Мисс Хендерсон была гувернанткой Фелисите, а когда та выросла, осталась в семье в качестве то ли компаньонки, то ли секретаря при Фелисите и ее матери. Карлайл величала Хенди домашним контролером и знала, как много времени эта женщина уделяет обязанностям, добровольно принятым ею на себя. Несмотря на возраст — Хенди было сорок пять лет — в волосах ее уже пробивалась седина. Лицо бывшая гувернантка имела приятное, но ничем не примечательное, голос — негромкий. Карлайл часто поражалась ее верности этому неспокойному дому. Для леди Пестерн, которая каждому человеку в своем окружении отводила четко определенное ранжиром место, мисс Хендерсон, без сомнения, была хорошо зарекомендовавшим себя работником с пристойными манерами, и ее присутствие в «Герцогской Заставе» оказывало на всех успокаивающее действие. Мисс Хендерсон жила в своей комнате, где обычно и совершала одинокие трапезы. Однако время от времени ее приглашали позавтракать или отобедать вместе с семьей; это случалось потому, что либо гостей предстояло разместить наверху, где обитала мисс Хендерсон, либо хозяйке казалось уместным хотя бы изредка напоминать домашним о существовании Хенди. Мисс Хендерсон редко покидала дом и, если имела вне его какие-то отношения с другими людьми, Карлайл о них ничего не знала. Она полностью свыклась со своим изолированным положением в доме, но никогда не подавала виду, что оно хоть сколько-нибудь ее тяготит. Мисс Хендерсон, на взгляд Карлайл, имела на Фелисите наибольшее влияние, и потому ее поразило, что леди Пестерн даже не упомянула Хенди как человека, способного проверить Риверу. Но в конце концов семья вспоминала об этой женщине, только когда та была для чего-либо нужна. «Да и я хороша, — виновато подумала Карлайл, — люблю ее, а поинтересоваться, как она поживает, забыла». И поздоровалась с Хенди с особой теплотой.

— Как приятно снова вас видеть, Хенди, — сказала она. — Когда же была последняя наша встреча? Четыре года назад?

— Немного более трех, полагаю. — В этом ответе была она вся, всегда уравновешенная и точная.

— Вы ничуть не изменились, — сказала Карлайл, с беспокойством сознавая, что к ней совсем близко подошел Карлос.

Леди Пестерн ледяным тоном совершила ритуал представлений. Мистер Беллер поклонился и радостно заулыбался с коврика перед камином. Ривера, стоявший возле Карлайл, пробормотал:

— Да-да, конечно, мисс Хендерсон. — Странно, что он не добавил: — Гувернантка, я полагаю.

Мисс Хендерсон поклонилась всем сразу, и Спенс возвестил о начале обеда.

Все уселись за круглый стол, единственное освещенное многочисленными свечами место в заполненной тенями столовой. Карлайл очутилась между дядей и Риверой. Напротив, между Эдуардом и Беллером, сияла Фелисите. Леди Пестерн, сидевшая справа от Риверы, поначалу вела разговор с ним с отталкивающей любезностью, как бы побуждая Эдуарда Мэнкса, ее соседа с другой стороны, уделить внимание Фелисите, — так, по крайней мере, казалось Карлайл. Однако мистер Беллер совершенно игнорировал мисс Хендерсон, находившуюся от него по правую руку, и изливал все свое обаяние на Фелисите, поэтому маневр хозяйки не принес результатов. Через несколько минут леди Пестерн втянула Эдуарда в чрезвычайно опасный, по мнению Карлайл, разговор. Она улавливала только обрывки его, поскольку Ривера вновь применил в отношении ее тактику бури и натиска. Он действовал примитивно. Просто отвернулся от леди Пестерн, наклонился к Карлайл так близко, что она видела поры на его лице, и, неотрывно глядя ей прямо в глаза, с подчеркнутой двусмысленностью опровергал все, что она говорила. От лорда Пестерна не было никакого проку, ибо он погрузился в мечты, из которых изредка выныривал лишь для того, чтобы бросить невпопад замечание, не относящееся ни к кому конкретно, и в очередной раз накинуться на еду с той примитивной жадностью, которая осталась в нем с периода увлечения лозунгом «Назад к природе». Его манеры были явно и сознательно отвратительными. Он жевал с открытым ртом, озирался с видом затравленного плотоядного животного и говорил, не переставая есть. Для Спенса, подававшего на стол, и мисс Хендерсон, как обычно стоически воспринимавшей свою изоляцию, разговор за столом, вероятно, походил на диалог в откровенно сюрреалистической радиопостановке.

