Книга: Зеленоглазое чудовище [ Венок для Риверы. Зеленоглазое чудовище]
Назад: Глава VI Наркотики
Дальше: Глава VIII Утро

Глава VII
Рассвет

1

Скелтон ушел домой, за ним последовали Сесар Бонн и Дэвид Хан. Уборщицы устроились передохнуть в какой-то отдаленной части здания. На посту остались только полицейские: Элейн, Фокс, Бейли, Томпсон, три детектива, которые обшаривали ресторан и комнату для оркестрантов, и констебль в форме — время его дежурства заканчивалось утром. Было без двадцати три ночи.
— Итак, дружище Фокс, — начал Элейн, — что мы имеем? Вы были очень внимательны и молчаливы. Ваша теория — начинайте!
Фокс откашлялся и уперся ладонями в колени.
— Весьма необычный случай, — в голосе Фокса слышалось разочарование. — Вы могли бы сказать — причудливый. Дурацкий, если бы не труп. А трупы, — серьезно заметил Фокс, — никогда не бывают дурацкими.
Сержанты Бейли и Томпсон подмигнули друг другу.
— Прежде всего, мистер Элейн, — продолжал Фокс, — я задаю себе вопрос: «Почему это сделано таким образом? Почему стреляли ручкой от зонтика, если можно обычной пулей?» Задать бы этот вопрос его светлости. И все же, мне кажется, преступление задумано тонко. От этой мысли невозможно отделаться. Ни у кого не было шанса прикончить парня, пока он играл, вы согласны?
— Ни у кого.
— Идем дальше. Если кто-то запихал эту дурацкую штуковину в револьвер, после того как Скелтон осмотрел его, орудие убийства должно было находиться у убийцы или его соучастника. Оно не больше авторучки, но чертовски острое. Что выводит нас для начала на Беллера. В связи с дирижером припомним, что его светлость как будто самым тщательным образом обыскал его перед выходом на сцену.
— Больше того, его светлость, ничуть не сомневаясь в своей голословной невиновности, утверждает, что у проклятого Беллера не было ни единого шанса спрятать что-либо на себе после обыска или сделать что-то с револьвером.
— Он так говорит? — сказал Фокс. — Поразительно!
— По сути дела, его светлость — а он, нужно признать, неглуп, — очень старался обелить кого угодно, кроме себя.
— Возможно, неглуп, — хмыкнул Фокс, — но разве вы не согласны с тем, что он слегка не в себе?
— Во всех случаях говорят такое. Но здесь, Фокс, я готов поклясться, что Ривера не был убит до выстрела или во время выстрела в него. Он стоял не менее чем в двух метрах от всех, кроме лорда Пестерна, который палил из своего проклятого револьвера.
— Вы правы! И он не был спрятан среди пюпитров, поскольку до того за ними сидели музыканты другого оркестра. И никто из музыкантов не приближался к потешной шляпе его светлости, под которой лежала пушка. А если это так, я спрашиваю себя: не его ли светлость использовал этот идиотский способ, имея, допустим, что-то против убитого. Все указывает на его светлость. От этой мысли невозможно отделаться. И тем не менее он кажется таким довольным собой и спокойным. Естественно, возникает мысль о мании убийства.
— Хорошо. Каковы мотивы?
— Знаем ли мы, как он относился к тому, что его приемная дочь водила компанию с убитым? По предположению другой молодой леди, ему как будто это было более или менее все равно, но это лишь допущение. Могло сыграть свою роль что-то иное. На мой взгляд, исходя из имеющихся на данный момент фактов, виновен его светлость. А ваше мнение, мистер Элейн?
Элейн покачал головой.
— Я в тупике, — сказал он. — Скелтон мог вложить дротик в револьвер, когда осматривал его, но лорд Пестерн, который весьма проницателен, клянется, что этого не было. Они находились вдвоем не больше минуты, пока Бризи представлял публике нового барабанщика, однако Скелтон утверждает, что не подходил к лорду Пестерну, а револьвер лежал у того в заднем кармане брюк. Это не похоже на ложь — ложь была бы опасна, поскольку Пестерн мог ее опровергнуть. Вы не слышали показаний Скелтона. Странный парень, фанатичный коммунист. Видимо, родом из Австралии. Жестко и однозначно мыслит. Не дурак и более чем откровенен. Правда, человек он одномерный. Несомненно, презирал Риверу из общих принципов и еще потому, что Ривера был за участие лорда Пестерна в ночном концерте. Скелтон очень негодовал по этому поводу. Он счел это проституированием искусства, которое считает своим и которым гордится, и попустительством чему-то такому, что противоречит его принципам. Здесь он кажется мне абсолютно искренним. Для него Ривера и лорд Пестерн — паразиты. Помимо прочего, Ривера снабжал Бризи Беллера наркотиками, если в самом деле было так. Кертис утверждает, что Беллер использовал кокаин, и складывается впечатление, что дирижер взялся обыскивать труп в надежде найти на нем наркотик. Нужно расследовать эту линию, Фокс.
— Вот, значит, как — наркотики! — глубокомысленно изрек Фокс. — На нас сыплется манна небесная, и она оказывается мертвым человеком! В его жилище можно, вероятно, обнаружить какую-то ниточку. И она приведет нас в Южную Америку, где промышляет банда Снежного Сантоса. Это было бы замечательно, — сказал Фокс, который некогда занимался борьбой с незаконным сбытом наркотиков, — просто чудом, если бы удалось зацепиться за Снежного Сантоса.
— В самом деле? — с отсутствующим видом спросил Элейн. — Продолжайте, Фокс.
— Итак, сэр, если вспомнить, что Ривера не собирался падать и тем не менее упал, значит, именно в этот миг он и был поражен орудием убийства. Я понимаю, мои слова похожи на констатацию самоочевидного, но этим мы отсекаем всякое предположение о каких-либо тайных происках после того, как он упал, поскольку никто не знал, что он упадет. И если только не допустить, что некто бросает смертоносный дротик в то же мгновение, когда его светлость производит первый выстрел… тьфу! — с отвращением прервал себя Фокс. — Но такое допущение выглядит просто глупым, так ведь? Тогда мы возвращаемся к исходной посылке — убийство совершено из револьвера. Что подтверждается царапинами в стволе. Кстати, нужно бы привлечь к этому делу экспертов.
— Привлечем.
— Но если вернуться к маленькой, украшенной самоцветами вещице, действовавшей наподобие замка и якобы поцарапавшей ствол, то нужно вспомнить утверждение Скелтона, что царапин не было, когда он осматривал револьвер. Это снова выводит нас на его светлость. Как ни крути, все указывает на него.
— Мисс де Сюзе, — заговорил Элейн, с раздражением теребя нос, — что-то искала под сомбреро. Это видели я, Мэнкс и официант. Мэнкс как будто удерживал ее от этого — во всяком случае, она рассмеялась и убрала руку. У нее не было возможности вставить дротик в револьвер, но ясно, что кто-либо, сев на ее место, мог достать револьвер. Когда все танцевали, леди Пестерн оставалась за столиком одна.
Фокс поднял брови, на лице его читалось сомнение.
— Очень холодно, — сказал он. — Чрезвычайно высокомерная дама, волевая и с понятиями. Вспомните, как она недавно обошлась с его светлостью. Очень впечатляюще.
Элейн взглянул на коллегу и улыбнулся. Затем повернулся к остальным.
— Ну, Бейли, настал ваш черед, — сказал он. Нашли чего-нибудь новенькое?
— Ничего такого, о чем стоило бы написать домой, мистер Элейн, — мрачно изрек он. — На дротике никаких отпечатков. Я принял меры для защиты от случайных следов и могу еще раз проверить орудие убийства.
— А револьвер?
— Очень чистая работа, мистер Элейн. Никаких следов.
