Глава 6
В пятницу в четыре часа дня я вошел в недавно отреставрированное трехэтажное здание администрации Кутинского района и города Закутка. На втором этаже «сталинского» особняка располагалось законодательное собрание, где в эти часы в своем кабинете вел депутатский прием председатель законодательного собрания Виктор Леонидович Седулин.
На мне деловой темно-серый костюм, купленный вчера в местном «бутике» якобы от Версаче, белоснежная сорочка и строгий галстук. Волосы собраны в хвост.
«Импозантный мужчина», заявила Зина на примерке, «мечта дам средних лет или совсем малолеток. Натуральный банкир». Мне завтра предстояло принять участие в милицейской «подставе» и Зина была очень довольна, что Сергей меня принял.
В коридоре и приемной очередь из двух десятков человек в основном пенсионного возраста. Все сидели на заботливо выставленных разномастных стульях, наверняка выдернутых из кабинетов.
— Шеф у себя? — обратился я к милой секретарше, протягивая ей пустую бумажку, — мне срочно.
На моем лице сверкнула обворожительная улыбка, на запястье золотой «Ролекс». Настоящая Швейцария, Зининого отца.
Она смотрела на меня, выпучив глаза. Двое мордоворотов в строгих черных костюмах возле дверей в кабинет незаметно напряглись. По этой бумажке я уже проходил охрану на входе. Школа Лионы: прикид, манеры и легкое внушение. Иногда нелегкое.
— Ты куда это прешь без очереди, рожа твоя наглая! — раздался визгливый женский голос.
В любой очереди найдется такая тетка, «смотрящая» за очередью. Изредка её заменяет тщедушный крикливый пожилой мужик. При всей внешней непохожести их объединяет одно общее качество: обостренное чувство справедливости.
Фиона не Богиня. Та могла глубоко залезать в одного и одновременно «держать» троих-четверых, Фиона — либо глубоко одного, либо поверхностно троих. В данный момент она глубоко обрабатывала девушку, чтобы секретарша увидела именно ту неотложность, которую шеф ждет с особым нетерпением.
— Напялил галстук, хвостик подвязал и думаешь все можно!? Люди часами сидят, а он без очереди лезет! Люди, гляньте на него, где справедливость!? — толстая тетка стояла, призывно оглядывая людей и победно посматривая на меня.
По толпе пробежали шепотки:
— …действительно.
— Где это видано, я больше часа сижу…
— И тут блат! Это чиновничий беспредел какой-то!
Назревал русский бунт «бессмысленный и беспощадный». Что бы я сейчас ни сказал, все повернется против меня. Секретарша, как назло, тупила, не могла быстро выбрать наиболее безотлагательное дело. Все грозило сорваться. Если народ начнет орать, то мной близко заинтересуются охранники, придется прервать обработку девушки. Всплывет бумажка и тогда… как я упустил из внимания реакцию очереди? Не подумал о количестве желающих попасть на прием.
— Заткнись, Семеновна! Чего людей баламутишь, — неожиданно высказался охранник, — каждый прием от тебя проблемы. Верочка разберется с… господином. А дальше наша забота, мы здесь порядок обеспечиваем, а не ты.
Не обращая внимания на набравшую полную грудь Семеновну, повернулся к Верочке:
— Чего застыла, видишь, очередь волнуется.
— Развелось тут вас, к народному избраннику не пускаете! — не сдавалась женщина, впрочем, уже не так громко, с опаской, — отгородились от народа его слуги… — еще тише под тяжелым взглядом второго телохранителя. Народ безмолвствовал.
«Строго у них», успел подумать и услышал долгожданный голос Верочки:
— Секундочку, мальчики, я с Виктором Леонидовичем свяжусь, — сказала, поднимая трубку селектора, всей доступной мимикой показывая: «Большой человек!» и кокетливо поглядывая на меня. Как только удается все это делать одновременно?
— Виктор Леонидович, извините, что отрываю, но очень срочное дело, — говорила Верочка в трубку. Дальше громкость понизила почти до шепота, но я расслышал, — вы просили в любое время. Пришел человек от Аракеляна. Откуда я знаю, почему не позвонил, мне неудобно спрашивать. Хорошо… хорошо. Я поняла, — с этими словами положила трубку.
Обратилась ко мне с лучезарной улыбкой:
— Подождите, пожалуйста, минутку. Виктор Леонидович отпустит посетителя и вызовет вас.
Я улыбнулся очаровательней, чем она.
— Простите, сразу заходите, как только посетитель выйдет, — засмущавшись, поправилась девушка. Не хватало, чтоб Седой успел позвонить этому Аракеляну! При посетителе звонить точно не станет.
Охранники снова насторожились и к ним устремились две фиолетовые ниточки. Расслабились. Я забрал бумагу с Вериного стола.
Из дверей спиной вышел довольный худой старик весь обвешанный орденами и медалями:
— Спасибо, Виктор Леонидович, что не забываете нас, ветеранов, доброго вам здоровья! — победно повернулся и шаркающей, но гордой походкой побрел из приемной.
— Ребятки, закройте дверь и никого не впускайте — распоряжение Виктора Леонидовича, — шепнул я молодцам, проскальзывая в открытую дверь.
