи Лу-ваном (Чжу Ихай). Он готов поставить свое «войско белоголовых» на службу претенденту на минский престол. В 1646 году Хуан Цзунси становится цензором-инспектором и крупным сановником Военного ведомства. Он оказывается в числе пяти крупных военачальников и политиков, на которых в 1646–1647 годах опирался Лу-ван. Когда же под натиском завоевателей Лу-ван бежал в Фуцзянь, Хуан Цзунси не поддался общей панике. Потеряв на равнине много бойцов, он отводит остатки своего отряда — пятьсот человек — в горы.
К концу года не только Чжэцзян, но и Фуцзянь оказываются в руках завоевателей. Все это заставило окружение Лу-вана искать военной помощи в соседней Японии. И Хуан Цзунси в 1649 году плывет в Страну восходящего солнца просить сегуна Токугава Иэмицу о помощи и присылке на материк самураев. Просить чужеземцев всегда трудно. А для тогдашнего китайца подобная миссия унизительна вдвойне. Китай — Срединное государство — считал себя Центром Вселенной, гегемоном мира и единственным средоточием цивилизации. А Страна восходящего солнца среди всех прочих именовалась китайцами «варварской» и «даннической». Японцев называли «восточными варварами», «карликовыми чертями» или «маленькими чертями из-за Восточного моря». Для китайца-великодержавника было мучением перейти от высокомерной пренебрежительности и величественной снисходительности к роли смиренного просителя. Именно в такой ситуации очутился приехавший на Японские острова Хуан Цзунси. Унижение оказалось особенно болезненным, поскольку сёгун и князья (даймё) не пожелали впутаться в кровавую драму Китая. И посланец минского правителя вернулся ни с чем.
Он решает ехать домой. Его родные края уже попали под власть «северных варваров». Но завоеватели не преследуют тех, кто сложил оружие. Хуан Цзунси вынужден пойти на очередное унижение: принять подданство маньчжурской династии Цин и изменить прическу. Он заплетает себе маньчжурскую косу и сбривает волосы с передней части головы.
Вчерашний боевой командир, сановник, политик и дипломат целиком отдается научным занятиям и преподаванию и до конца жизни в 1695 году остается вне активной политики. За эти годы Хуан Цзунси становится человеком энциклопедических знаний. Он много сделал в области изучения конфуцианского канона, истории конфуцианства, литературы, истории и математики. Вокруг него появляется много последователей и учеников. Постепенно он становится признанным авторитетом не только в чисто научной сфере. Его мнение высоко ценится в среде патриотической интеллигенции. Поэтому завоеватели всячески стараются переманить этого влиятельного старца на свою сторону.
Попытки поставить его талант и авторитет на службу новой династии становятся особенно настойчивыми в годы войны «трех князей-данников», когда власть династии Цин снова оказывается под ударом. Завоеватели стремятся перетянуть на свою сторону оппозиционных шэньши и интеллигенцию. Маститому ученому делают предложения одно заманчивее другого, но он все их отклоняет. Его нельзя ничем купить. Да, он отбросил меч и вышел из боя, но служить врагам не будет! К старому «упрямцу» применяют мягкие «меры воздействия» — угрозы, заманчивые обещания, интриги, комплименты и подкуп. Все эти приемы оказываются бесполезными перед его стойким неприятием новой власти. В этом он не одинок.
Не признал новую династию и Гу Яньу, давший себе клятву не служить «северным варварам». Демонстративно изменив свое прежнее имя на Яньу — Пламенная Воинственность, он совершил паломничество ко всем могилам минских императоров. За все это дважды — в 1655 и 1668 годах — сидел в тюрьме в Цзинани. После этого ему вновь предлагали стать чиновником, проповедовать покорность новой династии и участвовать в составлении многотомной «Истории династии Мин». Гу Яньу остался непреклонным. Зато когда патриотически настроенная интеллигенция в 1651 году создала оппозиционное «Литературное общество» («Цзинъинь шишэ»), или «Союз скитальцев» («Таочжи шэ»), Гу Яньу сразу же вступил в него.
Не менее твердую позицию занимал Ван Фучжи. После поражения патриотических войск в 50-х годах он сменил фамилию и ушел в подполье. Новые власти объявили его в розыск. Ученый прятался в горах провинций Хунань, Гуанси и Гуйчжоу — в глухих медвежьих углах среди народностей мяо и яо. В горах Шичуаншань Ван Фучжи устроил себе жилище в пещере. Ученики почтительно звали его «Учитель Чуаншань». Он проигнорировал обещание амнистии и не пошел в услужение к маньчжурам.
