Еще будучи молодым человеком, Адриан де Гроот уже выступал за сборную Голландии по шахматам, позднее он занялся изучением психологии. При этом самый большой интерес для него представляла психология принятия сложных решений, например таких, которые приходится принимать при игре в шахматы. Де Гроот защитил докторскую диссертацию, которая затем легла в основу его книги «Thought and Choice in Chess» («Мысль и выбор в шахматах»), которая до сих пор считается классикой. Как играют в шахматы чемпионы мира и почему они делают это лучше, чем обычные игроки? Ведь нельзя же всерьез полагать, что Гарри Каспаров имеет сверхчеловеческие умственные способности и может просчитать все действия – свои и противника – на 30 или 50 ходов вперед. Различие, которое обнаружил де Гроот и о котором он, вероятно, знал из своего личного опыта, заключается в другом.

Шахматы – чрезвычайно сложная игра. Нет двух партий, в точности повторяющих друг друга, и даже когда оба игрока теряют половину своих фигур, число возможных пятиходовых комбинаций, начиная из любой позиции, как правило, исчисляется тысячами. Не существует никакой возможности выяснить «лучший способ» для игры в шахматы, и хороший игрок должен придумывать стратегию своих дальнейших действий на лету, в ответ на действия своего противника. В процессе экспериментов де Гроот подтвердил, что шахматные эксперты на самом деле не заглядывают на значительно большее количество ходов вперед и не просчитывают гораздо большее количество возможных комбинаций, чем любители. Вместо этого они действуют как хорошие покупатели, которые знают, как можно быстро сузить диапазон выбора до двух-трех перспективных моделей, не разглядывая каждую вывешенную в торговом зале рубашку, в то время как новички зацикливаются на переборе трех первых попавшихся им вариантов.

Де Гроот также обнаружил, что гроссмейстеры имеют почти фотографическую память на шахматные позиции. Во время эксперимента он давал и мастерам, и обычным хорошим игрокам от 2 до 15 секунд на запоминание расположения фигур на шахматной доске, и оказалось, что мастера смогли правильно воспроизвести позицию в 93 % случаев, тогда как у обычных игроков этот показатель не превысил 50 %.

В чем же причина? Может быть, гроссмейстеры просто обладают лучшей памятью, чем остальные люди? На самом деле, это не так.

Несколько десятилетий спустя другое исследование, проведенное Уильямом Чейзом и Гербертом Саймоном, показало, что шахматные мастера имеют очень специфическую память. Чейз и Саймон повторили эксперименты де Гроота, но предлагали их участникам для запоминания как реальные, сложившиеся во время игры позиции, так и совершенно случайные расстановки фигур. Шахматные мастера значительно превзошли любителей в запоминании реальных позиций, но их результаты оказались ничем не лучше, когда требовалось запомнить абсолютно случайное расположение фигур. В последнем случае участникам эксперимента, как правило, удавалось запомнить около семи позиций, что, как представляется, близко к лимиту человеческой кратковременной памяти. Большинство же из нас может запомнить лишь семь или чуть более из названных нам чисел.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что память гроссмейстеров настроена на выполнение вполне определенной задачи. Это предположение выглядит вполне правдоподобно, поскольку многолетний опыт позволяет им распознавать широкий спектр часто повторяющихся позиций. В результате они вырабатывают у себя способность воспринимать шахматную позицию не как набор отдельно стоящих фигур, а как конструкцию из трех или четырех общих паттернов или «кусков», каждый из которых включает несколько шахматных фигур, тем самым значительно снижая нагрузку на память. Этот же прием позволяет нам легко запомнить содержательное предложение, при том что мы не сможем точно воспроизвести случайно составленную последовательность из такого же количества букв. Как заключили Чейз и Саймон: «Способность шахматного мастера к перецепционному анализу, как и другие человеческие навыки, базируется на широком когнитивном аппарате, развитие которого достигается за счет непрерывной многолетней практики. То, что раньше достигалось путем медленного, сознательного, дедуктивного осмысления, теперь осуществляется за счет быстрой бессознательной обработки информации на уровне восприятия. Не будет ошибкой сказать, что шахматный мастер просто “видит” правильный ход».

Обладая большей проницательностью и способностью к распознаванию общих паттернов, эксперты, естественно, имеют возможность выстраивать более эффективные стратегии. Их мышление настроено на паттерны, известные им из прошлого опыта, которые имеют больший «вес» и значение за счет своей прогностической ценности, отражая основные черты, по которым может быть построена успешная стратегия. Гроссмейстерам не приходится рассчитывать лучший ход. Они используют свою отточенную многолетним опытом способность к распознаванию паттернов, чтобы выработать гипотезу о том, что лучше всего – или, по крайней мере, достаточно хорошо – сработает в той или иной ситуации. Кроме того, они пересматривают и улучшают эти гипотезы на протяжении всей своей карьеры.

Результаты этого исследования, с его акцентом на обучении, составляющем основу человеческого поведения, были хорошо известны в 1970-х годах, когда экономическую науку обуяло безумство рациональных ожиданий. Но лишь немногие экономисты отнеслись к ним достаточно серьезно. На протяжении последующих 40 лет большинство экономистов обращалось к процессу обучения человека и его потенциальному значению для экономики лишь с той целью, чтобы найти в нем подтверждение своей излюбленной теории рационального поведения. Возможно, предполагали они (на самом деле, безосновательно), хорошим доказательством того, что люди имеют рациональные ожидания, служит тот факт, что в конечном счете именно такое поведение свойственно добросовестным ученикам. Но этот довод не работает. Многие исследования показали, что действия людей, прошедших обучение даже не слишком сложным вещам, отнюдь нельзя было назвать совершенно рациональными. Чем больше люди озабочены, например, тем, что они теряют контроль над ситуацией, тем больше они отчаиваются и начинают видеть паттерны даже в совершенно случайном шуме.

Стремление включить некоторые из идей когнитивной психологии в основы рыночной теории проявилось лишь в 1990-х годах, когда экономист из Стэнфордского университета Брайан Артур придумал, казалось бы, легкомысленную интеллектуальную игру. Артур попытался понять, как люди принимают решения в сложных ситуациях, по крайней мере не менее сложных, чем те, что возникают при игре в шахматы, когда строго рациональное планирование просто невозможно. Его игра произвела небольшую революцию в моделировании рынков, и идеи, которые она породила, имели одно большое преимущество над теорией рациональных ожиданий: они на самом деле выглядели реалистично. Игра Артура предлагает многообещающий путь к созданию рыночных моделей, который заслуживает внимания благодаря наличию богатой внутренней динамики, которая так характерна для погодных явлений.