Глава XVI
ОНИ ЗАГЛЯДЫВАЮТ В КАРРИКФЕРГЕС И ОБРУШИВАЮТСЯ НА УАЙТХЕЙВЕН
На следующий день у берегов Ирландии, неподалеку от Каррикфергеса, рыбачья шхуна, введенная в заблуждение квакерским видом неизвестного судна, доверчиво к нему приблизилась. Ее команда была взята в плен, а сама она потоплена. От рыбаков Поль узнал, что большой корабль, стоящий на рейде, — это двадцатипушечный корвет «Дрейк». После чего он приказал повернуть, твердо решив снова побывать здесь в эту же ночь и атаковать корвет.
— Да неужто, капитан Поль, — спросил Израиль, когда на закате они вновь повернули к ирландскому берегу, — да неужто, сэр, вы прямо так и полезете к ним в пасть? Почему бы не подождать, пока он выйдет в море?
— А потому, желтогривый мой лев, что я намерен сыграть свадьбу с этой красоткой сегодня же ночью. Родня невесты против этого брака, и значит, ее следует похитить безотлагательно. А ведь она весьма стройна, если поглядеть на нее в трубу, не так ли? О, как я прижму ее к своему сердцу!
Поль вошел на рейд в открытую, как друг, и, убрав часть парусов, неторопливо приблизился к «Дрейку»: якорь готов был упасть на дно, а абордажные крючья — впиться в борт корвета. Однако ветер был слишком силен и якорь бросили с опозданием. «Скиталец» остановился на расстоянии трех бросков сухаря от ничего не подозревающего противника, который, как ему казалось, видел перед собой всего лишь мирного купца из Канады с грузом безобидных бревен.
— Свадьбу придется немного отложить, — прошептал Поль, убедившись, что его план не удался.
Он с дерзкой невозмутимостью осматривал палубы врага и хладнокровно ответил самым дружеским тоном на оклик вахтенного офицера, а затем приказал выбрать якорную цепь, словно его якорь не забрал, и пошел назад в море, рассчитывая тут же вернуться и все-таки осуществить задуманный ранее маневр, заняв выигрышную позицию, — он намеревался внезапно поставить «Скитальца» бортом против носа «Дрейка» так, чтобы все палубы корвета оказались открытыми для его огня. Но ему вновь помешал ветер. На этот раз налетел снежный шквал, и Поль был вынужден отказаться от своего плана.
Вот так, храня притворно мирный вид и не внушая подозрений, Поль, словно незримый дух, подошел в вечернем сумраке к берегу и даже на мгновение встал на якорь возле английского военного корабля — бросил якорь, ответил на оклик, оглядел противника, взвесил положение, принял решение и удалился, не вызвав ни у кого ни малейшей тревоги. А ведь он собирался разнести «Дрейка» в щепы, пустив в ход цепные ядра. Вот так смертоносный враг — если только он хитер — может втихомолку проникать в человеческие гавани и сердца. И если он в конце концов так же незаметно исчезнет, не причинив вреда, то останавливает его не пробудившаяся совесть, а лишь осторожность. Наутро ни единый обитатель Каррикфергеса даже не подозревал, что ночью близ него прошел дьявол в шотландском колпаке.
Трудно найти другое такое сочетание цареубийственной дерзости и старческой осторожности, каким отмечены многие хищные предприятия Поля. Именно это соединение, казалось бы, несоединимых качеств позволило ему занять место в ряду великих воинов.
К рассвету буря улеглась. Солнце застало «Скитальца» на середине Северного пролива, там, где он переходит в Ирландское море. И величественные горы Англии, Шотландии и Ирландии, вздымающиеся над травянисто-зеленой водой, были видны отсюда все вместе и так же ясно, как в Нью-Йорке из треугольного Парка видны ратуша, собор Святого Павла и особняк Асторов. Три королевства, насколько хватал глаз, были покрыты снегом.
— Видишь, Желтогривый, — заметил Поль с усмешкой, — они выкинули белый флаг, трусливые негодяи! И пока белый флаг укрывает эти холмы, мы посетим Уайтхейвен, любезный друг. Я обещал побывать там прежде, чем совсем покину эти края. Израиль, дружок, я собираюсь сам сойти на берег и приложить свою собственную руку к тому, что произойдет. Тебе когда-нибудь приходилось иметь дело с клиньями?
— Я не раз загонял клинья в бревна, — ответил Израиль. — Но это было до того, как я стал моряком.
— Ну что ж! Коли ты умел загонять клинья в бревна, то сумеешь загонять их и в пушки. Тебя-то мне и нужно! Убери свою трубу, сходи к плотнику, возьми у него сотню клиньев, сложи их в ведро вместе с молотком и принеси все это мне.