— Какого х… — оторвался Седой от набора номера и замер. Лицо плавно расплылось в доброжелательной улыбке.
— Вы телефон отключите, Виктор Леонидович. На всякий случай, — сказал я, разваливаясь на ближайшем к столу начальника стуле.
Действительно полностью седой. Типичный чиновник с начинающим расти животом. Под воспаленными глазами мешки. Переживает о сыне, не высыпается бедняга.
— Конечно, конечно, — нажал кнопку на селекторе и сказал в давно поднятую трубку, — Верочка, меня ни для кого нет, поняла?
— Я знал, что вы не простой, чувствовал, — говорил и одновременно выключал мобильник.
— Во-первых, Виктор Леонидович, соболезную. Мне искренне жаль вашего сына. Мы немного повздорили на «вертолетке», но это было чистое недоразумение. Я не держал на него зла, как, надеюсь, и он на меня.
— Спасибо, — серьезно кивнул в ответ Седой, — убийцы не уйдут от ответа.
— Как, — удивился я, — он же один.
— Есть большие подозрения о целом сговоре за моей спиной, но это мои, личные проблемы, — пахнет паранойей, придется усилить нажим — вы от… — нахмурился, вспоминая.
— Во-вторых, я из Москвы от Глеба… — замолчал, ожидая реакции.
— Подождите, вы же с Паровозом… — сказал он недоуменно, — я с Вердерскими работаю.
Он расскажет мне все, сам того не заметив, даже то, что забыл. Но мне большего не надо, только имя скупщика.
Я не зря три дня безвылазно сидел в интернете. Прочел все статьи и блоги о незаконном обороте драгметаллов, нашел несколько московских группировок, занимающихся золотом с каналом поставки из восточной сибири. Несколько раз мелькала Кутинская обогатительная фабрика в сочетании с Глебом — Пашей Глебовским, Вердером — Гиви Вердалиани и небезызвестными Солнцевскими. Эти мелькали везде, во всех видах деятельности. Сведения являлись непроверенными слухами, скорее чистой воды сплетнями. Ни одного факта. Сайты, на которых размещались статьи, тоже не внушали доверия, но я спешил и решил рискнуть.
Можно было зайти к Седому, вовсе не подготовившись, но не факт, что он сможет выполнить мои пожелания после моего ухода. К тому же он не один и если начнет в своем окружении городить явную чушь — все сорвется.
— Как раз о Паровозике и пойдет речь. Я не зря лег в реанимацию и симулировал потерю памяти, я специально поселился у бывшей жены Славика, я наблюдал и слушал.
Взял значительную паузу. Седой буквально смотрел мне в рот, веря каждому слову.
— Славик — приближенный Паровоза, он много знает и ничего не скрывал от любимой жены. Наши подозрения подтвердились, Паровоз хочет нас кинуть. Он и раньше мутил, но мы закрывали глаза, теперь точка. Глеб очень не любит, когда его кидают, поэтому старается решить проблему заранее. И вот я здесь. Вы хотите спросить: зачем я все это вам рассказываю?
Седой кивнул.
— Дело в том, что у нас большие планы. Мы получили прямой выход на биржу с полной легализацией. Представляете, что это значит? — снова кивок, — объемы представляете? — глаза Седого сверкнули алчностью.
— Нам нужна вся фабрика, весь неучтенный металл. И вы. Вопросы.
Седой откинулся на спинку и через секунду снова нагнулся к столу:
— Э-э-э…
— Называйте меня Егором.
— Послушайте, Егор, я все понимаю, но я работаю с Вердером, и меня это устраивает…
— Устраивает? Ой, ли. Эти национальные банды непредсказуемы. А почем он товар берет? Я уполномочен предложить половину биржевой цены, — снова алчность в глазах, — и будем покупать в любых количествах, — Седой задышал возбужденно.
— Но это получается, что я их кину… — сказал с хрипотцой от волнения.
— Это у него натуральная жадность, я ни при чем! — удивленно пояснила Фиона.
— Пусть вас это не волнует, мы разберемся с Гиви. На вас Паровозик и его товар. Решать надо немедленно.
Седой снова откинулся на спинку кресла, но расслабиться не мог. Сейчас воздействие Фионы минимальное, пусть сам сообразит, так вернее.
— Я не могу так сразу. Предложение очень заманчивое. Я верю, что вы решите проблему Вердера, но Паровозик… это война, он вор в законе.
— Глеб не вор и не собирается покупать это звание. Причем здесь понятия? Это многомиллионный бизнес, давайте думать как бизнесмены. Воры в законе — анахронизм. Согласны?
— Я тоже так думаю, но пока… как вы себе это представляете?
— То есть в целом вы согласны?
— Да, — решительно произнес он после секундной паузы.
— Я представляю дело так. Лично сам Паровоз нам безразличен. Будет жить — хорошо, не будет — еще лучше, — Фиона чуть усилила внушение, — сразу с крови начинать не стоит, попробуйте договориться. Пообещайте ему большую долю, он не знает о новой цене. Еще раз повторю: с ним лично мы не хотим иметь дел, весь металл должен пойти только через вас.
— Договориться! Не раз пробовал, бесполезно!