— Поэтому я и рискнул позволить лорду Пестерну подержать его за рукоять.
— Да, сэр. Значит, — сказал Бейли с облегчением, понятным профессионалу, — о револьвере. На нем только отпечатки лорда Пестерна. И дирижера оркестра. Бризи Беллера — так, кажется, он себя называет.
— Верно, лорд Пестерн передал револьвер Бризи.
— Точно, сэр. Значит, я не ошибся.
— Томпсон, — внезапно обратился Элейн ко второму сержанту, — вы хорошо осмотрели левую руку мистера Мэнкса, когда обыскивали его?
— Да, сэр. Костяшки немного сбиты. Совсем чуть-чуть. На пальце кольцо с печаткой.
— А что нашлось на помосте для оркестра, Бейли?
Бейли посмотрел на свои ботинки и сообщил, что обследовал пол вокруг ударной установки. Нашел следы кончиков четырех пальцев — это рука мисс де Сюзе. Ничего больше.
— А Ривера? Следы на теле?
— Почти ничего, сэр, — сказал Бейли, — кроме отпечатков в тех местах, где Беллер и доктор прикасались к телу. Это все, сэр.
— Благодарю. А как насчет других людей в ресторане и комнате для оркестрантов, Гибсон?
Один из детективов сделал шаг вперед.
— Практически ничего, сэр. Ничего необычного. Столбики пепла на полу и тому подобное. На помосте мы подобрали клочки бумаги, гильзы и носовой платок с инициалами Беллера.
— Он вытирал им свои неприятные глаза, когда клал венок на грудь Риверы, — пробормотал Элейн. — Ничего больше?
— Еще на помосте валялась пробка, — извиняющимся тоном произнес сержант Гибсон. — Вероятно, дело рук официанта.
— Но не там же. Дайте-ка посмотреть.
Гибсон достал конверт и вытряхнул из него на стол небольшую пробочку. Элейн, не прикасаясь к пробке, осмотрел ее.
— Когда убирались на помосте?
— Мыли рано утром, мистер Элейн, и протирали перед приходом вечерних гостей.
— Где именно вы нашли эту штуку?
— На полпути к стене и в двух метрах влево от центра. Я отметил место.
— Хорошо, хотя это едва ли нам поможет. — Элейн достал лупу. — На пробке черное пятно. — Он понюхал его. — Похоже на гуталин. Вероятно, попалась под ноги кому-нибудь из оркестрантов. Но присутствует и другой запах. Не вина или спирта, и вообще, это не бутылочная пробка. Она меньше и сделана с расширением кверху. Никакого фирменного знака. Чем же она пахнет? Ну-ка, Фокс.
Фокс шумно втянул носом воздух. Встал, подумал и проговорил:
— Что же это мне напоминает? — Все ждали. — Цитронеллу, средство от москитов, — с серьезным видом произнес Фокс, — ил и что-то похожее.
— Не смазку для револьвера? — спросил Элейн.
Фокс повернулся к шефу и посмотрел на него с некоторым удивлением.
— Смазку для револьвера? Не собираетесь ли вы сказать, мистер Элейн, что вдобавок к ручке от зонтика в стволе кто-то догадался еще зафиксировать ее там пробкой, как в допотопном ружье?
Элейн усмехнулся.
— Это дельце испытывает вас на легковерность, бригадир Фокс. — Элейн снова припал к лупе. — По низу пробка как будто отломана. Надежда ничтожна, Бейли, но попробуем проверить ее на отпечатки.
Бейли забрал пробку. Элейн обратился к своей команде:
— Думаю, вы можете одеваться на выход, — сказал он, — а вас, Бейли, и вас, Томпсон, я намерен оставить при себе. У этого шоу перерывов не бывает. Гибсон, вы берете ордер на обыск и отправляетесь на квартиру Риверы. Прихватите кого-нибудь с собой. Обыск произвести самым тщательным образом. Скотт и Уотсон навещают на дому Беллера, Сэллис ушел со Скелтоном. Все возвращаются с отчетами в Скотленд-Ярд к десяти, я буду ждать вас там. Когда закончите, пускай вас сменят другие. Беллера и Скелтона не выпускать из-под наблюдения, черт бы их побрал, хотя я уверен, что в течение следующих восьми часов Бризи не доставит головной боли никому, кроме себя. Инспектор Фокс и я берем дополнительный наряд и навещаем «Герцогскую Заставу». Приступаем.
В кабинете зазвонил телефон. Фокс взял трубку и услышал извинения. Он вернулся с виноватым видом.
— Звонил этот новичок, которого мы отправили с компанией лорда Пестерна. Его фамилия Маркс. Как вы думаете, что он сделал? — Фокс оглядел всех и грохнул ладонью по столу. — Глупая молодая дубина! Зайдя в дом, они сказали, что все идут в гостиную. «О, тогда, если вы не возражаете, я исполню свой долг и пройду вместе с вами». Джентльмены заявили, что хотят сначала передохнуть и спустятся вниз, в туалет. То же решение приняли дамы и поднялись наверх. Сержант Маркс пытается раздвоиться, то есть делает совсем не то, что я ему приказал. И пока он без устали бегает от верхнего туалета к нижнему, пытаясь никого не выпустить из внимания, что происходит? Одна из молодых леди выбирается на лестницу для слуг и выскальзывает из дома через заднюю дверь.
— Кто именно? — прервал Элейн.
— Не требуйте от сержанта Маркса чересчур многого, — сказал Фокс. — Не требуйте невозможного. Он не знает — кто. Он спешит к телефону, а в это время, осмелюсь предположить, остальные разлетаются из дому, куда угодно их воображению. Сержант-тупица Маркс не может им помешать! Что будем делать?
В дверях заведения появился дежурный констебль.
— Я полагаю, сэр, мне лучше доложить без промедления, — сказал он. — Я стою на улице. Произошел инцидент.
— Замечательно, — сказал Элейн, — какой?
— Невдалеке отсюда остановилось такси, сэр, и из него вышла дама.
— Дама? — спросил Фокс так сурово, что констебль беспокойно взглянул на него.
— Да, мистер Фокс. Молодая дама. Поговорила с водителем. Он остался ждать. Она оглядывалась по сторонам и явно нервничала. Я стоял в тени, и, думаю, она не видела меня.
— Узнали ее?
— Не могу быть уверен, сэр. Другая одежда, но, кажется, она из компании лорда Пестерна.
— Заперли за собой дверь?
— Так точно, сэр.
— Отоприте и исчезните. Скройтесь все. Рассейтесь. Бегом, быстро.
Вестибюль опустел через пять секунд. Бесшумно закрылись двери в кабинет и комнату оркестрантов. Элейн метнулся к выключателям. Осталась гореть только тусклая розовая лампочка на стене. Вестибюль наполнили черные тени. Элейн бухнулся на колени за креслом в самом дальнем от лампочки углу.
Размеренно тикали часы. Где-то в подвальном этаже звякнуло ведро. В воцарившейся полной тишине стали слышны бесчисленные мелкие звуки: легкие удары о стену шнура шторы на ресторанном окне, вороватые шорохи за стенами, едва различимое гудение распределительного щита. Элейн вдыхал запахи ковра, обивки кресла, дезинфицирующего средства и застоявшийся табачный дух. Снаружи в вестибюль вели две двустворчатые двери — первая, смотревшая прямо на улицу, и вторая, обращенная в помещение. Сейчас створки обеих были плотно сомкнуты. Двери были сделаны из листового стекла, и сквозь них Элейн видел серую пелену, которую скрашивали только неяркие блики. Причиной их была розовая лампа, висевшая на правой стене, примерно посередине. Он сосредоточил все внимание на дверях. Вдруг сумрак за ними стал светлее. Наружная дверь открылась.
