Вторник, 22 декабря, 11 часов утра
Спустился поздно, когда шумиха вокруг мисс Ясс уже улеглась. Она не приготовила завтрак, и когда мама поднялась к ней в комнату, то увидела, что там пусто, и непонятно, куда кухарка исчезла.
Письмоносица вернула письмо от меня, и оно укоризненно лежало на моем месте за столом. Мама выглядела недовольной, и я скоро узнал, что мать Бартоломео написала на конверте: «Вернуть отправителю. Мой сын покинул дом, и у меня нет возможности с ним связаться».
К счастью, Эффи ушла на весь день к леди Терревест.
Не мог придумать, к кому еще можно поехать, стал оправдываться я.
– Его осуждает даже собственная мать, – сказала матушка.
– Он вовсе мне не друг, – сказал я. – Никогда его не любил. Я тебе говорил.
– Но ты общался с ним на каникулах.
– Всего лишь случайно повстречал его на улице.
– Ричард, похоже, ты забыл, что когда-то приводил его в дом. Знакомил с семьей.
Она произнесла это так, будто обвиняла в каком-то ужасном грехе.
Я сказал:
– Должно быть, ты спутала Бартоломео с кем-то другим.
Полдень
Только что вспомнил, что однажды во время пасхальных каникул столкнулся с ним на улице. Встреча случилась почти около нашего дома, и он ясно намекнул, что не прочь зайти.
Папа пришел домой раньше обычного, и мы втроем беседовали в гостиной. Бартоломео проговорился, что пел в хоре в Харроу и вскоре благодаря связям папы его приняли в Кафедральный хор. Впоследствии злопамятный регент перекрыл отцу возможность влиять на прием в хористы.
Пять часов
Пошел в Трабвел в надежде встретить Евфимию. Я уже приближался к деревне, когда ко мне с грохотом подъехал огромный фургон и остановился ярдах в тридцати, а возница слез с него и стал осматривать копыто одной из лошадей.
В задней части фургона среди тюков, скрючившись, с кем-то боролся человек. Я подошел ближе и увидел, что у него под плащом пес, бультерьер, пытающийся убежать. Пес сумел вылезти из-под плаща, и я заметил, что вокруг его туловища обмотаны цепи из стальных колец, их предназначение я понять не мог. Животное прыгнуло из повозки, мужчина закричал на него, а потом потянул за толстый кожаный поводок, пристегнутый к ошейнику пса, другой конец которого был пристегнут железным карабином к ремню незнакомца.
Мужчина, все еще сидящий в повозке, дернул за поводок так сильно, что животное свалилось с ног. Потом он встал на колени на краю повозки, снял с ремня плетку и стал наотмашь хлестать пса, пока животное, застонав и завизжав, не склонило покорно голову. Он отбросил плетку и крикнул:
– Ко мне, сукин сын. Проклятая скотина!
Бультерьер попытался прыгнуть в повозку, но цепи оказались слишком тяжелые.
Я стоял в нескольких футах от фургона, мужчина меня заметил и сказал:
– Какого черта вы тут делаете? Убирайтесь, а то схлопочете то же самое.
К моему удивлению, несмотря на рабочую одежду, он говорил с благородными интонациями, хотя речь его была грубая, словно он привык к обществу работяг.
– Ваш пес не может запрыгнуть из-за тяжелого снаряжения.
Вместо ответа мужчина нагнулся, поднял плетку и хлестнул ею так, что она просвистела всего в нескольких дюймах от меня. Он сказал:
– Я предупредил. Два раза не повторяю. Если не уйдете, я оторву вам руку и отколочу ею вас так, что вы станете писать кровью.
Не знаю, что пришлось бы мне сказать или сделать, если бы в этот момент бультерьер не взобрался по колесу обратно в повозку. Мужчина начал бить его ручкой плетки. Я хотел возмутиться, но возница забрался на свое место, и фургон отправился дальше.
Домой я ушел, не повидавшись с Евфимией.