— А вы еще попробуйте, порядок цен вы теперь представляете. Пока он работает с нами, но хочет соскочить на сторону. Это непростительно. Не переживайте, когда Сема завернет ласты, это случится не в вашем районе.
Седой давно царапал ногтем подлокотник и вдруг перестал.
— Хорошо, я попробую договориться. А если не получится?
— Тогда мы с вами встретимся снова и обсудим дальнейшие действия. Я сам позвоню вам, скажите ваш личный телефон.
Он на память продиктовал номер сотового и доверительно вздохнул:
— У Паровоза все по старинке, никак не привыкнет нормально общаться, как деловой человек. Что ни разговор, так обязательно стрелка, терки. Тьфу.
— Что делать, Виктор Леонидович, пока такие типы в силе, — я огорченно вздохнул, — где обычно стрелку забивает?
— За городом, за заброшенным судоремонтным. Эх, такой завод развалили! Я начинал на нем…
— Потом поговорим на эту тему, а пока слушайте сюда, — Фиона резко усилила воздействие, — стрелку забивайте на послезавтра. Обещайте Паровозу все, что угодно главное, чтобы он согласился встретиться именно послезавтра, в воскресенье. Обо мне никому ни слова, о Глебе не заикаться, с Вердером не общаться. Если вам скажут, что меня видели по пути на дачу в день убийства Толика, пропустите эти слова мимо ушей, забудьте о них, но остальным скажите: «Сейчас есть дела поважнее, а та гнида, или как вы обычно говорите, подождет, никуда не денется».
Я немного перевел дух и продолжил.
— Через пять минут после моего ухода, начинайте прием. Охранникам и Верочке прикажите обо мне не болтать. Все, я пошел.
В дверях я сам шепнул секьюрити и Верочке, чтоб не болтали. Так надежней. Поредевшая очередь проводила меня негромким ворчанием. Охрана на выходе обо мне забыла. Я целый час у Седого просидел! Ничего, пусть поработает допоздна, а вы, люди, простите меня великодушно.
Теперь мозг Седого сам переработает все нестыковки и неувязки, выдаст своим соратникам только явную выгоду от предложения таинственной организации. Срочность со стрелкой объяснит спешкой нового покупателя, убедит в безнаказанности кидалова старого партнера. С ним согласятся. По словам Сергея, он своих в кулаке держит. Кроме сына, которого совсем разбаловал вот и поплатился.
Дело за Паровозом. Тот более «либеральный», делает вид, что прислушивается к советам. На этом и попробуем сыграть.
Сергей высадил меня за крутым поворотом на полпути к местной «рублевке». Народ так называл местный коттеджный поселок «Речной» на красивой излучине реки Куты. Скоро по дороге должен проехать Славик, Сергей целый день его пас.
Смеркалось. Звонок от Сергея:
— Один в машине, через пять минут появится из-за поворота. Готовься. Конец связи.
Проверил свободным сознанием — все верно и других машин в моем направлении… пропустил одну, больше нет. Вышел на трассу.
День у Славика выдался просто великолепный! Рука не болела, кисть работала, солнце разогнало тоскливые облака, красота! Скоро и на перевязки не надо будет ездить, раны заживали, как на собаке и главное колдун две ночи не снится, чтоб он провалился с этой паскудой Зинкой, чем не жизнь! А до этого и водка не спасала. Но главное, появился свет в конце тоннеля: скоро он отомстит, скоро!
Папа — Паровозик, улыбаясь, дал добро на отстрел этих любовничков, ребят разрешил привлечь. Какого стыда это стоило, но Славик решился. Теперь братва посмеивалась за спиной, а плевать! С колдуном он один не справится, духу не хватит. Какими бы ни был он гордым, как ни боялся оказаться посмешищем, Славик перешагнул через себя. Жажда мщения росла с каждым днем, буквально выворачивала наизнанку.
Его, разумеется, не «опустили» и даже не сильно смеялись, он ожидал большего.
Про Егора, как колдуна, естественно, промолчал. Кто поверит в такой бред? Их бы туда. Честно сказал, что боится, а на Зинку рука не поднимется. Папа прервал разгалдевшихся братков и молвил, положив руку на плечо Славика:
— Я всегда знал, что ты смелый, но сейчас ты превзошел себя. Кто из вас признался бы в своем страхе перед фраером, кто? — обвел присутствующих пронзительным взглядом, — никто из вас. Славик смог. Признать свою слабость — наивысшая смелость!
Паровозик любил «мудрые» речи, что не помешало ему ухмыльнуться, когда давал распоряжение помогать Славику.
Сегодня Славик без эксцессов собрал плановое рыжье, сдал куда полагается, получил личные деньги, потрещал с ребятами, дал в морду одному языкастому острослову, договорился о завтрашнем пикнике на берегу Куты. Поужинал в кабаке, приняв на грудь заслуженные сто грамм, и в отличном настроении поехал домой. Перед крутым поворотом, «тещиным языком», сбавил скорость и плавно вписался в изгиб трассы.
В салоне надрывался шансон. Вяло текли мысли о скорой встрече с любимыми псами, о жаркой в постели Светке, о выпивке — куда без неё! Вдруг фары высветили колдуна…
Он стоял на дороге в длинном распахнутом черном плаще. Руки раскинуты, длинные черные волосы колыхались, глаза горели. Рот в обрамлении полуседой бороды растянулся в зловещей ухмылке.