За толстым дверным стеклом неожиданно появилось лицо и вытеснило очертания отраженной лампы. Створка двери, отворяясь, чуть-чуть скрипнула.
Женщина секунду стояла совершенно неподвижно. Лицо ее наполовину закрывал шарф. Затем быстро прошла вперед и опустилась на колени перед креслом. Длинные ногти, когда она шарила по ковру, издавали шуршащий звук. Она так углубилась в свое занятие, что не слышала, как Элейн приблизился к ней по толстому ковру, но конверт, когда инспектор вынимал его из кармана, негромко хрустнул. Все еще стоя на коленях, она обернулась, увидела мужчину и пронзительно закричала.
— Вы не за этим охотитесь, мисс Уэйн? — спросил Элейн.

2

Элейн подошел к стене и включил свет. Не двигаясь, Карлайл наблюдала за ним. Когда он вернулся к ней, конверт по-прежнему был у него в руке. Она поднесла руку к пылающему лицу и нетвердым голосом сказала:
— Вы думаете, я здесь с дурной целью. И, наверное, ждете объяснений.
— Я буду рад получить ответ на свой вопрос. Вы это имеете в виду?
Элейн поднял конверт, но не отдал. Карлайл с сомнением смотрела на конверт.
— Не знаю… я не думаю…
— Конверт мой. Я скажу, что в нем лежит. Письмо — скомканное и местами порванное, потому что оно было засунуто между сиденьем и подлокотником кресла. Того самого, возле которого вы вели свои поиски.
— Да, все так, — сказала Карлайл. — Вы не могли бы отдать его мне?
— Присядьте, — предложил Элейн. — Вы не считаете, что нам следует кое-что прояснить?
Он подождал, пока она не встала и после секундного колебания села на предложенный стул.
— Вы, конечно, не поверите мне, — начала Карлайл, — но это письмо — я полагаю, вы уж его наверняка прочли — не имеет ничего общего с ужасным происшествием сегодняшней ночи. Абсолютно никакой связи. Оно сугубо личное и весьма важное.
— А вы сами его читали? — спросил он. — Можете повторить его содержание? Не перескажете мне это письмо?
— Но… я не могу… сделать это буквально…
— Сделайте приблизительно.
— В нем… важное сообщение. Оно касается одного человека… я не могу раскрывать так много…
— Тем не менее письмо настолько важно, что вы вернулись сюда в три часа ночи, чтобы попытаться его разыскать. — Он замолчал, но и Карлайл не говорила ни слова. — А почему, — снова заговорил он, — за своим письмом не пожаловала мисс де Сюзе?
— О, Боже! — воскликнула Карлайл. — Все так сложно.
— Прошу вас, поддержите свою репутацию честного человека и расскажите мне все.
— Я абсолютно честна, черт возьми! — с нажимом проговорила Карлайл. — Письмо личное и… чрезвычайно конфиденциальное. Фелисите не хотела, чтобы его кто-либо видел. Я не знаю в точности, о чем оно.
— Она побоялась прийти сама?
— Она немного не в своей тарелке. Каждый на ее месте вел бы себя так же.
— Я хочу, чтобы вы узнали содержание письма, — после паузы сказал Элейн. — Само терпение, — он повторил ей свои аргументы. Когда совершено убийство, то зачастую приходится забывать об общепринятых правилах поведения. Он должен убедиться, что письмо действительно несущественно, и в таком случае выбросить его из головы.
— Вы помните, что письмо выпало у нее из сумочки? Вы заметили, как старательно она пыталась его спрятать от меня? А вы обратили внимание на ее действия, после того как я сказал о предстоящем обыске? Она засунула руку между сиденьем и подлокотником кресла. Затем пошла в туалетную комнату, а я сел в ее кресло. Вернувшись, она с полчаса мучительно пыталась найти письмо и притворялась, что ничем таким не занимается. Вот так-то.
Он вынул письмо из конверта и расправил его на столе перед Карлайл.
— Отпечатки пальцев сняты, — сказал он, — но это не принесло существенных результатов. Письмо слишком усердно терли о ворсистую обивку кресла. Вы будете читать или…
— Да, давайте его, — сердито сказала Карлайл.
Письмо было напечатано на листе чистой нотной бумаги. Без адреса и без даты.
«Моя дорогая — читала Карлайл — ваше очарование заставляет меня бросить все свои дела. Я нарушаю обещания перед самим собой и другими. Мы гораздо ближе, чем вы можете представить. Сегодня вечером в петлице моего пиджака будет белый цветок. Ради вас! Но если вы дорожите нашим будущим счастьем, не подавайте вида, что заметили его, даже мне. Уничтожьте эту записку, любовь моя, но не мою любовь. Г. П. Ф.»
Карлайл подняла голову, поймала устремленный на нее взгляд Элейна и быстро отвела глаза.
— Белый цветок, — прошептала она. — Г. П. Ф., Г. П. Ф.? Не могу в это поверить.
— Кажется, у мистера Мэнкса была белая гвоздика в петлице?
— Я не стану обсуждать с вами это письмо, — решительно заявила Карлайл. — Мне не следовало его читать. Обсуждать ничего не буду. Позвольте мне вернуть его Фелисите. Оно не имеет ничего общего с убийством. Ничего ровным счетом. Отдайте его.
— Вам следует знать, что я не могу сделать этого, — сказал Элейн. — Подумайте сами. Между Риверой и вашей кузиной, точнее кузиной по линии ее приемного отца, существовала весьма сильная привязанность. После убийства Риверы она изо всех сил старается спрятать письмо, теряет его и настолько обеспокоена этим, что вынуждает вас вернуться сюда и попытаться отыскать потерю. Как могу я не обратить внимания на такую последовательность событий?
— Но вы не знаете Фелисите! В отношениях с молодыми людьми у нее постоянно то появляются, то исчезают острые углы. Ничего особенного. Вы просто этого не понимаете.
— Пусть так, — сказал Элейн, глядя на нее с добродушной усмешкой, — тогда помогите мне понять. Я отвезу вас домой. Вы сможете просветить меня по дороге. Фокс!
Фокс вышел из кабины. Карлайл слушала, как Элейн отдавал распоряжения бригадиру. Из туалетной комнаты появились другие люди, о чем-то вполголоса поговорили с Фоксом и удалились через парадный вход. Элейн и Фокс собрали свои вещи и надели пальто. Карлайл встала. Элейн убрал письмо с конвертом во внутренний карман. Она почувствовала, как под веками набухают слезы. Попыталась заговорить, но из горла вырвался лишь какой-то нечленораздельный звук.
— Что с вами? — спросил Элейн, посмотрев на нее.
— Это неправда, — пробормотала она. — Не могу поверить. Не могу.
— Чему? Что Эдуард Мэнкс написал это письмо?
— Он не мог. Не мог написать такое письмо ей.
— Не мог? — осторожно спросил Элейн. — Вы так думаете? Но разве Фелисите не привлекательна? Очень привлекательна, ведь правда же?
— Дело не в этом. Вовсе не в этом. Само письмо. Он не мог написать такое. Оно насквозь фальшивое.
— Вы когда-нибудь обращали внимание на любовные письма, зачитанные в суде, а потом перепечатанные в газетах? Разве они не кажутся насквозь фальшивыми? И тем не менее некоторые из них были написаны очень интеллигентными людьми. Пойдемте?
На улице было холодно. Неподвижная белесая муть обволакивала жесткие очертания крыш.
— «Рассвет по левую руку», — сказал, ни к кому не обращаясь, Элейн и поежился. Такси уехало, у дверей поджидала большая полицейская машина. Рядом с водителем сел один из спутников Элейна. Фокс открыл дверцу, и Карлайл забралась внутрь. За нею последовали Элейн и Фокс.