Девять часов
За обедом мама сказала нам, что получила письмо от Боддингтона с плохими новостями про Канцлерский суд. Завещание ее отца признано недействительным. Ей придется выплатить издержки не только свои, но и кузины Сибиллы. Почти со страхом я спросил:
– Сколько всего?
– Около двухсот фунтов, – тихо произнесла она.
Мы разорены. Не могу вообразить, где взять такую сумму. Мы с Эффи уставились друг на друга. Мама сядет в долговую яму на всю оставшуюся жизнь.
– Вот и конец всему, – сказал я. – Нет никакой возможности восстановить твои права.
– Напротив, – сказала мама. – Я собираюсь выиграть дело. Теперь, когда завещание отца аннулировано, получается, что он умер, как бы не оставив завещания.
Я сказал:
– В таких случаях существуют правила распределения наследства между родственниками, но я не разбираюсь в этих тонкостях.
Мама улыбнулась.
– Они очень простые. Как его единственный ребенок, я унаследую все.
– Но если так, почему кузина Сибилла пошла на все эти расходы? – спросила Эффи.
Больше мама не сказала ничего, как мы ее ни уговаривали.
Десять часов
Десять минут тому назад застал Бетси одну и попросил принести мне сегодня вечером горячей воды.
После обеда Эффи была очень мила. Мы сыграли несколько дуэтов, и она не вышла из себя, даже когда я сбился с ритма.
Полночь
Служанка гораздо моложе меня, на три года, не хочу как-то напугать ее.
[Отрывок, записанный греческими буквами. Прим. ЧП.]
Десять минут тому назад она поднялась ко мне с кувшином горячей воды. У ванны я стоял раздетый до рубашки. В слабом свете свечи, бледная, с большими глазами, она казалась невероятно желанной. Кажется, мой восставший жезл стал слегка выпирать из-под рубашки, но она туда не смотрела и заметить этого не могла.
Мой голос задрожал от желания и нетерпения, когда я произнес:
– Боялся, что больше не придешь, Бетси. Как я рад, что ты здесь. Сегодня ты совершенно прелестна.
– Пожалуйста, без глупостей, мистер Ричард, – сказала она.
Чтобы налить воду, ей пришлось подойти ко мне и наклониться, но я не сдвинулся с места. Хотелось прикоснуться к ней, но я лишь сказал:
– Подожди, когда сяду в ванну, а потом потри спину.
Она опустила глаза и промолчала.
Я спросил:
– Стесняешься мужчины? Ты когда-нибудь видела мужскую штучку?
Она склонилась, чтобы проверить температуру воды в ванне, а я снял рубашку и стоял перед ней голый с торчащим жезлом, но она продолжала смотреть в другую сторону. Я слегка подался вперед. Она выпрямилась и отступила ко мне. Жезл уперся в ее пышную юбку у талии, и мы стояли так целую минуту. Казалось, она ничего не заметила. Я наклонился к девушке, почти стуча зубами от холода и возбуждения, и прошептал:
– Бетси, дай руку. Позволь, я положу ее на него.
Кажется, служанка колеблется. Почувствовала ли она что-то? Понравилось ли ей, что он упирается в нее в отчаянной мольбе?
Потом девушка развернулась и вышла из комнаты, ничего не сказав и не оглянувшись.
Надо было обнять ее сзади, пощекотать ушко и сказать о том, как она меня сводит с ума… Пока мой жезл упирался в нее, я бы залез ей за ворот и начал ласкать грудь, а она бы задышала порывисто и сказала: «О, сэр, это нехорошо, не заставляйте бедную девушку, и…»
Δ
[Конец отрывка, записанного греческими буквами. Прим. ЧП.]
Три часа утра
Дурак, дурак, дурак!
Часа два тому назад я пытался заснуть, но услышал непонятный звук. Я надел халат поверх ночной рубашки и спустился вниз. В темной буфетной я увидел горящий подсвечник на комоде. Шум доносился снаружи, поэтому я распахнул незапертую дверь и вышел во двор.
Холод пробирал до костей. Я увидел, что мама качает насос у колодца, наполняя ведро. Пока я наблюдал, она зашлась сильным кашлем, ее плечи неуклюже содрогались. Было видно, какую боль причиняет ей кашель. Она зажала рот руками.
