Воскресенье, 27 декабря, полдень
Сегодня я избавлен от церкви, потому что днем мы идем на Страттон Певерел. В гостях я всегда стараюсь говорить как можно меньше и прислушиваюсь к любой полезной мелочи. Нас с Куэнсами теперь объединяет ненависть к Давенанту Боргойну по одной и той же причине: у каждого есть дочь, униженная и отвергнутая этим типом. Теперь мы можем близко сойтись с ними.
* * *
На несколько минут сумел побыть с Эффи наедине. Я сказал, что не собираюсь отступать от того, что пообещал прошлым вечером. Но в обмен на мое согласие пойти на бал я потребовал пообещать, что она прекратит угрожать мне, что расскажет маме обо всяких моих воображаемых проступках, и не будет пытаться узнать, за что меня отчислили.
Она приняла мои условия.
* * *
Тону в темно-карих глазах. От этого так грустно…
Шесть часов
Когда мы подошли к деревне, я заметил мисс Биттлстоун и прибавил шагу. Я сразу заявил, что в канун Рождества повстречал мистера Давенанта Боргойна.
Больше говорить не пришлось ничего:
– Он шел сообщить Ллойдам о помолвке с той ужасной девицей в Торчестере, но ему не хватило порядочности прийти и рассказать нам.
(Нам!)
Я напомнил, что, когда старушка была у нас в гостях, мы обсуждали, что случится, если он умрет, не оставив наследника. Теперь я напрямую спросил:
– Кто сын покойного брата герцога, который унаследует деньги в случае его смерти?
От последнего слова она содрогнулась и испуганно посмотрела на меня.
– Брат мистера Давенанта Боргойна.
– Брат?!
– Сводный.
– Никогда не слышал, что у него есть какой-то брат!
К сожалению, в этот момент нас догнали мама и Евфимия, и мама спросила старуху:
– Вы собираетесь на чай к настоятелю?
Мисс Биттлстоун подскочила, словно ее обвинили в чем-то нехорошем:
– Я буду там, но мне надо навестить мисс Куэнс. Бедняжка совсем нездорова.
Было странно явиться к настоятелю и получить теплое приветствие от мисс Куэнс и Гвиневер. (В целом был хороший прием, если не считать, что миссис Куэнс удивленно уставилась на меня, словно не ждала моего появления.)
Пока мы раздевались в холле, мисс Биттлстоун взбежала по лестнице, а мама сказала:
– С сожалением узнала, что ваша дочь нездорова.
Хозяйка замка Куэнс покачала головой и проводила нас в гостиную со словами:
– Бедная чувствительная деточка пережила потрясение.
Да, пострадали самые чувствительные места: ее тщеславие и амбиции!
Комната была светлая и просторная, и в камине весело пылал огонь. Мы расселись на диванах, расставленных по комнате, и Гвиневер села рядом со мной.
Мама затараторила:
– Как мило с вашей стороны пригласить нас, миссис Куэнс, и я сожалею, что мы не можем ответить вам тем же, потому что наш дом все еще не готов.
– Пожалуйста, не извиняйтесь, – величественно произнесла миссис Куэнс. – Я все понимаю. Мой дом был в ужасном состоянии, когда мы сюда переехали из Бата два года тому назад.
Бат! Подтверждение – хотя оно мне не требовалось, – что рассказ мисс Биттлстоун был про Куэнсов.
Без всякого предупреждения миссис Куэнс занялась мной.
– Мистер Шенстоун, я польщена, что вы уделили немного своего драгоценного времени моей дочери и мне.
Я прикрылся удобной банальностью:
– Наша прогулка сюда была удовольствием, миссис Куэнс. Я люблю гулять.
– По ночам? – спросила она.
Странный вопрос! Какое дело ей до этого? Мне показалось, что правды она не заслуживает.
– Я никогда не выхожу из дома после заката, миссис Куэнс. По вечерам я сижу дома и пиитствую.
У нее глаза выкатились из орбит.
– Чем вы занимаетесь? Пьянствуете?
Вот ведь глупая старая стерва. Пораженный ее невежеством, я не сумел скрыть улыбку и сказал:
– Пиитствую. Это от греческого и означает «вдохновенно писать». Хочу сказать, что я читаю, думаю и пишу.