— …такая хорошая фотография; мы думали, Эдуард, о вашей встрече с Фелисите в Тармаке…

— …я ничуть не музыкальна…

— …не нужно так говорить. Вы музыкальны. Музыка — в ваших глазах, в вашем голосе…

— …просто замечательная мысль, мисс де Сюзе. Мы должны обкатать ее с мальчиками…

— …вот так оно и получилось, мой дорогой Эдуард…

— …спасибо, кузина Сесиль, но…

— …у вас и Фелисите так много общего, разве я не права? Вчера мы смеялись над некоторыми старыми фотографиями. А помните в Клошмере…

— …Фу ты, где мое сомбреро?

— …к этому платью вам недостает только цветов. Россыпи орхидей. Прямо сейчас. Позвольте мне показать вам…

— …прошу извинить, кузина Сесиль, но, кажется, я не расслышал ваших слов…

— Дядя Джордж, пора тебе поговорить со мной…

— Что? Прости, Лайла. Я вспоминаю, где мое сомбреро…

— Лорд Пестерн настолько любезен, что оставил мне вас целиком. Не отворачивайтесь. Смотрите, ваш платочек падает.

— Черт подери!

— Эдуард!

— Простите великодушно, кузина Сесиль, не знаю, о чем я только думаю.

— Карлос.

— …в моей стране, мисс Уэйн… нет, не могу называть вас мисс Уэйн. Кар-р-р-лайл! Какое странное имя… Странное и чарующее.

— Карлос!

— Простите. Вы что-то сказали?

— Об этих зонтиках, Бризи.

— Да, я уже говорил.

— Тысяча извинений, я беседовал с Карлайл.

— Я заказал столик на троих, Фе. Для тебя, Карлайл и Неда. Не опаздывайте.

— Сегодня моя музыка будет звучать для вас.

— Я тоже пойду, Джордж.

— Что-что?!

— Очень хорошо, что за столиком могут усесться пятеро.

— Маман! Но я думала…

— Тебе это не понравится, Си.

— И все-таки я пойду.

— Черт возьми, ты будешь сидеть там, глазеть на меня и нервировать.

— Ерунда, Джордж, — твердо сказала леди Пестерн. — Будь так любезен, закажи столик на пятерых.

Лорд Пестерн сердито посмотрел на жену, словно раздумывая, продолжать борьбу или отказаться от нее, и совершенно неожиданно напал на Риверу.

— Насчет выноса тебя со сцены, Карлос, — с важным видом начал он. — Жаль, пожалуй, что и меня нельзя вынести. Почему, кстати, люди с носилками не могут подойти ко мне?

— Хватит, хватит, хватит, — поспешно перебил мистер Беллер. — Мы же обо всем договорились, лорд Пестерн, разве не так? Первый вариант. Вы стреляете в Карлоса. Он падает. Его уносят. Вы уходите за кулисы. Грандиозная кульминация. Конец. И давайте не будем ссориться, — добавил он игриво. — Все обговорено, и все хорошо. Прекрасно. Ведь верно же?

— Да, решено именно так, — великодушно согласился Ривера. — Но я лично в некотором сомнении. При других обстоятельствах я наверняка настаивал бы на втором варианте. В меня стреляют, но я не падаю. Лорд Пестерн промахивается. Падают другие, Бризи стреляет в лорда Пестерна — и ничего не происходит. Лорд Пестерн играет, сводит соло на нет и удаляется. Я заканчиваю номер. На таком варианте при других обстоятельствах я бы настаивал. — Он изобразил что-то вроде общего поклона в адрес лорда Пестерна, Фелисите, Карлайл и леди Пестерн. — Но в этом исключительном и приятном случае я уступаю. Пусть в меня стреляют. Я упаду. Возможно, получу повреждение неважно.

Беллер ел его глазами.

— Добрый старина Карлос, — с тревогой в голосе произнес он.

— Не понимаю, почему и меня нельзя унести, — капризным тоном заявил лорд Пестерн.

Карлайл расслышала, что именно прошептал мистер Беллер:

— Черт бы тебя унес!

— Нет, нет и нет! — громко заговорил Ривера. — Поскольку мы не одобрили второй вариант, то разыграем первый, как условились. Решено.

— Карлайл, не пройти ли нам… — сказала леди Пестерн, вставая, и увела дам в гостиную.

Фелисите была обескуражена, обижена и испытывала беспокойство. Она неприкаянно бродила по комнате, посматривая на мать и Карлайл. Леди Пестерн не обращала на дочь никакого внимания. Расспрашивала Карлайл о поездке в Грецию и выслушивала довольно путаные ответы с полнейшей невозмутимостью. Мисс Хендерсон, завладев принадлежавшей леди Пестерн шкатулкой для вышивания, размеренно двигала руками, перебирая нитки, и как будто с интересом слушала.

