Часть 1
Музыкант, или Последняя песенка спета
– Маша, ты не права. В отношениях нельзя все строить на расчете. Любовь не возникает только потому, что на тебя обратил внимание известный человек. Я просто поражаюсь! Тебе же абсолютно все равно, кто окажется рядом с тобой. Главное – это слава. Но ты ошибаешься. Ты сама себя обделяешь!
– Да-да, конечно. Я не права, и я себя обделяю. Не отвлекайся, веди машину. Не хватало еще, чтобы мы попали в аварию. Сегодня у меня такой день!
Я сладко потянулась и зажмурилась. Спорить с подругой Катей мне совершенно не хотелось. К тому же я уже давно поняла: Катина психика безнадежно испорчена русской классической литературой. И шансов на то, что у Катьки мозги заработают в правильном направлении, нет никаких: она работает в школе, преподает русский язык и литературу и с утра до вечера талдычит своим балбесам про Толстого и Достоевского. В общем, никаких условий для абстрагирования от классиков. К сожалению, ничему хорошему их книги не учат. Взять, например, Сонечку Мармеладову – девчонка продавала себя, чтобы кормить семью, в то время как ее маменька и папенька страдали и пьянствовали. Что-то я совершенно не понимаю смысла такой жертвенности. Батька бухает – а дочурка, чтобы ему на водку заработать, на панели ошивается. Это что, нормальные отношения в семье? Нет. А зачем тогда детей всякими патологиями и извращениями грузить?! Или жены декабристов – дернули за своими мужиками в Сибирь, и все ими восхищаются – ах, какой подвиг. А почему никто не задается вопросом: какого рожна эти самые декабристы в Сибирь-то попали? Чего им с женами не сиделось? Мотивы этих эгоистов понятны – всегда и во все времена мужиков хлебом не корми, дай поиграть в тайные общества, шпионов или спасителей. И вот они играли, по башке за свои фокусы от царя получили – а женам отдувайся за все, пили в Сибирь, а там ни балов, ни театров, только снег и мороз. Ну и чему учат женщин такие истории? Забывать о своих интересах, покорно смотреть на всякую ерунду, которую затевают их благоверные? Дуры они, эти жены, полные! Взяли бы скалку – да по голове этим декабристам, чтобы сидели тихо и не дергались. Вот это, я понимаю, подвиг! Если бы от меня что-то в плане школьной программы зависело, я бы вообще запретила такие идеологически вредные книги. И дети бы читали другое. Про то, что мужик должен быть мужиком, не под забором пьяным валяться, обдумывая судьбы Отечества, а вкалывать и семью обеспечивать. Про то, что девушка должна думать прежде всего о себе, о том, где найти работящего толкового мальчика, способного сделать умненьких красивых деток. И вот тогда в каждой семье будет порядок, и во всей стране тоже. Только Катьке этого не докажешь, у нее уже мозг деформирован. Вообще-то тяжело дружить с училкой – просто потрепаться за жизнь не умеет, все время учит и учит. Но мы с Катькой вместе с детства, поэтому уже привыкли воспринимать друг друга снисходительно и без особых претензий.
А пусть она себе соловьем заливается, что я не права. Мне все равно. Через час я буду в звукозаписывающей студии и познакомлюсь с самим Николасом!
– Машка, а ты не боишься, что Николас обо всем сразу же догадается? – нервно поинтересовалась Катя и резко засигналила. – Ну ты видишь те «Жигули»?! Куда они лезут! Прямо прутся, извините меня за выражение!
Я вздохнула. Не надо было, конечно, напрягать подругу с машиной, курица – и та себя увереннее за рулем чувствует. Но просить меня отвезти Юрика я постеснялась, все-таки я не настолько циничная стерва, чтобы теперешний любовник к будущему меня вез. А приходить на своих двоих к известному певцу вроде как несолидно. Хорошо еще, что у Катьки сегодня на работе нет никаких экзаменов и совещаний. У нее бывает такая засада – по телефону посплетничать нет времени.
Катя повторила:
– Так ты думаешь, он поверит?
Я кивнула:
– Конечно, куда он денется. Я в этом совершенно не сомневаюсь!
На самом деле я ничуть не хорохорилась. Я действительно была уверена в успехе предстоящей операции на сто процентов. Во-первых, уверенность – половина победы, всегда нужно настраиваться на лучшее. Расстраиваться от плохого – это ведь успеется. А во-вторых – на подготовку было потрачено фактически полгода. Я разрабатывала эту операцию, словно полководец! Я продумала свою экипировку вплоть до каждой мелочи! Конечно, прежде всего я занялась выбором техники. Фотоаппарат пришлось купить старый, пленочный – на более современный денег не хватило. Зато он оказался огромным, солидным, весил почти килограмм. К тому же я прочитала, что многие фотографы до сих предпочитают снимать на пленку – она делает рисунок мягче, чем цифровая камера. Буду косить под профи! Объектив вместе с этим фотоаппаратом мне достался тоже не маленький, «телевик». Конечно, тот, кто хоть немного шарит в фотографии, знает, что такой объектив используется преимущественно для репортажной съемки. А портреты лучше всего выходят на компактных «фиксах», которые идеально фокусируются на лице и красиво размывают фон. Но я же не собираюсь соблазнять известного фотографа, который быстро выведет меня на чистую воду! А еще у меня имеются фильтры, бленды, средства для чистки оптики – все это я упаковала в специальную ярко-красную сумку для фотопринадлежностей. Для того чтобы затариться всем этим добром, я полгода вкалывала в пиццерии возле моего дома. Это было ужасно – жарко, душно, пьяные студенты, жующие дешевые резиновые пиццы, бр-р… Но я терпела, копила деньги и думала о своей мечте. А по выходным ходила в фотошколу. Кстати, мне понравилось фотографировать, преподаватели меня хвалили, и удостоверение фотокора у меня появилось самое что ни на есть настоящее. Я отправила свои снимки на конкурс, заняла третье место, и мне сразу же предложили сотрудничество несколько фотосайтов. Впрочем, сотрудничество – это громкое и не совсем соответствующее действительности слово. Они просто размещают мои снимки и совершенно ничего за это не платят. Но какое это имеет значение, удостоверение сделали – и на том спасибо. И все-таки фотография, как ни странно, сумела занять место в моем сердце, я искренне полюбила это занятие. И теперь мечтаю не только о славе, но и об отличной профессиональной камере с набором объективов. Что ж, надеюсь, скоро у меня все это появится.
Но самое главное теперь – это сосредоточиться на обольщении Николаса. Работа фотографа, к сожалению, не позволяет использовать эффектную одежду – многие кадры вообще снимаются из положения лежа. И даже щелкать фотоаппаратом сидя, будучи одетой в платье и туфли на шпильках, все равно совершенно неудобно. Но я выбрала отличные обтягивающие джинсы-стретч, а еще блузку, на которой расстегнула достаточное количество пуговок, чтобы Николас мог любоваться моей грудью в кружевном красном бюстгальтере. Только ради него я сходила в салон и нарастила аккуратные красивые ногти. Конечно, они мне жутко мешали и при съемке, и при мытье посуды. Но красота, как говорится, требует жертв…
Николас – это то, что мне надо. Он «звезда» не первой величины, но его имя известно всем, песни крутятся на радио и на музканалах. Жены или постоянной подруги не имеется – уж я не поленилась проверить все, что о нем писали. Не хватало еще время впустую потратить на попытки обольстить примерного семьянина! Нам чужого не надо, мы свое искать будем! Честно говоря, я даже удивилась, когда продюсер такого певца заинтересовался моим предложением по поводу фотосессии. Что ж, должно быть, на халяву и уксус сладкий, многие порталы берут деньги за изготовление и размещение фотографий. И немаловажную роль, конечно, сыграла моя веселая наглость. Я сразу спросила, когда Николасу удобно со мной встретиться, тем самым делая вид, что я совершенно не сомневаюсь в его согласии. Говорят же: удача любит смелых. Мне повезет, мне обязательно должно повезти!
Чем ближе мы подъезжали к студии, тем радостнее становилось у меня на душе. Я предвкушала удачное знакомство, флирт, пробуждающуюся симпатию – и была готова обнять весь мир сразу!
– Кать, если хочешь, могу взять у Николаса для тебя автограф, – я невольно улыбнулась, глядя на нахмурившуюся подругу. Казалось, у нее напряжены даже кончики ресниц – так тяжело ей давалось вождение автомобиля. – Будешь в своей школе перед детьми хвастаться.
Она хитро прищурилась:
– А к Моцарту или Бетховену ты не собираешься?