Между тем жизнь стареющего Хуан Цзунси течет без изменений. Ученый работает в библиотеках и дома. Гостит в семьях, где имеются коллекции редких и нужных ему книг, рукописей и документов. Переписывается с друзьями и выдающимися учеными. Готовит все новых и новых учеников. Он умер своей смертью на 86-м году жизни, окруженный всеобщим почтением.
Научное, политическое и культурное наследие Хуан Цзунси огромно и многогранно. Мы же рассмотрим лишь его вклад в области политических и правовых учений. Самым знаменитым его произведением стал политико-правовой трактат «Просвещаю варваров в ожидании визита [совершенномудрого государя]» («Мин и дай фан лу»), написанный в 1662 году. Он посвящен анализу взаимоотношений общества («Поднебесной») и правителя. Следуя учению древнекитайского философа Мэнцзы (372–289 годы до н.э.), Хуан Цзунси утверждал, что в жизни общества должна доминировать общая польза-выгода (ли). Народ обладает приоритетом над государем, а отсюда вполне допустимо свержение порочного монарха. Размышляя о «справедливом правлении», ученый ставил под сомнение тезис о непогрешимости императора — Сына Неба как высшего существа. «То, что для государя истина, не обязательно истина. То, что для государя ложь, не обязательно ложь!» Нужно добиться, чтобы «Сын Неба не осмеливался считать себя определителем истины и лжи. Большой ущерб Китаю причиняет не кто иной, как император. Если в Поднебесной нет уголка, где можно было бы пребывать в спокойствии, то это дело рук государя».
По мнению Хуан Цзунси, следует «рассматривать Поднебесную в качестве хозяина, а правителя — в качестве гостя». Именно так было в древности — при совершенномудрых государях. Потом все поменялось местами. Императоры стали считать Поднебесную своим частным владением. Монарх воспринимал себя уже «хозяином», а Поднебесную — «гостем». Такое нарушение истинных устоев государственности началось именно с переориентации монарха на интересы собственные и выгоды своей семьи. Легитимность верховной власти резко падает, когда правители считают Поднебесную своим семейным достоянием. Отсюда борьба за трон и Смуты. Владыки подменяют общественные интересы своими личными, игнорируют интересы подданных. «По этой причине народ Поднебесной озлобился на правителя и смотрит на него как на врага и называет тираном». Поэтому «порядок или беспорядок в Поднебесной зависят не от возвышения или гибели династии, а от радости или горя всего народа». Исходя из этого, идеальное государство должно стать ограниченной монархией.
«Государство принадлежит народу, а не является собственностью императора», — писал Хуан Цзунси. Раз «народ — хозяин, а государь — его гость», то монархия легитимна лишь при соблюдении интересов всей Поднебесной и общественной пользы-выгоды. Для восстановления легитимности правления главным является законодательство. Традиционная система Китая издревле считала, что мораль выше закона. Хуан Цзунси, наоборот, поставил право над этикой. В дилемме «законы или люди» он определяющим считал юридические нормы. Сначала должны «иметься упорядочивающие законы, после чего появятся упорядочивающие люди». При этом следует отделять «законы [в интересах] Поднебесной» от «законов [в интересах] одной семьи [правителя]». Последние ученый считал «незаконными законами». Необходимо обновление правовых устоев, ибо «каждая эпоха имеет законы данной эпохи», а «соответствие законов [своему] времени обусловливает порядок». Говоря о деградации современного ему права, Хуан Цзунси предлагал вернуться к «идеальным» нормам «золотого века» древности.
В административной сфере он осуждал произошедший отрыв императора от чиновной иерархии, отделение государя от административной системы. В традиционном Китае чиновники считались «руками и ногами» Сына Неба, а весь госаппарат — частью тела государя. Власть монарха уподоблялась господству личности над своим телом. Части же по своей природе подчинялись целому. Поэтому власть Сына Неба считалась безграничной. В противовес этому Хуан Цзун-си дал иную — ограничительную — трактовку этой дилеммы. А именно — следует признавать и зависимость целого от его частей. Такой подход был направлен против крайностей абсолютной монархии. Хуан Цзунси считал, что император должен быть включен в единую правящую иерархию. Тем самым власть Сына Неба в определенной мере должна быть ограничена, разделена со всем правящим аппаратом. Правитель должен быть не над госаппаратом, а вместе с ним. «Поднебесная не может быть упорядочена одним человеком». Кроме того, Китаю необходимы первый министр, то есть глава правительства, и руководимый им кабинет министров. Ни того ни другого не было в традиционной государственной системе Китая.