— Я не вижу смысла вести себя так, словно у нас обедает архиепископ Кентерберийский, — вдруг заговорила Фелисите. — Если у вас есть что сказать о Карлосе, я буду премного обязана, услышав ваши слова.

Руки мисс Хендерсон на мгновение замерли, бывшая гувернантка взглянула на Фелисите и снова склонилась над своей работой. Леди Пестерн, положив нога на ногу и скрестив руки, слегка пожала плечами.

— Не думаю, что сейчас подходящий для такого обсуждения случай, — сказала она.

— Почему? — спросила Фелисите.

— Дело может закончиться сценой, а в нынешних обстоятельствах, — проговорила леди Пестерн с рассудительным видом, — для сцен нет времени.

— Если ты опасаешься прихода мужчин, маман, то они заняты. Джордж увел их в бальный зал поработать над программой.

Вошел слуга и собрал кофейные чашки. Леди Пестерн говорила Карлайл что-то несущественное, пока дверь за ним не закрылась.

— Итак, повторяю, — громко сказала Фелисите, — я хочу слышать, маман, что вы имеете против Карлоса.

Леди Пестерн взглянула на нее и пожала плечами. Дочь топнула ногой.

— Черт возьми! — брякнула она.

— Фелисите! — сказала мисс Хендерсон. Ее вмешательство не выглядело ни предупреждением, ни увещеванием. Имя прозвучало как неакцентированное замечание. Большим и указательным пальцами мисс Хендерсон держала небольшой стилет для обработки вышивок и в данный момент внимательно его рассматривала. Фелисите сделала нетерпеливое движение.

— Едва ли вы считаете, — резко сказала Фелисите, — что кому-нибудь приятно в странном доме, хозяйка которого смотрит на гостей так, словно от них дурно пахнет!

— Если на то пошло, дорогое дитя, от него пахнет дурно. И запах специфически тяжелый, мне кажется, — задумчиво произнесла леди Пестерн.

Из бального зала донесся приглушенный синкопированный рокот барабанов, громыхнули тарелки — и грянул выстрел. Карлайл так и подпрыгнула на месте. Стилет выпал из пальцев мисс Хендерсон на ковер. Подтвердив, несмотря на раздражение, полезность долгой работы гувернантки с нею, Фелисите подошла и подняла стилет.

— Это всего-навсего твой дядя развлекается, — пояснила леди Пестерн, повернувшись к Карлайл.

— Я должна немедленно пойти и извиниться перед Карлосом за отвратительное обращение с ним, — бушевала Фелисите, с обидой глядя на Карлайл, но в ее голосе прорезались нотки неуверенности.

— Если и есть перед кем извиняться, — возразила ее мать, — то только перед Карлайл. Мне очень жаль, Карлайл, что вам пришлось подвергнуться этим, — она сделала выразительный жест, — поистине непереносимым знакам внимания.

— Боже правый, тетя Си, — в смущении начала было Карлайл, но ее прервала Фелисите — разрыдалась и выбежала из комнаты.

— Я думаю, мне… — сказала мисс Хендерсон, вставая.

— Да, пожалуйста, сходите к ней.

Но не успела мисс Хендерсон достигнуть двери, которую Фелисите оставила открытой, как из холла послышался голос Риверы.

— Что случилось? — отчетливо спросил он.

— Мне нужно поговорить с тобой, — задыхаясь, ответила Фелисите.

— Конечно, если ты этого хочешь.

— Тогда пойдем.

Голоса удалились, исчезли, снова стали слышны, но теперь звучали неразборчиво — из кабинета. В дальней стороне гостиной грохнула дверь, ведущая в святыню хозяина дома.

— Думается, лучше оставить их сейчас в покое, — сказала леди Пестерн.

— Я пойду к себе, и девочка, возможно, заглянет туда, когда все кончится.

— Ступайте и спасибо, мисс Хендерсон, — сухо сказала леди Пестерн.

— Тетя, что вы собираетесь предпринять? — спросила Карлайл, когда мисс Хендерсон ушла.

Прикрыв лицо от жара камина, леди Пестерн сказала:

— Я должна принять решение. Сознаюсь, моя тактика в этом деле оказалась ошибочной. Предвидя неизбежное сопротивление с моей стороны, Фелисите сошлась с этим человеком на его территории, и как, наверное, выразилась бы ты, — утратила бдительность. Не могу поверить, что, увидев его здесь, понаблюдав его ужасные ужимки, убедившись в его безграничной вульгарности, моя дочь не пришла в чувство. Ты же наверняка заметила — она потрясена. Я все время напоминаю себе, что в конце концов Фелисите — де Футо и де Сюзе. Или я не права?

— Древние, как мир, надежды, дорогая тетя, и вы сами знаете, что они не всегда сбываются.