— А-а-а! — закричал Славик и, зажмурив глаза, надавил на тормоз.
Тело бросило на баранку, завизжали колодки, машина прошла юзом и резко встала. Запахло паленой резиной. Славик не почувствовал боли в груди, он сжался, как маленький мальчик, еще сильней сдавил веки и прошептал про себя: «Это сон, это сон, я сплю».
Хлопнула пассажирская дверь, и послышался надоевший в кошмарах, но странно спокойный, даже участливый голос:
— Ну что, Славик, поговорим? — мир перестал существовать.
В субботу с пикником вышел облом. К полудню Паровозик неожиданно вызвал к себе всех бригадиров, казначея, «советников» и… короче весь «большой совет» Сельских. Братва подтягивалась медленно, но Папа, как ни странно, не ворчал, а чему-то тихо улыбался.
— Что, ребятишки, тяжко? — начал он речь, когда все собрались, — а нечего жрать без меры.
Справедливости ради надо сказать, что с похмелья болели только трое из восьмерых собравшихся, но Паровозик любил обобщения. Он много чего любил.
— Давеча мне позвонил Седой, самолично! — поднял палец, — снизошел, так сказать до нас, грешных. И что он мне предложил, как вы думаете, ребятки?
Ребятки промолчали.
— Правильно молчите, молодцы. Нет, не отдать все нажитое непосильным трудом, а всего лишь забить стрелку, — ожидающе замолчал.
Раздался несмелый голос «советника по маркетингу», Папа любил давать громкие названия.
— Чего хочет, у нас все поделено.
— Да, действительно, папа… — поддержали остальные.
— Наконец услышал я глас народа! — довольно произнес Паровоз, — чего хочет, ясно чего — бабла, у него одно на уме. А конкретно, предлагает обсудить нового покупателя, он баснословные бабки за рыжье предлагает и аппетит имеет неимоверный, Седой один его не накормит. Предлагает взять нас в долю. Жду советов, «советнички».
— Это что получается, мы Глеба кидаем? — сразу возмутился Щерба, «смотрящий» и «советник по конфликтам».
— Почему сразу кидаем, — заспорил казначей, он же, с легкой руки Папы, «советник по финансам», Тучка, — перетрем, если выгодно, то с Глебом обсудим новую цену, а дальше… бизнес есть бизнес.
— Седому веры нет…
— По власть подгибаться? Не по понятиям это…
— Что за покупатель, откуда взялся? — «безопасник» Лёнчик.
Шум разгорался. Паровозик блаженствовал. Послушал минут десять. Когда дошли до личных оскорблений, прервал всех:
— Тихо! Чапай думает. Что порешили? Как я понял, большинство против? А скажи-ка мне Щерба, сколько конфликтов с Седовскими у нас за последний год было?
— Три, — не задумываясь, ответил смотрящий, — барыг не поделили, бригадами перетерли и разошлись. Ты утвердил, все справедливо.
— Застоялись мы, — неожиданно взял слово молчавший Славик, — разжирели, разнежились. Не к добру это. Большую стрелу забить необходимо, а там… как карта ляжет.
На него сегодня было любо-дорого поглядеть. Свежий, подтянутый, никакого похмелья. Давно таким не видели. Как с бабой разошелся, так считай всегда навеселе.
— Вот! — торжественно произнес Паровоз, — истину глаголешь, сын мой. Молодец, Славик и выглядишь хорошо. Засиделись мы, погрязли в гнилом болоте. Встряхнуться надо. Бабки тоже лишними не бывают, — кивнул «финансисту», — в меркантильном мире живем. Решаю, большой встрече быть! Идут все присутствующие со своими ребятишками. Стволы почистить. На всякий случай, — успокоил попытавшегося вякнуть Щербу, — завтра в одиннадцать ноль-ноль, как обычно на судоремонтном. Лёнчик, ты с этого момента начинай работать, знаешь что делать. Ментов обязательно прошерсти, кто чего знает — не знает. Знаю, что знаешь, но повторенье — мать ученья, а народ у нас мудрый зря пословицами не разбрасывается.
Когда все начали расходиться, большинство явно недовольные, Паровозик произнес:
— А вас, Тучка, я попрошу остаться. Надо бабки подбить, да подсчитать выгоды — потери. Скажу тебе новую цену — ахнешь.
На большую гравийную площадку неподалеку от полуразвалившихся стен завода, с противоположных сторон навстречу друг другу въезжали разномастные джипы. Далеко за площадкой по её периметру: в редких кустах, на кучах мусора и гравия, в здании ремонтного цеха давно находились молодые люди. Часто парами. Каждая пара в пределах прямой видимости другой. Ребята в парах держались друг от друга подальше, не общались. Иногда смотрели на невольного напарника презрительно. Только одна двойка общалась между собой. Старые школьные знакомые волею судьбы раскиданные по разным преступным группировкам.
— Блин, в такую рань подняли, болею, как падла. У тебя случаем похмелиться нет, Толян?
— Нет, конечно, кто с пойлом на стрелки ездит? Пить надо было меньше, будто вчера не знал.