— Едем в Скотленд-Ярд, — сказал Элейн.
Зажатая в угол сиденья, Карлайл ощущала безразличное давление плеча и руки Элейна: сидевший в противоположном углу Фокс был грузным человеком. Она повернулась и увидела силуэт головы Элейна на фоне синеватого окна. Странная мысль пришла ей в голову: «Если бы Фелисите смогла успокоиться и хорошенько приглядеться к этому человеку, она порвала бы с Г. П. Ф., воспоминаниями о Карлосе и всех свои прочих дружках». От этой мысли у нее раза два екнуло сердце. «О, Нед, — подумала она, — как ты мог?!» Она попыталась оценить смысл письма, но почти тут же отказалась от этого. «Я несчастна, — терзалась она, — сегодня я несчастнее, чем была когда-либо в продолжение многих лет».
— Что меня интересует, — раздался у нее над самым ухом голос Элейна, — так это как расшифровываются инициалы Г. П. Ф. В моей ужасной памяти на них отзывается колокольчик, но я не могу уловить, какой именно. И почему — может, вы мне подскажете — Г. П. Ф.? — Она не отвечала и он продолжал: — Минутку-минутку. А вы не говорили что-то о журнале, который читали, прежде чем зайти в кабинет к лорду Пестерну? «Гармония» — так его название? — Повернувшись, он внимательно посмотрел на нее, и она кивнула. — И редактор странички «Расскажите-обо-всем-тете» называет себя, кажется, Наставником, Философом и Другом, верно? А как он подписывает свои рецепты светлой жизни?
— Именно так, — буркнула Карлайл.
— И вы удивились бы, узнав, что мисс де Сюзе написала ему? — спокойно спросил Элейн. — Н-да. Как по-вашему, это открытие дает нам что-нибудь?
Карлайл издала невнятный звук. На нее нахлынули неприятные воспоминания. О переписке Фелисите с человеком, которого она никогда не видела, но он написал ей якобы чудесное письмо. О Ривере, прочитавшем ее ответ незнакомцу и устроившем по этому поводу сцену. О статье Неда Мэнкса в «Гармонии». О поведении Фелисите, когда все собрались, чтобы ехать в «Метроном». О том, как она вынула цветок из петлицы Неда. И о том, как он наклонил голову к Фелисите во время танца и слушал, что она говорит ему.
— Когда мистер Мэнкс пришел к обеду, — вновь поразительно близко прозвучал голос Элейн, — был ли у него в пиджаке белый цветок?
— Нет. — Она говорила чересчур громко. — Нет. Он появился только потом. На столе в столовой стояли белые гвоздики.
— Вероятно, эта была одна из них.
— Тогда, — торопливо заговорила она, — не сходится. Письмо наверняка было написано до того, как он увидел гвоздику. Ничего не сходится. Фе сказала, что письмо принес окружной посыльный. Нед об этом не мог знать.
— Она сказала — окружной посыльный? Нужно будет проверить. Возможно, удастся найти конверт. На ваш взгляд, — продолжал Элейн, — он казался очень заинтересованным ею?
(Эдуард сказал: «Что касается Фе… произошло что-то очень странное. Я не могу ничего объяснить, но хотел бы надеяться, что ты понимаешь».)
— Очень заинтересованным, вы так полагаете? — повторил Элейн.
— Не знаю. Не знаю, что и думать.
— Они часто виделись?
— Не знаю. Он… некоторое время, пока подыскивал квартиру, жил в «Герцогской Заставе».
— Возможно, именно тогда и зародилась симпатия. Как вы считаете?
Она потачала головой. Элейн ждал. Его спокойная настойчивость вдруг стала невыносимой для Карлайл. Она почувствовала, что ее срывает с якорей и уносит во мрак. Отвратительное настроение, которое она не в силах была ни контролировать, ни понять, целиком захлестнуло ее.
— Я не хочу говорить об этом, — пробормотала она, — не мое дело. Не могу больше продолжать. Позвольте мне уйти. Пожалуйста, выпустите меня.
— Конечно, я отвезу вас домой, — сказал Элейн.

3

Когда они подъехали к «Герцогской Заставе», развиднелось настолько, что дома с темными окнами и закрытыми дверями отчетливо выступили из тусклого полусвета.
На знакомой, понемногу стряхивающей с себя тьму улице лежал отпечаток обездоленности и тайны, и Карлайл почувствовала смутное облегчение, услышав из бокового проезда звяканье молочных бутылок, которое вдохнуло капельку жизни в мертвую тишину.
— Ключ у вас с собой? — спросил Элейн.
Он, Фокс и мужчина с переднего сиденья ждали, пока она рылась в сумочке. Едва она открыла дверь, подъехала еще одна машина, и из нее вышли четверо. Человек с переднего сиденья присоединился к ним. «Мы стали важными персонами, — подумала она, — поскольку дело очень важное. Дело об убийстве».
В былые времена Карлайл раз или два возвращалась с вечеринок под утро в сопровождении Неда Мэнкса. Войдя в дом, она сразу узнала его знакомый запах. Нажала на выключатель, и свет залил тихую прихожую. Она увидела себя в зеркальных внутренних дверях — лицо, залитое слезами. Элейн вошел за нею. Он стоял в вечернем костюме, держа в руке шляпу, как будто зашел убедиться, что с нею все в порядке, и пожелать ей спокойной ночи. Но следом за ним быстро вошли другие люди.
— Что это означает? — спросила она. — Что они собираются делать?
Элейн вынул из кармана бумагу.
— Это ордер на обыск, — сказал он. — Я не хочу вытаскивать лорда Пестерна из постели. Будет лучше, мне кажется, если…
Он замолчал, быстро поднялся по темной лестнице на несколько ступенек. Фокс и другие мужчины тихо стояли в прихожей. На лестнице тикали маленькие французские часы. Дверь на первом этаже была распахнута настежь. Слабый отраженный свет упал на лицо Элейн. Послышался громкий голос — несомненно принадлежавший лорду Пестерну:
— Мне наплевать, что вы устали. Вы можете на стену лезть, если вам так нравится, но спать не пойдете, пока я не составлю график. Садитесь.
Чуть заметно усмехнувшись, Элейн двинулся дальше наверх; после секундного колебания Карлайл последовала за ним.
Все собрались в гостиной. Леди Пестерн, все еще в вечернем платье, с тенями вокруг глаз и рта, теперь заметными издали, сидела в кресле у двери. Фелисите, переодевшаяся в халат и снявшая грим, была свежа и красива. Эдуард, видимо, сидел рядом с ней и сразу встал при появлении Элейна. Лорд Пестерн без пиджака, с закатанными по локоть рукавами, сидел на столе, стоявшем в центре комнаты. Перед ним лежали листы бумаги, в зубах он держал карандаш. Чуть поодаль от всех сидела с аккуратно заплетенными седыми косичками мисс Хендерсон, спрятав руки в складках серого шерстяного халата. У дверей стоял мужчина в штатском. Карлайл знала о нем все. Именно он сопровождал их домой — это было, подумалось ей, давным-давно, в другом веке. Она улизнула от него, чтобы отправиться в «Метроном», и теперь ей впервые пришло в голову, каким подозрительным мог показаться ее маневр полиции. Полицейский с виноватым видом смотрел на Элейна, который, видимо, собирался что-то сказать ему, но отступил в сторону, пропуская в гостиную Карлайл. Эдуард быстро подошел к ней.
— Где ты была? — сердито спросил он. — В чем дело? Я… — Он повнимательнее взглянул ей в лицо. — Что случилось, Лайла?
Лорд Пестерн тоже удостоил ее внимания.
— Привет. Какого дьявола ты исчезла, Лайла? — сказал он. — Ты мне нужна. Садись.
