Глава 7
Первый участник прибыл вскоре после того, как церковные часы пробили полдень. Это был Эсмонд Хаддок. С нашей прошлой встречи он не стал меньше напоминать греческого бога. За один только его благородный облик нашей команде полагалось бы двадцать очков, еще прежде чем он близко подойдет к мячу.
Когда Эсмонд подъехал, Бикнелл стоял на страже у входа. Преданный дворецкий двинулся было вперед, но я проскочил вперед и, открывая дверцу машины, успел шепотом предупредить Эсмонда о перемене своего положения в обществе.
– А, ну что ж, когда мы с тобой, Берти, познакомились, ты притворялся Гасси Финк-Ноттлом, – заметил он. – Так что сейчас еще ничего, не так страшно.
Бикнелл проводил Эсмонда в длинный зал. Свободный от теток и пожилых дам, стоял Эсмонд у камина во фланелевой куртке безумной расцветки, прихлебывая джин с ароматными травами, и рассказывал сэру Генри и лорду Этрингему о разных интересных происшествиях на охоте в Гемпшире. Сэр Генри, весь сияя, глаз не сводил с Аполлона Андоверского.
Не успел я порадоваться удачному началу, когда меня отвлекли такие звуки, словно в прихожую ворвалась свора охотничьих псов.
Возможно ли, чтобы подобный шум производила одна маленькая собачка? Возможно, если эта собачка – скотч-терьер по прозвищу Бартоломью. А тогда и Стефани Пинкер, урожденная Бинг, должна быть где-то неподалеку. Пока я добежал до входной двери, песик успел подняться до середины парадной лестницы. Стиффи отставала от него на три ступеньки, причем разрыв быстро увеличивался.
– Иди сюда, непослушный мальчик! – вопила Стиффи.
Пинкер, в полотняной куртке поверх одеяния священника, стоял внизу и нерешительно махал руками.
– Привет, Растяпа! – сказал я вполголоса. – Помни, ты меня не знаешь! Здесь я камердинер Дживса. А Дживс – лорд Этрингем. Это долгая история. И кажется, я ясно сказал: без собаки!
– Стиффи ни за что не хотела пропустить крикет. Она говорит, Бартоломью все любят. Я пробовал ее урезонить, но ты же знаешь, какая она.
Тут Стиффи спустилась к нам, прижимая к груди отчаянно тявкающего Бартоломью.
– Привет, Берти! – Она чмокнула меня в щеку.
– Не называй меня так!
– Да я же всегда тебя так называю. Это твое имя, балда!
– Растяпа тебе не объяснил?
– Что объяснил?
Я рассказал.
– С ума сойти, какая прелесть! – умилилась она. – Уилберфорс, будьте так добры, принесите мне чего-нибудь прохладительного, и побыстрее!
Преподобный Пинкер скорчил гримасу, и я тоже, но пришлось выполнять. Не знаю, что Бикнелл подмешал в джин – к моему приходу громкость разговора повысилась с mezzo forte до forte, если пользоваться музыкальной терминологией. В этот самый миг леди Хаквуд и леди Джудит Паксли решили присоединиться к обществу.
На Эсмонда их появление подействовало как те внезапные декабрьские похолодания в Нью-Йорке, когда ты только что шел себе по улице, насвистывая «Милый Денни», и вдруг понимаешь, что, если сию минуту не вскочишь в такси, отморозишь руки-ноги. Лицо несчастного перекосило от ужаса – ведь именно спасаясь от такого рода стихийных бедствий он проехал сегодня через пол-Англии.
Разговор не клеился, пока не пришли Джорджиана и Амелия. Девушки героически решили забыть о своих страданиях и откопали в шкафу летние платьица с самым что ни на есть свежим и цветочным рисунком; обе возникли в комнате, шурша подолами, рассыпая улыбки направо и налево. Школа для благородных девиц могла бы ими гордиться.
Высшая знать отправилась в столовую, где были заранее сервированы различные закуски, а трудовой народ в моем лице поплелся на кухню и с восторгом увидел там целую четверть пирога, испеченного миссис Педжетт, телячий язык и бутылку пива.
Подкрепившись, я отправился на крикетное ристалище – не скажу, что в безоблачном настроении, однако тучки сместились куда-то к горизонту, и солнце озарило просторы Дорсета. Даже Т. Харди вынужден был бы признать, что все могло быть намного хуже.