Когда я с ней заговорил, она виновато посмотрела на меня и спросила:
– Что ты здесь делаешь в такой час?
– Хотел бы узнать то же самое у тебя, – ответил я. – На улице мороз. От холодного воздуха ты кашляешь.
Я забрал у нее ведро и направился в буфетную, закрыв и заперев за собой дверь.
Когда я обернулся, она опустила руки в таз и стала тереть руками ткань.
– Чем ты занимаешься? – спросил я.
– Помнишь, как миссис Грин крахмалила воротнички для папы, его нарукавники и жабо? Я часто за ней наблюдала, вот и научилась.
– Неужели это не может сделать Бетси?
Она улыбнулась.
– Нет, Ричард, служанка этого сделать не сможет.
Терпеливо, словно ребенку, она объяснила, что лен такого качества – всего несколько ценных вещиц, оставшихся у нас – следует стирать старательно, а потом отдельные предметы крахмалить, а это очень тонкая и сложная процедура, требующая умения и терпения.
Руки у нее покраснели и загрубели. Я взял ее ладонь, она оказалась холодная и потрескавшаяся.
Я спросил:
– Воротнички Эффи, не так ли?
Она кивнула.
– Сестра знает, что ты их крахмалишь?
Почти с негодованием мама сказала:
– Она красивая девушка и заслуживает лучшего, чем я могу ей дать.
Стало быть, именно это имела в виду Евфимия, когда сказала миссис Пейтресс, что в доме есть кое-кто, очень способный в таких делах. Классический пример «светских манер» Евфимии! Знает, что мать делает ради нее тяжелую работу, но предпочитает не думать об этом.
– Хватит, мама, – сказал я.
– Ричард, люди жертвуют собой ради тех, кого любят.
– Не могу видеть тебя за такой работой. Почему мы теперь так бедны? Почему тебе пришлось продать папину пенсию?
Она перестала стирать и сказала:
– Я не говорила тебе, что продала ее. Пенсия так и не была назначена.
– Почему?
– В связи с обстоятельствами, в которых оказался твой отец.
Она опустила взор к своей работе.
– Когда он был казначеем, то совершил несколько ошибок в расчетах. Декан, как ты знаешь, ненавидел твоего отца и потребовал полного возмещения. Поэтому все, что мы накопили, было изъято судебными приставами и отправлено на торги.
– Этот случай привел к смерти папы?
Она помолчала, потом кивнула.
Я спросил:
– Именно эту правду хотела ты сообщить мне, если бы я не уехал?
Она начала нервно тереть мокрые лоскутки, потом быстро произнесла:
– Да, именно так. – Она отвернулась и минуту или две сосредоточилась на выжимании лоскутков. Потом матушка сказала: – Теперь понимаешь, почему я так сильно расстроилась, когда узнала, что у тебя долги. Дядя Томас сказал, что кое-что узнал, чего не хотел бы говорить мне. Кое-что, из-за чего в колледже так негодуют.
Надеюсь, что потемки скрыли выражение моего лица.
– Ричард, я не такая уж наивная. Слышала, что молодые люди в университете ведут себя неподобающе… Что некоторые из них…
Я быстро сказал:
– Мама, уверяю тебя, женщина здесь не замешана.
Она странно посмотрела на меня. Почему не удалось ее переубедить?
Потом она вдруг сказала:
– Ричард, пообещай, что ты не будешь общаться с тем ужасным типом Бартоломео.
Я сказал, что не намерен видеться с ним больше никогда.
Четыре часа
Зачем папе понадобились деньги? Почему такой гордый и уверенный человек сделал то, что сделал?
Мне хотелось узнать подробности, но давить на нее я не посмел. Матушка выглядела такой хрупкой и смотрела на меня так кротко, даже проявляя материнскую власть надо мной.
* * *
Женщина не замешана. К сожалению, это так.
* * *
Надо быть осторожнее. Девушка совсем молоденькая, ее легко напугать. Не хочу, чтобы она пожаловалась маме. Хотя, думаю, из страха потерять место она не решится никому ничего рассказать.