«Похоже на сцену из пьесы, — подумала она. — Измученные, все сидят в большой гостиной. Третье действие занимательного триллера». — Она поймала неприязненный взгляд дежурного полицейского.
— Мне очень жаль, — сказала она, — но, кажется, я просто вышла из дома через заднюю дверь.
— Я догадался, мисс, — отозвался он.
— Мы ведь не можем быть сразу в двух местах, — весело сказала она, стараясь не смотреть на Фелисите. А та ловила ее взгляд тревожно, не таясь, в недоумении выгнув брови.
— Рад видеть вас, Элейн, — оживленно сказал лорд Пестерн. — Хотя должен признать, что вы понапрасну тратите время. Вашу работу делаю за вас я. Садитесь.
— Мне кажется, Джордж, — глухим от усталости голосом заговорила леди Пестерн, — что, поскольку, скорее всего, этот джентльмен собирается арестовать тебя, ты не вдумываешься в смысл своих фраз.
— Я чертовски устал с тобой пререкаться, Си, — ответил ее муж. — Помолчи. То, что нам нужно, — продолжал он, нацелившись карандашом в Элейна, — называется график перемещений. Вам интересно знать в деталях, чем именно каждый из нас занимался до того, как мы отправились в «Метроном». Иметь систему. Не беспокойтесь, эту работу я за вас сделал. — Он пришлепнул листок бумаги к столу перед Элейном. — Здесь отсутствуют показания Бризи, естественно, но мы получим их завтра. Лайла, пару моментов я хочу прояснить с тобой. Поди сюда.
Карлайл встала рядом с ним и взглянула на Элейна. На его лице было написано вежливое внимание, взгляд устремлен на заметки лорда Пестерна. Повинуясь нетерпеливому постукиванию карандаша, она, в свою очередь, тоже посмотрела на лист бумаги.
На нем аккуратно была вычерчена таблица. Сверху над девятью столбцами она прочитала имена: Карлайл, леди Пестерн, Фелисите, Эдуард, лорд Пестерн, Беллер, Ривера, мисс Хендерсон и Спенс. С левой стороны лорд Пестерн обозначил в часах и минутах разные моменты дня; записи начинались в 8.45 утра и заканчивались в 10.30. Границы строк пересекались с границами столбцов, образуя множество прямоугольников, в каждом из которых его светлость отметил, кто, где и с кем в данное время находился и чем занимался. Так, строка «примерно 9.15 утра» сообщала, что леди Пестерн пребывала в гостиной, мисс Хендерсон поднималась к себе по лестнице, Фелисите находилась в кабинете, Ривера — в прихожей, лорд Пестерн и Беллер — в бальном зале, а Спенс — на половине слуг.
— Время по большей части указано приблизительно, — с важностью пояснил лорд Пестерн. — Иногда мы знаем его с точностью до минуты, но это редкость. Зато таблица показывает, кто с кем был, а кто уединился. Главное — метод. Теперь ты, Лайла, внимательно просмотри свой столбец и скажи, все ли верно.
Лорд Пестерн откинулся на спинку стула и взъерошил волосы. От него несло самодовольством. Карлайл взяла карандаш и обнаружила, что рука ее дрожит. Она чувствовала головокружение и легкую тошноту от усталости. График лорда Пестерна плыл у нее перед глазами. Словно чужой, она услышала собственный голос: «Кажется, вы все отметили правильно», — и ощутила прикосновение чьей-то руки. Элейн поддержал Карлайл.
— Садитесь, — сказал он откуда-то издалека.
Она опустилась в кресло, Нед, оказавшийся рядом, как будто сердито выражал свое недовольство. Она наклонилась вперед и сжала руками голову. И вдруг дурман исчез, и она с острым ощущением оторванности от всего происходящего услышала слова Элейна:
— …очень полезно, благодарю вас. А теперь, я в этом уверен, вы все с радостью отправитесь спать. Мы побудем здесь остаток ночи, хотя от нее, боюсь, мало что осталось, но не потревожим вас.
Все встали. Карлайл, чувствуя себя совершенно разбитой, размышляла, что случится, если и она тоже встанет. Она посмотрела на своих родственников и подумала, что в каждом что-то не так, что-то искажено. Взять хотя бы тетю. Почему никогда прежде она не замечала, что у нее слишком длинное тело, а голова чересчур большая? А Фелисите тонка, как стебелек, и фигура у нее деформированная: очень узкие бедра и, словно булыжники, выпирают тазовые кости. Прикрытая решеткой из пальцев, она перевела взгляд на лорда Пестерна и подумала, как же чудовищно портит его лоб, нависающий над глазами, — ни дать, ни взять, маркиза над витриной магазина. А его обезьяньи щеки, которые надуваются сами собой, когда он злится. Даже Хенди уродлива: горло ее похоже на птичье, а сейчас, когда она стянула волосы сзади, видно, какие они у нее жидкие — даже кожа просвечивает. Все они карикатурны. А Нед? Он стоит сзади, но повернись он — что предстанет ее глазам, зоркость которых так обострена нервным истощением? Разве у него не маленькие черные глазки? Разве рот его не кривится, когда он улыбается, показывая длинные, как у собаки, зубы? Но на Неда она так и не взглянула. А вот, заметила погруженная в своих мысли Карлайл, дядя Джордж опять выступает.
— Я не собираюсь в постель. Люди спят слишком много. В сне нет никакой необходимости — вспомните мистиков. Вернемся к моей таблице, и я покажу вам…
— Это чрезвычайно любезно с вашей стороны, сэр. — Голос Элейна был отчетливым и приятным. — Но я так не думаю. Нам предстоит рутинная работа. Все устали выше всякой меры, и нам лучше работать без помощников.
— Рутинная! — воскликнул лорд Пестерн. — Канцелярский синоним бесплодности. Вам предлагается картина, нарисованная за вас кем-то другим, и чем же вы платите за готовность помочь вам? Отправляете спать, а сами будете носиться по дому, составляя описи, будто судебный пристав. Будь я проклят, но спать не пойду. Вот так!
«О, Боже, — с отчаянием думала Карлайл, — как же он собирается принять происшедшее?» Она почувствовала руку у себя на плече и услышала голос Неда.
— Независимо от решения кузена Джорджа, могу я считать, что присутствие остальных будет необязательным превышением своего долга?
— Конечно, — ответил Элейн.
— Карлайл, дорогая, — проговорила леди Пестерн, словно подавая дамам сигнал выйти из-за обеденного стола, — пойдем?
Карлайл встала. Элейн был рядом, и ей показалось, что он все еще выглядит рассерженным.
— С тобой все в порядке? — спросил он.
— Вполне. Не знаю, что на меня нагатило, — ответила она. — Я, наверное, немного переутомилась в Греции и думаю… — Она замолчала и действительно подумала о длинной веренице ступенек на пути в свою комнату.
— Дорогое дитя, — сказала ее тетка, — никогда не прощу себе, что из-за нас на тебя свалилось такое тяжкое испытание.
«Но ведь она замечательная женщина, — подумала Карлайл, — какая бы ерунда не приходила мне в голову. Они все замечательные».
— Может быть, чуточку вина, — продолжала тетка, — или виски. Бесполезно надеяться, Джордж, что ты…
— Я принесу, — заторопился Эдуард.
Но мисс Хендерсон уже возвращалась со стаканом в руке. Принимая его от гувернантки, Карлайл почувствовала привычный, всегда исходивший от Хенди запах мыла и талька. «Как от ребенка», — подумала она и выпила. Почти неразбавленное виски заставило ее содрогнуться.
— Хенди! — выдохнула она, — ты меня свалишь с ног. Со мной все в порядке, правда. Скорее вам, тетя Сесиль, нужно бы предложить это средство для воскрешения покойников.
