Понедельник 21 декабря, девять часов вечера
Все изменилось, Евфимия хочет, чтобы я остался! И сопровождал ее на бал!
И в довершение ко всему миссис Ясс уезжает.
Тем не менее день начался плохо. После того как Эффи ушла к леди Терревест, Старая Ханна принесла маме еще одно письмо от дяди Томаса. Когда мы сидели над остатками завтрака, она прочла его и нахмурилась.
Потом она сказала:
– Ничего не понимаю. Кто-то по имени Вебстер требует у Томаса семьдесят четыре фунта.
Когда-нибудь это должно было случиться. Пришлось объяснить, что он отец друга, который одолжил мне деньги.
Матушка снова нахмурилась и сказала:
– Думаю, твоему дяде это не понравится.
* * *
Незадолго до ланча в парадную дверь настойчиво постучали. Мама и Бетси в ужасе уставились друг на друга. Я отправился в прихожую и открыл дверь. Там стоял высокий слуга в ливрее с конвертом, адресованным Евфимии от миссис Куэнс. Мы с матушкой умирали от любопытства. Неужели это знаменитые билеты? – размышлял я.
Целый час я паковался и готовился к отъезду утром.
* * *
Как только Эффи вернулась в полдень, я заметил, что ее настроение изменилось и она впервые относится ко мне по-дружески. Я понял, что дело не только в билетах. Наверняка на настроение сестры повлияло и содержание письма. Ей и маме были предоставлены два билета. Эта приятная новость была изложена в записке от миссис Куэнс, пригласившей Эффи и маму на чай в воскресенье после Рождества.
Мое имя упомянуто не было. Таким способом мне выразили пренебрежение или намекнули на мою незначительность? Пренебрежение – в каком-то смысле знак признания.
Я выразил огорчение, что не иду на бал.
– Тебе тоже стоит пойти, – снисходительно произнесла Эффи.
– Ты забыла, что я уеду задолго до девятого числа.
– Зачем уезжать? – воскликнула Эффи. – Мама, Ричард ведь может остаться?
Вот так новость! Я не смог расшифровать мамино выражение лица. Она изучала лицо Эффи.
– Если ты так хочешь, – сказала она.
– Хочу, – сказала Эффи.
Потом она повернулась ко мне:
– Попрошу миссис Куэнс выдать льготный билет.
– Дорогая девочка! – воскликнула мама. – Разве мы можем его себе позволить? Это же полгинеи. Пусть Ричард возьмет мой.
– Нет, мама. Я заплачу за все.
– Но надо еще денег за комнаты и за экипаж.
– Не беспокойся, – таинственно произнесла Эффи.
Где Эффи достанет полторы гинеи?
– В любом случае, – сказала она, – мы сэкономим на увольнении миссис Ясс.
– А мы ее увольняем? – спросила мама дрожащим голосом.
– Конечно. Она не умеет готовить.
Потом сестра многозначительно посмотрела на матушку и сказала:
– Кухарка нам больше не понадобится.
– Дорогая девочка! – воскликнула мама, вскочила, забегала, обняла ее и поцеловала. Она села снова почти в слезах. – Какое облегчение, что этой женщины в доме не будет.
Матушка обрадовалась при мысли о бале, подняла руки над головой и сделала несколько скользящих шагов в танце, который был в моде лет двадцать или тридцать тому назад. Эффи подбежала к пианино и заиграла старинную польку, а мама затанцевала по комнате. Как странно. Я представил, какой она была много лет назад, и отвернулся.
Кажется, Эффи мне улыбается. Играя, она встряхнула головой, и волосы упали ей на щеки. Евфимия не сводила с меня глаз.
* * *
За обедом сестра предложила сыграть с ней дуэтом, потому что теперь у меня есть флейта. Мы вместе исполнили несколько небольших пьес. Мама послушала и сказала Евфимии:
– Я так рада, что хотя бы один из вас унаследовал мои музыкальные способности. В молодости у меня был замечательный голос. Все это говорили. Ради детей пришлось все бросить, в том числе и многие другие мои увлечения.
Я догадался, что она плачет.
* * *
Когда я заиграл сегодня утром, Эффи коснулась моей руки и минуту не отнимала ее.
Одиннадцать часов
Должно быть, причиной сменившегося настроения Евфимии стало предложение Давенанта Боргойна выйти за него замуж. Мама это знает, поэтому и заплакала.
Четверть часа после полуночи
Только что услышал повышенные голоса. Я спустился с лестницы и увидел, что мама и миссис Ясс ссорятся в гостиной. Слов я не разобрал.
Потом миссис Ясс вылетела в коридор в сопровождении мамы. У двери кухни она повернулась и сказала:
– Вы со мной плохо обращались, из-за вас я потеряла деньги, миссис Шенстоун. Но я вас не виню. Вот что я вам скажу: никогда не слышала, чтобы кто-то вот так менял свое решение. По крайней мере, не с таким запозданием.
Она ушла в кухню, хлопнув за собой дверью.
* * *
Мисс Фордрайнер – настоящая красавица. Кажется, ее красота скрывает в себе богатый внутренний мир – настолько она не похожа на полированную пустоту Энид. И то, что девушка сама содержит свой дом, делает ее еще более восхитительной и таинственной.
Пока не увидел тебя, на женщин смотрел с презрительной улыбкой. Сраженный твоей красотой, оступился на тропе жизни и упал в пучину любви, где тону в синей глубине твоих глаз.
* * *
[Отрывок, записанный греческими буквами. Прим. ЧП.]
Жаркий июльский день. Мы встречаемся на Бэттлфилд. Лежим, спрятавшись под кустом. Она помогает мне расстегнуть ее корсет. Золотистые волосы девушки теперь распущены и беспорядочно рассыпаны по ее обнаженной груди. Едва касаясь, кончиками пальцев убираю с груди нежные локоны…
Δ
[Конец отрывка, записанного греческими буквами. Прим. ЧП.]