— Не знал! Телефон сдох, утром не успел включить — звонок. Эх, не надо было на зарядку ставить! Спал бы сейчас дома, — закончил говорить через зевоту.
— Ага. Тебя бы потом Паровоз съел.
— Тебя бы Седой может и съел бы. А наш папа добрый. Справедливый.
— Ой, не смеши меня — добрый! Ты его еще Папой Римским назови. Да знаешь, что он с Тимохой в свое время сделал?
— Тихо, едут. Все, теперь в оба глаза за шухером смотреть надо, — простонал и добавил, — чего им обязательно с утра разборки устраивать а, Толян?
— Кто раньше встает, тому бог подает. Слышал? Поэтому.
— Наш папа тоже пословицы да поговорки любит.
— Тоже мне, нашли отца родного, слушать противно.
— Вот и не слушай. Ты, небось, со своим Седым и не разговаривал ни разу. Да он тебя и не знает, зуб даю. Так?
— Зато он всяко круче твоего Паровоза. Тоже мне «Вор в законе»! — бросил презрительно, — плюнуть и растереть это звание, их время ушло.
— Чего ты сказал!? Повтори! Плюнуть и растереть, говоришь!?
— Эй, ты чего это, Серый, ствол от меня отведи, не дай бог…
Со стороны поляны грянули выстрелы. Сначала три пистолетных хлопка, потом еще, еще и все перекрыло треском автоматных очередей. Знакомые, забыв о неожиданной ссоре, ошарашено переглянулись. Разом оббежали мусорный завал, бросив наблюдение за проселком. Теперь можно смело добавить — побежали к полю битвы.
Там было на что посмотреть. В центре лежали тела пятерых человек, среди которых оба лидера. Остальные бойцы попрятались за джипами и кучами гравия. С обоих концов поляны глухо стучали автоматы, хлопали пистолетные выстрелы. Пули вспарывали землю, пробивали радиаторы со стеклами. В перерывах между этим отчетливо звучала ругань и стоны раненых. Один джип, от Седовских, попытался сдать задним ходом, но был остановлен злым огнем со стороны Сельских. В открытую дверку выпал раненый водитель. Воя, пополз к ближайшему укрытию. Из других дверей выскочили двое. Отстреливаясь, попытались убежать, но были срезаны удачными выстрелами.
Не зря именно эту поляну выбрали для стрелок и разборок. Открытое пространство, где невозможно устроить засаду. Но и убежать отсюда оказалось проблематично. Сейчас все зависело от количества стволов и боеприпасов.
— Никто не дергается назад, — в одно из затиший донесся до пацанов голос Лёнчика, — все не уйдем, а оставшихся быстрей покромсают. Берегите патроны, братки, не палите в белый свет почем зря!
Сергей с Толиком переглянулись и, без договоренности, синхронно поползли назад. У них вероятность уйти — почти сто процентов. О принадлежности к разным кланам они благополучно забыли.
Внезапно с двух сторон на поляну ворвались два ПАЗика. Из них сноровисто высыпали бойцы в бронежилетах и касках. Быстро заняли позиции в тылах группировок. Заорал мегафон:
— Граждане бандиты, прекратите огонь, работает ОМОН. Повторяю, работает ОМОН! Всем сложить оружие, лечь на землю и не рыпаться. Стреляем без предупреждения!
Бандиты словно этого и ждали. Как облегченный вздох прошел над поляной, на открытое место полетели пистолеты и автоматы. Неожиданно один из Сельских братков с криком: «Суки!», попытался выстрелить в омоновца, но не успел, упал с двумя пулями в груди. Прервавшаяся «сдача оружия» возобновилась с новой силой.
Толик с Сергеем в этот момент бежали по направлению к лесу, скрываясь за редкими кустами. Пешком до города доберутся, всего-то километров тридцать.
Я сидел за рулем Зининой машины в лесочке недалеко от трассы. Только что вернулся из астрала, где наблюдал увлекательный фильм из жизни бандитских разборок. Смотрел в реальном времени одновременно с пяти меток: Славик, Седой, двое его телохранителей и «Сельский» бандит по имени Ржевский, рядовой бычок. Вчера я подходил к нему и тупо нагнал агрессию. За что он и поплатился, это его застрелили омоновцы. А показал мне его Сергей.
Вчера был очень насыщенный день. Сначала мы с Сергеем узнали, кто из прокурорских дежурит в воскресенье. Дежурным оставался следователь Мережко. Сергей скривился, как от лимона.
— Все, Егор, не видать нам арестов.
— Это почему же? Факты будут не просто на лицо, а прямо на огромную морду!
— Есть подозрения, что он стучит Седовским. Доказательств сам понимаешь, — развел руками, — скорей всего он и слил Седому подозрения о тебе. Так что, извини, я могу их только в ИВС, а оттуда прокуратура их махом выдернет.
— Даже так? Это мы еще посмотрим, поехали в прокуратуру.
Сергей недоверчиво на меня посмотрел, но ничего не сказал. После вчерашнего концерта со Славиком, он стал относиться ко мне очень серьезно. Я бы даже сказал с опаской.
— Если будешь меня слушаться, я навсегда уйду из твоей жизни, — внушал я Славику, сидя на пассажирском месте, — ты этого хочешь?