Леди Пестерн на мгновение закрыла глаза, потрясенная такой вульгарностью. Фелисите, сохранявшая молчание с момента появления в гостиной Карлайл и Элейна, сказала:
— Я не прочь выпить, Нед. Давай надрызгаемся в столовой, а?
— Графин здесь, если тебе угодно, дорогая. — Мисс Хендерсон заговорила впервые за все время.
— Итак, если вы не возражаете, Элейн, — сказал Эдуард, — я удаляюсь.
— Мы записали ваш адрес, верно? Всего хорошего.
— До свидания, кузина Силь. Если я смогу что-либо для вас сделать… — Нед стоял в дверях. Карлайл не смотрела на него. — Всего хорошего, Лайла. Пока, Фелисите.
Фелисите быстро подошла к нему, судорожным движением обвила руками его шею и поцеловала. Мгновение он стоял со склоненной головой, не снимая руки с ее плеча. Затем ушел.
Карлайл заметила, как под маской тяжелой усталости на лице тетки промелькнуло удовлетворение.
— Пойдемте, дети мои, — чуть ли не весело позвала леди Пестерн, — спать.
Она провела дам мимо Элейна, и тот закрыл за ними дверь. Поворачивая вместе со всеми к лестнице, Карлайл услышала голос лорда Пестерна:
— На том стою и не могу иначе, — кричал он. — Вы загоните меня в постель или еще куда-нибудь, только если арестуете.
— В настоящий момент я не предполагаю делать этого, — отчетливо произнес Элейн, — но, думаю, сэр, обязан предупредить вас…
Закрывшаяся дверь отрезала конец фразы.

4

Элейн закрыл дверь за дамами и в раздумье посмотрел на лорда Пестерна.
— Я думаю, мой долг предупредить вас, — повторил он, — что вопреки моему совету вы решили остаться, все сказанное и сделанное вами будет зафиксировано и наши заметки могут быть использованы…
— Какая ерунда! — резко прервал его лорд Пестерн.
Не с ваши слова вздор. Я не совершал преступления, и вы не располагаете уликами, чтобы обвинить меня в нем. Занимайтесь своей рутиной и не тратьте времени на болтовню.
Элейн посмотрел на него с некоторым удивлением. «Ах ты, противный маленький старик», — мелькнуло у него в голове. Лорд Пестерн моргнул, самодовольно ухмыльнулся и надул щеки.
— Будь по-вашему, сэр, — сказал Элейн. — Однако, болтовня это или нет, я обязан сделать вам обычное предупреждение и более того — в присутствии свидетеля.
Он пересек лестничную площадку, открыл дверь бального зала и позвал:
— Можно вас на минутку, Фокс?
Затем вернулся в гостиную и заговорил, только когда вошел инспектор Фокс:
— Фокс, я попросил лорда Пестерна отправиться спать, но он отказывается. Я хочу, чтобы вы засвидетельствовали это. Я предупреждаю его, что с настоящего момента все его слова и действия будут фиксироваться и наши записи в дальнейшем могут быть использованы как свидетельства против него. Это против правил, конечно, но, не имея возможности предпринять более решительные шаги, я не вижу, что еще в наших силах сделать. Все вновь прибывшие люди заняли свои посты?
С явным неодобрением посмотрев на лорда Пестерна, Фокс подтвердил, что приказание исполнено.
— Значит, вы сказали им, чтобы наблюдение было тщательным? Благодарю, Фокс, я буду здесь.
— Спасибо, мистер Элейн. А я тогда займусь бальным залом.
Он направился к двери.
— Приятель, куда это вы? Что собираетесь делать?
— Простите, если можете, милорд, мое замечание, — сурово проговорил Фокс, — но вы ведете себя очень глупо. Опрометчиво действуете и неумно, если так можно выразиться.
Он вышел.
— Большой осел со здоровенными кулачищами, — заметил ему вдогонку лорд Пестерн.
— Напротив, сэр, — с изысканной вежливостью возразил Элейн, — чрезвычайно хорошо работающий офицер, и звание получил давным-давно.
Не обращая внимания на лорда Пестерна, он прошел к центру вытянутой в длину гостиной и, сунув руки в карманы, несколько минут оглядывал ее. Часы на лестнице пробили пять. Элейн приступил к тщательному осмотру. Он двигался от стены к стене, изучая каждый предмет, который оказывался у него на пути. Лорд Пестерн наблюдал за ним, громко вздыхал и охал. Элейн оказался возле стула, за которым находился неприметный столик. На нем лежали пяльцы и красивая, изящная рабочая шкатулка. Он осторожно открыл крышку и наклонился. В шкатулке аккуратно лежали мотки шелка для вышивания и многочисленные инструменты, каждый на своем месте: игольники, ножницы, шила, наперсток, шаблон из слоновой кости, сантиметр в украшенной эмалью коробочке, стилеты, вставленные в шелковые чехлы. Одно гнездо пустовало. Элейн сел и начал скрупулезно исследовать шкатулку.
— Жалеете, что не принесли с собой вышивание? — спросил лорд Пестерн.
Элейн вынул записную книжку, посмотрел на часы и сделал короткую запись.
— Я буду вам признателен, — продолжал лорд Пестерн, — если вы не будете трогать руками вещи моей жены. — Он так натужно пытался подавить зевок, что из глаза его выкатилась слеза, и вдруг гаркнул: — Где ордер на обыск, чтоб вас?
Элейн закончил очередную запись, поднялся и предъявил ордер.
— Тьфу! — только и произнес хозяин дома.
Элейн вернулся к изучению вышивки леди Пестерн.
Натянутая на пяльцы, она была почти закончена. Хоровод купидонов в позах крайнего безразличия кружил вокруг сказочной красоты букетика цветов. Работа была поразительно искусной. Элейн одобрительно хмыкнул, лорд Пестерн тут же спародировал его. Элейн возобновил поиски. Он двигался черепашьим шагом. Так прошло полчаса. Вдруг странный негромкий шум привлек его внимание. Он поднял голову. Лорд Пестерн, оставаясь на ногах, опасно раскачивался. Глаза остекленели, вид их был ужасен, рот его светлости открылся, и из него вырывался храп.
Элейн на цыпочках подошел к двери в дальнем конце комнаты, открыл ее и проскользнул в кабинет. За спиной он услышал какой-то рев, увидел в замке ключ и повернул его.
Инспектор Фокс в нарукавниках изучал содержимое открытого ящика, стоявшего на столе. Перед ним лежали тюбик с клеем, пустая, без пробки бутылочка с надписью «Смазка для револьвера», белая костяная ручка, в которой некогда был закреплен какой-то инструмент.

5

Фокс уперся широким пальцем в стол позади этих экспонатов, не столько для того чтобы привлечь в ним внимание, сколько желая подчеркнуть их наличие и важность. Элейн кивнул и быстро прошел к двери, выходившей на лестничную площадку. Запер ее и постоял, прислушиваясь.
— Идет, — сказал он.
Снаружи послышались торопливые шаги. Дверная ручка повернулась, а потом задергалась. Приглушенный голос произнес:
— Сожалею, милорд, но, очевидно, в этой комнате сейчас идет обыск.
— Кто вы такой, черт бы вас побрал?
— Сержант Маркс, милорд.
— Тогда позвольте сказать вам…
Голоса удалились.
— В бальный зал он тоже не попадет, — сказал Фокс, — если только не нокаутирует сержанта Уайтлоу.
— А как дела со столовой?
— Мы закончили там работу, мистер Элейн.
— Все осмотрели?
— На ковре следы пролитого вина. Похоже на портвейн. Возле стоящей в центре стола вазы с цветами пятно, как будто туда капнули водой. В вазе белые гвоздики. Ничего больше. Со столов все, конечно, убрано.
Элейн осмотрел коллекцию.