К вечеру показался маяк на большом мысу Сент-Бис, неподалеку от Уайтхейвена. Однако ветер настолько спал, что Полю не удалось добраться до места в намеченный час. Он рассчитывал высадиться и совершить все, что было задумано, еще до рассвета. И все же, несмотря на столь значительное опоздание, он не отказался от своего плана, так как второго такого случая ему представиться уже не могло.
Приближалась полночь; «Скиталец», ловя парусами слабый бриз, неторопливо подходил к Уайтхейвену, и Поль велел Израилю подать ему ведро для последнего осмотра. Некоторые клинья показались ему великоваты, и он распорядился немного обточить их напильником. Затем он осмотрел фонари и горючие материалы. Подобно Петру Великому, он вникал в мельчайшие подробности, не утрачивая способности руководить всем предприятием. Но и самый придирчивый осмотр не может предохранить против небрежности подчиненных. Самые проницательные глаза не способны видеть то, что происходит за спиной. Как мы убедимся, во время приготовлений к высадке в Уайтхейвене осталось незамеченным весьма существенное упущение.
В ту эпоху в городе под защитой фортов обитало шесть-семь тысяч человек.
В полночь Поль Джонс, Израиль Поттер и двадцать девять матросов на двух шлюпках переправились на берег, чтобы напасть на шесть-семь тысяч обитателей Уайтхейвена. Грести им пришлось долго. Весь путь был проделан в гробовой тишине. Не было слышно ни единого звука, и лишь весла скрипели в уключинах. В непроглядной тьме виднелись только два маяка у входа в гавань. Сквозь безмолвие и мрак две тяжело нагруженные шлюпки проскользнули в порт, точно два таинственных кита из Ледовитого океана. Когда шлюпки подошли к молу, матросы уже различали лица друг друга. Занимался день. Еще немного, и в порту засуетятся такелажники и другие корабельные мастера. Но пусть их!
Тогда, как, впрочем, и теперь, Уайтхейвен торговал углем. Город опоясан шахтами; город стоит на шахтах; корабли бросают якоря над шахтами. Источенная шахтами земля там подобна сотам; подземные галереи тянутся под морским дном на две мили. Когда рухнули наиболее древние выработки, многочисленные дома были поглощены землей, словно во время землетрясения, и поднялась паника, точно как в 1755 году в Лиссабоне. Вот какой зыбкой и коварной была земля под городом, на который намеревался напасть разбойник, вышедший из его чрева, как и уголь.
Порой, когда дует ветер, попутный для кораблей, идущих в Лондонский порт, на Темзе можно встретить процессию судов одинаковой величины и оснастки, растянувшуюся на многие мили и напоминающую вереницу лошадей, которых, привязав попарно к одной веревке, ведут на рынок. Это угольщики, везущие уголь в Лондон.
Около трехсот таких угольщиков тесно сгрудилось в гавани Уайтхейвена. Был отлив. Суда, совершенно беспомощные, стояли на сухом дне. Их цвет напоминал сажу. Их темные реи были повернуты вертикально, чтобы они ненароком не зацепились друг за друга. Триста черных корпусов лежали в иле, словно стадо бегемотов, нежащихся в нильской грязи. Их лишенные парусов наклоненные мачты и опущенные реи казались лесом гарпунов, всаженных в спины этих бегемотов. С одного фланга флотилию заслонял форт с батареей на высокой насыпи над пляжем. Внизу на полосе песка в беспорядке валялись проржавевшие стволы маленьких пушек, будто сбившиеся в кучу щенята. Над ними торчали дула пушек, поставленных на лафеты.
Шлюпка Поля причалила к подножью этого форта. Другую шлюпку он отослал к северному берегу гавани, приказав поджечь находящиеся там суда. Затем, оставив двух человек охранять шлюпку, сам отправился брать форт.
— Держи ведро покрепче и подставь мне свое плечо, — приказал он Израилю.
Воспользовавшись спиной Израиля, как приставной лестницей, Поль во мгновение ока взобрался на стену. Ведро и матросы последовали за ним. Он бесшумно подкрался к кордегардии, моряки ворвались внутрь и связали спящих часовых. Затем Поль разделил свой отряд, оставил четырех человек забивать клинья в пушки, а сам скомандовал:
— Бери ведро, Израиль, и следуй за мной ко второму форту.
Идти им предстояло четверть мили. По дороге Израиль спросил:
— Капитан Поль, а мы вдвоем справимся с тамошними часовыми?