– Нет. И надеюсь их в ближайшее время не увидеть. У меня и в этом мире планов полно.
– Жаль. Вот от их автографов я бы не отказалась. Их музыка божественна. А хвастаться, – Катя назидательно подняла брови, – в любом случае нехорошо. Такое поведение не украшает. И вообще, вся эта история с Николасом…
Я послушно поддакивала. С училкой спорить – себе дороже, честное слово. К тому же чего подругу расстраивать. Ее и так дети в школе достают – то на свидание пригласят, то кнопку подложат, то живую белую мышь в сумку засунут. Лучше я буду думать о чем-нибудь приятном и легком. Мужчинам, по идее, не нравятся занудствующие особы. В девушке должна быть легкость, изюминка, тайна. Мужики с собственными проблемами толком разобраться не могут, поэтому напрямую их еще и своими нуждами запаривать нельзя, надо быть хитрее. Я буду говорить с Николасом о нем самом, о его творчестве, планах – думаю, такая заинтересованность плюс моя ухоженная внешность произведут впечатление…
– Я, конечно, вынуждена тебя поддерживать, потому что ты моя подруга. Но я тебя не одобряю! – воскликнула Катя и вопросительно на меня посмотрела. – Эй, мы приехали, очнись!
Я посмотрела в окно и удовлетворенно кивнула – Катя ничего не перепутала, действительно доставила точно по адресу, притормозила возле студии. Она располагалась в обнесенном забором двухэтажном особняке, и даже снаружи слышался шум – наверное, Николас усиленно работал. Впрочем, разобрать мелодию не получилось – гулкие раскаты музыки в ту же минуту смолкли.
– Не жди меня. – Я уже подхватила сумку с аппаратурой, но потом, спохватившись, полезла за губной помадой. – Не знаю, сколько я тут провожусь. А вдруг уже и планы на вечер появятся. Так что не стоит тебе здесь зависать.
– Машка, мне как-то неспокойно.
– Почему?
Подруга недоуменно развела руками:
– Не знаю. Предчувствия какие-то нехорошие.
– Глупости! Что тут может произойти? Разве что Николас на меня внимания не обратит. Но это же не смертельно!
– Да ты что? Как же ты без славы-то?! – съязвила Катерина, неприязненно косясь на забор.
– Без славы мне никуда. Я серьезно. Просто на Николасе свет клином не сошелся. И вообще, глупо циклиться на одном мужике, каким бы крутым или любимым он ни был. Если что не складывается – как говорится, спасибо этому дому, пойдем к другому. Не понравлюсь Николасу – другого найду. Всегда надо хорошо смотреть по сторонам. Мужиков по жизни набросано – как грязи, только подбирай.
– Ты неисправима! И все-таки я очень тебя прошу – будь осторожна.
Вместо ответа я чмокнула подругу в щеку и выпорхнула из машины.
Если бы я только могла предположить в тот момент, насколько права окажется Катя…
* * *
Наверное, к моему приходу готовились – калитка была приоткрыта, хотя на ней имелся замок, а на стене виднелась белая кнопка звонка. Правда, закрыть ее у меня не получилось – там была какая-то очень уж мудреная защелка. Встречать меня никто не вышел, но я мгновенно поняла, куда идти. Дорожка вела прямиком к огромной застекленной террасе, оборудованной как бар. Через прозрачные стекла различалась барная стойка, а за ней мужчина, машущий мне рукой. С ровной спиной, походкой от бедра я направилась к террасе, открыла дверь, и…
Нет, уверена, я – определенно молодец. У меня получилось не продемонстрировать разочарования, сразу же окатившего меня, как ведро холодной воды.
Каким он был красивым на фотографиях, Николас! Ну такой сладкий мальчик, такой душка, бездонные голубые глаза, рваная черная челка, эффектно падающая на лицо, яркие сочные губы…
В жизни же он оказался невысоким (явно ниже ста семидесяти сантиметров, а во мне даже без каблуков сто семьдесят пять), бледным, субтильным, словно школьник. Глядя на него, у меня в голове вдруг завертелось выражение: бледная спирохета. Хотя что такое эта самая спирохета – я так и не вспомнила. Впрочем, мне ли не знать – правильный ракурс при фотосъемке и обработка в фотошопе способны творить чудеса. И потом, ну что с того, что Николас не такой красивый, как я думала. Известности у него от этого меньше не становится. И вообще, это даже хорошо, что в нашей паре самой симпатичной окажусь именно я. Моя красота будет выигрышно смотреться на фоне менее эффектной внешности!
Пока я невольно представляла, как меня, уже жену Николаса, будут терзать журналисты, ко мне подошел высокий, с грубыми чертами лица мужчина. И ослепительно улыбнулся:
– Здравствуйте, Машенька! Рад вас видеть. Очень приятно, что у популярного фотосайта такие симпатичные сотрудники. Мы с вами общались по телефону, я – Слава Иваницкий, продюсер этого молодого человека.
– Мне тоже очень приятно, что такая «звезда», как Николас, согласилась на фотосессию. Какой потрясающий у него альбом вышел. Слушаю с утра до ночи, не оторваться!
Я расточала любезности, а сама с тревогой наблюдала за певцом. Возникало впечатление, что продюсер Слава накануне моего визита засунул Николаса в морозильник и подержал его там пару часиков. Парень выглядел совершенно замороженным. Он стоял у окна, отрешенно смотрел в одну точку и, казалось, даже не слышал, о чем мы разговаривали. И как я буду обольщать такой кусок льда? У него же вообще ни на что никакой реакции не наблюдается!
– Ну что, пройдемте в фотостудию, – радостно провозгласил Слава, подскочил к Николасу и схватил своего подопечного под руку. Я поймала взгляд парня, казалось, обращенный в потусторонний мир. А потом переспросила:
– В фотостудию? Я думала, мы находимся в звукозаписывающей студии. И что съемка будет проводиться, так сказать, в рабочей обстановке.
Слава опять улыбнулся, сверкнул ненатурально белыми зубами. Наверное, нравилось ему это дело. Я сразу же решила, что он совсем недавно сделал себе голливудские челюсти и теперь так радуется, так радуется, что скалит их по поводу и без, усиленно изображает из себя счастливую ослепительную «звезду». И это еще раз доказывает, что все мы стремимся лишь к одному: производить впечатление на окружающих. А попросту говоря – хвастаться или понтоваться, да-да, именно так!
– Одно другому не мешает. Да, действительно, именно здесь Николас и другие мои подопечные пишут свои пластинки. Но фотография – это давнее увлечение, поэтому я оборудовал одну комнату специально для съемок. Вы будете приятно удивлены, там есть все – самые разные фоны, софтбоксы, штативы.
Волевым усилием я превратила вздох разочарования в заинтересованный возглас. И, отчаянно стараясь не думать, что крах моего начинания близко, восхитилась:
– У Николаса, судя по всему, отличное портфолио. Я видела в сети снимки – впечатляет. Кто из фотографов с ним работает?
– Я, – продюсер опять расплылся в довольной улыбке. – Очень рад, что вам понравились мои работы. Для меня пощелкать камерой – хобби, я музыкой себе на жизнь зарабатываю. Но как же все-таки приятно, когда твои фотографии хвалят!
Чтобы унять охватившую меня дрожь (елки-палки, что ж мне так не везет, это же надо было нарваться на такую засаду), я стала лихорадочно вспоминать все те хорошие комментарии, которые писали к моим работам, размещенным на сайте. Меня ведь тоже хвалили, еще как! За удачную композицию и неожиданные ракурсы. Может, я зря так нервничаю? А вдруг у меня действительно талант, и этот вечно скалящий зубы перец просто его оценил и выпал в осадок?.. В любом случае, я так понимаю, никто меня никуда выгонять не собирается. У меня будет шанс завязать знакомство с этим еле плетущимся отмороженным Николасом. И я им воспользуюсь. А там видно будет. Кстати, не надо терять времени даром…
Я приветливо поинтересовалась:
– Николас, а вы любите фотографироваться?
В глазах певца медленно появился проблеск интереса. Появился – но опять погас.
Караул! У него что, крыша поехала?! Тогда надо делать ноги – с психами никакой популярности не получишь, одни проблемы.
Понизив голос, я поинтересовалась у продюсера:
– Слава, что с ним? Может, у него со здоровьем чего неладно? Так я пойду тогда. До следующего раза.
– Не обращай внимания, Машенька. С Николасом все в порядке. – Продюсер дернул бледного певца за руку. – Да, Коленька? У тебя все хорошо?
Николас утвердительно кивнул, но легче мне от этого не стало. Парень выглядел – краше в гроб кладут.