— Откуда эти сокровища, дружище Фокс?
— Из ящика, который был вынут и лежал прямо на столе, как сейчас. Половина ассортимента лавки старьевщика, вы согласны, сэр? Эти предметы лежали поверх остальных.
— Не стоит ли Бейли поработать с ними?
— Стоит, но отпечатков ни на одном нет, — сказал Фокс, — что весьма забавно.
— А на пишущей машинке?
— Мы проверили ее. Только отпечатки его светлости и очень свежие.
— На тюбике с клеем нет крышечки.
— Она валялась на полу.
Элейн осмотрел тюбик.
— Клей уже затвердел, конечно, с открытой стороны, но не на большую глубину. Тюбик на три четверти полон.
— Следы клея присутствуют в самом ящике, на столе и на ковре.
— Присутствуют, Бог ты мой! — с отрешенным видом сказал Элейн и переключил свое внимание на небольшую белую ручку. — Экспонат Б. Вы знаете, что это такое, Фокс?
— Могу, пожалуй, только высказать некоторые предположения, мистер Элейн.
— Это останки собрата мелких инструментов из очень изящной, французской работы шкатулки в гостиной. Тамбурных крючков, ножниц и тому подобного. Они лежат в гнездах с внутренней стороны крышки. Одно гнездо пустое.
— Вы видите, сэр, от инструмента осталась только ручка.
— Да. А вам не кажется, что в этой ручке находился вышивальный стилет?
— Именно это я и предполагал.
— Похоже, вы правы.
Фокс вынул из своей сумки узкую картонную коробку. В ней, обмотанный бечевкой, лежал дротик. Весело поблескивали драгоценные камни на защелке, крошечные изумруды и бриллианты. Только узкий платиновый ободок в верхней части и сам стилет были запятнаны кровью Риверы.
— Бейли нужно будет поискать скрытые отпечатки, — сказал Фокс.
— Да, конечно. Мы не будем трогать эту штуковину. Позже ее можно будет разобрать, но и невооруженным глазом видно: мы кое-чего достигли, Фокс.
Элейн подставил ручку к стилету.
— Готов поклясться, они составляют пару, — сказал он и отложил ручку. — И наконец, экспонат В. Пустая бутылочка из-под смазки. Где пробка?
Фокс достал ее.
— Она от этого пузырька, — сказал он, — я проверял. Подходит, и запах тот же. Хотя зачем она, черт возьми, оказалась на оркестровом помосте…
— И мне непонятно, — вмешался Элейн. — Зачем, в самом деле? Давайте-ка посмотрим, что получается в результате вашего плодотворного исследования содержимого этого чрезвычайно необычного ящика! Ничего более ценного нам пока не попадалось.
Фокс устроился поудобнее в кресле и несколько секунд внимательно смотрел на шефа.
— Знаю, это покажется смехотворным, — наконец заговорил он. — Разбрасывать свидетельства преступления где попало, не делая никаких попыток что-либо скрывать и громоздя, скажете вы, на себя одну улику за другой. Но тогда преступник смешон. Вы, правда, можете сказать, что в этом случае он не отвечает за свои поступки.
— Я никогда не понимал вполне, что такое инфернальное действие. Что такое ответственный и безответственный поступок. Кто должен проводить разделительную черту в потоке человеческих деяний начиная с тех, которые мы с удовольствием называем сознательными, и кончая теми, которые мы квалифицируем как буйное помешательство? Где та точка, в которой человек перестает быть ответственным существом? Я знаю нужные определения и знаю, что мы стараемся использовать их во благо, однако, мне кажется, именно в случаях патологического поведения любая система корректирующих и карательных законов поворачивается к нам самой невнятной своей стороной. Неужели этот поистине странный пэр настолько отклонился в своем поведении от нормы, что решился на глазах у всех убить человека, использовав смехотворно изощренный способ, который прямо указывает на него, а затем, по существу, делает все, что в его силах, чтобы подвести себя под арест? Такие случаи бывают, но действительно ли мы столкнулись с одним из них?
— Вы знаете, сэр, — флегматично заметил Фокс, — должен признаться, я именно так и считаю. Для выводов еще рановато, но на основании того, что мы уже имеем, картина складывается как раз такая. Предыдущие подвиги этого джентльмена и общий стиль его поведения свидетельствуют об умонастроении, которое, если не выходить за общепринятые представления, следует назвать эксцентричными. Все знают, что он чудак.
— Да, знают, — согласился Элейн. — И все скажут: это в его характере. Это на него похоже.
В состоянии, близком к отчаянию, чего Элейн не мог вспомнить за Фоксом, тот разразился целой речью:
— Ну, хорошо, мистер Элейн. Я знаю, куда вы клоните. Но кто мог навесить на него убийство? Ответьте мне. Неужели кто-то из компании за его столиком достал револьвер из-под сомбреро и зарядил его этим идиотским дротиком, штырем — называйте эту штуковину, как хотите? Неужели Беллер припрятал, а затем подобрал штырь, после того как лорд Пестерн его обыскал? Где он мог прятать штырь? В пустой комнате оркестрантов, где только люди и музыкальные инструменты? И как он мог впихнуть штырь в ствол, если его светлость держал револьвер при себе и клянется, что никому его не передавал? Есть еще Скелтон. Но он осматривал револьвер на глазах у нескольких человек. Мог ли он сделать это? Смешная мысль. Я кончил.
— Прекрасно, старина, — сказал Элейн. — Давайте продолжим. Скоро придут слуги. Насколько основательно вы покопались в ящике?
— В копанье не было нужды, сэр. Ящик стоял на виду. Выломанные пули лежат в корзине для бумаг с того самого часа, когда хозяин изготавливал свои пустышки.
— Карлайл Уэйн наблюдала его за этим занятием. А как дела в бальном зале?
— Там работают Бейли и Томпсон.
— Хорошо. Давайте еще разок посмотрим на револьвер лорда Пестерна, Фокс.
Фокс достал его из сумки и положил на стол. Элейн сел и вынул лупу.
— В ящике его светлости есть очень хорошая лупа, — заметил Фокс. Элейн хмыкнул. Он рассматривал устье ствола.
— Нужно сделать фото с большим увеличением, — пробормотал он. — Две продольные царапины и несколько мелких повреждений поверхности. — Он протянул револьвер Фоксу, сидевшему на стуле, который девять часов назад занимала Карлайл. Как и Карлайл, Фокс взял в руку лупу лорда Пестерна.
— Вы заметили, что, когда я дал старому чудищу взглянуть на его же револьвер, его как будто больше всего заинтересовало утолщение под скобой курка. Я ничего там не нахожу. Имя изготовителя на рукояти. Что же он хотел увидеть, как вы думаете?
— Бог его знает, — сердито буркнул Фокс. Он нюхал дуло.
— Вы похожи на старую деву с флаконом нюхательной соли, — заметил Элейн.
— Вполне возможно, сэр, но я не улавливаю никакого запаха, кроме запаха смазки.
— Я знаю. Это другой револьвер. Слышите?
Звуки доносились из отдаленной части здания. Хлопнула дверь, заскрипели петли открываемых ставней.
— Слуги приступили к работе, — сказал Элейн. Спечатываем эту комнату, ставим человека ее охранять и возвращаемся сюда позднее. Давайте-ка соберем свои находки, узнаем, что обнаружили остальные, и часа три соснем. Не забудьте — в Скотленд-Ярде в десять. Пошли.
Однако сам он не двинулся с места. Фокс в недоумении посмотрел на шефа и принялся укладывать в сумку по очереди револьвер, тюбик с клеем, пустую бутылочку и рукоятку из слоновой кости.