Славик совсем не сопротивлялся. Фиона сравнила его с трехлетним ребенком, который до ужаса боится бабайку — меня. Он на все готов. Можно было не мучиться с неудобным кожаным плащом Зининого отца.
— Хочу, больше жизни хочу! — сказал Славик, облизывая пересохшие губы.
— Слушай меня внимательно и запоминай. Завтра Паровоз соберет… — я не знал, как называется собрание верхушки группировки. Сходняк, что ли? — собрание всех ваших старших. Там пойдет речь о встрече с Седовскими. Ты выскажешься за неё и попытаешься убедить остальных. После собрания позвонишь мне с чужого городского телефона и сообщишь точное время и место стрелки. Запоминай, диктую.
Я медленно проговорил номер. Славик преданно кивнул.
— Как только Седой с Паровозом начнут говорить, убей первым выстрелом Седого, вторым Паровоза, а дальше пали в кого вздумается. Лидеров вали в голову. Ясно?
— Ясно! Мне бы Тотошу, — попросил совсем жалобно.
— Держи своего ненаглядного, я сегодня добрый, — с этими словами передал бандиту его разряженный пистолет, — обоймы кладу в бардачок. Слышишь?
Славик любовно гладил прижатый к щеке ТТ.
— Конечно! Я все понял. Ты от меня отстанешь? Честно — честно? Больше не будешь мне сниться?
— Когда сделаешь все, как я сказал, обещаю отстать и не являться во сне. Ты мне веришь?
— Верю, — снова тоскливо-преданно посмотрел мне в глаза. Как побитая собака, ей богу! Это начало раздражать.
— Закрой глаза и посиди так пять минут, поспи. Когда откроешь, ты полностью забудешь нашу встречу. Поедешь, как ни в чем не бывало в прекрасном расположении духа. Я пошел, закрывай глаза, — с этими словами захлопнул дверку.
Потом вспомнил, и обработал спящего бригадира исцелением первого уровня. Он мне полностью здоровым нужен.
Я специально закончил разговор таким длительным внушением, как в нормальном гипнозе. Слишком сильно я засел в Славике. Если у кого-нибудь возник вопрос: «А почему ты Седому не приказал развязать перестрелку?», отвечу. Без прямого воздействия Фионы он не пойдет на такую явную глупость, своя жизнь дороже. Отвергнутый муж со своей злостью, ревностью и напуганный до полусмерти — идеальный камикадзе. Моя совесть, закаленная эгнорскими событиями, тихо сопела в тряпочку, даже не пытаясь вякать.
В эти пять минут на мой звонок подъехал Сергей. Увидев застывшего за рулем бандита, он посмотрел на меня с изрядной долей настороженности. Я объяснил, что Славик в гипнотическом сне и это была чистая правда. В очередной раз обозвал себя идиотом: не мог на пять минут позже позвонить? После этого Сергей и стал относиться ко мне с легкой опаской.
В прокуратуре я легко узнал адрес Михаила Ивановича. Позже снова повезло, он сам открыл дверь, ничего не спрашивая.
— Чего надо? Брошюры и библии не беру, разговаривать не намерен. Все, до свиданья, — сказал следователь, принимая меня за сектанта, но вместо закрытия двери — застыл на месте.
— Михаил Иванович, вы завтра во всем поддержите действия Сергея Ивановича Хрома, честно выполните свою работу, не взирая на обстоятельства и личности задержанных. Вы меня поняли?
— Конечно! Хром очень профессиональный следователь, не вижу причин препятствовать его работе, — ответил почти восторженно.
— Вот и прекрасно. Еще, если узнаете сведения, которые могут заинтересовать Седого или Паровозика, не сообщайте их им. Хорошо? Прекрасно. О моем визите забудьте. До свиданья, — сказал и спустился по лестнице.
Мережко поморгал, пожал плечами, услышав крик жены из кухни: «Ты чего там застыл, Миша? Кто пришел?», закрыл дверь. Я услышал стук захлопнутой двери на выходе из подъезда.
Действие конкретно этого внушения продержится не больше трех-четырех дней. Меня и сам факт внушения не вспомнит, просто «очнется». И слава богу! Если дать волю буйной фантазии о «вечном» подчинении, то мне что же, ответственность за все человечество на себя принимать? Увольте, мне баронства вполне достаточно, где я без всяких внушений — подчинений обходился.
— С прокуратурой решено. Все? — спросил я у Сергея, сев в машину, — он во всем тебя поддержит и ничего не расскажет ни Седому, ни Паровозу, даже если о чем и пронюхает.
— Как у тебя все просто, — недоверчиво ответил следователь после паузы, — раз и чиновник стал честным. Как в сказке. Ты прямо волшебник. А можешь всю власть так исправить, хотя бы только в нашем городе? Вот было бы здорово! Сможешь? — повернулся ко мне и с нетерпением стал ждать ответа, внутренне опасаясь и одновременно надеясь на ответ «Могу».
Не ожидал я такого вопроса от Зининого брата, всегда очень рассудительного. Достали парня выкручиванием рук, не иначе. В милицию он пришел с несправедливостью бороться, честно защищать людей от бандитов, а оказалось, что главные бандиты наверху сидят, в служебных кабинетах.