В деревне для спортсменов отвели павильон с соломенной крышей, балкончиком на втором этаже и низеньким заборчиком из штакетника вокруг. В раздевалке хозяев поля к двери был пришпилен список игроков в порядке выхода на площадку:
Мелбери-холл – «Дорсетские джентльмены»,
суббота, 19 июня
1. Преп. Г. Пинкер
2. М-р С. Венаблз
3. М-р Э. Хаддок
4. М-р П. Бичинг
5. М-р Г. Ниблетт
6. Хоуд
7. Сэр Г. Хаквуд
8. Уилберфорс
9. Лиддл
10. Лорд Этрингем
11. М-р Р. Венаблз
Начало матча 2.15
Чай 4.15
Окончание 6.30
Кажется, я уже упоминал, что в крикете не мастак, но при виде этого списка что-то шевельнулось в душе; я встрепенулся, точно старый боевой конь при звуке трубы.
Другие игроки собирались постепенно, судя по оживленным разговорам основательно подбодрив себя едой и напитками. Фермер Ниблетт оказался классическим сельским молодцем, с загорелыми до черноты лицом, руками и шеей.
Сэр Генри просунул голову в дверь.
– Ну что, все здесь? Я выиграл жеребьевку, так что в первом иннинге мы отбиваем. Пинкер, Венаблз, готовьтесь! Я бы сказал, для победы нам нужно набрать двести очков, а лучше – двести двадцать.
На поле вразвалочку вышли «Дорсетские джентльмены». Зрелище было жутковатое. Парочка дюжих парней разминались, выполняя наклоны и размахивая руками, другие перебрасывались крикетными мячами, причем непринужденно ловили их одной рукой, как бы стремительно ни летел мяч. Наконец они заняли свои места на площадке, весело перекрикиваясь и ободряюще хлопая друг друга по плечам.
Позади павильона послышался глухой удар, скрежет металла по металлу и грохот бьющейся посуды – это приехала Джорджиана с чайными принадлежностями.
На поле вышли отбивающие – Г. Пинкер и С. Венаблз. Их встретили аплодисментами. Зрителей набралось не меньше сотни, включая всех обитателей Мелбери-холла, а также болельщиков команды «Дорсетские джентльмены» и просто любителей спорта из Мелбери и Кингстона.
Рядом со мной материализовался Дживс.
– Ну как, удалось сделать ставки? – спросил я.
– Да, благодарю вас, сэр. Букмекер был весьма любезен. Принял ставки на исход сегодняшнего матча в сочетании с дублем на заезды в Аскоте.
– А у Хаквуда финансов хватило, чтобы надеяться на ощутимый выигрыш?
– Безусловно, сэр. Он занял крупную сумму у мистера Венаблза-старшего.
– Так вы же говорили, что пенсия у чиновников из колоний совсем убогая?
– Насколько я понял, мистер Венаблз воспользовался средствами миссис Венаблз. Вчерашний день был отмечен бурным движением финансовых потоков. Некоторую сумму пришлось перевести из Лондона по телеграфу.
– Значит, динары поступают в сосисочной упаковке?
– Можно и так выразиться, сэр, хотя в данном случае упаковка обеспечивает как раз начинку, а вклад сэра Генри – всего лишь наружная оболочка.
– И много поставил старый мошенник?
– Боюсь, я не вправе разглашать сумму, сэр, однако в случае выигрыша сэр Генри, несомненно, сможет надолго обезопасить себя от поползновений частной школы.
– Горячий парень Хикори, Дживс!
– Прекрасная формулировка, сэр, и весьма подходит к случаю.
– Попробуешь – пар из ушей!
– Будем надеяться на это, сэр.
Тем временем сражение на поле началось.
– Послушайте, Дживс! – спохватился я. – А что, если лошадки не прискачут первыми? Или мы здесь продуем? Я бы сказал, это более чем вероятно. Чтобы ставки выиграли, нужно выполнить все три условия?
– Да, сэр. Двух побед недостаточно. Все или ничего.
– А если мы проиграем, как тогда сэр Генри расплатится со стариканом Вишну?
– Я и сам задал сэру Генри тот же вопрос, но он не желает даже думать о подобном исходе. Незыблемо верит в мое знание лошадей и так же твердо уверен, что способен привести свою команду к победе.
