Книга: Зеленоглазое чудовище [ Венок для Риверы. Зеленоглазое чудовище]
Назад: Глава VIII
Дальше: Глава X

Глава IX

— Эндрю.
— Да, миссис Тэтчер.
— С вами все в порядке?
— Все в порядке.
Зазвонил телефон. Миссис Тэтчер ответила и принялась болтать о бриджевых раскладах. Банальности, сыпавшиеся на Эндрю, казалось, поступали с другой планеты. Забудь все, что она сказала, думал он. К чему изводить себя надеждой, которая может принести только боль? Что такое миссис Тэтчер, как не женщина из общества со множеством условностей, старающаяся быть любезной? Что она в действительности может знать о Маурин? Нед знал Маурин. Письмо показало истинную Маурин. «Интригующая сучка». Остановимся на этом.
— Вот что, Эндрю. Звони в любое время. Маурин знала наш номер, но он не записан, я написала для тебя. Ты выглядишь очень усталым, постарайся отдохнуть…
Он взял клочок бумажки и положил его в нагрудный карман, гадая, как бы все сложилось, будь его мать такой же, как эта.
Вдруг дверь отворилась, и в комнату вошла Розмари с отчимом. Миссис Тэтчер повернулась к ним.
— Добрый день, — сказала она. — У нас Эндрю, Розмари. Он хочет поговорить с тобой.
Мистер Тэтчер, степенный, красивый, с выражением скорби на лице, проговорил:
— Эндрю, мой мальчик, я хочу, чтобы ты знал…
— Нет, дорогой, — прервала его миссис Тэтчер. — Не сейчас. Ты можешь выразить Эндрю соболезнования в другое время.
Она взяла мужа за локоть и увела прочь из комнаты. Когда они ушли, Розмари поспешила к Эндрю. Он наблюдал, как она приближается через комнату, гадая, кого же она ему напоминает, и не переставая удивляться тому, что девушка Неда может быть такой маленькой, такой невзрачной, так похожей на воинственную мышь.
— Эндрю, и вы смогли простить меня после вчерашнего, когда я так набросилась на Маурин, как зверь просто? Это моя горячность. У меня ужасный характер, а когда она отказалась понять меня и настаивала на том, чтобы рассказать маме и папе… — Розмари поджала губки в тонкую, самоосуждающую линию. — Я никогда не прощу себе… спорить с ней, наговорить вам такое о ней, а потом… эти чудовищные бандиты.
Внезапно Эндрю снова стало хорошо, потому что ему удалось прекратить думать о Маурин. Любит-не-любит — это было слишком уж опасной забавой. Забыть об этом. Придерживаться фактов. Розмари — это факт. Розмари могла прийти в квартиру и убить Маурин. Почему бы и нет?
Он сказал:
— Не было бандитов. Ограбление было поддельным. — Он добавил с ожесточением: — Нед подстроил его. Он был там, обнаружил ее мертвой и попытался пустить полицию по ложному следу.
Розмари схватилась за спинку кресла.
— Недди ходил туда?
— Это тебя удивляет? Разве это произошло не после того, как ты позвонила ему и попросила сходить к Маурин и попытаться ее отговорить?
— Но… но… может быть… я не помню…
— А сама ты там не была?
— Я? — изумилась она. — Я — там? Разумеется, нет.
— Что ты делала после того, как покинула мой офис?
— Я позвонила Недди. Ты это знаешь. Но я не просила его сходить к Маурин. Клянусь. Потом я была в кино. Я не могла встречаться с родителями, пока не решила, как буду действовать, если Маурин… Но это не самое важное. Недди… Полиция знает, что он ходил туда?
— Нет. Но они знают, что ограбление фальшивое.
— Но зачем он сделал это? Я не понимаю.
— Он сделал это из-за письма.
— Письма… — В ее голосе не было вопросительной интонации, просто бессмысленное эхо.
— Он нашел его рядом с ней на кровати.