— И однако сегодня сбылись, — заявила леди Пестерн и поджала губы. Затем продолжала: — Она увидела его, например, рядом с милейшим Эдуардом, к которому всегда была расположена. Про твоего дядю как образец для сравнения сказать нечего, но хотя бы его костюм безупречен. Прости, дорогое дитя, что в моем доме тебе пришлось терпеть знаки внимания этого животного, однако сами его приставания отрезвляюще подействовали на Фелисите.

— Отрезвляюще — да, — слегка порозовев, сказала Карлайл. — Но обратите внимание, тетя Сесиль, он вел эту тошнотворную игру со мной, чтобы… да ладно, чтобы поставить Фелисите на место и показать ей, что почем. — Леди Пестерн мгновенно закрыла глаза. Карлайл вспомнила, что так она обычно реагировала на вольные речи. — И я не уверена, что она не клюнула на приманку.

— У нее не может быть иного чувства, кроме отвращения.

— Я не удивлюсь, если Фелисите откажется пойти сегодня в «Метроном».

— Именно на это я надеюсь. Но, боюсь, пойдет. Мне кажется, она не отступится так легко. — Леди Пестерн встала. — Что бы ни случилось, я разрушу эту связь. Ты слышишь меня, Карлайл, — разрушу!

Из кабинета донесся пронзительный вопль Фелисите, но слов было не разобрать.

— Ссорятся, — с удовлетворением произнесла леди Пестерн.

Эдуард Мэнкс молча сидел в кресле со стаканом портвейна и чашкой кофе; мысли его кругами расходились от озаренного свечами стола. Немного поодаль тесной компанией устроились Беллер, Ривера и лорд Пестерн. Беллер громко, но без всякого выражения произносил фразу за фразой:

— Конечно, все в порядке. Не беспокойтесь, дело в шляпе. Получится мировой номер. Мы прогоним его как надо. Замечательно.

Лорд Пестерн ерзал, запинался, покашливал, жаловался. Откинувшись на спинку кресла, Ривера улыбался и молча вертел в руках стакан. Мэнкс, видевший, как часто он наполнялся, полагал, что Ривера основательно на взводе.

В неверном свете свечей эти трое, окутанные дымом сигар, представляли из себя странное сообщество. Мэнкс понимал, что их свел вместе капризный и неразборчивый случай. «Беллер, — говорил он сам себе, — это торговец весельем. Весельем!» Каким чудесным, вспомнилось ему, было это слово перед войной. А теперь все кричат: давайте веселиться и, мрачно облапив друг друга, топчутся и шаркают ногами, а люди, подобные Бризи Беллеру, производят ритуальный шум и улыбаются горе-весельчакам. Они называют своих детей именем Гей, привычно пользуются словечком «весело» для комедий, разыгрываемых в гостиной, и в своих гнетущих, унылых песнях. «Веселье! — пробормотал раздраженный и злой Эдуард. — Прекрасное слово, но, когда испытываешь подлинное веселье, оно безымянно. Вот кузен Джордж, несомненно человек с не вполне здравым рассудком, сидит между хамом и несущим чепуху торгашом — лакомый кусок для обоих. Фе фиглярничает внутри дьявольского квадрата, в то время как кузина Сесиль торжественно вращается на орбите, не совпадающей с жизнью. На внешнем кругу, надеюсь, что не намеренно, — Лайла, а я сижу здесь, в центре, злой, как черт». Он поднял голову и увидел, что Ривера наблюдает за ним, но не открыто, а краем глаза, украдкой. «Принюхивается, — подумал Эдуард, — словно инфернальный оборотень».

— Встряхнись, Нед, — сказал лорд Пестерн и улыбнулся ему. — Мы не слышали от тебя ни слова. Тебе нужно развеяться. Как насчет чуточки веселья?

— Обязательно, сэр, — отозвался Эдуард. Белая гвоздика выпала из вазы в центре стола. Он взял ее и вдел в петлицу. — Безупречная жизнь, — сказал он.

Лорд Пестерн издал какое-то кудахтанье и повернулся к Беллеру.

— Итак, Бризи, если, по-вашему, все в порядке, мы заказываем такси на четверть одиннадцатого. Надеюсь, вы сможете развлечь себя до этого времени сами? — Он подвинул графин к Беллеру.

— Конечно, конечно, — ответил Беллер. — Премного благодарен, достаточно. Честное слово, вино прекрасное, но я обязан быть пай-мальчиком.

Эдуард переместил графин ближе к Ривере, и тот, улыбаясь немного шире обычного, наполнил стакан.