Я посмотрел на поле, и мне стало нехорошо. Боулер «Дорсетских джентльменов» уже высился на старте, а с нашей стороны пригнулся перед воротцами Венаблз-старший с битой в руке. Понятия не имею, кто такой Виктор Трампер, но если только он не подвязывал пузо пестрым шнурком и не махал битой, словно пожилая леди, отгоняющая осу, его сходство с Сидни Венаблзом крайне сомнительно. Сдается, правитель Хайдарабада просто польстил окружному судье.
На другом конце поля, где укоренился Растяпа, дело шло веселее. Ноги Пинкера не отрывались от земли, зато бита звучно шмякнула по мячу, отправив его в густую траву. Боулер, подбоченившись, бросал на него совсем не христианские взгляды, но Растяпа повернул к нему другую щеку, и следующий отбитый им мяч улетел в толпу деревенских мальчишек у дальнего края поля.
– Хороший удар, Пинкер! – крикнул сэр Генри.
Я уселся в шезлонг и раскрыл «Тайну дома с фронтоном». Мое любительское расследование было прервано громовым ревом со стороны поля: Вишну Венаблза удалили с площадки. Перст судьбы принадлежал рослому арбитру, в котором я узнал владельца таверны «Заяц и гончие».
На поле вышел Эсмонд Хаддок. Проходя мимо окружного судьи, он промолвил тому слово утешения. Если раньше куртку Эсмонда я назвал кричащей, то рядом с кепи, которое он выбрал для сегодняшнего матча, разноцветная одежда Иосифа показалась бы серой, как армейское одеяло. «Дорсетские джентльмены» встретили появление этого головного убора шутками и прибаутками, и первый же мяч явно метил сбить его, подцепив за козырек.
– Привет, Уилберфорс! – произнес у меня над ухом дружеский голос, и в соседний шезлонг опустилось облако ситца в цветочек и темных волнистых кудрей. – Как дела, матч интересный?
– Довольно-таки, – ответил я. – А как с чайными принадлежностями, все в порядке?
– Ну да, а что?
– Просто я слышал, как ты подъехала…
– А-а. Понимаешь, кто-то из этих дорсетских джентльменов так по-дурацки поставил свою машину…
– И ты ее слегка подвинула.
– Не нарочно.
Я не хотел очередной гамлетовской паузы и потому выдал следующую реплику:
– Ты сегодня вроде бодрее.
– Да. Сама не знаю, что вчера на меня нашло. Хотела извиниться – надеюсь, я тебя не очень смутила. Прости, пожалуйста.
– Ничего страшного. Жаль, что я ничем не смог помочь. Просто не хотел путаться под ногами.
– Я все понимаю. А что это за тип в уродской кепке?
– Эсмонд Хаддок. Охотник, стихоплет и вообще отличный парень.
Следующие полчаса пролетели как во сне. Мы без умолку болтали под звуки ударов по мячу – Пинкер и Эсмонд неутомимо махали битами. Только когда настал черед Вуди, стало ясно, чего нам до сих пор не хватало. Как бы это описать… Все равно, что услышать струнный квартет после уличного духового оркестра. Там, где предыдущие игроки лупили со всей дури, Вуди отправлял красный мячик, куда пожелает, легким движением кисти. Один раз он, казалось, наклонился и что-то шепнул пролетающему мячу, а мяч после этого врезался в заборчик перед павильоном с такой силой, что проломил планку.
В паре с ним играл Гарольд Ниблетт. Отвечая на удар дорсетского боулера, он пробил, если я правильно помню название, долгий мяч. Мяч улетел за живую изгородь на соседнюю улицу. Деревенские мальчишки всей толпой с восторженным визгом побежали его искать. Вуди, наоборот, гасил все мячи противника. Я так и ждал, что на траве останутся следы прожогов.
– Надеюсь, Амелии нравится, – сказал я.
– Наверняка нравится, – ответила Джорджиана. – Смотри, она перестала намазывать бутерброды.
Я хотел сказать, что раскрытый ротик Амелии – идеальная ловушка для мух, но фамильная рыцарственность не позволила.
– Пойду помогу ей, – сказала Джорджиана. – Заодно посмотрю, может, уже чай закипел.
– Тебе обязательно надо?
– Обязательно.
В конце концов отбитый Ниблеттом мяч был пойман полевым игроком противника у самой границы поля. Возникла реальная угроза, что мне придется натянуть щитки и перчатки. Пока что на поле вышел Хоуд. Он стоял перед воротцами насмерть, как генерал Джексон при Булл-Ране – как бы ни летел мяч, Хоуд встречал его одной и той же низкой стойкой, и мяч каждый раз шлепался к его ногам примерно в одном и том же месте.
