Глава 10
Прогнозирование

Конкуренция между хеджевыми фондами может порождать «взрывные» обратные связи, способные уничтожить миллиарды долларов в течение нескольких минут. Компьютерные алгоритмы, торгующие со скоростью света, сделали рынки капризными и склонными к резким скачкам цен на субсекундных временных интервалах. По рынкам и даже по экономике в целом время от времени прокатываются волны чрезмерного оптимизма или пессимизма, обусловленные наличием обратных связей, некоторые из которых, возможно, имеют глубинные физиологические основы. Устойчивое самокорректирующееся равновесное состояние вовсе не является нормой для экономики и финансов, несмотря на утверждения Милтона Фридмана, который сумел заразить своим представлением несколько поколений экономистов.

Научно-экономические издания сегодня переполнены статьями, описывающими модели рыночного равновесия, которые применяются для того, чтобы объяснить все: от непреходящих безработицы и бедности до корпоративных сговоров и стабильности (или, напротив, неустойчивости) курсов основных валют. Собственно говоря, в этом нет ничего плохого, поскольку многие из рассматриваемых экономических явлений предусматривают наличие баланса между противоборствующими силами, и концепция равновесия в некоторых случаях способна обеспечить примерное представление о том, как это все работает. Неудовольствие вызывает лишь эксклюзивный статус равновесного подхода. Три четверти века назад некоторые наделенные провидческим даром экономисты пытались выйти в своих представлениях за рамки рыночного равновесия; но их работы систематически игнорировались либо и вовсе были брошены в бездну забвения.

В период после Великой депрессии экономистам, естественно, было трудно радужно представлять, как невидимая рука неумолимо ведет экономику к достижению оптимальных результатов. Британский экономист Джон Мейнард Кейнс утверждал, что временное отсутствие экономического спроса может подпитывать само себя, вгоняя экономику в жесткую стагнацию или даже в депрессию. Еще до Кейнса американский экономист Ирвинг Фишер еще в более явной форме утверждал, что рынки и экономика могут выходить из-под контроля сотнями разных способов и что «только в своих фантазиях» мы можем ожидать, что экономика будет пребывать в состоянии сбалансированного равновесия; куда с большей вероятностью можно ожидать увидеть абсолютное отсутствие волн в океане. Фишер особо отмечал периоды рыночного оптимизма, легкого доступа к кредитам и увеличения долговой нагрузки, которые, в конечном счете, естественным образом переходят в длительные периоды «дефляции долга» , дорогих денег и экономической депрессии. В 1940-х годах другими экономистами, среди которых были Николас Калдор и Джон Хикс, были созданы математические модели, демонстрирующие, как экономическая активность может с легкостью колебаться вверх и вниз сама по себе, не фиксируясь в состоянии равновесия.Эти ранние работы полностью гармонировали с наиболее передовым научным мышлением того времени, причем не только в плане признания фундаментальной неустойчивости, но и по другим направлениям. В 1952 году британский математик Алан Тьюринг, разработавший теорию вычислимости , отметил, что положительные обратные связи и неустойчивость лежат в основе самой жизни, доказательством чему служит удивительный процесс эмбрионального развития, когда клетки делятся и берут на себя ответственность за выполнение разных специфических функций в организме. Теперь мы знаем, что он был прав: положительные обратные связи действительно оказывают влияние на создание и управление всеми специализированными нейронами, клетками крови, мышечными тканями и органами, необходимыми нам для жизни.

Но если остальные науки извлекли из этого пользу, то экономика в 1970-е годы оказалась странным исключением. После революции рациональных ожиданий она застыла в своих равновесных оковах, в основном считая, что рыночная динамика недостойна серьезного изучения. Сегодня идеи Фишера и Кейнса о естественной нестабильности если и не отвергаются, то выхолащиваются и втискиваются в равновесные модели. Экономисты, за малым исключением, фактически проигнорировали наиболее важные научные открытия последних нескольких десятилетий, например теорию хаоса и науку о фракталах, которые мы видим во всем, от природных пейзажей до распределения галактик во Вселенной, и которые обязаны своим возникновением неравновесным процессам. Постепенно усиливающаяся концепция неравновесия указывает нам на то, что колебания, наблюдаемые в экономической и финансовой системах, вполне нормальны даже в отсутствии каких-либо внешних «шоков». Мы наконец-то начали относиться к автоматической эффективности «невидимой руки рынка» как к химерической мечте ушедшей эпохи.

Но в этой последней главе я хочу рассмотреть еще один вопрос. Синоптики не только изучили ураганы, но и научились их предсказывать, причем точность предсказаний заметно возросла. Торнадо, ежегодно проносящиеся по равнинным местностям Соединенных Штатов, уже не сопровождаются таким количеством жертв, как это было сто лет назад, потому что метеослужбы способны предупреждать население о возникновении условий для зарождения и местах возможного появления этих опасных стихийных явлений. Возникает очевидный вопрос, можем ли мы добиться чего-то подобного в экономике и финансах? Можем ли мы научиться предсказывать будущее, извлекая из этого пользу?

Я пишу эту книгу в июне 2012 года. В эти дни финансовую прессу захватывает лихорадка спекуляций. Греция, Испания, Португалия и Италия балансируют на грани дефолта, что несет в себе прямую угрозу для крупных банков Германии, Франции, Великобритании и США. Пресловутая сеть, сплетенная из финансовых взаимозависимостей, ставит в опасное положение весь европейский валютный союз. Вчера я получил по электронной почте рассылку с анонсом от Джорджа Сороса: «Осталось три дня на то, чтобы спасти евро». Удастся ли спасти европейскую валюту? Мнения разделились. Кто-то оптимистично заявляет, что европейские лидеры не позволят евро упасть, кто-то мрачно (и, на мой взгляд, более реалистично) предполагает, что эта валюта, скорее всего, обречена. Читатели данной книги будут знать, чем завершилась эта историческая драма на самом деле, но на данный момент ее финал далеко не очевиден.

Компьютерной модели европейской экономики, к которой мы могли бы обратиться, чтобы посмотреть, как будут развиваться события далее, нет. Сама идея о возможности существования такой модели нелепа. Если бы такая модель действительно существовала, повлияла бы на поведение людей и изменила их, соответственно, полученные прогнозы оказались бы неточными. На самом деле, это реальная проблема, с которой сталкивается социальная наука; когда ее теории становятся известны, люди могут начать действовать вопреки данным теориям, что приводит к изменению реальности и делает такие теории несостоятельными.

Многие рассматривают этот аргумент как окончательный. Мы никогда не сможем делать достоверные экономические и финансовые прогнозы так же, как это делают синоптики. Но я считаю данный вывод слишком скоропалительным. Ведь слово «прогнозирование» имеет множество тонких оттенков.