XLV
Как на военном корабле выпускают в свет стихи
На другой или на третий день после нашего прибытия в Рио с моим приятелем юным Лемсфордом, корабельным пиитом, приключилась довольно занятная история.
Дула больших пушек на корабле закрывают выкрашенными в черный цвет деревянными цилиндрами, называемыми дульными пробками. Применяют их для того, чтобы защитить канал от брызг. Пробки эти вставляются и вынимаются так же легко, как крышки на масляных бочонках.
По совету одного из друзей Лемсфорд, трепеща за участь своей поэтической шкатулки, использовал в последнее время канал одного из орудий на батарейной палубе в качестве хранилища своих манускриптов. Для этого ему приходилось вылезать на полкорпуса из порта, вынимать пробку, засовывать туда свои плотно скрученные в трубку рукописи и водворить заглушку на прежнее место. В это утро мы валялись с ним после завтрака на грот-марсе, куда я его пригласил с разрешения моего благородного повелителя Джека Чейса, как вдруг услышали канонаду. Стреляли с нашего корабля.
— А, — сказал один из марсовых, — видно, отвечают на салют береговой батареи, что нас вчера приветствовала.
— Господи! — воскликнул Лемсфорд, — мои «Песни сирен»! — и он ринулся вниз к батареям, но, как раз в тот момент, когда он ступил на главную палубу, его литературный несгораемый шкаф — орудие № 20 — пальнуло с оглушительным грохотом.
— Ну как, мой кормовой Вергилий, — обратился к поэту Джек Чейс, когда тот медленно поднимался по вантам, — спасли? Впрочем, и так ясно, вижу, что опоздали. Но не огорчайтесь, дружище, с таким треском еще ни одна книга не выходила. Вот это называется в свет выпустить. Белый Бушлат, — повернулся он ко мне. — Пали в них, не стесняйся! Каждая песня — сорокадвухфунтовое ядро. Пробивай их тупые головы, хотят ли они этого или нет. И заметьте себе, Лемсфорд, чем опустошительней ваш снаряд, тем тише враг. Убитый наповал даже лепетать не в силах.
— Джек — вы чудо! — воскликнул Лемсфорд и бросился к старшине, чтобы пожать ему руку. — Повторите, чтó вы сказали, и взгляните мне в глаза. Клянусь всеми Гомерами, душа у меня от ваших слов взвилась ввысь, как воздушный шар. Джек, я несчастный стихоплет. За два месяца до того, как я нанялся сюда на корабль, я выпустил книжку стихов, где миру нашему порядком досталось. Один бог знает, во что это мне обошлось. Выпустил я ее, Джек, а проклятый издатель предъявил мне иск за нанесенный ущерб; друзья оробели; двое-трое из тех, которым книжка понравилась, вели себя уклончиво; а что до безмозглой толпы и черни, они решили, что нашли дурака. А-а, чтоб им пусто было! То, что принято называть публикой, Джек, — просто чудовище, подобное тем, которых мы с вами видели в Овайи , — голова осла, тело бабуина, а хвост как у скорпиона!
— Не согласен, — заявил Джек, — когда я на берегу, я тоже часть публики.
— Прошу прощения, Джек, нисколько; вы тогда часть народа, так же как и здесь, на фрегате. Публика одно дело, Джек, а народ другое.
— Вы правы, — сказал Джек, — правы, как эта правая нога. Вергилий, вы молодец, вы просто сокровище. Публика и народ! Эй, братцы, давайте возненавидим одних и будем держаться других!