Ярким контрастом недвижному Хоуду, П. Бичинг прямо-таки танцевал перед воротцами, раскидывая мячи во все стороны света. Мальчишки взволнованно зашептались, за ними и другие зрители – счет Вуди приближался к сотне. Всех словно заворожило, даже леди Джудит Паксли ненадолго оторвалась от «Знаков и надписей Хаммурапи» и поднесла к глазам лорнет.
Возле табло с общим счетом 186 мальчишка выставил прямо на траве цифры девять и пять – персональный счет Бичинга. Вуди оглянулся на табло, оступился и впервые за всю игру отправил мяч не стелиться по земле, а прямо в руки остолбеневшего от неожиданности полевого игрока.
Зрители проводили Вуди разочарованными аплодисментами. А он как ни в чем не бывало удалился в павильон. Кажется, даже не вспотел. Следующим вышел сэр Генри Хаквуд и взялся за дело с такой энергией, какой я не ожидал от старикана. Он крикнул Хоуду не делать перебежек, поскольку будет отбивать мяч за границу поля.
То ли от великой чести играть в паре со своим принципалом, то ли от перспективы наконец-то сделать перебежку после того, как двадцать минут проторчал на одном месте, во всяком случае, Хоуд внезапно, отбив мяч, сорвался с места и помчался точно заяц с криком:
– Вперед, сэр Генри!
Добежав до противоположного конца площадки, он обнаружил, что баронет и не думал перемещаться. Мяч вернулся к уикет-киперу под сочные комментарии зрителей.
Хоуд удалился с поля, и это означало, что Б. Вустеру уже никак не отвертеться от участия в матче. Любопытная игра крикет – со стороны кажется милой пантомимой, просто одетые в белое фигурки порхают по зеленому полю, а когда сам выходишь на арену, сразу все меняется. Словно попадаешь во враждебную среду. Земля под ногами твердая, пыльная, изборождена следами военных действий. Может, кто-нибудь тебе и скажет: «Добрый день», но заодно и менее приветливых слов наслушаешься. Когда боулер подходит к черте, на поле наступает мертвая тишина. Во рту у тебя сухо, язык болтается бесполезным довеском; общее молчание смыкается над головой. Перед тобой бешеное лицо противника, готового обрушить на тебя всю мощь своей ярости. Какое одиночество охватывает тебя в этот миг…
А потом красный шарик промчался мимо моей растерянно шарящей по воздуху биты под общий хор охов и ахов, рождая смутное ощущение, что если кто и избежал внезапной гибели этим летним днем, то имя ему – Бертрам Вустер. Или в данном случае, наверное, нужно говорить – Б. Уилберфорс.
– За мячом следите! – посоветовал сэр Генри. – Не вертите головой!
Дорсетский джентльмен вернулся на свою позицию, и в этот миг я случайно бросил взгляд в сторону павильона. Амелия с Джорджианой, как видно, уже закончили приготовления к чаю и стояли сейчас у заборчика, болтая и наблюдая за матчем. Обе со смехом показывали на что-то очень смешное. Я всей душой надеялся, что не на меня.
Боулер, скривившись от усилий, швырнул в меня еще один убийственный мяч. Я, как велено, держал черепушку неподвижно, зато позабыл махнуть битой. Когда опомнился, было уже поздно: позади раздался треск ломающегося дерева и довольно-таки неспортивный рев уикет-кипера.
Я побрел к павильону, никому не глядя в глаза, и укрылся в благословенном безлюдье раздевалки.
Следующим на поле вышел Лиддл и кое-как ухитрился отбить пару мячей, меж тем как на другом конце площадки сэр Генри по-прежнему успешно держал оборону. К перерыву мы набрали двести двадцать пять очков, и капитан решил, что можно объявить окончание иннинга.
По случаю жары чай был накрыт на лужайке. Объемистую урну с кипятком установили на раскладном столе, среди тарелок с сандвичами и замечательными пирогами миссис Педжетт. Наша команда еще не успела толком проголодаться после обеда, зато дорсетские джентльмены паслись в «Красном льве», поскромнее, так что сейчас приступили к делу всерьез. Сэр Генри выставил на стол бочонок пива и первым налил себе стакан, а затем пригласил остальных не стесняться.
