Глава 9
Герцогиня и повариха
Тиффани нравилось летать. Что ей не нравилось, так это быть в воздухе на высоте больше ее роста. Ей все равно приходилось летать повыше, потому что с точки зрения ведовства это было бы глупо — лететь, задевая мысами ботинок верхушки холмов. Люди смеялись и порой тыкали пальцем.
Но сегодня, вырвавшись из квартала разрушенных домов и булькающих луж, она направила помело прямо в небо. Какое облегчение было вырваться из мира битых зеркал на ясный божий свет, несмотря на то, что она едва сумела увернуться от надписи, гласящей: «Если вы читаете эту надпись, значит что-то явно пошло не так».
Это была последняя капля. Отчаянно вцепившись ремешок, боясь свалиться, она развернула помело так резко, что за ним остался след в грязи, которая взметнулась как хвост ракеты. За спиной она услышала голос:
— Граждане пассажиры, ведайте, что мы пытаем турбулентность. Ежели вы позырите вправо и влево, то увидите запасённый ход…
Говорившего перебил другой голос:
— Ваще-то, ведаешь ли, Роб, у метлы тут повсюду запасённые ходы.
— О, айе, — ответил Роб Всякограб, — тока так принято трындеть, разумеешь? Потому как просто ждать, покеда мы вдаримся об землю, чтобы сойти, могёт кажный дурень.
Тиффани держалась, стараясь не вслушиваться и не сбить при этом Фиглов, у которых отсутствовало чувство опасности, так как они считали себя опаснее всех на свете.
Наконец ей удалось выправить помело, и она рискнула глянуть вниз. Судя по всему внизу разгоралась драка перед, как бы это заведение в будущем не называли, бывшей Головы Короля, но ни каких признаков миссис Прост не было видно. Городская ведьма была дамой широких возможностей, не так ли? Миссис Прост сможет сама о себе позаботиться.
* * *
Миссис Прост как раз заботилась о себе, быстро-быстро убегая прочь. Едва почувствовав опасность, она рванула в ближайший переулок и скрылась в смоге. Для ловкой ведьмы это было легко — город был наводнен дымом, смогом и туманом. Их называли дыханием города, с запахом изо рта, и она могла играть на нем словно на паровом рояле. Сейчас она прижалась спиной к стене и решила перевести дух.
Она чувствовала, как в обычно спокойном городе, назревает буря. Каждая женщина даже отдаленно похожая на ведьму превратилась в цель. Дорого она бы отдала, чтобы уродливая старушка вроде нее повсюду могла чувствовать себя в безопасности.
Мгновением позже в смоге появились несколько человек, один из них держал в руках здоровую дубину, второй в дубине не нуждался, потому что он сам был… огромной дубиной.
Мужчина с дубиной побежал прямо к ней. Миссис Прост топнула ногой, и булыжник мостовой под ногой нападавшего подвернулся, и он аккуратненько приземлился подбородком на камень со звуком БАМ. Дубинка откатилась в сторону.
Миссис Прост сложила руки на груди и посмотрела на дылду. Он оказался не настолько тупым, как его приятель, но его кулаки сжимались и разжимались, и она знала, что все это только вопрос времени. Пока он не набрался смелости, она снова топнула ножкой.
Здоровяк пытался понять, что может случиться в следующий миг, но не ожидал появления лорда Альфреда Раста, известного своей смелостью и тем, что проиграл все сражения, в которых он принимал участие. Его конная статуя, гремя бронзовыми подковами, показалась из тумана и лягнула его точно между ног так, что он отлетел и врезался головой в фонарь, после чего съехал на землю.
Миссис Прост только сейчас опознала в нем своего постоянного клиента, который иногда покупал у Дерека чесоточную пудру и взрывающиеся сигары. А клиентов убивать не полагается. Она приподняла стонущего неудачливого налетчика за волосы и прошептала на ухо:
— Тебя здесь не было. Меня тоже. Ничего не происходило, и ты ничего не видел. — Потом она подумала и добавила, потому что бизнес превыше всего: — И когда будешь в следующий раз проходить мимо Боффо, тебя восхитит огромный выбор шуток для всей семьи, а на этой неделе наши новые «Жемчужины Тротуаров» для настоящих знатоков, которые привыкли смеяться серьезно. С нетерпением ждем наших клиентов. Постскриптум: наши новые взрывающиеся сигары-молнии заставят вас хохотать несколько минут, и пожалуйста, попробуйте наш новый смешной резиновый шоколад. И оцените широкий выбор наших аксессуаров для джентльменов: воск для усов, колпачки для усов, убийственно острые бритвы, большой выбор первоклассных табакерок, эбонитовые щипчики для выдергивания волос из носа, и конечно же наши популярные грандулярные штаны, поставляемые в простой упаковке по одной паре в руки.