– Слава, наверное, надо все-таки перенести съемку, – занервничала я. – Жарко, лампы, какая-никакая, но нагрузка – а Николасу явно плохо. Мало ли что он нам говорит. Тут по лицу все яснее ясного: в любой момент сознание потерять может.
– Не потеряет. – Слава вдруг остановился и толкнул ближайшую дверь. – Он у меня мальчик крепкий. Вот мы и пришли. Проходите, располагайтесь!
Я быстро осмотрелась по сторонам и прикусила язык. Сказать, что студия была оборудована на уровне профессиональной – значит, ничего не сказать. Там было все необходимое. И при этом – все самое лучшее, самое дорогое, самое престижное и качественное оборудование.
Увидев установленный на штативе Nikon D3 и лежащий в кожаном кресле Canon 5D Mark II (со светосильным объективом 24–70, только он под два «косаря» тянет, плюс сам фотик около трешки!), я решила, что не буду вытаскивать свой фотоаппарат при Славе принципиально. Но, кстати, продюсер на меня даже не смотрел.
Он быстро пододвинул в центр высокий стул, толкнул на него безучастного Николаса («Интересно, а если его в загс привезти такого отмороженного – распишут или нет?» – практично пронеслось у меня в голове), зажег одну лампу («Хельмут Ньютон тоже считал, что источник света должен быть один», – одобрила его я). А потом, оскалив зубы, пожелал мне удачной съемки и исчез.
Почему-то мне сразу же стало страшно.
Полутемная комната, бледное безучастное лицо в обманчиво приглушенном свете лампы (у Славы отличные софтбоксы, они не слепят модель, но подсвечивают каждую деталь композиции). Из дымовой установки поднимается тонкая струйка пара. И пугающая звенящая тишина разлита по комнате. Я не слышу дыхания Николаса, и мое собственное дыхание тоже замирает…
Внезапно парень смотрит мне прямо в глаза и умоляюще шепчет:
– Помоги мне. Меня хотят убить. И тебя, может быть, тоже…
Меня сразу же начинают раздирать противоречивые намерения. Что может быть лучше для установления контакта, чем оказание услуги? Вот мне и карты в руки, больше такого шанса может и не представиться. С другой стороны, если дело пахнет керосином, то зачем мне неприятности на мою задницу? Если Николаса хотят убить, меня это совершенно не касается. И вообще, в этом случае надо не думу думать, а сматываться отсюда побыстрее.
Тем временем парень разжал ладонь. В ней я увидела два белых кругляшка, вроде аскорбиновой кислоты.
– Это – успокаивающие таблетки. Я уже их прячу, – пробормотал Николас, с мольбой заглядывая в мои глаза. – Меня ими Слава пичкает с утра до вечера.
– А зачем?
– Не знаю. Говорит, они от нервов хорошо помогают.
– Так, может, дело говорит? Ты после концерта на взводе – и надо как-то расслабиться. Я в этом ничего не понимаю. Возможно, лекарство лучше, чем водка?
– Так он потом мне другие таблетки дает, возбуждающие. И я бегаю тут и ору. А он меня в таком состоянии работать всегда заставляет, говорит, это продуктивно. Машка, я как в тумане живу. Ты даже не представляешь, как мне плохо!
– Успокойся. Не нервничай. Это из установки дым идет. Нет тут никакого тумана.
– Ты не понимаешь, – его голос дрогнул, а глаза наполнились слезами.
– Все я понимаю, – я невольно посмотрела на дверь. Явно пришла пора ею воспользоваться, у певца крыша все-таки конкретно поехала. – Да ты не волнуйся. Слава тебе плохого не посоветует. Он же на тебе деньги зарабатывает. Зачем ему тебе неприятности доставлять? Просто ты много работал и устал, вот и все. Он тебе дает, наверное, витамины. А ты уже напридумывал себе всякой всячины.
Николас молчал.
Его глаза, казалось, кричали от отчаяния.
– Ладно, я в другой раз приду. – Я попятилась к выходу. – Вижу, ты не в настроении. Такое со всеми бывает. Только вот не надо нам в таком состоянии работать, все равно ничего не получится.
Николас вскочил со своего стула и бросился ко мне:
– Убежим! Давай убежим вместе!
«Вместе» было таким сладким словом, что я машинально притормозила. Ну и что, пусть Николас псих. Сегодня все лечат. Я подлечу этого мальчика, приведу в порядок его бледную несчастную физиономию, в люди выведу, а уж потом… И вообще, говорят же: надо быть настойчивым на пути к мечте! Вот она, моя мечта – просто орет дурным голосом, чтобы я ее взяла.
– Но зачем тебе бежать? – Я отбросила с лица длинную красиво уложенную челку. Видок у меня с ней был – вылитая Памела Андерсон. Но в глаза так и лезла, зараза! – Тебя что, Слава из дома не выпускает?
Певец обреченно покачал головой.
– Но почему?!
Он пожал плечами и жалобно шмыгнул носом.
Услышанное не укладывалось у меня в голове. Да как такое возможно?! Николас же ходит на разные ток-шоу, а еще я недавно слышала его интервью по радио. Даже если предположить, что зубастый продюсер – гад конченый, то что мешает Николасу попросить помощи у журналистов? Или взять мобильник и вызвать милицию? Не в погребе же на цепи его держат, в конце концов! Почему он именно во мне решил искать избавителя от своих бед?! Да нет, тут другое. Просто парень явно неадекватен, вот продюсер и присматривает за ним. Выходит, Николас способен натворить кучу глупостей. Да уж, тяжелое у него какое-то психическое заболевание.
Словно подслушав мои мысли, Николас пробормотал:
– Да, со мной действительно не все в порядке. Но это не то, что ты думаешь.
Он закатал рукав черной рубашки, и я невольно вздрогнула. На венах места живого не было – все в фиолетово-зеленых синяках инъекций.
– Поэтому и терпел. Потому что подсел на наркоту конкретно. Сначала, конечно, был кокс, теперь уже герыч. Но сил больше нет никаких. Пусть кумар, пусть ломает – а ведь жить все равно хочется. Слава решил убить меня, я подслушал. У него такая привычка – он сам с собой разговаривает.
«Тихо сам с собою я веду беседу! Да здесь просто сборище идиотов», – подумала я, но вслух, нахмурившись, сказала совсем другое:
– Вижу я, как тебе жить хочется. Наркоман хренов! От наркотиков жизнь удлиняется, ага-ага. Зачем ты вообще пустил в свою жизнь эту гадость?! Как можно так гробить собственное здоровье!
В общем, дальнейшие шаги стали мне совершенно понятны. Потихоньку выбраться из этого дома, сдать мальчика врачам и держаться от него подальше. Наркота – тот еще лепрозорий, у наркоманов уже идет разрушение личности, от них можно заразиться ВИЧ или (дурное дело – нехитрое) тоже начать под их влиянием употреблять наркотики. У меня же совершенно другие планы! Наверное, поэтому Слава его и пасет – боится скандала. Может, и лечиться запрещает, чтобы журналисты не пронюхали. Но, конечно, самостоятельно Николас с такой проблемой не справится. Это не насморк, само не проходит. Так и быть, сдам его врачам, как стеклотару, – и забуду все, происходящее в этом дурацком особняке, словно кошмарный сон.
– Ты стой здесь, – распорядилась я, практически прислоняя Николаса к стене, обтянутой идеально белой бумагой. – Я посмотрю, все ли чисто в коридоре, и мы выберемся отсюда.
– Я могу пока подержать твою сумку.
Я покачала головой. Казалось, Николас так слаб, что не сможет держать ничего тяжелее сигареты. Тем более оптика такая штука – раз упадет, и все, фокусировка нарушается, объектив можно выбрасывать. Лучше все свое носить с собой, так оно спокойнее.
Захватив кофр со старым, но все-таки уже дорогим мне фотоаппаратом, я скрылась за дверью.
В коридоре, казалось, никого не было.
Однако я все же решила сделать несколько шагов вперед – там был поворот, и часть пространства плохо просматривалась. Береженого, как говорится, бог бережет. Вот сейчас все проверю, рвану с Николасом к лестнице, а там до выхода – всего-ничего…
Когда я добралась до интересующего меня поворота, из-за находившейся рядом двери вдруг раздался уже хорошо знакомый голос продюсера:
– Как кстати нарисовалась эта малышка с дурацкого бездарного фотосайта. Конечно, легче всего было бы взять фанатку – но это по маркетинговым соображениям не подходит. Известный журналист тоже вызовет вопросы – какого рожна ему вдруг мочить Кольку. А вот такая овца – ну убила и убила. Тут и любовь-морковь может быть, и ревность. Девчонку точно обвинят в убийстве, комар носа не подточит. Вот правду говорят: на ловца и зверь бежит. Я столько думал, где взять подходящего человека, как все обставить. И вот, пожалуйста, сама нам звонит красавица-детка…
Какое-то время я не понимала, что речь идет обо мне. Наверное, у меня случился шок, полностью парализовавший умственную деятельность. Осознание планов продюсера вдруг вызвало нестерпимое желание ворваться в эту комнату и выбить его дурацкие белоснежные зубы. Но я быстро совладала с собой и в ту же секунду поняла: надо бежать, и плевать на Николаса, прочь отсюда, срочно, быстрее.