— В этом форте нет часовых.
— Значит, вам известны все здешние порядки, капитан?
— Да, об этом я осведомлен как будто неплохо. Поторопись! Да, милый мой, я недурно знаю Уайтхейвен. И надеюсь, что после сегодняшнего утра Уайтхейвен получит некоторое представление и обо мне. Идем же быстрее. Вот мы и на месте.
Взобравшись на стену, они невольно задержались и посмотрели вокруг. В бледном свете зари смутно виднелись скученные дома и тесные ряды кораблей.
— Дай-ка мне клин и молоток, любезный. Вот так… а теперь иди за мной и подавай мне по клинышку для каждой пушки. Я позатыкаю глотки этим громовержцам. Умолкни! — И он забил клин в запальное отверстие первой пушки. — Онемей! — И он заклепал вторую пушку. — Прикуси язык! — И он заклепал третью. И так далее, и так далее, и так далее, а Израиль сопровождал его с ведром, словно лакей или великодушный филантроп с корзиной подаяний.
— Ну, вот и все. Посмотри, виден ли огонь на юге? Я что-то ничего не вижу.
— И я не вижу. Ни искры, капитан. А вот на востоке так разгораются искры дня.
— Чтоб этих собак пожрало пламя! Чего они мешкают? Быстрей, вернемся в тот форт. Быть может, что-нибудь случилось и они уже там.
И действительно, вернувшись в первый форт, Поль и Израиль увидели вторую шлюпку. Команда ее была в полной растерянности: их фонарь погас как раз тогда, когда они в нем больше всего нуждались. По роковой случайности ворвань в фонаре на шлюпке Поля также вся выгорела. И никто не захватил с собой огнива! А фосфорные спички еще не были тогда изобретены.
Быстро светало.
— Капитан Поль, — сказал командир второй шлюпки. — Оставаться здесь дольше — безумие. Поглядите! — И он указал на город, уже отчетливо видимый в серых лучах рассвета.
— Предатель! Или, быть может, трус! — рявкнул Поль. — Каким образом погасли фонари? Израиль, мой лев, докажи, какая кровь струится в твоих жилах! Достань мне огня. Хотя бы одну искру!
— Есть тут у кого-нибудь с собой трубка и табак? — спросил Израиль.
Какой-то матрос поспешно протянул ему обгрызенную трубку с табаком.
— Сойдет, — сказал Израиль и побежал к городу.
— Зачем этому полоумному трубка? — спросил один.
— И куда это он отправился? — поддержал второй.
— Не ваше дело, — ответил их капитан.
Поль теперь расположил свой отряд так, чтобы в случае необходимости можно было мгновенно отступить к шлюпкам. Тем временем храбрец Израиль, давно закалившийся в самых разных передрягах, как ни в чем не бывало отправился добывать у кого-нибудь из жителей Уайтхейвена искорку, чтобы пламя могло пожрать все жилища Уайтхейвена.
На окраине города, в некотором от него отдалении, он увидел домик — лачугу какого-то бедняка. Постучав в дверь, Израиль с трубкой во рту попросил огня, чтобы прикурить.
— Какого черта! — рявкнул сердитый голос за дверью. — Будить человека ни свет ни заря, чтобы разжечь трубку! Проваливай!
— Что-то ты сегодня заспался, дружок! — сказал Израиль. — На дворе уже давно день. Ну-ка, дай мне побыстрее огонька! Ты что, не узнал старого приятеля? И не стыдно тебе? Открывай же дверь!
Минуту спустя заспанный хозяин дома отодвинул засов, Израиль ринулся в темную комнату прямо к очагу, сдул золу, раскурил трубку и был таков.
Все это заняло одно мгновение. Хозяин, ничего не понимая со сна, только моргал. Пошатываясь, он вышел на порог, но Израиль уже юркнул за кучу кирпича и скрылся из вида.
— Хорошо сделано, мой лев! — приветствовал его Поль, который тем временем приказал всем, у кого были трубки, приготовить их, чтобы понадежнее размножить огонь.
Затем обе шлюпки направились к удобному месту на молу, в который почти упирался один конец черного полумесяца, состоявшего из угольщиков.
Матросы уже открыто заявляли, что надо бросить это дело, пока не поздно. Им было страшно при мысли, что придется подниматься на борт черных угольщиков, чтобы, ощупью спустившись в трюм, поджигать их один за другим. Им казалось, будто они добровольно идут в темницу и на казнь.
— Десять человек останутся у шлюпок, остальные за мной! — приказал Поль, не обращая внимания на их ропот. — А теперь положим конец всем будущим поджогам в Америке, запалив один огромный костер из английских судов. Вперед, ребята! Те, кто с трубками, в первый ряд!