Эндрю достал письмо из кармана. Когда он отдавал письмо Розмари, ему казалось, будто он сдирает с себя одежду Розмари держала письмо близко перед носом, потом поднесла еще ближе, потом чуть отодвинула от лица. С тихим возгласом раздражения она залезла в сумочку и вынула другие, еще более крупные очки. Эндрю и не подозревал, что она настолько близорука. У него возникло теплое чувство к ней: девушка Неда, маленькая слепая убивающая невеста Неда. Он следил за ней, пока она читала, ощущая странное головокружение. Из-за голода?
— Откуда оно взялось у Маурин? — спросил он. — Ты дала его ей за ланчем?
Казалось, она не слышит его. Она продолжала читать. Наконец Розмари оторвалась от письма и сняла очки.
Впервые Эндрю увидел ее лицо без очков. Все пропорции были нарушены. Лицо было приятной формы, а невооруженные глаза имели ошеломленное, как бы плывущее выражение. Эндрю опешил, ведь в них сейчас читалось лишь крайнее изумление.
— Но, Эндрю, это же отвратительно. Я не могу поверить, что она написала это.
Этого он не ожидал от нее услышать.
— Ты имеешь в виду, что ты никогда этого письма не видела прежде?
— Никогда.
— Но оно адресовано тебе.
— Я понимаю. Но я не получала его. Ты должен мне поверить. И потом, если бы я получала его, если бы оно у меня было вчера на ланче, ты думаешь, я испугалась бы Маурин? Я бы сказала: ладно, ты идешь к родителям, а я покажу это письмо твоему мужу. Вот что я бы сказала. Ты не знаешь меня. Я бы сделала это в любое мгновение. Так что поверь мне, пожалуйста. Мне нет смысла врать. Я никогда не видела этого письма прежде.
Часы на каминной полке — причудливые скелетообразные часы, демонстрирующие свои внутренности под стеклянным колпаком, — издали тонкий музыкальный звон.
— Эндрю, ты ведь действительно веришь мне, правда?
— Я верю, что, когда письма пишутся людям, люди обычно их получают.
— Не будь идиотом. Я тоже это знаю. — Она опять надела очки. — Погоди-ка. — Она снова изучила письмо. — Да, здесь в конце говорится: я надеюсь, оно дойдет до тебя. Маурин не была уверена в адресе в Лозанне. Может, у нее был неправильный адрес, и письмо вернулось к ней. Или же, после того как она написала, ей стало стыдно, и она его так и не отослала.
— И хранила письмо все это время.
— Почему бы и нет?
— И так случилось, что оно подвернулось как раз вчера?
— Я знаю об этом не больше, чем ты. — Она сняла очки для чтения и надела обычные. — Единственное, что я знаю, это то, что никогда не видела этого письма прежде, и я не верю, что она его написала.
Второй раз она говорила это. Эндрю сел и спросил:
— Почему ты заявляешь, что не веришь, будто Маурин написала его, когда еще вчера ты говорила мне, как сильно она ненавидит тебя и завидует тебе?
— О, это не потому, что в нем говорится обо мне, а потому, что там говорится о тебе.
— Разве ты считаешь, что она обо мне так не думала?
— Ах, Эндрю, Эндрю, дорогой. Я знаю, что нет. Она присела на пол рядом с его креслом и взяла его за руку. Если бы она не была такой юной, этот жест мог показаться им обоим бестактным и фальшивым.
— Послушай, — сказала она. — Я не знаю, что произошло. У меня нет никаких соображений на этот счет. Но я знаю только одно. Вчера за ланчем, прежде чем заговорить о Недди, она только и делала, что говорила о тебе. Я не могу тебе передать! Какой ты удивительный, какой добрый, какой хороший, как сильно она любит тебя. Потом вот так на контрасте она стала обсуждать Недди. Ты был святым, он — задница. Понимаешь? Не было никакого ликования от того, что она замужем за сыном богатой женщины. Она говорила о тебе именно так, как женщина говорит о муже, которого любит. Зачем ей нужно было обманывать меня?
Продолжая держать его за руку, она взглянула на него сквозь очки. Она сбросила туфли на ковер; на правом чулке на пальце была дырочка.