Вот только удрать у меня не получилось. Слава неожиданно резко распахнул дверь и рывком втянул меня внутрь…
* * *
Он бросил меня на пол, как котенка. Я невольно прижала сумку с техникой к груди, успела уберечь ее от удара, но сильно саданулась локтем и коленкой.
Постанывая от боли, я не отрывала глаз от искаженного яростью лица продюсера. Какой выразительный мог бы получиться кадр – испепеляющий взгляд, четко очерченные морщины на загорелом лице и при этом дурацкая улыбочка. Впрочем, я явно больная на всю голову. Нашла о чем думать!
– Что же тебе на месте-то не сидится? – зашипел Слава, хватая меня за руку и рывком приводя в вертикальное положение. – Не работается чего? Я тебе свет выставил, фон повесил. Что ты ползаешь где не надо, детка? Я ведь могу разозлиться. И очень сильно тебя наказать.
Пытаясь изобразить радость, я залепетала:
– Ой, как хорошо, что я вас нашла. Я нигде не ползала. Я вас искать пошла. Николасу там плохо совсем. Вот я и решила вас поставить в известность. По-моему, в «Скорую» звонить надо.
– Не надо никуда звонить. Сейчас всем вам хорошо будет – и тебе, и Кольке!
Он подошел к массивному столу, порылся в ящике.
Когда я увидела, что он оттуда извлек, еле устояла на ногах.
Пистолет. Черный, слабо мерцающий матовым блеском железа. Не оторвать глаз от страшного дула. Мороз по коже…
Продюсер махнул оружием:
– Пошла. Шевели нитками. Да брось ты здесь эту свою сумку! Что ты за нее уцепилась? Тебе больше никогда не понадобится фотоаппарат.
– Почему?
– По кочану!
– Зачем вы со мной так? Я же ни в чем не виновата!
– А я тебя что, в чем-то обвиняю? – Он довольно прищурился и демонстративно поиграл оружием. – Я сказал: быстро иди в студию. У нас там будет сейчас такая фотосессия – закачаешься.
– Вы… – Я продолжала притворяться, пытаясь сделать вид, что я не слышала его слов и нахожусь в полном неведении насчет предстоящих планов. Но в горле все равно застрял противный склизкий комок. Оказывается, есть такие слова, произносить которые неимоверно сложно. – Вы… что, хотите… убить меня?
– Догадливая.
– Но за что?! Не надо! – Я захлюпала носом и, заложив руку за спину, стала незаметно вытаскивать из кармана джинсов сотовый телефон. – Пожалуйста, не надо. У меня мама. Она не переживет.
– Ничего страшного, у всех мама!
– Умоляю вас, не надо.
– Детка, заткнись. И так голова болит.
Но вот наконец-то трубка у меня в руках. Боже, боже, я не помню ни одного номера – ни Юрика, ни Катьки. Они же забиты в телефонную книжку. Может, я бы и вспомнила их в другой ситуации, но только не теперь. Тогда остается одно – звонить ментам. Скорее всего, на ощупь я даже смогу набрать номер милиции. Но услышат ли наш разговор на том конце провода? Ведь шанса объяснить, что происходит, и попросить о помощи у меня нет. Если только он увидит у меня телефон, этот мерзкий жирный циничный гад выбьет его в ту же секунду…
Старательно отсчитав нужные клавиши (как хорошо, что у меня старая модель без сенсорного экрана!), я нажала на кнопку вызова и закричала:
– Пожалуйста, Слава, миленький не убивай меня! Я все, что хочешь, буду делать, только не убивай! Не убивай!
Он поморщился:
– Ну чего ты разоралась! Я ж тебе говорю, у меня и без воплей голова болит. Надо вискаря жахнуть перед таким делом. Что-то я нервничаю.
– Я тоже хочу выпить! Не убивай меня!
– Не слишком ли многого ты хочешь? Ну ты и наглая, детка!
Он снова подошел к столу, на углу которого стояла большая бутылка, потянулся за стаканом, и… запустил им прямо мне в голову!
– Ах ты, тварь малолетняя! Мобилу на пол быстро бросай!
Я чуть наклонилась – удар пришелся по касательной. Но, наверное, он был все же достаточно сильным. Сначала у меня потемнело в глазах, потом к горлу подкатила тошнота. И лежащий на полу ковер почему-то вдруг оказался прямо у моей щеки…
* * *
Почему здесь так темно? И невыносимо сыро и холодно? Сейчас ведь лето, жара. У меня такая солнечная комната – с самого утра оранжевый свет наполняет пространство возле кровати, поэтому спросонья кажется, что плывешь куда-то, покачиваясь на сияющих волнах.
Я пошевелилась, почувствовала резкую боль в руке – и сразу же все вспомнила.
У меня серьезные неприятности…
Глаза не сразу стали видеть в полумраке. Но вскоре я поняла, что нахожусь в подвале, одно мое запястье приковано наручниками к батарее. А у противоположной стены, в таком же пристегнутом положении, находится музыкальный кумир молодежи, восходящая «звезда» эстрады и жалкий урод-наркоман Николас. И вот за него мне очень-очень тревожно. Он и при более бережном обращении того и гляди коньки мог откинуть. А уж теперь…
– Николас! Николас! Ты там живой? Ты как себя чувствуешь?
Он слабо застонал и пошевелился.
– Николас, миленький, ответь мне!
– Кажись, живой еще. Только кумарить начинает уже сильно. А ты, Машка, – предательница и обманщица. – Певец пару раз всхлипнул, а потом, войдя во вкус, звучно зарыдал.
У меня на языке закипели сотни обидных слов. «Звезда», блин, нашлась – это из-за него как раз меня по голове шандарахнули, в подвал запихнули, да еще и пристрелить обещали. А я сижу и не плачу, думаю, как выбираться. Нежный нашелся, разрыдался тут. Не время сопли развешивать, действовать надо. Кто из нас мужик, в конце концов!
Но ничего этого я ему не сказала. Толку возмущаться: какой из наркомана помощник?
– Слушай, Николас, а откуда у твоего продюсера наручники? Вроде он не бандит, с музыкой связан. А столько причиндалов имеет – и пистолет тоже.
– Наручники из секс-шопа. Он Мурзика ими сковывал.
– Кого?!
– Мурзика.
– Вот гад, даже кота не пожалел…
– Мурзик – не кот. Ты что, ее не помнишь? Аринка Круглова, с двадцать восьмой «Кузницы звезд». Правда, она вылетела оттуда быстро. Номер у нее прикольный был, костюм, как у кошки. И усы она себе черной краской нарисовала, вылитый Мурзик. Слава ее сразу к себе взял. Симпотная такая брюнетка, у нее сиськи как арбузы.
– Да-да, помню, – пробормотала я, не имея, конечно, ни малейшего представления ни о Мурзике, ни о ее бюсте. – А эти наручники как-то расстегнуть можно? У меня рука уже затекла, так больно.
– Мурзик говорила, нельзя без ключа. Она все плакала, жаловалась, что Слава ее закует и сексом занимается, а кончить не может.
– Ментам надо было его сдать. С наручниками и пистолетом поганым в придачу. Мы бы тогда сейчас здесь не куковали.
– Слава Мурзику пластинку пообещал выпустить и пропиарить как следует. Вот она и терпела. Но что-то ее давно не видно, наверное, выгнал ту девочку, нашел себе кого посвежее.
– Все это, конечно, очень трагично. Но сейчас меня интересует другое. Как отсюда выбраться. Николас, скажи, может, тебя искать кто-нибудь начнет? Потому что меня точно никто не хватится в ближайшие дни.
– Меня тоже. У меня в Москве родных нет. И друзей тоже. Какая в шоубизе дружба!
– А сам ты откуда? Приезжий, что ли?
– Ага, из Жлобина.
– Откуда?!
– Из Жлобина.
– Это что, специальная деревня для жлобов? Понаехали тут! – Я нервно хихикнула. – Ничего себе название для населенного пункта.