После угощения нас выстроили перед павильоном и некий мистер Джей, фотограф из «Мелбери-кум-Кингстон Курьер» (объединенного с «Магнум-ин-Парво Газетт») сделал снимки обеих команд. Он целую вечность возился, накинув на голову черную тряпку, пока не выровнял нас как следует. Наконец сверкнула вспышка, и тяжкое испытание завершилось.
Репортер в коричневом костюме в мелкую полоску и мягкой шляпе ходил и расспрашивал, кого как зовут, сверяясь со списком игроков, который, судя по всему, похитил из раздевалки.
– Вы – мистер Венаблз-старший? А кто здесь лорд Этрингем? Читатели обожают аристократов! Отличненько, спасибо большое. Мистер Бичинг, а что вы можете сказать о сегодняшнем матче? Ваша фамилия пишется через «и»? Ну красота. Что еще вы хотели бы сказать нашим читателям, сэр?
– Хватит, сколько можно! – вмешался сэр Генри. – Нам еще, между прочим, крикетный матч заканчивать.
Двое дорсетских джентльменов отправились упаковываться в защитную форму. Остальные, кажется, были счастливы, что больше не нужно гоняться за кожаным мячиком по всему графству. С довольным видом честных тружеников, отдыхающих от долгой работы, они уселись на травке с пивом и сигаретами.
Команда Мелбери-холла потянулась на поле, и тут возле моего уха негромко кашлянули.
– Я подумал, вы захотите узнать, сэр… Во время перерыва я отправил мальчика в деревню. За скромную плату в шесть пенсов он позвонил с почты букмекеру в Дорчестер.
– И как там, повезло?
– Да, сэр. Вдвойне.
– Замечательно, Дживс! Пока все идет неплохо, ага?
– В самом деле, сэр.
– А вариант ничьей предусмотрен?
– К сожалению, нет, сэр. Необходима победа.
– Ну мы, кажется, набрали достаточно перебежек.
– Да, сэр, хотя при таком благоприятном состоянии почвы может быть непросто завоевать все десять калиток.
– Зато у них нет Бичинга, правда?
– Говорят, сэр, наш противник лучше обращается с битой, чем с мячом. Возможно, мистер Бичинг еще пожалеет, что отдал воротца.
– То есть он это нарочно?
– Быть может, его смутило количество выполненных перебежек. Джентльмен не должен набирать больше половины общего счета команды.
– Откуда вы знаете?
– Это моя работа, сэр.
– А вы, случайно, не выдумываете все эти правила?
– Ни в коем случае, сэр. Осмелюсь спросить, не лучше ли вам перейти ближе к павильону? Если мяч взлетит высоко, предвечернее солнце не будет светить в глаза.
Сэр Генри, натянув перчатки уикет-кипера, расставлял игроков на поле. Из раздевалки показалась первая пара джентльменских бэтсменов.
Арбитры заняли свои места. Солнце стояло еще высоко, когда владелец «Зайца и гончих» крикнул:
– Начали!
Гарольд Ниблетт, мужественно крякнув, отправил мячик в полет. Мяч ударился о землю, отскочил и, задев самый краешек биты, влетел прямо в руки дежурившего за воротцами сэра Генри Хаквуда, а оттуда безвредно упал на землю.
– Извините, боулер! – сказал сэр Генри.
На площадку вышел Вуди, той обманчиво-легкой походкой, которую я уже видел вчера. Дорсетский джентльмен очень удивился, когда мяч просвистел мимо него. Двое джентльменов-бэтсменов долго совещались между собой, качали головами и пробовали на ощупь землю.
Я не мог понять, почему эти дорсетские джентльмены так растерялись. Пусть не с таким изяществом, как Вуди, но могли бы просто резвее махать битой, как старина Растяпа.
Еще я думал о Руперте Венаблзе. Его и по ту сторону поля можно было узнать по белой панаме. Интересно, на что он тратит больше времени – на путешествия или на писание книг? Надолго ли ему еще хватит географических названий и транспортных средств на одну и ту же букву и в чем состоит роль жены при подобном человеке? В задумчивости я, кажется, даже начал бормотать себе под нос: «На самокате в Сомерсет», как вдруг до меня донесся крик:
– Уилберфорс!
И я увидел быстро приближающийся мяч. Я нагнулся перехватить его на отскоке, но мяч, наткнувшись на какой-то подорожник или ромашку, вильнул в сторону и беспрепятственно улетел за край поля.
– Соберитесь, разиня! – рявкнул наш капитан.