— Эндрю, я понимаю, как было ужасно для тебя прочитать это письмо, почувствовать унижение, внутри все сжимается, и начинаешь ненавидеть себя и Маурин. Это так же ужасно, как если бы… как если бы я вдруг узнала, что Недди не любит меня на самом деле. Вот почему я должна заставить тебя понять. Если бы Маурин действительно написала это письмо, а я полагаю, она написала, тогда она должна была полностью измениться после того, как вышла за тебя замуж. Я уверена. Если бы ты видел ее лицо вчера, ты был бы так же уверен. Оно светилось. Эндрю, люди могут меняться. А сейчас, когда я думаю об этом, мне кажется, она переменилась к нам обоим. Я помню, я говорила вчера, что она злобная и завистливая, но, думаю, я просто вспоминала прошлое и предполагала, что Маурин по-прежнему осталась такой же, как в Пасадене. Ведь она никогда не была отвратительной. Она была довольно жесткой, но при этом ласковой и нежной, и я думаю, что она искренне могла решить, что самое лучшее для нас всех — для меня, Недди, мамы и папы — не трусить и открыть правду. Эндрю, я знаю, это не слишком поможет. Может быть, сейчас, когда она мертва, будет еще хуже. Но я абсолютно уверена, она любила тебя. Безумие сомневаться в этом хоть на мгновение.
Сейчас она сидела у его ног, и Эндрю видел только ее макушку, опрятные, чистые, ничем другим не примечательные волосы и совсем чуть-чуть — оправу ее очков. Он глядел на все это, почти ненавидя ее. Снова здесь была миссис Тэтчер. Неужели женщины не могут оставить все таким, как есть? «Она любила тебя. Безумие сомневаться в этом хоть на мгновение». Чтобы защититься, он повторял про себя эту фразу с издевкой; он подумал о письме, о Неде, обо всех сомнениях и подозрениях своей супружеской жизни. Если он и был глупым, доверчивым дураком в прошлом, то последним унижением стало бы позволить себе оказаться малоумным сейчас. Но, зная себя, он все-таки понимал, что отказаться от надежды было выше его сил. Как бы он ни старался притворяться, его любовь к жене казалась еще более навязчивой, чем когда-либо прежде, и вопреки всей совокупности улик, вопреки даже большей очевидности, которая могла бы встретиться ему, единственное, чего он хотел, — это поверить тому, что сказала Розмари.
Она любила тебя. Безумие сомневаться в этом хоть на мгновение.
Он поднялся с кресла. Розмари повернула голову, чтобы видеть его. Он пересек комнату и взял сигарету из жадеитовой коробки на кофейном столике. Когда он прикуривал, его глаза смотрели на жадеитовую коробку, и тут у него возникла вполне оформившаяся идея.
Он обернулся к Розмари.
— Может, ты и права.
Она вскочила с пола и поправила юбку.
— Относительно чего?
— Относительно Маурин и письма. Возможно, она действительно послала его по неверному адресу и оно вернулось к ней, а возможно, она никогда даже и не отправляла его. Возможно, по какой-то причине она в самом деле хранила его, и если она хранила, то лучше всего для этого подходила ее шкатулка с драгоценностями, которую она всегда запирала. Шкатулка пропала. Нед не брал ее. Так он мне сказал.
Он почувствовал, как в нем закипает возбуждение, что-то вроде маниакальной бурной радости. Розмари надевала туфли. Неожиданно она замерла, так и не надев вторую туфлю.
— Ты имеешь в виду, что кто-то, кому нужна была шкатулка, убил Маурин, обнаружил письмо и положил его рядом, чтобы подставить тебя?
— А разве так не могло быть?
— Да, да, разумеется. — Лицо Розмари оживилось. — Тогда все, что тебе остается сделать, это убедить полицию, что они должны сосредоточиться на шкатулке, не правда ли? И вовсе нет необходимости упоминать о Недди.
— Нет.
— И… и обо мне, и о Недди, и о Маурин, желавшей вмешаться. Ах, Эндрю, я знаю, это ужасно и эгоистично, но ведь ты не такой, как Маурин, да? Ты же не считаешь, что обязан рассказать родителям и кому бы то ни было о глупых шалостях Недди. Им незачем знать об этом, а когда они познакомятся с Недди, то будут без ума от него. Я их знаю. И бессмысленно все портить и делать их несчастными ради непонятно чего.