– Почему как что, так сразу деревня? Город такой, в Беларуси. И у меня талант, между прочим. Если я до Москвы добрался и здесь зацепился.
– Насчет зацепился – точно сказано. Не знаю, как ты, а я бы с большим удовольствием отцепилась, – процедила я сквозь зубы, отчаянно дергая наручник.
Пытаясь освободиться, я мысленно заругалась. Какая же я все-таки дура! Не могла найти себе объект обольщения поприличнее! Этот ведь совсем плох. Наркоман, слабак, гастарбайтер. Неужели мамочка права? И не все то золото, что блестит?! И ярко блестит на самом деле вовсе не настоящее золото?!
Внезапно я вспомнила, что в моих длинных светлых волосах вроде бы имелась пара невидимок. Кудри у меня густые, часть из них я всегда закалываю, чтобы волосы не падали на лицо.
Вытащив заколку и разглядев в полумраке замок, я стала настойчиво орудовать невидимкой в небольшом отверстии.
И очень скоро поняла: плохой из меня взломщик.
А если попытаться ковырять чуть сбоку?
Все равно ничего не выходит.
А если…
Звук открывающейся двери, чуть слышный. И вот уже подвал залит противным едким ярким светом, а на пороге стоит жирная туша с вечно оскаленными челюстями.
– Оклемались, голубки? Отлично! – Слава довольно потер пухлые руки. – Готовьтесь, готовьтесь.
– К чему? – Я, решив косить под дурочку, захлопала ресницами. – И вообще, что вы себе позволяете?! Я не заслужила такого отношения!
– Деточка, а кто сказал, что в этой жизни всем воздается по заслугам? – Продюсер противно хихикнул и поскреб толстую щеку. – Очень жаль, что ты позвонила ментам. Я вначале так испугался!
– А что мне было делать? Я к вам за помощью пришла. А вы как набросились, как набросились!
– Но во всем есть и свои светлые стороны. Как видишь, спасать тебя от злого и жестокого убийцы никто не приехал. И не приедет. А ведь могли бы пробить по мобильнику местонахождение и примчаться. Но, к счастью, никому не нужна лишняя работа. И поэтому даже кстати, что ты ментам звонила. Я обязательно это использую. Это так хорошо в мой план вписывается, фантастика!
– Что вы используете?
– Твою помощь, детка… Она идеально в строку ложится. Получится, что был конфликт, ты просила о помощи, потом не удержалась, и…
Мне очень не понравилось мечтательное выражение на его лице. Страх, как кошка, царапнул по спине липким холодным потом, и все тело стала бить мелкая противная дрожь.
Стараясь не поддаваться панике, я послала продюсеру томный взгляд и попросила:
– Можно отстегнуть наручники? Рука затекла, я уже ничего не чувствую! И Николаса отцепите, он там вообще еле дышит!
– Сейчас, сейчас, – пробормотал он и сделал шумный глубокий вдох. Потом вдруг раздался какой-то странный пукающий звук, и я с ужасом увидела, как голова Николаса бессильно свесилась, а из виска на пол потекла красная густая струйка крови.
Сначала мне показалось, что все это произошло не по-настоящему. Что худенький мальчишка сейчас вскочит на ноги, сотрет со щеки томатную пасту и весело рассмеется.
Я чувствую пульс каждой секунды, я почти задыхаюсь, я жду, но… Ничего не происходит. Безжизненные руки-плети, кровь чуть слышно кап-кап, вихрастый нежный затылочек и – я нашла в себе силы оторвать взгляд от Николаса и посмотреть на Славу – пистолет в руках продюсера. Оружие явно стало длиннее, я различаю какой-то наконечник на стволе и вяло думаю, что это, наверное, глушитель, потому что звука выстрела почти не было слышно.
Где-то в глубине меня уже готовится к извержению истерика.
Надо сдержать ее, не выпустить.
Продюсер – псих, а психов злить опасно.
Или все-таки я сплю?! Неужели так бывает: продюсер пристрелил своего протеже?! Один человек убил другого – так просто, буднично, без объяснений, словно муху прихлопнул. Изумление, страх, боль, ужас – все это разрывает душу и кричит, что так невозможно, так не бывает, так невыносимо.
Тем временем Слава опускается перед Николасом на корточки и, брезгливо поморщившись, прикасается жирными пальцами к тонкой шее.
– Готов. С первого раза. Пульса нет. Правда же я молодец?
– Правда, – едва слышно откликнулась я. – А зачем вы его убили?
– Смерть – лучший двигатель торговли, детка. Ты со мной согласна?
– Какой еще торговли?
– Любой. Я торгую музыкой. Живой Николас мало кому интересен – таких смазливых пацанов всегда было и будет пруд пруди. А вот мертвых нет. Я сделаю рынку эксклюзивное предложение. Знаешь, как выросли продажи дисков Майкла Джексона после того, как он отправился на тот свет? Из наших Виктор Цой очень вовремя умер, на пике славы. Кто-то срубил потом хорошую капусту. И я теперь поднимусь. Вот так-то. Всем нужны деньги, детка.
Прежде, чем я успеваю подумать, из меня вырывается презрительное:
– Сколько веревочке ни виться, все равно конец будет! На чужом горе никогда своего счастья не построить. Денег вы хотите! А в тюрьму не хотите, нет?!
– Это все лирика, – продюсер ничуть не расстроился от моего резкого замечания. Он подошел ко мне, вытащил из кармана джинсов ключ и отстегнул наручники. – В этой жизни знаешь кто прав? У кого прав больше. А прав у кого больше, знаешь?
Морщась от резкого запаха виски (похоже, продюсер здорово налакался), я хмуро переспросила:
– У кого?
– У кого силы больше! Просекаешь? Ерунда весь этот синематограф. Никита Багров, брат, сила в правде, ля-ля, тополя. Фигня-я-я… Правда в силе. Все тебе ясно, детка?
– Нет. Я не понимаю, что здесь происходит. Зачем вы застрелили Николаса? И что вы собираетесь со мной делать?
– Увидишь. – Слава вцепился в мою руку и потащил вперед. – Кажется, я отсюда в него стрелял? Или стоял чуть левее?
– Левее, – холодея, подсказала я. Хотя на самом деле продюсер стоял минимум на два шага правее.
– Зря, конечно, я вискаря вмазал. – Он покачнулся, стал заваливаться на бок, но потом все же устоял на ногах. – Колька все равно не жилец был, только на наркоте и стимуляторах держался. А все равно страшно. Перед ним, перед тобой.
– Вы бы меня отпустили, – жалобно проскулила я, лихорадочно осматриваясь по сторонам.
Руки у меня свободны, ноги тоже. Дверь не заперта. Слава – в дупель пьяный, он бы меня не догнал, но у него в руках оружие. Поэтому бежать страшно. С пистолетом все так быстро и просто. Едва слышный щелчок – и нет человека.
– А вообще ты должна быть мне благодарна, детка. Вышла бы ты замуж, родила детей, стала бы толстой теткой. Что в этом хорошего? А так – умрешь молодой и красивой. Сейчас я тебя шлепну, потом милицию вызову. Расскажу, как вы с Николасом тут друг друга перемочили. И всем хорошо будет. Я получу свои денежки, много-много денег…
Я слушала этот бессвязный, прерываемый иканием лепет и начинала медленно закипать.
В толстую тетку я превращусь, надо же! На себя бы вначале посмотрел, тварь расползшаяся! Я хочу стать известной, популярной, хочу блистать, вызывать интерес, восхищение, зависть! Но даже если бы я действительно просто хотела выйти замуж и родить детишек – что в этом плохого?! Это нормальное человеческое счастье! В любом случае, это моя жизнь, и распоряжаться ею буду только я. А не какая-то пьяная тварь! Надо же, если у женщины есть ребенок – то она уже обязательно толстая тетка! Это просто кусок дерьма, а не мужик! С башкой у этого хамоватого козла явно наметились серьезные проблемы!
Улучив момент, когда продюсера опять повело, я ловко выхватила пистолет из его руки. И, чуть отскочив (не хватало еще, чтобы Слава забрал у меня только что полученное оружие!), заорала:
– Быстро взял наручники и нацепил на себя. Или я сейчас тебя продырявлю!
Икнув, он двинулся на меня.
– Детка, ты не права. Детка, в этой игре другие правила. Детка, ты…
Что я, кто я – этого я так не узнала. Потому что нажала на спусковой крючок, и на груди продюсера стало быстро расползаться красное пятно.
Слава недоуменно на него посмотрел, поднял руку. И рухнул на спину…
* * *
Мне всего двадцать лет, а я уже убила человека.
Мне всего двадцать лет, и скоро я окажусь в тюрьме.