По мнению Хуан Цзунси, необходима инстанция, выдвигающая и обсуждающая законы, а также контролирующая их исполнение. Такой силой должны стать учебные заведения — школы всех ступеней. Речь шла о частных конфуцианских школах и академиях, неофициальных объединениях ученых — носителей конфуцианской этики. Здесь Хуан Цзунси видел неразрывность трех систем — образовательной, экзаменационной и чиновной. Поскольку учебная, квалификационная и административная системы уже срослись друг с другом, школы сами превратились в «места, где взращиваются служилые». Поэтому надо, чтобы «все средства упорядочения Поднебесной исходили из школ». Учебные заведения должны стать представительными органами, выражающими общественное мнение и доносящими его до госаппарата и государя. В рамках предлагаемой Хуан Цзунси единой общегосударственной системы образования каждая ее отдельная школа или академия имеет право на собственное свободное мнение по всем вопросам. Тем самым учебные заведения своим авторитетом влияют на дела правления.
Стремясь ограничить всевластие императора и бюрократического аппарата, Хуан Цзунси предлагал поднять роль советников-конфуцианцев и расширить влияние ученых авторитетов в управлении государством. Важнейшим таким инструментом должна стать высшая школа, своего рода столичный университет во главе со своим старейшиной-ректором. Последний по своему усмотрению формирует ученый ареопаг из числа ведущих конфуцианских авторитетов. Раз в месяц сам император и высшие сановники должны почтительно слушать лекцию-наставление старейшины-ректора. Тот по своему рангу приравнивается к первому министру. При случае ректор может занять пост премьера. На периферии главы местных учебных заведений каждые две недели также должны читать здешним чиновникам лекции-наставления. Тем самым за счет создания интеллектуального звена государственной системы Хуан Цзунси предлагал абсолютную власть монарха и мощь госаппарата поставить под реальный контроль высших научных и моральных авторитетов при введении гласности. Так, на периферии ученые-наставники должны были публично под барабанный бой объявлять о выявленных ими злоупотреблениях и упущениях местной бюрократии. Такие предложения Хуан Цзунси, как ограничение самодержавия императора и власти бюрократии, интеллектуально-этический контроль над госаппаратом и гласность, выглядят не только как движение вперед, но и как возврат к идеалам древности. Тогда мудрые и нравственные советники-конфуцианцы наставляли «заблудших» государей на путь истинный. Иначе говоря, Хуан Цзунси искал свой идеал в древности.
В традиционном Китае личность искони подавлялась государством. Частные интересы считались синонимом корысти, стяжательства и моральной деградации. Конфуцианская деспотия в противовес «низменным» побуждениям «частника» насаждала незыблемое господство «общих» «высокоэтических» целей, то есть интересов казны. На практике это вело к ограблению, притеснению и сдерживанию инициативной личности. В противовес этой официальной доктрине Хуан Цзунси считал, что частные интересы не должны искореняться государством. Наоборот, их следует использовать для блага всего Китая. На всех уровнях государственной системы частные устремления необходимо направлять в русло общей пользы-выгоды. А императору надлежит стать верховным координатором этого потока во всей Поднебесной. Ради наилучшего сочетания частного и государственного Хуан Цзунси предлагал провести административную реформу. По его мнению, существующую жесткую централизованную систему «центр — округа — уезды» следует заменить мягкой децентрализованной сетью «феодов», похожей на ту, что существовала в древности до династии Цинь (221–206 годы до н.э.). В этом можно видеть, по сути, первый шаг к федерализму, местной автономии и самоуправлению территорий. В своем трактате Хуан Цзунси разработал и основы экономической политики идеального государства. Для перехода к нему необходимо восстановить древнюю систему «колодезных полей» (цзин тянь) и тем осуществить уравнительный передел земли. Упорядочить налоговую систему и военную организацию, а также всемерно поощрять ремесло и торговлю. Ученый предлагал провести унификацию денежной системы и учредить банки. Между тем славу Хуан Цзунси как ученому принесли прежде всего исторические сочинения, посвященные эпохе Мин (1368–1644). Как историк Хуан Цзунси критически относился к официальной историографии. «Из династийных историй можно брать только хронологию», — писал он.
Научные и политические построения Хуан Цзунси остались непревзойденными в течение XVIII столетия. Завоеватели-маньчжуры боялись распространения его «крамольных» идей. Трактат Хуан Цзунси «Просвещаю варваров в ожидании визита [совершенно-мудрого государя]» и ряд других трудов попали в список запрещенных книг. Смелые идеи Хуан Цзунси в XVII веке в условиях жесточайшего террора цинских властей имели ограниченное распространение. В основном они стали известны в Китае много позже. Запрет на их публикацию был снят лишь в конце XIX—начале XX века.