«Белый Бушлат» был написан в самом конце 1840-х годов, в пору расцвета американской маринистики. Недаром в истории американской литературы это десятилетие нередко называют «морскими сороковыми». Оно открывается известным произведением Р.Г. Даны (младшего) «Два года простым матросом» и завершается «Моби Диком», который не без оснований считается вершиной морского романа в мировой литературе.

Специфика «морских сороковых» заключалась в том, что стремительному количественному росту американской литературной маринистики сопутствовал качественный скачок, сопряженный с некоторыми важными моментами социального и духовного развития Соединенных Штатов.

Затяжной экономический кризис, начавшийся в 1837 г., потряс американскую промышленность, сельское хозяйство и финансовую систему. Он повлек за собой обострение классовых противоречий и стимулировал развитие широкого общедемократического движения, охватившего многие области национальной жизни. Дух эпохи воплотился в лозунге демократизации всех установлений и аспектов жизни американского общества, в том числе и литературы. Проблема демократического духа национальной литературы и соответственно демократических позиций писателя сделалась одной из важнейших проблем времени.

Все это оказало самое непосредственное воздействие на характер эволюции американской морской прозы в 40-е годы XIX в. В предшествующие десятилетия литературная маринистика оперировала понятием «моряка» вообще, не делая различий между матросом и капитаном, боцманом и кадетом. Считалось, что в интерпретации морской жизни возможны только две позиции: профессиональная и любительская. Предпочтение отдавалось первой, поскольку профессиональный взгляд давал некую гарантию истинного понимания предмета и точной оценки тех или иных явлений морской жизни. Не случайно подавляющее большинство американских прозаиков, писавших о море в 20-е и 30-е годы, сами были профессиональными моряками.

Уже в середине 30-х годов в американской морской прозе возникла тенденция рассматривать морскую жизнь не как экзотический феномен, неподвластный социальным законам современности, но как некий «участок» национальной действительности. В 40-е годы эта тенденция была доведена до логического завершения и привела к выводам, потребовавшим полной перестройки эстетики морского романа.

Обострение классовых противоречий, вызванное кризисом, подорвало старую идею «единства» национальных интересов. Социальная дифференциация американского общества приобрела столь откровенные формы, что игнорировать ее было уже невозможно. Противоположность классовых интересов предстала как неоспоримый факт.

Согласившись, что корабельную палубу следует изображать как часть национальной действительности, американские маринисты должны были признать, что единый, хотя бы и профессиональный взгляд на морскую жизнь немыслим. Должно быть два взгляда, два отношения к ней: одно — характерное для власть имущих, другое — свойственное тем, кто этой власти лишен. Если к этому прибавить, что еще раньше в американской морской прозе возникли некоторые тенденции, направленные к демократизации жанра (сближение с современностью, постановка проблемы «несвободы» моряка в условиях флотской дисциплины, внимание к тяготам морской службы), то станет ясно, что на рубеже 30-х и 40-х годов XIX в. писатели-маринисты должны были оказаться перед необходимостью выбора позиции. От этого выбора зависел авторский угол зрения, способ видения и изображения мира, оценки, критерии, весь нравственный и эстетический строй будущих произведений о море и моряках.

В 1840 г. вышла в свет первая повесть, автор которой Р.Г. Дана осознал необходимость выбора и умышленно занял открыто демократическую позицию, подчеркнув это самим названием своего сочинения — «Два года простым матросом». Показательно, что из всех слов и словосочетаний английского языка, обозначающих моряка, Дана выбрал профессиональное выражение “before the mast”, которое соотносится только с понятием «рядовой матрос», тогда как, скажем, “sailor” можно истолковать как «моряк» вообще.

В изящном предисловии к своей книге, которое историки литературы с полным основанием рассматривают как один из важнейших манифестов американской маринистики, Дана замечает, что большинство морских сочинений 20-х и 30-х годов XIX в. было написано офицерами. Поэтому, «как бы увлекательны и хорошо написаны ни были эти книги, — говорит он, — как бы точно они ни воспроизводили морскую жизнь, какой она представлялась авторам, всякому должно быть понятно, что морской офицер, отправляющийся в море в качестве джентльмена, как говорится, „в белых перчатках“, находящийся в контакте только с офицерами, разговаривающий с матросами почти исключительно через боцмана, имеет обо всем представление, весьма несхожее с представлением рядового матроса… В последнее время фигура рядового матроса привлекает к себе значительное внимание и вызывает сильное сочувствие. Однако, мне кажется, что, за единственным исключением упомянутого мною сочинения Эймза, не появилось ни одной книги, в которой жизнь рядовых матросов была бы описана человеком, принадлежащим к их среде, человеком, который действительно мог бы знать, какова эта жизнь на самом деле. Голос простого матроса пока еще не был слышен в литературе».

Наблюдение Даны не содержало в себе ничего неожиданного. Писатель только сформулировал мысль, которая, так оказать, носилась в воздухе. Недаром вскоре после появления «Двух лет…» сочинения «рядовых матросов» посыпались как из рога изобилия. Среди них мы найдем книги С. Лича («Тридцать лет вдали от дома, или голос рядового матроса» — 1843), У. Невенса («Сорок лет на море» — 1846), Н. Айзекса («Двадцать лет рядовым матросом» — 1845), Дж. Хейзена («Пять лет рядовым матросом» — 1854). Даже Фенимор Купер был захвачен этим потоком и написал роман от лица рядового матроса «Нед Майерз, или Жизнь рядового матроса» (1843).