Мне всего двадцать, но жизнь уже закончена.
Закончена?..
Нет!
Нет, я еще поборюсь. В конце концов, я ни в чем не виновата. С этим продюсером просто так все вышло – если бы не я его пристрелила, то он бы меня на тот свет отправил, Слава своих намерений не скрывал. А теперь мне надо успокоиться и все как следует обдумать. Что же теперь предпринять? Ситуация серьезная…
Я повернулась лицом к двери и опустилась на пол. Не хочу и не могу видеть трупы. В горле плещется тошнота, руки дрожат. Но нужно сосредоточиться.
Итак, допустим, я вызываю милицию. Честно им рассказываю, что произошло. Говорю: продюсер пристрелил Николаса, а потом хотел убить и меня и сказать, что якобы мы с певцом перестреляли друг друга. Такой вот был у него расчет, собирался бабок огрести побольше. Да кто мне поверит?! Я бы лично в такой версии усомнилась! Потому что Слава и Николас – это известные респектабельные люди, их обожают журналисты, они часто дают интервью. Говорят так красиво – все про искусство да про душу, любовь и уважение. И вот выясняется: один из героев решает пристрелить другого – ради денег, которые теоретически можно будет заработать. Я бы не поверила, что такие известные люди могут быть настолько гнилыми, честно! Вот бомж, который из-за бутылки друга душит, – он в своей стихии. А тут: музыка, искусство, интеллигентность – и плюс все это дерьмо? А ментам, наверное, вообще мне верить без надобности. Менты – это, по сути, та же армия, копать отсюда и до обеда. Там все просто и тупо. Если есть труп – значит, должен быть и преступник, которого надо упечь за решетку. И лучше меня при таком раскладе кандидата в убийцы не найти. А чего им напрягаться, вникать во все детали, пытаться осмыслить, как продюсер дошел до жизни такой? Посадят меня за милую душу…
Но, допустим, я действую по-другому. Не звоню ментам, а прямо сейчас забираю свою сумку с фотоаппаратом и убегаю. Что тогда? Со Славой я договаривалась о встрече накануне по сотовому телефону. Сегодня меня здесь вроде бы никто не видел. Катерина, разумеется, обо всем будет молчать – хоть честная училка, однако ведь подруга, не выдаст. Но если продюсер кому-то рассказал о том, что я должна прийти? Назвал мое имя, сайт, и меня просчитают? Если у него есть ежедневник, в который тупо записана эта встреча? Тогда, выходит, все равно посадят – только уже на более длительный срок. Я вообще-то до недавних пор в такие ситуации не попадала. Но, наверное, по телевизору что-то из этой оперы слышала: если с места происшествия скрываешься, потом вкатывают по полной программе.
– Что же делать? Что же мне теперь делать?.. – прошептала я и обернулась на трупы. Естественно, они никуда не делись. Вытекшая из них кровь стала еще темнее, а лица пожелтели и заострились.
Стараясь унять приступ вновь накатившей тошноты, я сделала несколько глубоких вдохов. И вдруг услышала, как где-то наверху звонит мой сотовый! Песня Земфиры «Я знаю все твои трещинки» у меня установлена только на один звонок – моего верного сексуального Юрика.
С огромным облегчением я бросилась к подвальной двери, потом помчалась вверх по ступенькам. Кабинет продюсера отыскала быстро – несмотря на множество комнат, я точно помнила, что нужная мне дверь располагалась за углом коридора.
Он лежал на ковре, мой чудом не разбившийся сотовый! А когда я заметила, что рядом в целости и сохранности стоит сумка с фотоаппаратом, то вообще повеселела.
Юрик! Точно, именно Юрец, как кстати он мне позвонил! Вот кто мне придумает, что делать в этой ситуации! В конце концов, он программист, и анализировать – это его работа. Сейчас я ему перезвоню, и он обязательно подскажет мне самый лучший вариант.
– Приезжай, мне нужна твоя помощь, – не здороваясь, заявила я.
Парень что-то заныл про шефа, который срочно вызывает к себе.
– Но у меня тоже срочное дело, очень-очень, правда, – растерялась я.
Вообще-то Юрец – мальчик ответственный, и, если мне что-то надо, он всегда старается выручить. Но он действительно работает в какой-то дурацкой конторе, где все только тем и занимаются, что трудятся с утра до ночи. Сами жизни не видят – и Юрика припахивают.
Однако, наверное, последние жуткие события как-то отразились в моем голосе.
– Скоро буду. Где ты находишься? – отрывисто поинтересовался парень.
Продиктовав адрес, я засунула сотовый в карман джинсов, подхватила свою сумку.
На столе красовалась бутылка виски, и мне не помешал бы глоток спиртного. Я уже потянулась к горлышку, однако вспомнила про отпечатки пальцев.
Не надо оставлять улик.
Я меньше всего на свете хочу оказаться за решеткой.
Кстати, вот что сейчас лучше всего сделать, так это взять салфетку и вытереть все ручки, к которым я прикасалась. Неизвестно, как посоветует мне поступить Юрик. Но на всякий случай я избавлю этот дом от своих отпечатков.
Ох, если бы и память можно было протереть с такой же легкостью, как дверную ручку!
Повесив на плечо сумку с моим драгоценным фотоаппаратом, я протерла дверь кабинета. Потом отправилась в фотостудию, провела салфеткой и по наружной, и по внутренней ручке. И в какой-то момент поймала себя на мысли, что мне больше не страшно. Я почти успокоилась, взяла себя в руки, и моя голова уже забита другим.
Какая прекрасная все-таки студия у этого ублюдка… Насколько же грамотно здесь все устроено… И эти дорогие хорошие фотоаппараты…
Лежащая там аппаратура притягивала, как магнит. Очень хотелось хотя бы взять ее в руки, сделать пару снимков. Особенно меня интересовал Canon 5 D Mark II – я никогда еще не снимала на цифровую зеркальную камеру с фул-фреймом, и воображение рисовало мне полноформатные снимки особенно яркими и прекрасными.
А что, если прихватить фотик с собой? Славе он точно уже никогда не понадобится!
Но, хотя соблазн был велик, я ему не поддалась. И, глубоко вздохнув, вышла в коридор.
Может, я не очень хорошая девчонка. Хочу всего и сразу. Стремлюсь в сказку – и за чужой счет. Ради популярности готова из шкуры выпрыгнуть. Но воровство или даже уже скорее мародерство – это совсем не мое. И пусть у меня даже в жизни никогда не будет денег на роскошный Canon, я никогда не опущусь до такой низости. Не хочу быть похожей на гнусного продюсера, который выжал все соки из глупого провинциального мальчишки, а потом решил заработать на его смерти!
Так, к чему я еще могла прикасаться? К ручке калитки – но ее я протру, когда приедет Юрик, не хочу лишний раз светиться возле этого дома. Но еще, кажется, была дверь, ведущая в бар – застекленную террасу. Вот там тоже надо прибраться.
Я вышла во двор, и… Если бы на моем плече не было сумки с фотоаппаратом, я бы точно завалилась в обморок. Хрупкость любимой недешевой для моих доходов игрушки здорово держала меня в тонусе.
И все-таки это было ужасно…
Труп продюсера Славы почему-то уже лежал на вымощенной светло-серой плиткой дорожке. И все вокруг было забрызгано кровью. Лицо у мужика отсутствовало начисто – кто-то искрошил его на мелкие кусочки. Такая же кровавая каша была в районе груди. И еще там торчало лезвие ножа, а рукоятка отсутствовала. Наверное, тот маньяк, который устроил весь этот кровавый кошмар, воткнул нож в кость и не смог извлечь его обратно.
Мелко-мелко трясутся ноги.
Не хватает воздуха.
Очень сильно кружится голова.
Внезапно в моей голове появляется мысль: а может, это уже Юрец приехал? Он у меня жутко умный. Понял, что произошло, и решил нашинковать виновника всех моих проблем, как капусту?
Но я сразу же понимаю, что это очень глупая мысль. Там, в подвале, ведь было два трупа, и при всех аналитических способностях не понять, кто из них жертва, кто преступник. К тому же в этой кровавой окрошке явно есть что-то ненормальное, а Юрец у меня пусть и простой парень, но все-таки он не псих.
Значит, в доме есть кто-то еще?
И он тут разгуливает совершенно свободно?
Один нож сломал и отправился на поиски другого?! Какой кошмар! Но меня это в принципе уже не очень удивляет. Это не студия звукозаписи, а филиал дурдома!
Однако все-таки мне здорово не по себе. Прямо мурашки по коже. Может, выбраться на улицу и подождать Юрика там?