Вполне удовлетворенная миссис Прост отпустила голову налетчика и вынуждена была признать, что клиенты, находящиеся в беспамятстве обычно ничего не покупают, поэтому она обратила свое внимание на бывшего обладателя дубинки, который как раз в это время, застонав, подал признаки жизни. Что ж, да, это была полностью вина безглазого, и, возможно, его можно было бы простить, но миссис Прост не славилась всепрощением. «Зло идет туда, где ему рады», — сказала она себе. Она щелкнула пальцами, потом взобралась на бронзовую лошадь, усевшись на холодные, но удобные металлические колени покойного лорда Раста. Гремя и постанывая, бронзовый конь вошел в облако смога, который преследовал миссис Прост всю дорогу до ее магазинчика.
А в переулке начался снегопад, который падал с неба на бесчувственные тела. Хотя на самом деле спустя какое-то время вы могли бы понять, что снег — это на самом деле то, что некогда находилось в желудках у голубей, которые по команде миссис Прост сейчас слетались сюда со всей округи. Она слышала это и мрачно улыбалась.
— Тут, по соседству, мы не просто все видим! — с удовлетворением произнесла она.
* * *
Когда смрад и копоть города остались позади, Тиффани почувствовала себя лучше. Как они могут жить в подобной вони? Это же хуже чем фигловский спог.
Теперь под ней оказались поля, и хотя сюда доносился дым от тлеющих полей, он казался ароматным по сравнению с тем, что творилось в городской черте.
А еще там жила Эскарина Смит… ну, время от времени! Эскарина Смит! Она оказалась настоящей! Мысли Тиффани неслись вскачь почти со скоростью метлы. Эскарина Смит! Каждая ведьма что-нибудь про нее да слышала, но не было двух, кто сошелся бы во мнениях.
Мисс Тик как-то говорила, что Эскарина была девчонкой, которой посох волшебника достался по ошибке!
Она была первой ведьмой, которую обучила Матушка Ветровоск! Которая лично отвела Эскарину в Незримый Университет и отдала там часть себя — то есть мудрость Матушки Ветровоск.
Довольно большой кусочек, если прислушиваться к различным историям, включающим разные волшебные битвы.
Мисс Левел убеждала Тиффани, что Эскарина вообще сказка.
Мисс Тенета просто сменила тему.
Нянюшка Ягг, заговорщицки постучав себя по носу, прошептала: «Меньше знаешь, крепче спишь».
Анаграмма горячо убеждала всех молодых ведьмочек, что Эскарина существовала, но умерла.
Но была одна история, которая была не далека от истины и не обвивала ее лживо, словно жимолость. В ней говорилось о том, что юная Эскарина встретила в Университете юношу по имени Саймон, который казалось был проклят богами, потому что был поражен всеми болезнями, известными человечеству. Но благодаря тому, что у богов есть чувство юмора, хотя и довольно странное, они наделили его даром понимания… э… всего на свете. И хотя он едва ли был способен передвигаться без посторонней помощи, он был настолько велик, что мог мысленно объять всю вселенную.
Волшебники с длинными до пола бородами словно послушное стадо приходили послушать его рассуждения о космосе, времени и магии словно они были частью единого целого. А юная Эскарина кормила его, мыла и ухаживала за ним, а так же училась… э… да, всему.
И, если верить слухам, она узнала такие секреты, по сравнению с которыми волшебство было чем-то вроде ярмарочных фокусов. И сказка оказалась правдой! Тиффани болтала со сказочной личностью, пила с нею чай с пирожными, и эта сказка оказалась настоящей женщиной, правда способной перемещаться во времени, и она даже получила от нее наставления! Ух, ты!
Да, с Эскариной было еще нечто странное: чувство будто она не совсем вся здесь, словно она одновременно была еще в каком-то другом месте. В этот миг Тиффани увидела на горизонте Мел — темный и загадочный, словно выброшенный на берег кит. До него еще было далеко, но ее сердце радостно ёкнуло. Это была ее родина. Тиффани знала каждый ее сантиметр, и частичка родины навсегда осталась с ней. Там она может отбиться от любой беды. Как какой-то Лукавец, какое-то старое привидение, сможет побить Тиффани на ее собственной земле? У нее там семья, и больше, чем она могла сосчитать, и друзья, больше, чем… ну, не так уж много после того, как она стала ведьмой, но таков уж мир.
Тиффани почувствовала как кто-то карабкается по ее платью. Это вовсе не проблема, как могло бы показаться. Ведьма, конечно, же не мечтает летать голышом, потому что, если вы действительно хотите летать на помеле, вы точно инвестируете средства в теплые подштанники, и если удастся — с дополнительной подкладкой. Конечно задница становится больше, но зато тепло, а на высоте в сотню футов над землей не до моды, знаете ли. Комфорт дороже. Она взглянула вниз. Там оказался Фигл в шлеме стражника, который был похож на сплющенный вариант крышки солонки, в маленьком нагруднике и, что удивительно, в штанах и сапогах. Никто еще ни разу не видел обутого Фигла.