В матче наступило затишье – вроде медленной части на симфоническом концерте в Альберт-холле, когда можно чуточку вздремнуть, чтобы набраться сил для бурного финала и потом бодро отправиться ужинать. «Дорсетские джентльмены» потеряли трое воротцев и заработали восемьдесят пять очков. Деревенские мальчишки старались прожечь скамейку при помощи лупы, и это им отчасти удалось. Леди Джудит вновь погрузилась в Шумерию – кажется, так называется родина Хаммурапи? Амелия взялась за шитье, а Джорджиана, сидя рядом с ней, просто смотрела вдаль. Селяне, накачавшись пивом из бочонка, мирно храпели, прикрыв лица носовыми платками.
На площадку вышел Лиддл продемонстрировать свою, как выразился сэр Генри, вихляющую подачу. Он долго размахивал руками, а выпущенный в результате мяч полетел по воздуху медленно и плавно. Может, он и вихлялся чуть-чуть, я не разглядел.
– Этрингем! – позвал сэр Генри. – Не хотите выйти на пару оверов?
Дживс, коротко разбежавшись, швырнул мяч. Тот, едва коснувшись земли, свернул в сторону, ускользнув от бэтсмена прямо в жадно протянутые руки уикет-кипера, а оттуда, прокатившись по щитку на ноге, свалился на землю.
– Прошу прощения, боулер! – сказал сэр Генри, наклоняясь за мячом.
Дживс успел пробежать половину площадки. Сэр Генри хотел перебросить ему мяч, но перестарался, и мяч пролетел у Дживса над головой, так что перебежка получилась впустую.
– Прошу прощения, боулер! – повторил сэр Генри второй раз подряд.
Наконец очередной мяч достался Вуди, и тот сумел его удержать.
– Молодец! – сказал я ему, когда Вуди проходил мимо.
– Спасибо. Лишь бы только мячи больше не прилетали к славному рыцарю Железной Перчатки.
– Непочтительно так говорить о будущем тесте, юный Бичинг!
Взгляд, которым он мне ответил, точнее всего будет назвать мученическим. Как видно, даже девяносто пять отбитых мячей не растопили сердце Снежной королевы из Кингстон-Сент-Джайлз.
«Дорсетские джентльмены» успели заметно прибавить в счете, когда сэр Генри бросил мяч Сидни Венаблзу.
– Посмотрим на вашу знаменитую подачу!
Вишну Венаблз посмотрел на него с откровенным изумлением.
– Ну как же, – сказал сэр Генри, – помните, вы рассказывали, как взяли шесть калиток при тридцати восьми перебежках противника в матче против «Бомбей Гимханы»?
Не знаю точного названия подачи, которую Венаблз-старший попытался выполнить, но «Дорсетским джентльменам» она очень понравилась. Их общий счет резко скакнул вверх.
– Как называется такая подача? – спросил я Вуди, когда закончился овер и мы с ним снова столкнулись. – «Скрюченная нога» или еще как-нибудь?
– Она называется «Угощайтесь на здоровье», – ответил Вуди.
Именно так и поступили джентльмены. Их общий счет уже потихоньку догонял наш, и вдруг коренастый юноша, полдня проторчавший у криза, отбил мяч «свечкой» в сторону Венаблза-младшего.
Те из читателей, кого убаюкала обманчивая неспешность летнего полудня, наверное, удивятся тому, что произошло потом. Более внимательные, возможно, заметили, что один персонаж все это время блистал своим отсутствием – пока.
Позднее много спорили, отчего терьер Бартоломью невзлюбил Венаблза-младшего. Одни говорили, что ему не понравилась белая панама с обвислыми полями, другие – что Венаблз еще перед обедом не проявил к песику достаточного уважения. Бартоломью обычно требовал, чтобы все не ленились и постоянно его чесали. Стиффи утверждала, что Бартоломью «всего лишь хотел помочь, он же видел, что без него этот бестолковый тип никогда в жизни не поймает мяч».
Короче говоря, Бартоломью сорвался с колен своей хозяйки, словно ему сообщили, что в Дорсете вот-вот закроют последнюю кроличью нору. Годы тренировок развили его легкие до немалого объема, так что лаять и бежать одновременно для него не составляло никакого труда. Темным пятном промчавшись по траве, Бартоломью прыгнул навстречу снижающемуся мячу и в кульминационный момент, если я правильно вспомнил общепринятый термин, сомкнул челюсти на филейной части Руперта Венаблза.