— Я покажу вам пустышки и револьвер, пойдемте в кабинет, — сказал лорд Пестерн и с раздражением взглянул на Риверу, который медленно подносил стакан к губам. Лорд Пестерн не выносил ожидания. — Нед, присмотри за Карлосом, хорошо? Ты не против, Карлос? Я хочу показать Бризи пустышки. Пошли, Бризи.

Мэнкс открыл дяде дверь и вернулся к столу. Сел с намерением дождаться первого хода Риверы. Вошел Спенс, постоял в дверях и, не сказав ни слова, удалился. Последовало долгое молчание.

Наконец Ривера вытянул ноги и поднес стакан с портвейном к свету.

— Я люблю добираться до сути дела, — начал он. — Вы кузен Фелисите, так?

— Нет.

— Нет?

— Я родственник ее приемного отца.

— Она называла вас своим кузеном.

— Жест вежливости, — сказал Эдуард.

— Она вас привлекает, мне кажется.

— Почему бы нет? — проговорил Эдуард после небольшой паузы.

— Это неудивительно, — произнес Ривера и отпил половину стакана. — Карлайл тоже называет вас кузеном. И это жест вежливости?

Эдуард вместе со стулом отодвинулся от стола.

— Боюсь, я не понимаю, до какой сути вы добираетесь, — сказал он.

— Сути? Конечно. Я люблю добираться до сути дела, — повторил он. — И не люблю, когда меня третируют или — как это говорится? — делают мне от ворот поворот. Я нахожу, что меня приняли в этом доме без симпатии. Это огорчает меня. В то же самое время я встречаю здесь леди, которая не приносит мне огорчений. Напротив, заинтересовывает меня. Я тактично пытаюсь кое-что узнать. Спрашиваю, к примеру, в каких отношениях эта леди состоит с хозяином дома. Почему не спросить?

— Потому что ваш вопрос откровенно оскорбителен, — сказал Эдуард и подумал: «Бог ты мой, я кажется теряю выдержку».

Ривера судорожно дернул рукой и сбросил стакан на пол. Мужчины вскочили на ноги одновременно.

— В моей стране, — заплетающимся языком сказал Ривера, — такие слова не произносят без последствий.

— Пошла она к черту, ваша страна.

Ривера схватился за спинку стула и облизал губы. Потом громко икнул. Эдуард засмеялся. Ривера подошел к нему, постоял и поднял руку с изысканно соединенными большим и средним пальцами. Поднес почти к самому носу Эдуарда и попытался щелкнуть пальцами, но у него не получилось.

— Негодяй, — с опаской произнес он. Из бального зала донеслись барабанные синкопы, затем гром тарелок и приглушенный выстрел.

— Не валяйте дурака, Ривера, — сказал Эдуард.

— Я смеюсь над вами до рвоты.

— Смейтесь хоть до комы, если вам нравится.

Ривера положил ладонь на бедро.

— В моей стране такие дела разрешают с помощью ножа, — сказал он.

— Убирайтесь или дело разрешится для вас пинком под зад, — отрезал Эдуард. — А если вы еще раз осмелитесь побеспокоить мисс Уэйн, я как следует пересчитаю вам ребра.

— Ага! Так это не Фелисите, а кузина, — закричал Ривера. — Очаровательная крошка Карлайл. И я предупрежден, ха-ха! Нет, нет, дружок. — Он попятился к двери. — Нет, нет, нет, нет.

— Убирайся!

Театрально хохоча, Ривера совершил эффектный выход в холл. Дверь за собой он не закрыл. Эдуард услышал его голос со следующей лестничной площадки: «Что случилось?» — и после паузы: — «Конечно, если ты этого хочешь».

Хлопнула дверь.

Не зная зачем, Эдуард обошел вокруг стола. Оказавшись возле буфета, запустил обе руки в волосы.

— Немыслимо, — пробормотал он. — Чрезвычайное происшествие. В дурном сне не привидится.

Он заметил, что рука у него дрожит, и налил себе изрядную порцию виски. «Надо полагать, — подумал он, — это всегда здесь присутствовало, только я не догадывался».

Вошел Спенс с помощником.

— Прошу прощения, сэр, — сказал он, — я решил, что джентльмены ушли.

— Все в порядке, Спенс. Занимайтесь своим делом, если хотите. Не обращайте на меня внимания.

— Вы себя хорошо чувствуете, мистер Эдуард?

— Наверно — да. Я столкнулся с большой неожиданностью.

— В самом деле, сэр? Надеюсь, приятной.

— Просто замечательной в своем роде, Спенс. Замечательной.

— Вот они, — самодовольно сказал лорд Пестерн. — Пять и еще пять в запас. Аккуратные, правда?

— По мне — да, — сказал Беллер, возвращая пустые гильзы, — но я в этом ничего не смыслю.

Лорд Пестерн вынул барабан и принялся вставлять в него патроны.