— Ты Двинутый Крошка Артур, не так ли? Я видела тебя в «Голове Короля». Ты — полицейский!
— О, айе. — Двинутый Крошка Артур широко улыбнулся чисто фигловской улыбкой. — В Страже классная житуха, и зряплата отличная. Пеннюхи хватает на цельную неделю жрачки!
— Значит решил отправиться с нами, чтобы немного приструнить ребят и приучить к порядку? Собираешься остаться?
— О, нетушки. Я в такие штуки не верю. В городе мне нравится. Мне ндравится кофий, и не тот, что варят из горелого овса. И я навещаю театры всякие, оперы и балеты. — Помело слегка повело в сторону. Тиффани слышала про балет, и даже видела картинку в книжке, но в ней не было ни одного слова, которое подходило бы чему-нибудь, что любят Фиглы.
— Балет? — выдавила она.
— О, айе. То великое дело! На той неделе я глядел «Лябедюху на горючем оловяненном озере». То ремейк традиционной постановки какого-то нашего нового скороспелого художника, а апосля того в дворце оперы давали Die Flabbergast, и ведаешь, в королевском музее скуств цельную неделю выпоставляли хварфор и халявную рюмку шерри. О, айе! То оченно окультуренный городишко.
— А ты точно уверен, что ты Фигл? — озадаченно спросила Тиффани.
— Так они мне втолковали, мисс. Однако ж, нет такого закону, чтоб я не мог интересоваться культуркой, так? Я сказанул парням, что кады я вернуся в город, я захвачу их с собой на балет.
Какое-то время помело летело само по себе. Тиффани уставилась в никуда, или точнее на мысленную картинку, представив Фиглов… в театре. Сама она ни разу в нем не была, но и его картинки она видела, и мысль о Фиглах среди балерин была просто невероятной, так что лучше было напрочь ее отбросить и забыть. Она вовремя вспомнила, что ей еще нужно сажать помело и аккуратно зашла на посадку неподалеку от кургана.
К ее острому удивлению рядом с норой была выставлена охрана. Солдаты.
Она уставилась на них, не веря своим глазам. Гвардейцы Барона никогда не появлялись в долине.
Никогда! Это было неслыханно! И… она почувствовала как вскипает внутри нее гнев — один из них держал в руках лопату!
Она спрыгнула с помела так быстро, что оно еще некоторое время летело само по себе, роняя по дороге Фиглов, пока не врезалось в препятствие, сбросив последних цеплявшихся за него лилипутов.
— Эй ты, Брайан Робертс! У тебя в руках лопата! — крикнула она сержанту. — Если ты только посмеешь копнуть землю, расплата наступит немедленно! Как ты смеешь! Почему вы тут? И никто не станет никого рубить на куски — это понятно?
Последняя фраза в приказном тоне была обращена к Фиглам, окружившим людей небольшим, но очень острым кольцом мечей. Обычный фигловский клеймор был такой острый, что человек даже не поймет, что у него уже нет ног, пока не попытается шагнуть с места. Солдаты вдруг поняли, что с одной стороны им вроде бы полагается быть сильными и большими, а с другой осознали, что «сильный» и «большой» в данном случае явно недостаточно. Они были наслышаны о сказках… потому что каждый на Мелу знал сказки про Тиффани Болит и ее маленьких… помощниках. Но одно дело сказки, а другое — жизнь. Не так ли? И вот сегодня одна из сказок воплотилась в жизнь. И вот эта реальная сказка теперь угрожает забраться в ваши штаны.
Тиффани огляделась в оглушительной тишине, пытаясь перевести дыхание. Теперь все взоры были обращены к ней, и это было лучше, чем драка. Не так ли?
— Что ж, отлично, — сказала она словно учительница, только что унявшая обезумевший класс.
Она хмыкнула, что должно было означать: «заметьте, я удовлетворена не надолго». Она вновь хмыкнула. — Так-так. Кто-нибудь желает объяснить мне, что здесь происходит?
В ответ Сержант поднял руку.
— Можно пару слов наедине, мисс? — Тиффани была поражена, что он смог выдавить даже пару слов, учитывая то, что его мозг отказывался верить его собственным глазам.
— Что ж, пойдем, — она быстро развернулась на месте, заставив обе противоборствующие стороны вздрогнуть. — И пока меня нет, никто, я повторяю: «никто», не копает в чужом доме, и никто не отрубает ничьих ног. Ясно? Я спросила: ясно? — послышался сбивчивый хор голосов и «о, айе», но одного голоса в этом хоре слышно не было — со стороны лица, в которое она сейчас вглядывалась.
Роба Всякограба трясло от гнева и жажды действия.
— Ты слышал меня, Роб Всякограб?