Публикой при этом случае овладели противоречивые чувства. Некоторые злились из-за потерянного мяча и тревожились за игрока, другие предлагали весьма разухабистые советы по поводу лечения.
Бэтсмены сохраняли полное спокойствие. Матч продолжался, уже без Руперта Венаблза. Теперь события на поле развивались стремительно. «Дорсетские джентльмены», потеряв восемь калиток, набрали двести очков. После того как на подаче Дживса девятому бэтсмену засчитали нарушение «нога перед воротцами», а счет достиг двухсот двадцати, сэр Генри собрал вокруг себя всю команду.
– Времени осталось еще на один овер, – сказал он. – Бичинг, будете на подаче. Им для победы нужно шесть очков, нам – одни воротца. Ничья меня не устроит.
– По-моему, ничья была бы прекрасным завершением матча, – заметил Вуди.
Лицо сэра Генри приобрело странный синюшный оттенок.
– А я говорю, молодой человек, что ничья нам без надобности! Это понятно? Мы выиграем матч! Мы возьмем еще одни воротца! Никакой другой результат я не принимаю! Усвоили наконец?
– Да, сэр Генри.
– По местам!
Я отступил на прежнюю позицию перед павильоном, молясь, чтобы чертов мяч и близко ко мне не пролетал. Вуди расставил по-новому полевых игроков.
Против него выставили не номер одиннадцатый по списку, а бэтсмена, который уже несколько часов пробыл на поле. Казалось, Вуди подает ему простенькие мячи, давая шанс под конец игры набрать очков, но «джентльмен» попался хитрый и не поддавался. Пять мячей – и ни перебежки, ни взятых воротцев. К счастью, это означало, что до меня дело вряд ли уже дойдет. Казалось, ничья неминуема. Даже Честный Сид Леви закрыл бы уже свою записную книжку.
Вуди в отчаянии так швырнул последний на сегодня мяч, что тот стукнулся о землю примерно на середине площадки. Бэтсмен не удержался и мощно шарахнул битой. Мяч алой птицей взмыл ввысь. Казалось, на нем уже заранее написано имя кого-то из игроков, но только лишь когда мяч по спирали пошел вниз, до меня дошло, что имя это – мое.
Попятиться я не мог, поскольку стоял вплотную к канату, ограждающему поле. Я вскинул руки – со стороны, наверное, было похоже, что в молитве.
Удивительное дело – судьба всего матча решалась, а многие зрители даже не смотрели на площадку.
Как раз в тот миг, когда мяч летел на меня с небес, леди Хаквуд сказала:
– Мне скучно, я замерзла и пить хочу!
В ответ раздался мелодичный плеск ручейка по струнам сладкозвучной арфы.
Сэр Генри заорал во всю силу легких:
– Ловите, дурень!
Где-то рядом залаяла собака.
Не знаю, какой именно из этих звуков заставил меня дернуть головой, словно нервная лошадь. Поставил бы на арфу, потому что именно лицо Джорджианы стояло у меня перед глазами, когда мяч ударился о мои поднятые кверху ладони. Ладно бы еще я просто его уронил, но из-за моего неожиданного движения получилось, что я невольно его отбил вверх, добавив тот крошечный импульс, которого ему не хватало, чтобы перелететь через ограждение и принести команде противника выигрышные шесть очков.
В тот вечер за ужином в Мелбери-холле было весело и оживленно, как на похоронах сэра Джона Мура в Корунье, причем роль трупа – «не с ружейным прощальным огнем», если я верно запомнил поэтические строки, – досталась Б. Вустеру.
Хоуд после своих подвигов на крикетном поле опять «прихворнул», и вновь понадобились услуги временного лакея Уилберфорса. С тяжелым сердцем, ополоснувшись ледяной водой, я сменил кремовую фланель на фрак и спустился в кухню, к славной миссис Педжетт.
– Слушайте, мистер Уилберфорс, я уже все слыхала про этот матч. Сэр Генри как пришел домой, заперся в библиотеке и носу оттуда не кажет. Мистер Бикнелл с ног сбился, наверное, пятый раз уже понес ему туда виски с содовой.
– Завидую ему, миссис Педжетт. Бывают минуты, когда спасает только забвение.
– Ну не убивайтесь вы так, мистер У.! Это же просто игра.
– Если бы, миссис П.! Так, что надо делать?
