Глава 15
Когда с тяжелым мешком выбрался из Зеркала Древних, вздрогнул в испуге, увидев широко распахнутую с лестницы дверь в лабораторию. Не сразу и вспомнил, что сам открыл и что здесь прошло меньше секунды.
Поспешно вышел на лестницу, ноздри сразу уловили снизу запахи вина, мощный аромат просачивается под дверью из покоев Рундельштотта, мимо нее постарался пройти на цыпочках, это же от него я вот сейчас несу целый мешок добра, о котором старый чародей и думать забыл…
К счастью, старый чародей продолжает пить и раздумывать над тем, что я сказал насчет похищения принцессы… что я только что сказал!.. потому когда спущусь, не забыть небрежненько упомянуть, что Рундельштотт позволил мне взять кое-что ему ненужное…
Понсоменер встретил меня у входа, молчаливый и немножко сонный, протянул руку к мешку.
– Навьючить на вашего?
– Лучше на запасного, – ответил я. – Молодец, что встретил.
Он взглянул несколько удивленно, дескать, а как же иначе, если его командиру нужна помощь.
– Запасных на каждого?
– Да, – подтвердил я. – А где Фицрой?
Он ответил тем же сонным голосом:
– Я послал за ним мальчишку. Глерд Фицрой изволил пойти на кухню.
– Свинья, – сказал я сердито. – Вот так всегда. Я за двоих тружусь, он за двоих оттягивается. Отдыхает, видите ли… От чего отдыхает?
Он кивнул и молча ушел с мешком, держа его в руке так, словно тот набит пухом.
Дверь башни скрипнула, я оглянулся, как и двое стражей у башни, на пороге появился Рундельштотт, костлявая рука взметнулась, прикрывая глаза от солнца ребром ладони.
– А-а, – проскрипел он, – уже готовишься? Молодец, быстро… Чего тут все так ярко…
Один из стражей, сразу учуявший мощный запах вина, сказал весело:
– День потому что. Мастер, вы уже трое суток в отключке!
Рундельштотт посмотрел на него, как верблюд на суслика, а я сказал со всей почтительностью:
– Мастер, я счастлив, что вы спустились проводить меня, но вам лучше… прилечь.
Он спросил в недоумении:
– Что… Прилечь? Где?
– Ребята, – сказал я стражникам, – отведите господина Рундельштотта в его покои. Пусть спит и видит молодых девок.
Стражники, весело ухмыляясь, чародей – свой человек, если напивается, почтительно поддержали Рундельштотта, однако он качнулся, сделал шаг вперед и едва не упал.
– Что? – возгласил он негодующе. – Проводить?.. Я намерен возглавить поиск!.. Вы, молодежь, только по бабам, что хотя и хорошее занятие, но обременительное и вредное, пусть и местами приятное… Ик!.. Где мой конь? Почему нет моего коня?.. Конечно, могу и без коня пробежать без остановки пару королевств, но это будет несолидно для человека моего возраста и положения… Ик!..
Стражи ухмылялись, пытались вежливо утащить его в башню, хотя там придется почти нести его, Рундельштотт уперся, ухватившись обеими руками за косяки.
Я сказал громко стражам:
– Мы возвращаемся в Дронтарию, а куда нам этот старик?..
– Уволочем, – пообещал один из стражей.
Прогремел приближающийся стук копыт, Понсоменер скачет в нашу сторону, держа в поводу четырех коней, на последнем навьючен мой мешок.
Рундельштотт заорал пьяным голосом:
– Молодец, мальчик!.. Именно моя лошадка!..
Стражи невольно отпустили руки, а он, почти не шатаясь, направился к коню, которого я наметил для себя, умело вставил ногу в стремя и, я не поверил глазам, поднялся в седло, почти не цепляясь за конскую гриву.
– Можем ехать, – провозгласил Рундельштотт пьяным голосом. – Запевай!
Стражники заржали, а Рундельштотт довольно умело развернул коня в сторону выхода из королевского сада.
Я не успел ничего сказать, во двор влетел запыхавшийся мальчишка, а за ним вбежал запыхавшийся Фицрой.
– Что? – закричал он. – Уже?.. А где мой конь?