Он взглянул на нее сверкающими глазами:
— Я не дам тебе никаких обещалок, мисс-карга. Где моя Дженнюшка? Где все остатние? У этих редисок мечи! Что они тута с ними делают? Пусть ответствуют!
— Послушай, Роб, — начала Тиффани, но осеклась. Лицо Роба Всякограба залилось слезами, и он отчаянно дернул себя за бороду, словно боролся с ужасами собственного воображения. Тиффани вдруг поняла, что они оказались на волосок от начала войны.
— Роб Всякограб! Я карга холмов и я накладываю на тебя обет, не убивать никого из этих людей, пока я тебе не скажу! Ясно?
Раздался грохот — один из стражников упал, шагнув назад и оступившись. Девушка заговорила с кошмарными монстрами! Их всех убьют! Они не привыкли таким вещам. Самое страшное, что с ними случалось в привычной жизни — это атака свиней на казенный огород.
Большой клана замешкался, лихорадочно прокручивая в мозгу приказ Тиффани. Верно, приказ был не убивать прямо сейчас, однако, в нем содержался намек на скорый подобный исход, поэтому он мог выкинуть из головы картины одна ужаснее другой. Это было все равно, что держать на ниточке из паутинки голодного пса, но позволило ей выиграть время.
— Глянь-ка, курган никто не тронул, — сказала Тиффани, — так что ничего из ими задуманного еще не было сделано. — Она повернулась обратно к побледневшему сержанту, и сказала: — Брайан, если хочешь сохранить жизнь своим людям, а так же их руки и ноги, немедленно прикажи им, но очень осторожно, сложить оружие. Ваши жизни висят на честном слове одного единственного Фигла, а он от ужаса почти довел себя до исступления. Выполняй!
К облегчению Тиффани сержант отдал приказ, и стражники с радостью выполнили именно то, что им благоразумно подсказывал каждый атом их тела — дрожащими руками они побросали оружие на землю. Один даже поднял руки, что на любом языке означает — сдаюсь. Тиффани оттащила сержанта в сторонку от вскипевших Фиглов и прошептала: — Что это вы, проклятые идиоты, тут делаете?
— Исполняем приказ Барона, Тифф.
— Барона? Но Барон же…
— Живого, мисс. Он вернулся три часа назад. Говорят, ехали всю ночь. И еще люди болтают, — он опустил глаза себе под ноги. — Нас… нас послали, ну, в общем, послали нас… чтобы отыскать девицу, которую ты отдала феям. Прости, Тифф.
— Отдала? Отдала?
— Это не я начал, Тифф, — отстранившись, оправдывался сержант, — но, э, ты же слышала сказки. Я имею в виду, нет же дыма без огня, верно?
«Сказки, — подумала про себя Тиффани. — О, да! Давным — давно жила — была на свете злая ведьма…»
— Значит, ты думаешь, что эти сказки про меня, так? Я уже горю или еще только дымлюсь?
Сержант неуверенно заерзал и сел на землю.
— Слушай, я простой сержант, ясно? Молодой Барон отдал мне приказ, так? А его слово здесь закон, верно?
— Может он и закон внизу в долине. А тут, наверху, закон — я. Оглянись вокруг. Да, да! Что ты видишь?
Парень посмотрел туда, куда она показала и его лицо еще больше побледнело. Старые железные колеса и печка еще были хорошо различимы, даже несмотря на то, что вокруг них как обычно паслась счастливая отара овец. Он вскочил на ноги, словно только что сел на муравейник.
— Да, — с удовлетворением произнесла Тиффани. — Могила Бабули Болит. Помнишь ее? Люди говорят она была мудрой женщиной, но они хотя бы соблюдают порядочность и сочиняют о ней сказки получше! Предлагаешь копнуть? Я удивляюсь, как еще Бобуля Болит не встала из своей могилы и не укусила вас за задницу! А теперь, забирай своих людей и катитесь с холма, чтобы я могла во всем разобраться, понял? Мы же не хотим, чтобы кто-то перенервничал.
Сержант кивнул. Другого выхода у него все равно не было.
Когда гвардейцы Барона ушли с холма, утащив своего бесчувственного коллегу, и изо всех сил пытаясь не выглядеть теми, кого прогнали, едва не вынудив бежать, Тиффани опустилась на колени рядом с Робом и тихо сказала:
— Послушай, Роб. Мне известно о тайном ходе.
— Какой-такой редиска сболтнул тебе про потайный ход?
— Я же карга холмов, Роб, — ответила Тиффани успокающим тоном. — Разве мне не положено знать о том ходе? Вы же Фиглы, а ни один Фигл не ляжет спать в доме, где нет второго выхода. Так?
Фигл немножко поостыл.
— О, айе! Тут ты ухватила саму суть.
— Тогда не мог бы ты, пожалуйста, пойти и вытащить оттуда Эмбер? Никто не собирается покушаться на курган.