Он собирался разослать своих людей в разных направлениях, чтобы одновременно поджечь несколько угольщиков в разных местах, но в такой поздний час подобный риск уже граничил с безумием. Отряд остановился возле угольщика, крайнего с наветренной стороны, и Поль с Израилем прыгнули на его борт.
Во мгновение ока они взломали подшкиперскую и, схватив по большой охапке пакли, сухой, точно трут, кинулись в трюм. Там, пока Поль разжигал костер, Израиль поспешно собирал банки со смолой, которую потом не замедлил вылить на горящие щепки, паклю и дерево, так что мгновенно разгорелось яркое пламя.
— Может и погаснуть, — заметил Поль. — Надо бы найти бочонок смолы.
Они принялись обыскивать трюм и наконец обнаружили такой бочонок. Выбив оба днища, они водрузили его на костер, словно мученика. Затем они направились к носовому люку, а из кормового уже клубами валил дым. Только тут Поль расслышал крики матросов: город не только проснулся, но уже целые толпы спешат к молу.
Когда Поль выпрыгнул из люка к борту, он увидел взошедшее солнце и тысячи людей. Кое-кто уже подбегал к горящему судну. Соскочив наземь, Поль приказал своему отряду не двигаться с места, вышел вперед шагов на десять и навел пистолет на суетящийся Уайтхейвен.
Те, кто бросился тушить пожар, начавшийся, как им казалось, случайно, теперь застыли в идиотическом бездействии — так поразила их наглость поджигателя, которого они готовы были счесть не пиратом, а дьяволом, свалившимся с луны.
В то время как Поль стоял, охраняя разгорающийся пожар, Израиль вдруг без всякого оружия бросился навстречу толпе на берегу.
— Вернись! Сейчас же вернись! — закричал Поль.
— Сначала я напугаю этих овец, как их волки не раз пугали меня!
При виде этого простоволосого безумца в толпе началась паника. Люди шарахались от безоружного Израиля с большим страхом, чем от пистолета капитана Поля.
Пламя уже пожирало снасти и завивалось спиралью вокруг мачт. В одном конце гавани пылал угольщик, а в другом пылало солнце, уже час как поднявшееся над землей. Город был теперь охвачен не сном, но тревогой и изумлением. Пришло время отступить.
Отряд без всяких помех сошел к морю, предварительно отпустив захваченных пленных, так как в шлюпках для них не было места.
Израиль собирался уже прыгнуть в шлюпку, но тут он увидел, что на него, выпучив глаза, смотрит человек, у которого он раздобыл огня.
— Ты дал мне доброе семя! — крикнул Израиль. — Посмотри, какой хороший урожай оно принесло!
И шагнул в шлюпку.
Теперь на молу оставался только Поль.
Матросы подняли крик, торопя своего капитана. Однако Поль еще минуты две безмолвно смотрел на бушующую толпу, потом несколько раз презрительно взмахнул рукой, словно томагавком, и обвел взглядом прибрежные холмы, также усыпанные встревоженными горожанами.
Когда нападавшие отплыли уже довольно далеко, англичане хлынули в форты — и обнаружили, что от их пушек толку не больше, чем от железной руды под землей. В конце концов они все же начали стрелять, то ли перетащив на берег корабельные пушки, то ли подняв на лафеты проржавевших щенят, валявшихся у подножья первого форта.
Второпях они почти не целились, и ядра падали, не долетая до шлюпок и не причиняя им ни малейшего вреда.
Матросы Поля громко хохотали и стреляли из пистолетов в воздух.
За все время этой операции не было повреждено ни одного жилища, не было пролито ни капли крови. Человеческая жизнь щадилась сознательно, что отнюдь не умаляло отчаянной смелости предприятия. Отеческая заботливость, с которой Поль оберегал жителей города, была, несомненно, лишь одной из сторон сострадательного презрения, которое он к ним питал.
Если бы нападавшим удалось высадиться на несколько часов раньше, тут не уцелело бы ни единого дома, ни единого корабля. Но важен был урок, а не потери. И этого пожара было достаточно, чтобы — как объяснял Поль американскому посланнику в Париже — доказать, насколько легко могут американцы отплатить за бессмысленное опустошение своих берегов такими же опустошениями во вражеской стране. Впрочем, если бы возмездие поручили Полю Джонсу, то за все обиды было бы воздано далеко не полной мерой, ибо отмщение умерялось бы великодушием рыцарственного, хотя и не слишком щепетильного врага.