Понсоменер ответил ровным голосом:
– Вон ведут. Вместе с заводными.
Фицрой сказал мне быстро:
– Тут командующий, как его, Теренц Брандштеттер, зачем-то предложил дать нам в сопровождение десятка два гвардейцев! Говорит, вдруг да где на дорогах разбойники… Хотя бы до границы.
Я отмахнулся:
– Поблагодарил и отказался?
– Поблагодарил, – ответил он, – но не отказался. А что? Может, пусть едут? Костер будут разжигать, песни петь. А потом продадим кому-нить в неволю… Гуцары как, купят?
– Хорошая идея, – согласился я, – но любой отряд двигается со скоростью самого медленного. Так что у троих скорость выше, чем у десяти.
Он ответил со вздохом:
– Как ты умеешь всю красоту портить!.. Ладно, откажу. Если встретим по дороге.
– Отказывай грубо, – посоветовал я. – Этот Брандштеттер все пытается надавить на меня, подчинить, потому отвечай грубо и нахально. Такое поймет лучше, чем увертки. Любые увертки – слабость.
– Не боишься наживать врага?
– А мне плевать, – ответил я. – Думаю, и тебе. Мы перебрались в Дронтарию, не так ли?
Он заулыбался.
– Верно. Можно задираться. И как приятно быть хамом…
– И не говори, – согласился я.
Четверо конюхов бегом привели на длинных поводах коней, крупных, жилистых, заточенных для долгой скачки. Королева точно велела выделить лучших, все должны видеть, что не держит зла на глерда, переметнувшегося к королю Дронтарии.
Рундельштотт прокричал пьяным голосом:
– Ну что сидим?
Я тихонько ругнулся, старый чародей бодро хлопнул коня по шее, захихикал, и конь птицей понесся в сторону ворот. Фицрой быстро выбрал крупного жеребца в яблоках, поднялся в седло, оба с Понсоменером пустили коней галопом за Рундельштоттом.
Еще и старик, мелькнуло у меня злое. Возиться с ним в дороге, а он еще и начнет перехватывать командование? Нет, нужно освободиться от него сразу…
Догнать их удалось даже не в городе, а за воротами, когда стены остались за спиной, а впереди только широкая утоптанная дорога на север.
Рундельштотт уже не качается в седле, словно тряска выбила хмель, но я постарался догнать поскорее, старику не место в отряде с такой трудной миссией, и только открыл рот, как Рундельштотт повернулся и посмотрел на меня с усмешкой.
Я закрыл рот, на меня смотрит тот Рундельштотт, которого я лишь на мгновение увидел в его келье: трезвый, суровый, с жестким лицом и прямым взглядом.
– Мальчик, – произнес он сильным голосом, – я же говорил тебе, я крепче, чем выгляжу. Чародеи могут больше, чем о них думают, но не любят тратить магию на такую ерунду. Когда живешь и работаешь в башне, не нужна ни сила, ни ловкость.
– Гм, – сказал я, – это вообще-то круто… А много магии на это тратится?
Он поморщился.
– Все равно жалко. Умному что внешность? Так… Это в твоем телячьем возрасте важно. А подрастешь…
– Не знаю, – сказал я в сомнении, – мне кажется, я всегда бы старался делать себя молодым красавцем. Но я еще не был в… возрасте, так что лучше заткнусь.
– Мудро, – одобрил он. – Только редко кто так делает. Чем человек моложе и глупее, тем громче рассуждает, как бы он обустроил мир. Для хорошего мага то же самое, что одежда. Привыкаем к одной, но при нужде можно и сменить или обновить. Только настоящие мужчины редко меняют одежду. А моются еще реже.
Фицрой прислушался, расхохотался:
– А я какой? Одежду менять люблю, а мыться – нет.
– Когда станешь королем, – буркнул Рундельштотт, – тебя будут чтить в любой одежде.
Фицрой как-то странно напрягся и умолк, а потом поспешно заговорил, что вот там только что мелькнуло целое стадо кабанов, да таких кабанов, что всем кабанам кабаны, медведи перед ними – мыши!
Я оглянулся, сияющие белизной башни Санпринга скрылись за зеленой стеной леса, на всякий случай приподнялся в стременах, огляделся, нигде никого.