Немного помедлив Роб прыгнул в нору и там исчез. Его появления пришлось ждать некоторое время, которое Тиффани, благодаря вернувшемуся сержанту, использовала для того, чтобы вместе с ним собрать брошенное оружие. И после того, как Роб все проверил, то вернулся в сопровождении кучи Фиглов и кельды. А так же с неохотно довольно следовавшей за нею Эмбер, которая недовольно поморщилась от яркого света и пробормотала: — Вот, кривенс!
Тиффани знала, что ее улыбка насквозь фальшива, но сказала:
— Я хочу отвести тебя домой, Эмбер.
«Что ж, по крайней мере, у меня хватило ума не прибавить что-нибудь вроде «Правда, здорово?» — добавила она про себя.
Эмбер посмотрела на нее и ответила:
— Ты не затащишь меня в эту дырищу, и могешь засунуть это макаке в джемпер!
«И я не могу тебя за это винить, — подумала Тиффани, — но прямо сейчас мне нужно вести себя как взрослая и сказать тебе несколько глупых взрослых слов…»
— Но ведь у тебя, Эмбер, есть мать и отец. Уверена, они по тебе очень соскучились.
Увидев, как скривилась девушка, она вздохнула.
— О, айе! Даже старая редиска до смерти соскучился — давненько не было кого стукнуть, э?
— Может пойдем вместе? А я помогу ему измениться? — презирая себя, предложила Тиффани, но призрак распухших пальцев от ужасного букетика крапивы никак не выходил из головы.
На сей раз Эмбер рассмеялась.
— Простите, мисс, но Дженни говорила, что вы умнее.
Что по этому поводу сказала матушка Ветровоск? «Зло появляется тогда, когда начинаешь обращаться с людьми будто с вещами». И это может случиться прямо сейчас, если ты решишь, что есть вещи под названием «отец» и «мать», вещь — «дочь», «дом», и скажешь себе, что если сложить их вместе, то получится вещь под названием «счастливая семья».
Вслух она ответила:
— Эмбер, я хочу чтобы ты отправилась со мной к Барону, чтобы он увидел, что с тобой все в порядке. А после, делай что хочешь. Обещаю.
Тиффани почувствовала постукивание по ботинку. Взглянув вниз она увидела встревоженную кельду.
— Можно тя на малюсенькую пару слов? — спросила Дженни. Эмбер села на корточки рядом с ней, чтобы взять кельду за руку.
Дженни вновь заговорила, хотя Тиффани не поняла — была ли это речь или песня. Но как можно спеть так, чтобы одна нота повисла в воздухе, в другая в это время обвивалась вокруг нее? Как можно спеть так, чтобы звуки ожили и подпевали в ответ?
Вдруг песня завершилась, оставив после себя только пустое место и чувство утраты.
— Это песнь кельды, — сказала Дженни. — Эмбер слышала, как я пою ее малышкам. Она часть утешения, и она поняла ее, Тиффани! Я не помогала ей ничем, но она поняла! Я ведаю, что Жаб открыл тебе это. Но ведаешь ли, что я скажу? Суть ей ведома, и она познает ее. Из всех человеков очень похожа она на кельду. И она богачество, которое не треба базарить попусту!
Слова прозвучали с нехарактерной для кельды силой. Обычно та разговаривала вкрадчиво и тихо. И Тиффани признала и то, что информация полезна, и прозвучавшую в словах кельды угрозу.
Даже прогулка вниз в долину и в деревню потребовала обсуждения. Держа за руку Эмбер, Тиффани прошла мимо ждущих стражников и пошла дальше к большому смущению сержанта. В конце концов, если вас отправили кого-то привести, то будет выглядеть глупо, если они, так уж получилось, приводят себя сами по себе. Хотя, с другой стороны, если Тиффани с Эмбер пойдут позади стражников, то это будет выглядеть еще глупее, словно стражники идут под конвоем. В конце концов, это же страна овцеводов, и каждому известно, что впереди должна идти овца, а пастух сзади.
Наконец они пришли к довольно неудобному компромиссу — им пришлось идти, постоянно меняясь местами, так что со стороны это было похоже скорее на кадриль, чем на шествие. Тиффани пришлось потратить много времени, чтобы заставить Эмбер перестать хихикать.
Это была веселая часть. И было бы здорово, если б она продолжалась подольше.
— Слушай, мне всего лишь приказали доставить девушку, — отчаянно пытался объяснить сержант по пути к воротам замка. — Тебе же приходить не обязательно. — Это было сказано с таким подтекстом: «Пожалуйста, ну, пожалуйста, не вмешивайся и не подставляй меня перед новым боссом». Но это не сработало.
