Переосмысление причин и следствий
Историки, как никто другой, заинтересованы в изучении сложной взаимосвязи причин и следствий – равно как и способов нахождения объяснений в том мире, где потенциальные причины часто конкурируют и вклиниваются в сложную сеть взаимодействий. На историю влияет хаотический фактор, поскольку незначительные события, вмешиваясь в ее ход, могут затейливым образом изменять судьбу целых народов. В 1920 году король Греции умер от укуса ручной обезьянки; это стало небольшим звеном в цепи событий, приведших в конечном счете к войне между Грецией и Турцией. Будущий британский премьер-министр Уинстон Черчилль прокомментировал тогда это событие следующим образом: «Четверть миллиона человек стали жертвами укуса обезьяны».
События, происходящие в сфере экономики и финансов, также сбивают с толку. Умные люди могут предложить несколько объяснений практически для любого события. Когда инвестиционный банк Lehman Brothers 15 сентября 2008 года подал заявление о банкротстве, это событие стало самым крупным крахом в истории и повлекло за собой непосредственные разрушительные последствия. В следующем месяце мировые рынки обвалились и акции потеряли в цене 10 трлн долл., ознаменовав сильнейший в истории обвал фондового рынка. Эксперты не смогли прийти к единому мнению, пытаясь объяснить причины произошедшего.
Экономист Чикагского университета Джон Кокрейн полагал, что они были связаны с инвестиционными ожиданиями, обусловленными доверием правительству. А как же производные инструменты? Субстандартные ипотечные кредиты? «Пузырь», раздутый на рынке недвижимости? По мнению Кокрейна, все это не имело к произошедшему никакого отношения. «Ключевым событием, – писал он чуть более года спустя,
стали “бегство”, “паника”, назовите это как угодно, начавшиеся в конце сентября 2008 года и продолжившиеся зимой следующего года. Краткосрочный кредит иссяк, перестали предоставляться в том числе, как правило, легкодоступные РЕПО, межбанковские кредиты, а также коммерческие бумаги. Если бы не эта паника, вполне вероятно, что экономический спад, последовавший за обвалом на рынке недвижимости, оказался бы не более серьезным, чем мягкая рецессия 2001 года, вызванная крахом доткомов».
Если исходить из этой точки зрения, до случая с Lehman инвесторы считали, что «слишком большие, чтобы обанкротиться», банки при любых обстоятельствах будут пользоваться государственной поддержкой. Но, когда правительство допустило банкротство Lehman, это мнение изменилось. Возник вопрос, что делать, если вслед за Lehman посыплются такие банки, как Citigroup или Goldman Sachs? «Внезапно, – как выразился Кокрейн, – у всех возникла необходимость бежать сломя голову». Банки и другие финансовые учреждения мгновенно ушли в наличные и прекратили кредитование.
Противоположное мнение было высказано в блоге Economics of Contempt финансовым юристом из Нью-Йорка, который назвал мнение Кокрейна «ошеломляющей ерундой». Даже если предположить, что Кокрейн прав в том, что крах Lehman не вызвал вторичных банкротств, то, как отметил блогер, необходимо учитывать, что он привел к немедленному уничтожению многих хеджевых фондов. Что еще более важно, банкротство Lehman привело к тому, что дочернее подразделение банка в Европе заморозило 40 млрд долл. средств своих клиентов, и «эти 40 миллиардов долларов неожиданно оказались недоступными для хеджевых фондов… сотни миллиардов ликвидности внезапно исчезли с рынков». Наконец, блогер отметил, что крупнейшие контрагенты Lehman – такие крупные банки, как Bank of America, Citigroup и Deutsche Bank, – выжили только благодаря государственной поддержке.
Таким образом, в первом объяснении случившийся коллапс объясняется тем, что правительство не оправдало ожидания инвесторов. Другое же указывает на чрезвычайно высокий уровень закредитованности и тесную взаимосвязь между системообразующими финансовыми институтами по всему миру. Какое из этих мнений верное?