– Держи!
Я дернулась и заорала, как сумасшедшая.
Рядом со мной, протягивая окровавленной рукой молоток, стояла высокая худая девушка, и я сразу поняла, кто это. Покойный Николас довольно правильно ее описал. Черные волосы, большая красивая грудь, кошачьи зеленые глаза.
Мне кажется, я даже вспомнила клип этой девицы – что-то про розы и слезы. Впрочем, я могла и с кем-то ее перепутать – и певицы, и их песни сегодня похожи, как сиамские близнецы. И если они не поют про розы и слезы – тогда в их репертуаре всенепременно должен иметься хит про кровь-любовь.
– Держи, не стесняйся! Наверное, тебе тоже хочется ему показать.
– Привет, Тузик, – я испуганно улыбнулась. – У тебя классный молоток, только он мне не нужен.
Несмотря на вроде бы миролюбивый тон, взгляд у девицы был совершенно безумным. Да и огромная кувалда в ее руках тоже как-то не способствовала обретению душевной гармонии.
– Я не Тузик! Этот кретин, – она кивнула на искрошенный труп продюсера, – называл меня Мурзиком. А тебя, значит, вообще Тузиком кликал, как собаку? Скотина! Сукин сын! Меня только вчера из больницы выпустили. Думала – приду и замочу гада. Не успела, его уже шлепнули. Так я его из подвала вытащила, там так тесно, не повернуться. Здесь удобнее, по кайфу. А хочешь ему молотком голову проломить? После того, как он со своими друзьями мне «троечку» сделали, я только об этом и мечтала! Думала, фиг он меня на порог пустит после того, как в «дурку» уложил. Боялась, что не смогу пройти внутрь и с ним как следует посчитаться. А тут так кстати калитка открыта. Только вот жаль, что ты решила мне помочь и замочила гада…
– Извини, что я ошиблась с твоим именем. – Облизнув пересохшие губы, я сделала шаг назад. – Нет, он меня вообще никак не называл. Ни Тузиком, ни Шариком. Я – фотограф, пришла к Славе по делу. И вот вижу, что он тут такой немножко непригодный для проведения переговоров лежит. Но, конечно, ты права. Если он так над тобой сексуально издевался, то голову ему проломить надо. Ты действуй, не стесняйся. А я, пожалуй, пойду.
– А какие у тебя с этим козлом переговоры должны были быть? Ты что, не певица?!
– Нет. Но ты не нервничай. Вообще-то я пою хорошо, – залепетала я, пятясь к калитке. – Я могу прямо сейчас тебе спеть, хочешь? Я никому не скажу, что тут случилось.
– Так это не ты?
– Что – не я?
– Это не ты Славку с Колькой шлепнула? Тебя эта сволочь жирная во все дырки не драла?
Наш разговор начинал мне нравиться все меньше и меньше. Лицо Мурзика напоминало наливающееся грозой небо и не предвещало ничего хорошего.
– Это не ты замочила Славку с Колькой?! А я думала, что вот нашлась наконец девочка, которая за всех нас отомстила. За то, как он, импотент паскудный, часами трахал и избивал, а кончить не мог. За то, как под приятелей своих подкладывал. За героин. За то, – по лицу Мурзика потекли черные струйки туши, – что обещал золотые горы, пластинки, пиар. И ни фига не сделал, попользовал и выбросил…
Мне стало жаль эту девушку. Но ее состояние все равно представлялось мне крайне опасным. Поэтому я не стала ей ничего объяснять, а, продолжая потихоньку приближаться к выходу, вдруг резко побежала к калитке.
Она открылась очень легко.
– Подожди! Ты куда? – заорала мне вслед Мурзик. – Так ты что, точно голову ему молотком разбить не хочешь? Ты подумай!
Но – счастье, счастье! – в этот же момент возле особняка резко притормозила старенькая «девятка» Юрика.
Я быстро плюхнулась на сиденье и скомандовала:
– Поехали отсюда!
* * *
– Слушай, там такая девка выскочила на дорогу, полный финиш! Вся в кровище и с кувалдой. Я пропустил что-то интересное в твоей жизни? – Юрец поддал газу, оторвал взгляд от зеркала заднего вида и сурово нахмурился: – Машка, колись, тебя пригласили сыграть главную роль в сериале «Кошмар на проспекте Вернадского»?
Несмотря на то, что меня еще всю трясло от недавнего стресса, я хихикнула:
– Да ладно тебе, Вернадского – никакая не улица Вязов. Самый центр, престижный район.
Какой тут кошмар, в этом районе жить по кайфу. «Газпром» лишь бы где офис строить не будет!
– Ты попросила меня срочно приехать для того, чтобы обсудить московский рынок недвижимости? – ледяным тоном поинтересовался Юрик. Но, покосившись на меня, взволнованно добавил: – А почему у тебя кровь на лице? Что случилось? И голос у тебя был, когда ты звонила, – я аж перепугался.
У меня кровь на лице?
Мама, мамочка, я за последние пару часов чуть дважды не погибла, у меня все лицо в крови…
Это может быть ссадина, ведь мерзкий продюсер с фальшивой челюстью разбил о мою голову стакан.
Это могут быть брызги его крови, попавшие на меня после выстрела.
Или это Мурзик, окровавленная, тряхнула своей длинной густой шевелюрой…
Боже, боже, до чего я дошла! И почему все это должно было случиться именно со мной?!
От воспоминаний о недавних событиях я разрыдалась. А потом, когда смогла говорить, рассказала Юрику все. Ну или почти все. Зачем мальчику знать про мои планы покорить «звезду»? Все-таки он любит меня и жутко расстроится, узнав, что я активно посматриваю «налево». Я просто сообщила, что договорилась о фотосессии с Николасом, – и в принципе, по большому счету, совершенно не врала.
– Ты все правильно сделала, – провозгласил Юрик, когда я закончила свой рассказ. И стал парковаться. Мы как раз успели добраться до его дома. Со мной случилось столько неприятностей, что даже их короткий пересказ занимает кучу времени!
Выскочив из автомобиля, Юрец бросился открывать мне дверь. И я на какую-то долю секунды все-таки почувствовала себя знаменитостью и порадовалась, что мой мальчик так галантен.
– Ты все правильно сделала, – повторил он, поддерживая меня под локоть. – Тебе действительно надо было оттуда убегать. Единственный промах – ты ведь не протерла оружие и одну дверь, так что твои «пальчики» милиция уже «срисовала».
Я остановилась на ступеньках подъезда и хлопнула себя по лбу.
– Какая же я дура! А ведь точно – я бросила ту пушку прямо в подвале, а до двери террасы просто не дошла, потому что во дворе лежал труп, который Мурзик притащила. Поехали!
– Куда?
– Обратно! Пистолет надо протереть!
– Солнышко, там уже может быть милиция.
– А если нет?
– Давай не будем пороть горячку. – Юрик обнял меня за плечи и нежно поцеловал в макушку. – Что ты дергаешься, все же в порядке. Мурзик эта – больная на всю голову. Она сама могла пистолет потрогать, с такой станется. И потом, ведь в милицейской базе данных твоих отпечатков нет. Так что твою личность не установят. Ты только Катьке скажи, что если у нее будут интересоваться, кого она подвозила, то пусть молчит.
– Хорошо, скажу. А как они Катьку-то найдут?
– По тачке. Многие участки дорог сейчас оборудованы видеокамерами. Если подъезд к той студии простреливается камерой и если номер машины удастся установить, то могут и Катерину вызвать. Как возможного свидетеля.
– Тогда пиши пропало. Катюша, конечно, будет пытаться врать, но у нее же на лице все написано.
– Может, и нет там камеры. Надеюсь, фильма про Катину или про мою тачку не снято, – Юрик легонько подтолкнул меня к двери. – По теории вероятностей, такая непруха по всем направлениям вроде бы случиться не должна. Пошли, тебе надо принять душ. А я приготовлю чай. Как кстати мои предки на дачу свалили! Дома – никого, хоть с этим нам сегодня повезло!
– Подожди, – я вцепилась в его руку. – А Мурзик? Ее что, в тюрьму посадят? Ее обвинят в убийстве?
– Нет. Успокойся, не мучай себя. Таких, как эта певица, похоже, не сажают. Их лечат. Вообще страшно все это. Никогда бы не подумал, что этих красивых молоденьких девчонок до такого доводят. Они выглядят такими беззаботными.
Я грустно вздохнула.
Даже если в жизни таких девиц на самом деле много проблем, все равно все знают, что эти куколки выглядят беззаботными.