— Мы их сейчас опробуем, — сказал он.

— Ради всего святого, только не здесь, лорд Пестерн.

— В бальном зале.

— Перепугаем дам, не боитесь?

— Ну и что? — сказал лорд Пестерн. Вставил барабан в револьвер и толчком возвратил ящик стола на место. — Я должен без свидетелей убрать эту штуку. Идите в бальный зал. Сделаю дело и через минуту присоединюсь к вам.

Бризи послушно прошел в бальный зал и принялся, вздыхая, позевывая и посматривая на дверь, бесцельно бродить по нему.

С озабоченным видом вошел хозяин дома.

— А где Карлос? — спросил он.

— Думаю, в столовой, — с привычным громким смехом ответил Беллер. — Вы нас угостили чудесным портвейном, лорд Пестерн, сами понимаете.

— Надеюсь, он не наберется. Никому не нужно, чтобы на концерте он валял дурака.

— Не наберется.

Лорд Пестерн положил револьвер на пол, рядом с тарелками. Беллер беспокойно посмотрел на оружие.

— Хотел спросить вас, — заговорил лорд Пестерн, садясь за барабаны, — вы говорили с Сидни Скелтоном?

Беллер улыбнулся во весь рот.

— Ну, я еще не оправился… — начал он.

— Если не хотите, — прервал лорд Пестерн, — я сам скажу.

— Ни в коем случае! — выкрикнул Беллер. — Не думаю, что из этого выйдет толк, если вы меня понимаете, лорд Пестерн. — Он тревожно смотрел на хозяина, а тот повернулся к роялю и с видом человека, которому нечем себя занять, принялся изучать черно-белый зонт. — Я хочу сказать, Сид очень потешный. Очень горячий, если вы меня понимаете. С такими, как Сид, нужно обращаться бережно. Нужно поймать момент, если вы понимаете, о чем я.

— Зачем спрашивать, понимаю ли я, по поводу вещей простых, как выеденное яйцо? — раздраженно прервал Беллера лорд Пестерн. — Вы считаете, что у меня получается, — разве не ваши слова?

— Конечно, конечно.

— Вы сказали, если я сделаю музыку своей профессией, то буду не хуже ваших мальчиков. Сказали, что любой оркестр почтет за честь пригласить меня. Все так. Вот я и собираюсь стать профессиональным музыкантом и готов работать у вас в качестве полноправного барабанщика. Замечательно — так скажите об этом Скелтону, и пусть увольняется. Очень просто.

— Да, но…

— Он ведь легко найдет работу где угодно, верно?

— Да, конечно, но…

— Вот и договорились, — заключил лорд Пестерн. Тем временем он отвинтил у зонтика ручку и теперь внимательно разглядывал верхнюю часть стержня. — Разнимается на части. Довольно ловко придумано, а? Французская вещица.

— Послушайте! — решительно начал Беллер и положил мягкую белую руку на пиджак лорда Пестерна. — Я собираюсь говорить совершенно честно, лорд Пестерн. Вы поймете. В нашей игре все старо и сурово, как мир, если вы пони… я хочу сказать, что мне нужно со всех сторон обдумать ваше предложение, согласны?

— Вы сказали, что хотели бы иметь меня в своем оркестре, — напомнил лорд Пестерн. Голос звучал угрожающе, но вид у его светлости был каким-то отсутствующим. Он отвинтил небольшую секцию от верха стержня. Бризи зачарованно смотрел, как он поднял револьвер и с сосредоточенностью разозленного маленького мальчика вставил отвинченную трубочку в дуло, одновременно нажав большим пальцем на пружинный замок, чтобы он не мешал. — Подходит, — сказал он.

— Хи-хи, — выдавил из себя Беллер, — а пушка заряжена?

— Конечно, — пробормотал лорд Пестерн, отложил в сторону трубочку и взглянул на Беллера. — Вы сказали это мне и Ривере. — У него, как у всякого необузданного человека, была привычка раза по четыре возвращаться к одному и тому же.

— Знаю, знаю, но послушайте, — бессвязно лепетал Беллер, продолжая улыбаться до ушей. — Я намерен решить это дело, не миндальничая…

— Так какого черта не решаете?

— Ну, хорошо. Вы увлеклись, вышли на уровень. Точно — на уровень! Но извините за прямоту — останетесь ли вы таким же? Вот где мои сомнения, лорд Пестерн. Допустим, грубо говоря, вы скиснете.

— Мне всего пятьдесят пять, и я здоров, как блоха.

— Я имею в виду — допустим, вы вроде как утратите интерес. И где я буду тогда? — с большой выразительностью воскликнул Беллер.