Британский историк Эдвард Халлетт Карр предложил выход из этой неразберихи. Столкнувшись с множеством противоречивых причин, мы должны, предложил он, заняться «обобщением» тех из них, которые могут служить уроками на будущее. 6 мая 1937 года немецкий дирижабль «Гинденбург» загорелся во время швартовки на военно-морской базе в Нью-Джерси, что привело к гибели 36 человек. Основной причиной катастрофы стало возгорание газообразного водорода, используемого для заправки дирижабля. Причиной возгорания – по одной из версий – послужила электростатическая искра, которая возникла из-за того, что на металлическом кожухе произошло накопление электрического заряда при прохождении дирижабля через облака. Катастрофа была спровоцирована конструктивной особенностью дирижабля. Несомненно, такая причина является уроком для того, чтобы избежать появления электростатических искр в будущем. Не так ли?
Крупные металлические объекты, проходящие через атмосферу, постоянно искрят при соприкосновении со стальным каркасом причальной станции. Тем не менее это, как правило, не приводит к взрывам. Однако заполнение больших воздушных шаров взрывоопасным газом создает явные предпосылки для возникновения катастрофы; это поддающаяся обобщению причина. Отправляя в небо большое количество наполненных водородом дирижаблей, вы вправе ожидать возникновения далеко не одной катастрофы, хотя каждая из них может быть вызвана своими причинами.
Обобщение причин часто означает выход за рамки повествования о том, как событие A привело к возникновению события B и далее С, что и определяет степень поучительности сформулированной модели, независимо от того, относится ли она к циркуляции воздушных потоков, левериджу или к сетям взаимозависимых финансовых институтов. В последнем случае полученный урок состоит в том, что создание масштабных сетей финансовых институтов, отличающихся чрезвычайно высокой степенью взаимозависимости, повышает вероятность возникновения коллективной катастрофы, хотя предсказать, где и когда возникнет бедствие и по какому сценарию оно будет развиваться, очень сложно.
С этой точки зрения, объяснение Кокрейна выглядит подобно объяснению катастрофы «Гинденбурга» возникновением электростатической искры без учета присутствия водорода. Конечно, внезапные изменения инвестиционных ожиданий могут иметь значение. Они могут стать причиной падения даже благополучного банка. Но Lehman Brothers в сентябре 2008 года уже нельзя было считать финансово здоровым учреждением. Банк довел размер используемого кредитного рычага с 24:1 в 2003 году до 31:1 в 2007 году. Это означало, что Lehman неминуемо становился банкротом в том случае, если стоимость его активов снижалась всего лишь на 3–4 %. За июль 2008 года акции Lehman потеряли 73 % своей стоимости.
Что еще хуже, Lehman через производные инструменты оказался тесно связан практически с каждым участником финансового рынка. Около 8000 различных фирм вложили миллиарды долларов в производные инструменты, связанные с Lehman. Даже спустя три года после краха Lehman Brothers Holdings все еще продолжала вести переговоры по заключенным ранее сделкам с производными инструментами с более чем десятком крупнейших контрагентов. На веб-сайте Lehman Brothers International (Europe) представлена информация о том, что конкурсные управляющие выявили более 6000 контрагентов, которым Lehman все еще должен деньги.
Поэтому, на мой взгляд, более разумным следует считать, что крах Lehman представлял собой довольно предсказуемое событие, вызванное влиянием положительной обратной связи и высокой степенью взаимозависимости в сети, объединяющей Lehman и другие финансовые учреждения. Безусловно, бегство вкладчиков можно считать возникновением искры, но она возникла не на пустом месте, а в условиях, когда воздух уже был наполнен взрывоопасным водородом.
Эти простые модели также помогают объяснить, почему мы практически всегда оказываемся застигнутыми врасплох финансовыми и экономическими кризисами. Существует психологический эффект – убежденность в том, что «на этот раз все будет по-другому», – из-за которого подобные катастрофы кажутся немыслимыми для очень многих людей, пока они не случаются. Но есть и более глубинная причина: такие события не вписываются в стандарты наших традиционных способов мышления. Истинная причина выглядит как коллективное продвижение к невидимой пропасти. Я не сомневаюсь, что многие экономисты и банкиры действительно полагали, что мир, который они создали, являлся более эффективным и более стабильным, чем когда-либо прежде. Но их модели – и соответствующий им образ мышления – имели существенные недостатки.