– Несите мне вон те горшочки, там, на буфете. Я на закуску приготовила суфле. Сэр Генри так любит сырное суфле – я и подумала, может, оно его подбодрит.
– Боюсь, чтобы его подбодрить, сырного суфле не хватит.
– Ну хоть для начала.
Что самое удивительное, суфле я доставил в столовую без происшествий. Пинкеры уехали к себе в Тотли-ин-Уолд, потому что воскресенье у Растяпы занятой день. А Эсмонда Хаддока срочно призвали к себе покинутые в Гемпшире тетушки. А жаль, мне бы не помешала парочка союзников.
Сэр Генри сидел во главе стола, сгорбившись и подпирая голову рукой, как на этих мрачных голландских автопортретах. Вуди, должно быть, откуда-то прослышал о ставках, иначе с чего бы ему смотреть с таким упреком?
– Вам соуса? – спросил я, склоняясь над ним с соусником.
– Да, – отвечал он. – Шмякните чуть-чуть, как вы это умеете.
Отец и сын Венаблзы покатились со смеху. Молчали бы лучше, подумал я, у них у самих-то заслуг – на двоих одна перебежка. Только благодаря подаче старины Вишну у «Джентльменов» вообще появился шанс на победу.
– Видели там, среди зрителей, малышку Тертон? – спросил Вуди. – Она всюду таскает с собой игрушечного паяца. Давно не видали паяца, Уилберфорс?
Тут и старина Венаблз решил внести свою лепту.
– В бытность мою окружным судьей в Чанамасале, – начал он, – я однажды придумал замечательный способ орошения чайных плантаций. К сожалению, способ оказался неэффективным – удержать воду не удавалось.
Шуточкам не было конца. На меня буквально открыли сезон охоты.
– Мы тут на днях играли в «Змеи и лестницы», – рассказывала Амелия. – Я уже вышла на верхнюю линию. Бросила кубик, выпала четверка, но мне-то была нужна шестерка!
– Пошлите за Уилберфорсом! – воскликнул Руперт Венаблз. – Он знает, как превратить четыре в шесть!
Я удрал на кухню, чтобы не слушать больше издевок. А когда принес жаркое, разговор, к счастью, шел уже о серьезном.
Леди Хаквуд рассказывала леди Джудит и миссис Венаблз о своих планах насчет сада.
– Правда, неизвестно, смогу ли я все это осуществить. Наше будущее висит на волоске.
Как видно, она еще не знала, что сэр Генри поставил последнюю рубашку на исход сегодняшнего матча, и отныне ее сад, скорее всего, будет ограничиваться парой горшков герани на подоконнике в скромном бунгало где-нибудь в Бексхилл-он-Си. Не хотелось даже думать о том, насколько холоднее она станет, когда узнает.
Закончив убирать со стола, я отправился к себе в комнатушку – задержался только опрокинуть стаканчик бикнелловского кларета. По дороге я услышал в коридоре тактичное покашливание. Оглянулся – из-за приоткрытой двери выглядывал лорд Этрингем. Я рысью подбежал к нему.
– Дживс, ну и дела! Прямо-таки сплошное «Хикори». Попробуй – пар из ушей! И почему все винят меня одного? Я думал, старина Хаквуд игру знает вдоль и поперек.
– В самом деле, сэр. Невольно подумаешь – capax imperii nisi imperasset.
– Что-что?
– Историк Тацит, сэр, так отозвался об императоре Гальбе.
– И что это значит?
– Трудно перевести в точности. Я думаю, приблизительно смысл такой: «Человек, которого считали бы способным править, если бы он своими действиями, будучи правителем, не доказал обратного».
– Ладно, Дживс, ну его. Суть в том, что если бы Хаквуд не оставил на поле старикана Венаблза с его кошмарными подачами, «Джентльменам» в жизни бы нас не догнать по очкам.
Дальнейшему разбору полетов, как назвал бы это историк Тацит, помешал Бикнелл.
– Мистер Уилберфорс, мисс Мидоус поручила мне узнать, не могли бы вы сейчас подойти в библиотеку?
– Что? Я? Сейчас?
– Как только будет возможность.
– Сэр Генри?.. Что с ним?..
– Сэр Генри лег спать пораньше. У него разыгралась невралгия.
– Неудивительно – после такого… Значит, она?..
– Мисс Мидоус в данное время одна.
– Ясно, – сказал я.
И, не ведая, что меня ждет, бросился бегом через необозримый холл.