— Я сказал вам совершенно определенно…

— Да, но…

— Вы что, мерзкий тип, обвиняете меня во лжи? — заорал лорд Пестерн, и на скулах его вспыхнули ярко-красные пятна. Он швырнул части разобранного зонта на рояль и повернулся к дирижеру, который вдруг начал заикаться.

— По-послушайте, лорд Пестерн… я се-сегодня сплошной нерв. Страшно подавлен. Не заставляйте меня и да-дальше волноваться.

— Вы — дурак! — Лорд Пестерн неприятно оскалился. — Я наблюдал за вами. — Он замолчал, как будто размышляя, какое принять решение, и вдруг спросил: — Когда-нибудь читали журнал под названием «Гармония»?

Бризи заметно испугался.

— Ну, читал. Не понимаю, лорд Пестерн, куда вы клоните.

— Склоняюсь к мысли, — мрачно сказал лорд Пестерн, — написать в журнал. У меня есть там знакомец. — Он помолчал, насвистывая сквозь зубы, и вдруг рявкнул: — Если сегодня вечером не поговорите со Скелтоном, я сам все ему скажу.

— Хорошо, хорошо. Обязательно скажу Сиду пару слов. Хорошо.

Лорд Пестерн пристально посмотрел на него.

— Вам лучше собраться с духом, — сказал он, взял палочки, без дальнейших рассуждений отбарабанил оглушительное крещендо, громыхнул тарелками, схватил револьвер, навел его на Беллера и выстрелил. Громкое эхо, как сумасшедшее, запрыгало в пустом зале. Рояль, тарелки и контрабас протестующе загудели, а Беллер, белый как полотно, отпрыгнул вбок.

— Господи, спаси! — воскликнул он и обильно вспотел.

Лорд Пестерн удовлетворенно рассмеялся и положил револьвер на рояль.

— Хорошо, правда? — сказал он. — Давайте-ка еще раз посмотрим программу. Сначала у нас по порядку «В новый путь под старые напевы», «Что, сегодня похолодало?», «Я получил все», «Продавец земляных орехов» и «Человек с зонтом». Я чертовски здорово придумал с зонтиками.

Беллер взглянул на заваленный зонтами рояль и кивнул.

— Черно-белый — это моей жены. Она не знает, что я его взял. Его можно сложить и спрятать под другими, верно? Мы их пронесем потихоньку, чтобы она не видела.

Беллер принялся складывать зонтики, а лорд Пестерн продолжал:

— Потом работает Скелтон. Я нахожу довольно скучным его номер. Потом эта женщина, Сандра, поет свои песни. А дальше, — он заговорил с нарочитой беззаботностью, — в нескольких словах вы представляете меня, правильно?

— Совершенно правильно.

— Да. Что-нибудь вроде того, что я по случаю показал вам написанную мною вещицу, понимаете, и она вас очаровала, а я решил, что мое metier лежит в этой сфере и всякое такое. Так?

— Слово в слово.

— Я выхожу, мы проигрываем мелодию, потом свингуем, дальше стрельба, а в заключение, милостью божьей, я выдаю свое соло. Так?

Лорд Пестерн взял палочки и, словно впав в транс, долго держал их на весу.

— Я так до конца и не уверен, что другой вариант не лучшее решение, — сказал он наконец.

— Не надо! Не надо! — в панике замахал руками Беллер.

— Не дергайтесь — я думаю, — с отсутствующим видом сказал лорд Пестерн. Он, видимо, в самом деле размышлял, потому что через несколько секунд выкрикнул: «Сомбреро!» — и вылетел из зала.

Бризи Беллер вытер лицо носовым платком, опустился на стул перед роялем и обхватил голову руками.

Спустя несколько минут дверь отворилась, и в зал вошел Ривера. Беллер поднял голову.

— Как оно, Карлос? — скорбным голосом спросил он.

— Неважно. — Теребя усики указательным пальцем, Ривера решительно подошел к роялю. — Поссорился с Фелисите.

— Нарочно нарывался? Эти твои шуры-муры с мисс Уэйн…

— Полезно показать женщине, что ей всегда найдется замена. Она начинает волноваться и вскоре становится послушной.

— Ну и что — получилось?

— Не совсем. Я зол на нее. — Он сделал откровенно непристойный жест. — Зол на них всех! Со мной обращались, как с собакой, со мной, Карлосом де…

— Послушай, я не могу разделить твои огорчения, старина, — сказал Беллер. — Я сам чуть не спятил от беспокойства. Я не вынесу. Боже, и зачем я встретил этого старого дурака! Боже, я в отчаянии! Дай сигарету, Карлос.

— Извините, но у меня нет ни одной.

— Я попросил тебя достать мне сигарету. — Бризи едва не сорвался на крик.

— Не время и не место. Вы слишком много курите.