– Так, – велел я, – за мной!
Они придержали коней, глядя, как я круто разворачиваю свою лошадь под прямым углом да еще и направляю в самую чащу.
Фицрой вскрикнул:
– Ты чего?
– Диспозиция меняется, – сообщил я кратко. – Приступаем ко второй фазе. Или входим в нее… Мягко, но быстро. Хоть и медленно.
– Чё-чё?
Я не отвечал, они с заметной неохотой и недоумением въехали в эту чащу, а там я сказал негромко:
– Сейчас обогнем город, затем скрытно попрем в противоположную сторону. Не на юг, а на север!
Фицрой охнул.
– Что стряслось?
– Принцессу захватили, – сказал я кратко. – Мы спасательный отряд. Едем тайно даже от своих. Не узнают свои, не узнают шпионы.
Он прошептал:
– Адрианну?.. Ах, сволочи…
– С тобой здесь согласен, – оборвал я сухо. – А сейчас привал!.. Всем привал! Только место сперва отыщем и сразу привалимся.
На меня посмотрели в недоумении, Фицрой спросил:
– Ты чего? Мы только что из города, вон его стены!
– А ты думал, – ответил я, – мне одному мучить мою лошадку такой тяжестью? Нет уж… Пока мастер Рундельштотт предавался размышлениям, отхлебывая мелкими глотками хорошее вино уже из третьего бочонка, я пошарил в его кладовой и чуланчике, дабы вот! И везу. Один!
У Понсоменера чутье, а раз привал ненадолго, то сойдет и вон под тем раскинувшим во все стороны ветви деревом. Коней привязали в сторонке, он сам с Фицроем быстро разошлись в разные стороны собирать сучья для костра, а я вытащил зажигалку размером с пулю для мелкокалиберного пистолета и протянул Рундельштотту на ладони.
– Мастер, это ваша. Обязательно входит в набор туриста, а мы еще те туристы, несем в чужое государство демократические ценности, хоть оно и не просит… Этой штукой можно разжечь огонь в любую погоду, даже под дождем. Заправлять не надо, сама ищет и находит энергию.
Он покачал головой, в глазах жгучий интерес, но на лице опаска и недоумение.
– Но как… как оно это делает?
– А сила везде, – пояснил я. – Днем от солнца, ночью от теплого воздуха… да вообще от всего. Не перебирает, иначе останется голодной, а помирать не хотят даже вещи.
– Это да, – произнес он задумчиво, – спасибо. Какое слово нужно сказать?
– Эта штука дурная, – сообщил я, – слов не понимает! Вон тут коснитесь кончиком пальца.
Он повертел в руке, сделал, как я проинструктировал, на кончике вспыхнул острый яркий лучик. Рундельштотт от неожиданности выронил, но я был готов и подхватил на лету.
– А погасить? – спросил он.
– Нажмите второй раз.
Огонек исчез, Рундельштотт осмотрел зажигалку еще, сунул в карман.
– Там еще и фонарь, – сказал я. – Мощный. Свет такой, даже днем слепит. Ночью проверите. Это все регулируется вот этим колечком, оно сдвигается…
Он покачал головой, в голосе прозвучало некоторое колебание:
– Что ж… хорошо, я научу тебя некоторым нашим заклинаниям. Только не жалуйся потом.
Я спросил встревоженно:
– Как это не жаловаться? Демократы всегда жалуются! На все. Это такая мерзкая порода… увы, я тоже из демократов, но всячески его выдавливаю. Только он, гад, сопротивляется! А то и вовсе переходит в победное наступление… Что мне грозит?
– Твоя сила, – ответил он невесело. – Думаешь, почему все маги… в возрасте? Потому что только тогда человеку удается удерживать себя в руках, да и то не всегда. А остальных сила губит. Опасно носить в себе такую мощь, все время ищет выхода! А когда гневаешься на что-то или кого-то и начинаешь применять силу в полную мощь… А иначе нам кажется мало, то это пожирает и тебя самого…
– Ага, – сказал я. – Понятно. Иносказательно, как бы. Притча.
Он покосился на меня с мрачным видом.