Она подбежала к Эндрю и обхватила его руками за шею, как бы задабривая, причем была довольно кокетлива, совершенно в не свойственной ей манере.
— Ах, Эндрю, я не хочу убегать из дому и выходить замуж в какой-нибудь задрипанной регистрационной конторе. Я хочу настоящей свадьбы, настоящей чудесной свадьбы, с подругами невесты, с цветами и счастливыми родителями… Ах, Эндрю, я чудовище, правда, думать о свадьбе, когда у тебя все так ужасно.
Позади раздалось осторожное покашливание. Медленно и совершенно без смущения Розмари отцепилась от него. Оба посмотрели на дверь, где благоразумно остановился дворецкий.
— Простите, мисс Розмари, миссис Тэтчер передает вам, что все готово к ланчу. Она также хотела знать, соблаговолит ли мистер Джордан присоединиться к ним?
— Благодарю миссис Тэтчер, — ответил Эндрю. Как-нибудь в другой раз.
— Я буду через секунду, — сказала Розмари.
Дворецкий удалился. Розмари, снова повернувшись к Эндрю, взяла его за руку.
— Что ты собираешься делать теперь? Пойдешь к Неду?
— Да.
— А потом в полицию, расскажешь о шкатулке?
— Возможно.
— Тогда… ах, дорогой, мне просто необходимо бежать. Мама не любит, когда я опаздываю к столу. — Розмари улыбнулась ему. — Передай Недди, что я люблю его. И, Эндрю, несмотря на то, что я такая страшная эгоистка, я очень сочувствую тебе. Честно. Я буду думать и думать о тебе и молиться.
Она выскочила из комнаты. Эндрю потушил окурок, зашел в зал забрать пальто и, покинув дом, остановил такси. Он назвал водителю адрес Неда.
Сидя в такси, он чувствовал, впервые после случившейся беды, почти умиротворение. Убийцей мог быть тот, кому нужна была шкатулка, возможно, даже взломщик, на профессионально сработанную кражу которого Нед попытался наложить свое любительство с открытыми шкафами и раскиданной одеждой. Смерть Маурин, в конце концов, могла произойти в результате бессмысленного акта жестокости, никоим образом не ущемляющего ни его, ни ее человеческого достоинства и не умаляющего их порядочности. Маурин Розмари и миссис Тэтчер могла оказаться подлинной.
Разве нет?
Он достал письмо из кармана и заставил себя прочитать его снова. От этого — и до любви? Возможно ли это? А разве есть что-то невозможное? Когда он складывал письмо, чтобы положить в карман, то заметил что-то, чего прежде не замечал. На обратной стороне письма карандашом был написан адрес: 177 Вест, Двадцать третья улица. Это был адрес Маурин до замужества. Но было ли это написано рукой Маурин? Он взглянул на семерки, каждая из них имела аккуратную тильду поперек ножки. Нет, Маурин никогда не писала семерки таким образом.
Тогда кто написал это? Убийца? Но адрес был почти двухлетней давности, это слишком давно, чтобы иметь сейчас какое-то значение. Эндрю сунул письмо в карман и подумал о шкатулке. Навести лейтенанта Муни на шкатулку? Это отвлекло бы его внимание от Неда и, при удаче, вывело бы на убийцу. Здесь ничего не терялось, а только выигрывалось.
Таксист высадил Эндрю у дома Неда. Старый дворник пытался вытащить из подвала мусорный ящик. Другие ящики из квартир дома были уже расставлены в грязный ряд вдоль проржавленных перил. Эндрю уже стал было подниматься по ступенькам, как вдруг заметил в одном из ящиков что-то красное, торчавшее из-под бумажного мешка с отбросами. Он остановился. Потом наклонился и, вывалив мусор на тротуар, вытащил из ящика красный предмет.
Предмет был разломан, раздавлен, словно по нему колотили молотком, но вполне узнаваем.
Это была красная кожаная шкатулка Маурин.
Назад: Глава VIII
Дальше: Глава X