— Иди к дьяволу.

— Со мной всюду обращаются дерзко, — закричал Ривера. — Меня всюду оскорбляют. — Набычившись, он пошел на Белл ера. — Я больной от этого. Слишком долго терпел. Я привык к быстрым решениям. Не хочу больше продаваться задешево, играть в обычном танц-оркестре…

— Ну, ну, ну!

— Я поставил вас в известность.

— У тебя контракт. Послушай, старина…

— Плевал я на ваш контракт. Не хочу больше быть мальчиком на побегушках. «Достань мне сигарету». Еще чего!

— Карлос!

— Я возвращаюсь в свою страну.

— Послушай, старина… я… я дам тебе прибавку… — Беллер явно колебался.

Ривера посмотрел на него и улыбнулся.

— В самом деле? Сколько? Должно быть, пять фунтов?

— Имей сердце, Карлос.

— А что если вы, к примеру, дадите мне аванс в пять сотен…

— Ты с ума сошел, Карлос! Побойся Бога… честное слово, нет у меня таких денег.

— Тогда можете искать себе другого, пусть он носит вам сигареты, — торжественно сказал Ривера. — С меня… хватит.

— А что будет со мной? — в голос запричитал Бризи. — Где окажусь я?

Ривера улыбнулся и пошел к двери. С напускным безразличием оглядел себя в зеркале, поправил галстук.

— Вы попадете в неуютное положение, мой друг. Я совершенно незаменим, — сказал он. — Вы не найдете никого вместо меня. — Он исследовал свои усики в зеркале и увидел отражение Бризи. — Вам нельзя так выглядеть. Вы исключительно безобразны, когда у вас такой вид. Просто отталкиваете людей.

— Ты нарушаешь контракт. Я могу… — Бризи облизал губы и забормотал: — Есть закон… я полагаю…

Ривера оторвался от зеркала и повернулся к дирижеру.

— Закон? Весьма вам обязан. Конечно, можно обратиться к закону, почему нет? Для руководителя оркестра мудрый, без сомнения, шаг. Я нахожу вашу мысль замечательной. С радостью повторю ее дамам, которые так любезно вам улыбаются и так взволнованно просят исполнить свои любимые номера. Когда я перестану играть в вашем оркестре, их улыбки станут гораздо реже, а слушать любимые номера они пойдут в другие места.

— Ты не должен так поступать, Карлос.

— Позвольте сказать вам, мой добрый Бризи, что если кто и обратится к закону, то это буду я.

— Будь ты трижды проклят, — в бешенстве закричал Бризи.

— Какого черта и почему скандал? — спросил лорд Пестерн. Он вошел никем не замеченный. Широкополое сомбреро украшало его голову, ремешок туго обхватывал двойной подбородок.

— Я решил его надеть, — сказал он. — Очень подходит к стрельбе, правда? Иипи!

Сразу после ухода Риверы из кабинета Фелисите, стиснув коленями руки, попыталась быстро и бесповоротно вытеснить из памяти сцену, которая только что произошла. Она бесцельно смотрела вокруг, взор ее натыкался то на груду инструментов в выдвинутом ящике, то на пишущую машинку, то на знакомые репродукции, безделушки и книги. В горле у нее пересохло. Ее переполняли отвращение и горькая ненависть. Она страстно хотела выбросить из памяти все, что было связано с Риверой, и, сделав так, унизить и оскорбить его. Прошло много времени, прежде чем она наконец пошевелилась; ноги ее затекли и дрожали, и когда она осторожно, с трудом встала, в них вонзились сотни иголок. И тут она услышала чьи-то шаги на лестничной площадке, человек миновал кабинет и вошел в гостиную через другую дверь.

«Пойду к Хенди, — подумала Фелисите, — и попрошу сказать им всем, что не еду в „Метроном“».

Она вышла на лестничную площадку. Где-то на втором этаже раздавался крик ее приемного отца: «Мое сомбреро, болван… Кто-то взял. Это — конец. Кто-то заиграл его». Из гостиной появился Спенс с конвертом на подносе.

— Это вам, мисс, — сказал он. — Письмо оставили на столике в прихожей. Очень сожалею, что не заметил его раньше.

Фелисите взяла письмо. Адрес был напечатан на машинке. Сверху на конверте крупными буквами была надпись: «Срочно», а под нею слова помельче: «С окружным посыльным». Фелисите вернулась в кабинет и вскрыла письмо.

Через три минуты дверь в комнату мисс Хендерсон распахнулась, и перед старой гувернанткой очутилась сияющая Фелисите.

— Хенди… Хенди, пойдем, помоги мне одеться. Пойдем — и сделай меня неотразимой. Произошло чудо. Хенди, дорогая, у меня сегодня сказочная встреча.