И пусть придуманный образ не соответствует действительности – на какой-то момент, под прицелом телекамер, на развороте глянцевого журнала, «звезды» сверкают и, может, даже сами верят в то, что этот блеск настоящий…
Я сидела на кухне, пила заваренный Юриком душистый чай – и мне становилось все страшнее и страшнее.
Во-первых, я все-таки боялась милиции. Ненавижу вот такие неопределенные ситуации, они здорово действуют мне на нервы. Во-вторых, перед глазами почему-то все время стояло жирное, противное, удивленное лицо продюсера, именно таким оно было, когда я выстрелила. И я ни на секунду не жалела о произошедшем, наоборот, только радовалась, что удалось вовремя выхватить оружие, – но все равно на душе было паскудно. Как ни крути, я убила человека, а это все-таки не муху шлепнуть. Для меня, во всяком случае.
– Выпей. – Юрик протянул мне стакан, на дне которого плескалась светлая прозрачная жидкость. – Это водка, ничего другого у меня нет. Но ты быстро глотни, залпом, так надо. А то на тебя смотреть больно.
Я влила в себя обжигающую жидкость, откусила от бутерброда со шпротами, который уже держал наготове заботливый Юрик, и грустно улыбнулась. Этот смешной, вечно занятой компьютерщик до сих пор меня идеализирует. Он носит меня на руках, готов отдать мне все, что у него есть, и думает, что я самая хорошая и чистая девушка на свете. Наверное, он до сих пор уверен, что я крепче кока-колы ничего не пила. Переубеждать его бесполезно. «Зачем ты на себя наговариваешь, ты же не такая!» – хмурится Юрец и закрывает мне рот поцелуем. Вот так заканчивается любая попытка рассказать о своих реальных мыслях и чувствах. Мой мальчик не знает, какая я, и не хочет знать, он просто радуется тому, что я есть, что мы формально вместе. Мне не стыдно, я ведь не вру ему, он просто не хочет видеть моего истинного лица. Что ж, если парню нравится носить розовые очки – это его право. Мне тоже нужен мальчик, который мог бы помочь, развеселить, заняться сексом или пригласить на прогулку. Проблема в том, что того, что может предложить Юрец, мне мало. Значит, надо искать другого, известного, популярного, богатого. Говорят, кто ищет, тот находит. Я обязательно дотянусь до своей «звезды»! В дорогих очках и роскошной шубе, я стану украшением любого глянцевого журнала, каждой телепрограммы. И еще у меня обязательно появится хороший фотоаппарат…
– Наконец-то ты ожила, – обрадованно констатировал Юрик, прихлебывая чай. – У тебя даже щеки порозовели. О чем ты сейчас думала?
– О новом дорогом Canon.
– Знакомо. Я тоже иногда мечтаю о девайсах. Мой старый комп еле дышит, так хочется новый, причем не лишь бы что, а Apple. Не знаю, через сколько лет я на него насобираю.
– Насобираешь, – я подошла к Юрику, запустила пальцы в его коротко стриженные волосы, – ты же толковый, талантливый парень. Только вот со мной тебе не очень повезло.
Он взял мою ладонь и прижался к ней губами.
– Если мне в чем-то повезло, так это в том, что я нашел тебя. Как здорово, что мы познакомились в чате! Уже не представляю, что раньше я тебя не знал. Зато теперь у меня не жизнь – а вечный онлайн. С тобой так весело. Никогда не знаешь, что ты отмочишь. Или кого замочишь.
Я начала злиться:
– Ты сейчас дошутишься! А ты что, хотел, чтобы этот сумасшедший Слава меня пристрелил? Что, надо было тупо стоять и не дергаться, как покорная овца?
– Конечно, нет. Да я бы сам его убил! Придумал, идиот, всех перестрелять и деньги грести.
А потом Юрик сделал то, о чем я уже начинала подумывать. Подхватил меня на руки и понес в ванную. Осторожно раздел, затем сбросил свою одежду, включил душ и стал нежно-нежно втирать мне в кожу ароматный гель.
От прикосновений сильных пальцев мое сердце невольно застучало быстрее, а низ живота приятно заныл. Я попыталась поцеловать Юрку, но он уклонился, вытащил меня из ванны, взял полотенце.
Он был так нежен и внимателен. Деликатные, без всякого сексуального подтекста прикосновения стали заводить меня больше, чем самые откровенные ласки.
Когда Юрка, усадив меня на бортик ванны, стал вытирать мне ноги, каждый пальчик, изматывающе нежно, я застонала:
– Хочу тебя, умираю.
– Я не дам тебе умереть…
От нахлынувшего желания у меня закружилась голова. И я возбужденно зашептала:
– Скорее! Возьми меня, войди в меня!
Губы Юрки заскользили по моему животу, потом опустились ниже.
Воздуха стало не хватать. Сердце зашкаливало.
К счастью, мой мальчик быстро догадался, что я не нуждаюсь в дальнейших ласках, что мне надо только одно – почувствовать его всего и как можно скорее.
Он подхватил меня на руки, прижал спиной к стене. Обхватив его ногами за талию, я поняла, что оргазм уже обидно близко, до него всего один поцелуй и лишь несколько движений.
Пока могла, я сдерживала наступление своего удовольствия. В зеркале отражались двигающиеся Юркины ягодицы, и мне так нравилось на это смотреть. А потом я, как обычно, взлетела на небо в алмазах…
Когда все закончилось, мы перебрались в спальню и с удовольствием растянулись на чистых прохладных простынях.
Юра нежно поглаживал мое разгоряченное тело, касался сосков, притрагивался к клитору.
Я наслаждалась последними вспышками догорающего салюта и думала о том, что все-таки в постели моему мальчику нет равных.
У меня было не так уж много мужчин до знакомства с Юриком, но теперь мне кажется, что он вообще оказался у меня первым, потому что только с ним я изучила свое тело и испытала невероятные прекрасные ощущения, о существовании которых даже не подозревала.
Например, вот эта сильная чувствительность тела после секса. Это он открыл ее мне! Предыдущие парни, сделав свое дело, отворачивались к стене и засыпали. Первый раз я была так удивлена, что после секса Юра продолжает нежно прикасаться ко мне…
Мы вместе уже больше года, но то, что происходит в спальне, становится только лучше. Юрка такой чуткий и внимательный.
Как мне нравятся эти нежные ласки после секса…
Его ладони дарят мне россыпь маленьких оргазмов. Я вся выгибаюсь и вздрагиваю от приливов удовольствия. И в такие минуты мне кажется, что Юрик любит меня космически сильно, и я принимаю и наслаждаюсь его любовью, а вокруг меня ласковая чернота и сверкающие звезды.
Я приподнялась, потянулась к Юрке, провела пальцем по кружочку темных смешных волосиков возле пупка, нагнулась к красивому расслабленному члену, и…
И в этот момент зазвонил городской телефон. Старый, еле дышащий аппарат дребезжал так противно, что Юркино достоинство окончательно съежилось.
– Не буду подходить, – пробормотал Юрец, переворачиваясь на живот и накрывая голову подушкой. – Те, кому действительно надо со мной связаться, перезвонят на сотовый.
– Может, ошиблись номером. – Я прижалась к своему мальчику, оторвала его руки от подушки и положила на свое тело. – Меня обнимай, я лучше.
– Ты лучше, – Юрка зарылся лицом в мои волосы. – Ты самая лучшая. Как мне нравится твой запах…
Я вспомнила, что, отправляясь на фотосессию к Николасу, вылила на себя пол-флакона маминых духов Tresor. Если мамуля обнаружит мою самодеятельность, то мало мне не покажется.
А телефон тем временем все звонил…
В конце концов я не выдержала. Вскочила и помчалась в прихожую.
– Я сам! – Юрик бросился за мной следом. – А вдруг это шеф?!
Но это был не шеф. Ответив на звонок, Юрец протянул мне трубку и растерянно пробормотал:
– Маша, это тебя. Какой-то мужик. И не представляется.
«Из милиции», – мучительно кольнуло мое сердце перед тем, как упасть в пятки и разбиться.
– Мария, я все знаю. Мне известно, что произошло на студии. Нам надо встретиться и кое-что обсудить…
Вкрадчивый приятный голос. Вежливые интонации, скорее мягкие, чем угрожающие.
Однако я вся просто трясусь от страха.
Как быстро меня просчитали!
Но кто?
Впрочем, неважно, и так все понятно. Кем бы ни был этот мужик, он собирается делать одно – шантажировать меня.
– Мне с вами нечего обсуждать! – неожиданно твердым для себя самой голосом заявляю я. И вешаю трубку.
Юрик никак не комментирует произошедшее. Но в его глазах я вижу одобрение. А еще тревогу и любовь…