Следует, однако, заметить, что смысл предисловия Даны заключался вовсе не в том, чтобы призвать матросов взяться за перо, но в изложении принципа, согласно которому писатель должен был изображать жизнь современных моряков на современном корабле с позиции рядового матроса. Кстати говоря, сам Дана не был матросом-профессионалом. Весь его опыт морской службы сводится к единственному плаванию из Бостона в Калифорнию. Существенно и то, что Дана написал свою книгу не сразу по возвращении домой, а лишь спустя пять лет. Думается, что эти пять лет, падающие как раз на предкризисные и кризисные годы в истории американского общества, столь же важны для сочинения Даны, как и два года, описанные в нем.

Любопытно, что Дана не помышлял о литературной деятельности, возвратившись из плавания. Единственным его сочинением, увидевшим свет в этот период, была статья «Жестокость в отношении моряков», опубликованная в журнале «Американский юрист».

Именно в эти годы Дана интенсивно приобщался к радикальным движениям времени. Неудивительно, что лозунг демократизации литературы, выдвинутый в конце 30-х годов, оказался ему особенно близок. Только в конце 1839 г. он извлек из ящика старые дневниковые записи, сделанные на борту «Пилигрима», и принялся за свою книгу о матросах, жизнь которых он попытался показать «с позиции матроса».

Историко-литературное значение «Двух лет…» заключается в том, что сочинение это довершило разрушение раннеромантической эстетики морского романа, начавшееся еще в 30-е годы. Более того, Дана разработал новую художественную систему, которая на долгое время сделалась образцом для американских маринистов.

Если мы обратимся к ранним образцам морской прозы в Соединенных Штатах, например к романам Фенимора Купера 1820-х годов, то увидим, что одним из важнейших элементов их эстетики является идеализация и героизация морской жизни и «морского характера». Недаром Купер выводил морскую жизнь за рамки современной американской социальной действительности, перенося действие в далекое прошлое или в отдаленные экзотические части земного шара. Но главное даже не в этом, а в том, что Купер концентрировал внимание на естественном окружении человека, на его героической борьбе со стихиями и с врагами родины. Повседневная жизнь моряков, их быт, трудовая деятельность, социальные взаимоотношения на корабле — все это в раннеромантическом варианте морского романа полностью отсутствует.

В отличие от Купера и его подражателей Дана утверждал, что жизнь моряка ни в коей мере не может быть воплощением идеала. С его точки зрения, наиболее важными элементами корабельной действительности, составляющими подлинную жизнь матросов, являются именно те подробности повседневной службы, которыми столь откровенно и очевидно пренебрегали американские маринисты 20-х годов, а вовсе не поражающие воображение подвиги, совершаемые в схватке с разбушевавшейся стихией или в военно-морских баталиях.

Из этого не следует, что Дана отрицал эстетические и героические аспекты морской жизни или стремился заменить поэтический пафос романтического повествования утомительным описанием скучных подробностей прозаических будней. Как это ни парадоксально, но Дана обнаруживает героизм и красоту в изнурительно однообразной жизни матроса, регламентированной морским уставом, разбитой на вахты, подчиненной корабельной дисциплине, в тяжелом и смертельно опасном труде. Писатель доказал своей книгой, что так называемые будни торговых кораблей представляют не меньше возможностей для романтического повествования, чем блистательные летописи военного флота или пиратские хроники.

Немаловажно было и то, что Дана утвердил критический взгляд на корабельную жизнь, уничтожив саму возможность преобразовывать ее в некий внесоциальный идеал. Многочисленные последователи Даны, описывавшие собственный опыт плавания на военных, торговых и пассажирских кораблях, поддержали его усилия. Изображение матросской жизни в их сочинениях сплошь и рядом перерастало в обличение флотских порядков. Буквально за несколько лет критическая тенденция, зарождение которой восходит даже не к «Двум годам…», а к американским морским рассказам середины 1830-х годов, сделалась доминирующей в сфере морского романа.

Общий поворот в литературной маринистике к подробностям и деталям матросской службы, к корабельному быту, к несправедливости и жестокости флотских порядков имел одним из своих последствий перелом в специфике эстетического интереса к морской стихии и почти полное исчезновение приключенческой фабулы, без которой не мыслился морской роман в раннюю пору его существования. Мелвилл, например, осознал это с полной отчетливостью. В 1847 г. он писал в рецензии на книгу Росса Брауна: «Много прекрасных вещей было сказано и спето о море еще с незапамятных времен. И было время, когда моряков считали чуть ли не водяными, а океан являл собой своеобразный театр, где разыгрывались сцены, чудесные и романтические. Однако в недавние годы было обнародовано столь много обычных подробностей, связанных с морской жизнью, что сегодня поэзия соленых волн явно идет на убыль». Существенно, что под «поэзией соленых волн» Мелвилл понимал не эстетику морской стихии вообще, а опирающийся на условные образы возвышенно-романтический пафос в изображении океана, противоречащий достоверным и точным, хоть и не лишенным поэтичности, описаниям Даны и его последователей. «Знакомство с книгой Даны, — продолжает Мелвилл, — в значительной степени ослабляет восторг, с каким мы читали байроновское вдохновенное „Обращение к океану“. А когда благородный поэт бредит относительно возложения рук на океанскую гриву (иными словами, хочет схватить рукой гребень волны), самый живой образ, возникающий перед нами, — это образ хилого пловца, который, нахлебавшись соленой воды, барахтается и задыхается в прибое возле Рокуэя».