Замок, что называется, бурлил. Что подразумевает все носились как угорелые туда-сюда, но никогда строго по-прямой. Все готовились к похоронам, и к последующей свадьбе. Такие два несовместимых близких по времени события кого угодно заставят попотеть, не говоря уже про проверку на прочность запасов столь крохотного замка. Тем более, что гости, приехавшие из далека на одно событие, непременно захотят дождаться второго, что сэкономит для них время, но добавит всем хлопот. Но Тиффани была рада отсутствию здесь мисс Безызьянц, которая одновременно была противной и слишком опрятной, потому что не позволяла себе пачкать руки.
И как обычно будут проблемы с рассадкой гостей. Большинство из них будут аристократы, поэтому жизненно важно рассадить их так, чтобы никто не оказался поблизости с кем-то чей предок в далеком прошлом убил предка соседа. Учитывая, что прошлое — довольно большое место, а так же то, что предки всех в округе пытались друг друга поубивать из-за земель, денег или чего-то еще, то нужно очень хорошо разбираться в тригонометрии, чтобы до того, как гости доедят свой суп, не случилось новое смертоубийство.
Никто из слуг не удостоил внимания Тиффани, Эмбер или стражников, хотя Тиффани показалось, что кто-то сделал один из этих почти незаметных знаков, которые делают люди пытаясь защитить себя от дурного глаза. Здесь! В этом самом месте! И почему-то у нее сложилось ощущение, что люди не удостаивают их вниманием каким-то вполне определенным образом, словно смотреть в сторону Тиффани было опасно для жизни. Когда девушки прошли в кабинет Барона, он старательно их не заметил. Он был поглощен изучением кучи бумаг, которыми был завален весь стол, и держал в руке кучу разноцветных карандашей.
Сержант деликатно покашлял, но если б он даже закашлялся до смерти, это не вывело бы Барона из сосредоточенности. Поэтому Тиффани довольно громко проорала:
— Роланд!
Он оглянулся, и его лицо покраснело от одновременно смущения и гнева.
— Я предпочитаю слышать «милорд», мисс Болит, — резко ответил он.
— А я предпочитаю слышать «Тиффани», — спокойно парировала она, зная, что это спокойствие еще больше его разозлит.
Он с треском положил карандаши на стол.
— Прошлое осталось в прошлом, мисс Болит. Мы разные люди. И хорошо бы об этом помнить, вы так не считаете?
— Прошлое было всего лишь вчера, — ответила Тиффани, — и хорошо бы чтобы ты так же помнил, что тогда я звала тебя Роланд, а ты меня Тиффани, ты так не считаешь? — Она протянула руку к шее и вытащила его подарок — ожерелье в виде серебряной лошади. Казалось, это случилось столетие назад, но ожерелье было важным фактом. Ради него, она даже поругалась с Матушкой Ветровоск! А теперь она использовала его в качестве улики. — Прошлое нужно помнить. Если ты не помнишь, откуда твои корни, ты не узнаешь где ты, а раз ты не знаешь где ты, значит, и не узнаешь, к чему идешь.
Сержант посмотрел на одного, потом на другого, и, прислушавшись к инстинкту самосохранения, вырабатывающемуся у каждого солдата, когда тот становится сержантом, он решил испариться до того, как по комнате начнут летать вещи.
— Мне нужно отлучиться, чтобы… э… присмотреть за тем, за чем нужно присмотреть. Не возражаете? — спросил он, открыв и тут же быстро закрыв за собой дверь так, что та успела прищемить последний слог его фразы.
Роланд мгновение молча стоял, потом отвернулся.
— Я знаю, где я, мисс Болит. Я стою, надев ботинки моего отца, а он мертв. Я вел дела поместья последние годы, но все это я делал от его имени. Так почему он умер, мисс Болит? Он же вовсе не был стар. Я думал, вы умеете творить чудеса!
Тиффани посмотрела на Эмбер, которая с интересом слушала разговор.
— Может лучше будет обсудить это позже? — спросила она. — Ты хотел, чтобы твои люди привели нас с девушкой, и вот она тут, в здравом уме и невредима. И вовсе я, как ты сказал, не отдавала её феям. Она была гостьей у Нак Мак Фиглов, которые помогали и тебе, причем не раз. И она явилась сюда по доброй воле. — Тиффани внимательно всмотрелась в его лицо и добавила: — Ты их не помнишь, так?
Она видела, что это так, но его разум сопротивлялся тому факту, что он действительно не мог чего-то вспомнить, а должен. Он был пленником Королевы Фей. Забывчивость может быть благословением, но интересно, каких ужасов навоображал его разум, когда Петти рассказал ему, что она забрала его дочку к Фиглам. К феям. Как представить, что он почувствовал?
Она немного смягчила тон:
— Ты помнишь о феях что-то смутное, так? Ничего плохого, надеюсь, но ничего ясного, словно прочел что-то в книге, когда был маленьким, или слышал чей-то рассказ. Я права?
Он взглянул на нее, но невысказанное слово, которое застыло на его губах, подсказало, что она была права.