Эту информацию миссис Куэнс восприняла безо всякого воодушевления. Видимо, все новое пролетало мимо ее ушей. Потом она тяжело и пристально посмотрела на меня и потребовала ответа:
– Как давно вы приехали сюда?
– Всего более двух недель тому назад.
– Не соблаговолите ли напомнить название учебного заведения, где вы учитесь?
– Харроу, – сказал я.
Она кивнула, словно я подтвердил какое-то мрачное подозрение. Потом резко отвернулась, словно птица, уронившая червячка из клюва, и обратилась к маме.
С этого момента она больше ни слова мне не сказала, но несколько раз я замечал, что на меня она поглядывает с выражением глубокой неприязни и поджимает губы, словно думает о чем-то.
Мне хотелось послушать, что она говорит, но, к сожалению, Гвиневер начала болтать о каких-то пустяках.
Я расслышал, как миссис Куэнс сказала что-то про «деревенских животных» и о «краске».
Гвиневер заметила, что я рассеян, и стала хмуриться. Она сказала:
– Как вы думаете, кто делает эти ужасные вещи?
Я пожал плечами. Через минуту она повысила голос и произнесла, не обращая внимания на то, что ее мать разговаривает:
– Мама, не забудь про билеты.
– Ты совершенно права, моя дорогая, – доброжелательно сказала ее мать.
Парадокс! Властная миссис Куэнс становится нежной и теплой, словно воск, в руках дочерей. Полагаю, она видит в них себя, воплощение своего безграничного эго.
Евфимия начала говорить о том, как сильно мечтает о бале. Сестра узнала, что Куэнсы поедут в своем экипаже, и была рада тому, что им будет очень удобно в нем. Ведь в экипаже, как с удовольствием сообщила хозяйка дома, могут расположиться шесть человек. Мне стало ясно, к чему клонила Евфимия, и постепенно глуповатая миссис Куэнс тоже почуяла приближающуюся опасность. Эффи упомянула, что сильно боится доверить себя и мамочку незнакомому извозчику, нанятому в Торчестере.
В итоге миссис Куэнс дала достойный отпор:
– Вы с вашей мамой могли бы прекрасно доехать вместе с нами, но сложность состоит в том, что лошади слишком устанут по дороге в Херрианд Хауз.
Евфимия отразила атаку:
– После всей бальной суеты и восторгов пешая прогулка обратно будет удовольствием.
Миссис Куэнс вывесила белый флаг капитуляции, и сестра с мамой поблагодарили ее. Стало быть, у нас экономия на экипаже и гостинице. Умница Эффи! Хотя мне было немного стыдно. Миссис Куэнс предоставила билеты, а Евфимия деньги за них.
Потом Эффи, благослови ее господь, сказала:
– Случилось так, что мой брат будет здесь в день бала, поэтому была бы вам очень благодарна за льготный билет для него.
Миссис Куэнс метнула в меня взгляд, полный нескрываемого отвращения, и протянула три билета со словами:
– Боюсь, в экипаже для мистера Шенстоуна места не хватит.
* * *
Тону в твоих янтарных глазах.
* * *
Гвиневер, Гвиневер, Гвиневер! Вспоминаю, как она сидела рядом со мной. Золотые волосы ниспадали ей на спину. Сколько девушке лет? Слишком молода, чтобы думать о ней.
[Это первое из анонимных писем, которые когда-то были вклеены в дневник в определенных местах. Адресовано Энид Куэнс. Прим. ЧП.]
Ты шлюха думала што слишком хороша для нас когда кривлялась в своих распахнутых по пояс нарядах штоп он тебя заметил трясла своими толстыми титьками как было в Бате когда ты хотела поймать своего полоумного лорда.
Твоя стерва мамаша думает што тебе кого попало не надо а только племянника герцога.
Хотела захомутать ево священым браком. Он не захотел засунуть своего петуха в тебя корову предпочел шлюху. Ты заставила ево трахать тебя ты грязная потаскуха. Ты брала ево полено в свои грязные руки и засовывала в себя.
А теперь видиш куда угодила. Спряталась но все знают правду о тебе.
ха ха ха
Мучитиль