— Нет, черт возьми, — сказал Элейн, — я докопаюсь до истины. Все эти вещи, Фокс, передайте экспертам. Обеспечьте надежное наблюдение за домом и уходите. Увидимся в десять… В чем дело?
— Я тоже останусь, мистер Элейн.
— Я знаю все ваши доводы. Ревностный молодой офицер. Уходите.
Фокс провел рукой по коротким с проседью волосам и сказал:
— Честное слово, я в форме. Отметьте, я ни разу не заикался о предпенсионном возрасте. Значит, благодарю вас, мистер Элейн.
— Мне нужно еще попытать свидетелей.
— Те, кто наверху, не встанут раньше десяти.
— Я их разбужу, если понадобятся. За что давать им поблажки? Мне нужно позвонить жене. Доброе утро, мистер Фокс.
Фокс отпер дверь на лестничную площадку и повернул ручку. Дверь пошла внутрь кабинета и ударила его в плечо. Он с проклятьем отступил на шаг — и к ногам его упало тело лорда Пестерна.

6

Оно лежало неподвижно секунды три. С широко раскрытыми глазами, в которых горело бешенство. Фокс склонился к телу, и тогда тело открыло рот.
— Какого дьявола вы тут делаете? — спросил лорд Пестерн.
Он ловко перевернулся на живот и поднялся. На подбородке и щеках блестело что-то вроде инея, глаза налились кровью, вечерний костюм пришел в полный беспорядок. В безжалостном свете раннего утра, лившемся через лестничное окно, его светлость казался привидением. Однако природной агрессивности в нем ничуть не убавилось.
— На что вы пялитесь? — спросил он.
— Едва ли стоит спрашивать вас, — сказал Элейн, — зачем вы сидели на лестнице, видимо, подпирая дверь спиной.
— Я дремал. Хорошенькое дело, когда человека выставляют из его собственных комнат в пять утра.
— Прекрасно, Фокс, — устало произнес Элейн, — продолжайте дознание.
— Слушаюсь, сэр, — сказал Фокс. — Доброе утро, милорд.
Он обошел лорда Пестерна и покинул кабинет, оставив дверь раскрытой. Элейн слышал, как Фокс выговаривает сержанту Марксу: «И как называется такое наблюдение?» — «Мне было приказано только наблюдать, мистер Фокс. Его светлость заснули, едва коснувшись пола. Я решил, что он может находиться здесь с тем же основанием, как в любом другом месте дома». Фокс начальственно хмыкнул, и Элейн перестал его слушать.
Он закрыл дверь кабинета и подошел к окну.
— Мы еще не закончили в этой комнате, — сказал он, — но, думаю, свежим воздухом можно нарушить ее неприкосновенность.
Раздвинул шторы и распахнул окно. Света на улице было еще маловато. Легкий ветерок ворвался в комнату, усилив, перед тем как изгнать, застоявшиеся запахи ковра, кожи и табачного дыма. Кабинет выглядел неприветливо и неопрятно. Настольная лампа все еще лила вульгарный желтый свет на заваленный хламом стол. Элейн повернулся к лорду Пестерну — тот торопливо шарил в открытом ящике.
— Сомневаюсь, что смогу показать вам то, что вы ищете, — сказал Элейн, открыл сумку Фокса и вынул записную книжку. — Прошу вас ничего не трогать, но если хотите взглянуть, то пожалуйста.
Лорд Пестерн взглянул, но с некоторой поспешностью и, как показалось Элейну, без особого удивления.
— Где вы нашли эту штуковину? — спросил он, показывая слегка дрожащим пальцем на костяную ручку.
— В ящике. Можете идентифицировать этот предмет?
— Возможно, — пробормотал он.
Элейн указал на орудие убийства.
— Стилет, конец которого закреплен клеем, вполне может оказаться напарником этой ручки. Мы выясним. Если мое предположение верно, тогда он взят из рабочей шкатулки леди Пестерн в гостиной.
— Гадайте дальше, — с вызовом сказал лорд Пестерн. Элейн сделал пометку в записной книжке.
— Скажите, сэр, находился ли стилет в ящике вашего стола до вчерашнего вечера?
Лорд Пестерн разглядывал револьвер. Выпятив нижнюю губу, бросил взгляд на Элейна и протянул руку к револьверу.
— Пожалуйста, — сказал Элейн, — вы можете потрогать его, но прошу ответить на вопрос о стилете.
— Откуда мне знать, — безразлично проговорил лорд Пестерн. — Ни сном ни духом.
Не вынимая револьвера из сумки, он ощупал его, затем надел очки, уставился в некую точку под прицелом и вдруг пронзительно засмеялся.
— Что вы ожидали увидеть? — осторожно спросил Элейн.
— Ну и ну, как вам это нравится! — воскликнул лорд Пестерн вместо ответа.
Он уставился на Элейна. В налитых кровью глазах было презрение.
— Дьявольски любопытно, — сказал он. — Как ни крути — смех да и только.
Он рухнул в кресло и с видом злорадного облегчения потер руки.
Элейн закрыл сумку Фокса и усилием воли сдержал готовый прорваться гнев. Он встал перед лордом Пестерном, смотря ему прямо в глаза. Его светлость тут же плотно закрыл их и надул щеки.
— Я сплю, — сказал он.
— Послушайте меня. Вы имеете хотя бы малейшее представление об опасности, которая угрожает непосредственно вам? Вы знаете, что вас ожидает за сокрытие или отказ от предоставления информации в связи с таким серьезным преступлением, как убийство? Мой долг сообщить вам, что вы находитесь под подозрением. Вы получили официальное предупреждение. Столкнувшись с представителями органов, к которым каждый гражданин должен относиться хотя бы с минимальным уважением, вы повели себя в высшей мере вызывающе. Должен сказать вам, сэр, что если вы и дальше будете демонстрировать нам свою глупую фривольность, я приглашу вас в Скотленд-Ярд, где вас допросят и при необходимости арестуют.
Элейн ждал реакции. Лицо лорда Пестерна во время этой речи постепенно теряло агрессивное выражение. Воздух, вырывавшийся сквозь неплотно сомкнутые, надутые, как у обиженного ребенка, губы, шевелил усы его светлости. По-видимому, он опять заснул.
Несколько секунд Элейн смотрел на спящего. Затем он сел к столу, выбрав положение, позволявшее ему не выпускать лорда Пестерна из поля зрения. После недолгого раздумья придвинул к себе пишущую машинку, вынул из кармана письмо Фелисите, нашел чистый лист бумаги и начал снимать с письма копию.
При первых ударах клавиш глаза лорда Пестерна открылись, встретились с глазами Элейна и тут же закрылись снова. Его светлость что-то невнятно пробурчал и с чувством всхрапнул. Элейн кончил печатать и сравнил копию с оригиналом. Они были сделаны на одной и той же машинке.
На полу возле стула, на котором минувшим вечером сидела Карлайл, валялся номер «Гармонии». Элейн поднял его и начал листать. Странице на пятнадцатой он, как Карлайл в свое время, заметил в месте склейки сигаретный пепел. Это была страничка Г. П. Ф. Элейн прочитал письмо, подписанное некоей «Туте», перевернул еще несколько страниц и наткнулся на статью о борьбе с торговцами наркотиками и театральный обзор, подписанный Эдуардом Мэнксом. Затем он вновь встал перед нелепой фигурой в кресле.
— Лорд Пестерн, — громко сказал он, — просыпайтесь, просыпайтесь.
Тот судорожно дернулся, пошлепал губами и издал вопль, словно увидел кошмарный сон:
— А-а-а-х!
— Ну, достаточно, вы не спите. Скажите-ка мне, — сказал Элейн и сунул ему под нос журнал, — как давно вы знаете, что Эдуард Мэнкс — это и есть Г. П. Ф.?
Назад: Глава VI Наркотики
Дальше: Глава VIII Утро