— Они называют это прощальным даром, — сказала она. — Он является частью утешения. Его дают в том случае, когда лучше забыть что-то, что было или слишком ужасным, чтобы помнить, или слишком поразительным. Я говорю это вам, милорд, потому что Роланд по-прежнему где-то там. Завтра вы забудете даже эти мои слова. Я не знаю, как это работает, но срабатывает почти всегда.
— Ты забрала ребенка у родителей! Они явились ко мне, едва я вернулся утром! Все явились! Это ты убила моего отца? Ты украла его деньги? Ты пыталась задушить старого Петти? Ты отстегала его крапивой? Ты наводнила его дом демонами? Я не верю, что задаю тебе эти вопросы, но миссис Петти считает, что это правда! Лично я не знаю, что и думать, особенно с тех пор, как какая-то фея задурила мне голову! Понимаешь?
Пока Тиффани пыталась придумать какой-нибудь внятный ответ, он плюхнулся в древнее кресло за столом и вздохнул.
— Мне сказали, что тебя застали возле моего отца с кочергой в руке, и что ты требовала от него деньги, — мрачно сказал он.
— Это неправда!
— А разве ты рассказала мне, если б это было правдой?
— Нет! Потому что такого бы никогда не случилось! Я не делаю ничего подобного! Хотя, возможно я и стояла рядом…
— Ага!
— Не смей на меня «агакать», Роланд! Не смей! Послушай, я знаю, люди болтают о всяком, но это не правда.
— Но ты только что подтвердила, что стояла рядом, так?
— Просто он захотел, чтобы я показала ему, как я чищу руки! — Она пожалела об этом как только произнесла. Это было правдой, но разве это имеет значение? Она прозвучала фальшиво. — Послушай, я понимаю, как это…
— И ты не крала кошель с деньгами?
— Нет!
— И тебе о нем ничего не известно?
— Да, твой отец просил меня взять один из железного сундука. Он хотел, чтобы…
Роланд её прервал:
— И где же деньги? — Его голос прозвучал отстраненно и без эмоций.
— Понятия не имею, — ответила Тиффани. Едва его рот открылся, как она закричала: — Нет! Сперва выслушай, ясно? Сиди и слушай! Я ухаживала за твоим отцом почти два года. Мне нравился старик, и я никогда не сделала бы ничего плохого ему или тебе. Он умер, когда пришло его время. И раз пришло время, с этим уже никто не смог бы ничего поделать.
— Тогда зачем нужна магия?
Тиффани покачала головой.
— Магия, волшебство, как ты это называешь, помогала убрать боль, и не смей думать, что все это выходит само собой! Я видела, как умирают люди, и клянусь, что твой отец умер спокойно, и с воспоминаниями о счастливых днях.
По лицу Роланда покатились слезы, и она отчетливо увидела его злость, тупую злость, словно от слез он стал менее человечным и менее бароном.
Она услышала, как он пробормотал:
— Ты можешь убрать эту боль?
— Прости, — быстро ответила она. — Меня все об этом просят. А я не могу, даже если б знала как. Эта боль, принадлежит тебе. Её могут унять только время и слёзы, именно в этом их предназначение.
Она поднялась и взяла Эмбер за руку. Девушка внимательно следила за Бароном.
— Я собираюсь забрать Эмбер к себе, — объявила Тиффани, — а тебе следует хорошенько выспаться.
Он не ответил. Он просто сидел, уставившись в бумаги, словно пытаясь их загипнотизировать.
«Эта негодная сиделка, — подумала она. — Мне следовало бы догадаться, что от нее будут одни неприятности. Зло идет туда, где ему рады, а в случае мисс Безызъянц его встречали бы громкие аплодисменты и духовой оркестр. Да, сиделка с удовольствием приняла бы Лукавца. Она была именно таким человеком, который придал бы ему силу — ненависти, кичливости, ревности. Но я знаю, я не сделала ничего плохого. Или наоборот? Я же могу видеть только со своей стороны, и полагаю, что с этой стороны никто не делает ничего дурного. О, чтоб все сгорело! Все бегут со своими проблемами к ведьме! Но я не могу винить во всем, о чем болтают люди одного Лукавца. Все, чего мне хочется, чтобы был кто-то, кроме Дженни, с кем можно было бы поговорить, и кто не обращал бы внимания на остроконечную шляпу. Так что мне теперь делать? Да, что вам теперь делать, мисс Болит? Что вы себе посоветуете, мисс Болит, раз вы так преуспели в советах другим? Так, я посоветую вам пойти и немного поспать. Прошлой ночью нормально поспать не удалось, поскольку миссис Прост просто чемпион по храпу, а с тех пор случилось множество неприятных событий. И еще, я не помню, когда вы что-нибудь ели, и, кстати, могу я вам заметить, что вы разговариваете сами с собой?»
Она посмотрела она застывшего в кресле Роланда, который уставился в пространство.