— Я не волшебник, я только учусь, — отшутился известной фразой, — к счастью не могу. Это обычный гипноз, скоро постгипнотическое внушение пройдет. А теперь представь, что будет, если не пройдет. Представил? По глазам вижу, что здорово будет. Ты как ребенок, ей богу! Я не один такой умелый, а теперь представь, что нехороший дядя внушил тебе какую-нибудь гадость и это навсегда. Представил? Видишь, это совсем не здорово.
Оба помолчали. Сергей разочаровано я, наоборот, с облегчением. Кажется, отмазался.
— Все к завтрашнему подготовили?
— Нет, — очнулся милиционер, — не уверен в судье. Участок, к которому относится судоремонтный, ведет Ольга Андреевна. На счет материальной заинтересованности я не уверен, но испугаться последствий — может. Ей постановление о взятии под стражу выносить и лучше не ждать до понедельника, сам понимаешь, какой вой наши власти поднимут.
— В суд поедем, за адресом? — вздохнул я, — там наверняка в выходные секретарь какой-нибудь дежурит или у сторожа адреса должны быть.
— Охранник там сидит и ты прав, у него телефоны и адреса судей, но мы сразу к ней домой поедем, я знаю, где она живет, подвозил однажды.
Дома, в новой двухподъездной двухэтажке нестандартных размеров, для «слуг народа», судьи не оказалось. Дочь — тинейджер с пирсингом в нижней губе, вальяжно ответила:
— На даче они с отцом все лето живут, там и ищите. Вот еще! Я и не собиралась ей звонить и говорить ничего не стану, когда вернется, пусть сама со своими проблемами разбирается. Пойду я, меня девчонки ждут. А может и вы с ними? Приглашаю, вы прикольный. Ремешок на лбу вам очень идет и бородка — отпад!
Из-за полуоткрытых дверей громко играла клубная музыка. Оттопыриваются девчонки пока родителей нет. Спиртным не пахло, коноплей тоже. Слабо несло сигаретным дымом.
— Спасибо, девушка, но мне некогда. Счастливо повеселиться! — Фиона девочку обрабатывала по самому минимуму на доверие и снижение критического восприятия.
— Ага. Пока. Может, передумаете? — крикнула вдогонку.
Дачный участок выделялся заботливой ухоженностью. Дом от соседних строений отличался разве что свежей краской и полностью завершенным строительством. Гостей не было, и я смело открыл калитку.
Болонка, один раз тявкнув, подбежала ко мне, виляя хвостом. Муж, вышедший из-за бани, не обратил на меня внимания и отправился дальше по своим важным дачным делам. Женщина средних лет в старых джинсах, старой ковбойке и выцветшей панаме сидела на корточках перед грядкой. В доме играло радио, слышался звонкий детский голос.
— Ольга Андреевна? — уточнил я. Дождался утвердительного кивка и продолжил, — завтра за вами заедут, повезут на работу. Езжайте не споря. Смело выполните свой долг, не бойтесь никого и ничего. Стойте на своем решении невзирая на лица подозреваемых, невзирая на наезды властей и преступников. Запомните: вам лично и вашей семье ничего не угрожает. Вы — власть, вы — сам закон, а преступники должны понести неотвратимое наказание. Вы это лучше меня знаете. К тому же, предстоящее дело наверняка подстегнет вашу карьеру, — я подготовился к этой речи.
— Молодой человек, не говорите мне прописных истин, я все знаю. Надо выйти на работу — выйду, не переживайте, и сама все решу, исходя из требований закона. Я не побоюсь, что бы обо мне не наговорили люди, особенно недовольные моими решениями. Взяток не беру. Вы довольны?
Оба-на! Первый человек, не поддавшийся внушению. Разве что легкая дезориентация, какая во сне бывает, где вполне нормально разговаривать с неизвестно откуда взявшимся собеседником, да еще и на такие необычные темы.
— К ауре приглядись повнимательней, — подсказала Фиона.
Действительно, фиолетовый цвет чуть не брызжет в разные стороны и нить от Фионы не образовала сеть вокруг головы, а слабо растеклась по поверхности, постепенно сходя на нет. Естественная защита! И силы разума с жизнью совсем чуть-чуть, но есть. Меньше, чем у Вереса, но все же.
— Ты прав, она почти инициирована. Про тебя будет помнить, как о вещем сне, который, надеюсь, сбудется.
— Она правду сказала?
— Сама верит в свои слова, точнее подсказать не могу.
— Да, Ольга Андреевна, одна просьба, не отлучайтесь завтра никуда, хорошо?
— Хорошо, — ответила, вздохнув, — мы, правда, по грибы собирались, ну да ладно.
— Я пошел, не надо меня провожать.
— Заходите еще, я всегда рада таким гостям.
— Непременно.
По дороге к машине продолжал говорить с Фионой.
— Лиона кучу магов — черных подчиняла и ни одной осечки!
— Так кто Богиня, а кто я. И людей с такой оригинальной аурой я впервые вижу. Заметил, она не замкнута, как у всех, а открыта.
— Заметил. Эх, жаль некогда, но позже попытаюсь изучить.
— Тебе всегда некогда, — проворчала Фиона.
— Теперь все? — спросил я у Сергея, едва мы тронулись.