– Ну да, притча. Будет тебе притча. Ахнуть не успеешь. В общем, на чародейство уходит слишком много сил. Бывает, проще сделать своими руками. Хоть это и дольше, но иногда время важнее… Потому передам тебе одно заклятие, что может… ускорять тебя. Выкопаешь за минуту яму, которую копал бы целый день, но за эту минуту устанешь так, будто и копал целый день…
– Ценное заклинание, – сказал я осторожно. – В быту им не попользуешься, но если надо спасать шкуру…
– Вот-вот, за ценой не стоишь. Мне им пользоваться нельзя, возраст. Сердце должно быть молодое и крепкое… Да и то, понимаешь, может разорваться от перенапряжения. Потому пользуйся только в тех случаях, когда все равно иначе смерть…
Я сказал устрашенно:
– Учту… Ах да, еще, мастер, я для вас добыл рубашку чародеев. Прошу вас, одевайте, пока не вернулись Фицрой с Понсом.
Он посмотрел с любопытством.
– Выглядит обычной.
– Даже рисунки, – сказал я, – скопировал, что в ходу здесь, в королевстве Нижних Долин! Но ткань особая. Собирает всю магическую энергию от солнца и всего-всего, что есть… Всеядная, как свинья. Даже как человек, что еще всеяднее.
Он покачал головой, но достаточно быстро и без колебаний заменил свою на новочародейскую, прислушался к ощущениям.
– Знаешь… а в самом деле… очень слабо, но магия начинает проникать по капельке…
– Что делать, – ответил я. – Зато постоянно. Даже ночью впитывает. Уж и не знаю, откуда. Может быть, от тех же солнц, хоть их и не видно. Подумаешь, планета заслоняет, ерунда…
– Как-как? – спросил он заинтересованно.
– Это долгий разговор, – ответил я. – Не для этой поездки.
– Понял, – ответил он. – И чтоб вина было много?
– Вы прекрасно умеете готовиться к постижению новых истин, – сказал я. – Ах да, еще мелкий пустячок…
Он с недоумением смотрел, как я вытащил из мешка жезл, короткий, но толстый, взялся за концы, нажал, там щелкнуло, и я растянул его на полную длину в человеческий рост.
Теперь это не жезл, а посох, простой, сделанный как бы руками простого пастуха из засохшего дерева.
– Я не взял свой, – сообщил Рундельштотт, – лишняя тяжесть…
– Этот почти ничего не весит, – заверил я. – И вид у него такой, каким должен быть у мудреца, которому нас… начхать на манеры, а не у придворного чародея. Благодаря его громадным размерам собиратель маны там емкий, тащит отовсюду, даже ночью, так что особенно можно не экономить. Вам, мастер, нужно научиться отдавать приказы мысленно!.. Вы умеете, знаю, но здесь посох из древних королевств, вашего языка не знает, нужно обучить заново… Кстати, кричать и топать ногами не надо, как и дланями помовать. Принимает мысленные команды, только нужно ему объяснить, что в каком случае вы изволите возжелать…
– Гм, – сказал он в тревожном сомнении, – попробую…
– А еще, – добавил я, – у древних была та расточительная особенность, пихали все, что могло пригодиться, куда угодно, а в такой большой штуке места ой-ой!.. Начиная вот с верха, этот простой кварц может дать такой свет, что ослепит целое войско, но можно и в лесу, где будет освещать только под ногами. Управляется кольцом… Его не видно, оно вот здесь, пощупайте! Дальше в посохе много чего, а еще всякая хрень, что только высшие чародеи могут понять, а мы только мозги сломаем или вывихнем, это зависит, у кого они какие.
Послышались голоса. Фицрой и Понсоменер хоть и уходили в разные стороны, но вернулись одновременно. Охапки хвороста у обоих огромные, сучья толстые, плотные, будут гореть всю ночь, хотя мы остановились, как я сказал твердо, всего на несколько минут.
– Остальное в посох запихну чуть позже, – сказал я торопливым шепотом. – Они просто воины, зачем им знать наши тайны?
Фицрой высыпал хворост небрежно, на лице сожаление, я сразу все понял, когда он сказал со вздохом:
– Там такие олени пасутся… Но куда нам их? Мешки от еды ломятся…