— Все. С командиром ОМОНа договорился, он мой старый товарищ, готов рискнуть. Вечером сообщит бойцам, что завтра с утра учения, им не привыкать, их часто в выходные гоняют. Ребята надежные, но на всякий случай он скажет, что комиссия главка на подходе и полигон надо облагородить. А полигон от города на противоположной судоремонтному стороне. Даже если узнают об учениях, стрелку отменить не должны.
— Не должны, — произнес я как заклинание и сжал кулаки.
— Сам поменялся дежурством на завтра. Я во вторник по идее дежурю.
— Без вопросов?
— Конечно! Кому охота в выходной на работе торчать. Осталось только ждать… — закончил, покосившись на меня.
— Все срастется, Сергей, я же волшебник!
Он усмехнулся:
— Хорошо бы.
Действительно срослось. Седой отмахнулся, когда ему доложили, что на пути к дачам и обратно видели мужчину запоминающейся внешности, меня. Продолжил готовиться к завтрашнему разговору с Паровозиком. Подбили с финансистом все цифры, приплюсовали оборот золота «Сельских», сам выбрал бронежилет и делал еще кучу полезных дел. Я периодически наблюдал за ним через астральную метку.
Как в голливудском боевике, джипы въехали на гравийную площадку одновременно с двух сторон по пять штук в каждой колонне, слажено развернулись в полукольца. Дальше пошло не так красиво. Двери хлопали вразнобой, братки вываливались и выпрыгивали не синхронно, некрасиво расположились тупо возле машин. Седой с двумя знакомыми мне секьюрити первым направился к центру площадки. Паровозик с Щербой и Славиком отстал на несколько десятков секунд из-за перепалки:
— Славик, у тебя рука болит, зачем лезешь вперед, поперед батьки в пекло, — говорил Сема — Паровозик.
— Ты мне не доверяешь, Папа!? — возмутился Славик, — да я тебя голым телом прикрою! Ты мою реакцию знаешь.
— Верю я тебе, верю и реакцию знаю, — успокоил его Паровоз, — но у нас есть ребятки поздоровее, тебе еще руку долечивать. Не приведи господь, упадешь, и руку тогда повредишь, мне стыдно будет.
— Не упаду, Папа. Не могу я сзади оставаться, после того, что ты для меня сделал…
— И обещал сделать, — перебил Славика Щерба с деланно серьезным лицом.
Славик скрипнул зубами, это и решило дело.
— Успокойся Слава, со мной пойдешь, а ты угомонись, — повернулся к Щербе, — я в его храбрости не сомневаюсь и тебе не советую. Ты вроде малый — не дурак, но и дурак — не малый, — улыбнулся от известной фразы, — идем, благословясь, негоже нашего главного депутата заставлять ждать, я голосовал за него. Чего уставились? Шучу я.
С метки Славика я прекрасно видел и слышал все, что он не только видел, но и о чем имел четкое представление. Немного мутно выходили задние планы, причем при наблюдении с любого ракурса, чуть хуже прорисовывались лица малознакомых людей. Были еще чувства, отличающие изображение от тридэ: запахи, вкус, тактильные ощущения и отголоски эмоций. Просто полное присутствие! Одновременно с пяти меток впечатление было еще более полным, невозможно объяснить словами, словно я там в пяти разных местах одновременно. Сверху, снизу, сбоку, да где угодно очень четко и абсолютно достоверно, без дискомфорта от «разпятирения» личности.
Лидеры остановились точно посредине. Между ними метра три и чуть впереди их и почти вплотную охрана. Стволы заткнуты за поясные ремни.
«Эх, Славик, все-таки ты идиот! Под правую руку пушку засунул!», быстро подумал Паровозик, снова обратив внимание на забинтованную правую руку верного пса, правда, уже не подвешенную на перевязь.
— Долгих лет тебе, Витя, — язвительно поздоровался Паровоз.
— И тебе не хворать, Семен, — не менее иронично ответил Седой.
И вдруг… Славик действительно был очень быстрым, но сейчас превзошел себя. Громкий хлопок мощного ТТ, хруст, как от упавшего арбуза, и из затылка Седого вынесся фонтан крови с ошметками плоти. С задержкой в доли секунды второй хлопок и лопается висок Паровозика. Не успели оба тела коснуться земли, как прогремел еще выстрел — Щерба с пистолетом в руке, не успев выстрелить, падает на окровавленный гравий, снова выстрел — спотыкается первый телохранитель Седого с мощным магнумом. Выстрел второго охранника сливается с грохотом автоматных очередей. Славик несколько раз дергается и заваливается на землю. Тела продолжали изредка подрагивать. Толи от посмертных конвульсий, толи от «метких» попаданий.
Я потерял троих себя. Мир затухал постепенно, совершенно безболезненно. Остальное наблюдал с двух меток, а в конце с одной. Ржевский глупо погиб, а второй бодигуард выжил. Он удачно спрятался за упавшими телами и даже обошелся без ранений.
Что ж, выжившие в тюрьме, картина заснята, осталось оцифровать, а это работы — непочатый край! С такими невеселыми мыслями поехал домой, в смысле к Зине. На душе было муторно. Если бы сам подонков убивал было бы спокойнее, а так, исподтишка… очень неприятно, противно. Не понимаю настоящих политиков.