— Я сказала, что забираю Эмбер к себе.
Роланд пожал плечами.
— Что ж, вряд ли я могу тебе помешать, так? — саркастично ответил он. — Ты же — ведьма.
* * *
Мать Тиффани безропотно приготовила дополнительную постель для Эмбер, а сама Тиффани завалилась спать в своей кровати в дальнем конце огромной спальни.
Она проснулась в огне. Всю комнату наполняло красно-оранжевое пламя, мерцающее, но горящее ровно, словно в кухонной печи. Дым отсутствовал, и хотя в комнате чувствовалось тепло, ничего на самом деле не загорелось. Выглядело все так, словно огонь заглянул сюда просто по-дружески, не с какой-то определенной целью. Пламя слегка потрескивало.
Зачарованная им, Тиффани поднесла палец к огню и приподняла его на кончике, словно безвредного птенчика. Огонёк был готов потухнуть, но она все равно подула на него, вдохнув в него жизнь.
Тиффани осторожно встала с горящей постели, и если это был сон, то очень качественный — со скрипами и охами, привычными для старушки-кровати. Эмбер мирно спала, укрытая горящим одеялом. Она как раз повернулась во сне, и пламя двинулось следом.
Быть ведьмой означает, что вы не станете сразу же бегать с воплями о том, что ваша кровать горит. В конце концов, это был не совсем обычный огонь, тот который не жжется. «Значит, он воображаемый, — подумала она. — Огонь, который не жжется. Зайчиха прыгает в огонь… кто-то хочет передать мне послание».
Пламя беззвучно пропало. За окном мелькнуло чье-то неуловимое движение, и она вздохнула.
Фиглы никогда не отстанут. С девяти лет она знала, что они следят за нею каждую ночь. И делают это по-прежнему, вот почему она моется в ванной под простыней. С большой долей уверенности можно сказать, что у нее не было ничего, что могло бы заинтересовать Фиглов, но так ей было спокойнее.
Зайчиха прыгает в огонь… Определенно, это звучит как послание, над которым стоит задуматься. Но от кого оно? Может, от той таинственной ведьмы, которая за нею следила? Знамения конечно дело хорошее, но порой хочется, чтобы тебе просто все по-человечески написали! Хотя, будет лучше не игнорировать эти крохотные совпадения, обрывки мыслей, внезапные ассоциации и причуды. Часто это просто часть твоего разума пытается до тебя достучаться, а ты слишком погружен в дела, чтобы это замечать. Однако, за окном уже ясный день, и загадки могут подождать.
А другие вещи не могут. Ей нужно быть в замке.
— Мой папаня меня избил, так? — не допускающим возражения голосом произнесла Эмбер, когда они вместе шли в сторону серых башен. — Мой ребёнок умер?
— Да.
— Ох, — тем же ровным голосом произнесла Эмбер.
— Да, — ответила Тиффани. — Мне жаль.
— Я что-то помню, но нечетко, — пояснила Эмбер. — Все как будто немного… размыто.
— Так всегда с утешением. Это Дженни тебе помогает.
— Понятно, — ответила девушка.
— Правда?
— Ага, — сказала Эмбер. — Но у моего папани проблемы?
«Будут, если я расскажу, какой я тебя нашла, — подумала Тиффани. — Женщины об этом позаботятся. У жителей деревни довольно либеральные взгляды на наказание парней, которые почти все по-определению непослушные бесенята, которых нужно приучать к порядку, но так сильно побить девочку? Это нехорошо».
— Расскажи о своем молодом человеке, — произнесла она вслух. — Он ведь портной, не так ли?
Эмбер просияла, а одной своей улыбкой она способна осветить мир.
— О, да! Его дедуля перед смертью научил его всему-всему. Из простого клочка ткани он может сшить что угодно. Такой мой Уильям. Кого ни спроси, каждый скажет, если его отдать в подмастерье, через пару лет он сам станет мастером. — Потом она пожала плечами. — Хотя, настоящие мастера хотят, чтобы им платили деньги за обучение, а его матушка никогда не найдет столько денег. О, а еще у моего Вили чудесные пальцы, и он помогает своей матушке и сестрам вышивать корсеты и свадебные платья. Это значит, что он должен работать с атласом и всяким таким прочим. — гордо произнесла она. — И матушка Вили очень хвалила его аккуратные стежки! — Эмбер снова просияла от гордости. Тиффани всматривалась в радостное лицо, покрытое, несмотря на утешающее прикосновение кельды, явными кровоподтеками.
«Значит, её парень портной, — размышляла она. — Для здоровяка вроде господина Петти, портной вряд ли может вообще считаться мужчиной, раз у него руки не в мозолях и работа на дому. А раз он шьет еще и женскую одежду, тогда, это еще больший позор, который его дочь навлекла на его маленькое семейство».
— И что ты теперь собираешься делать?
— Хочу повидать маму, — с готовностью ответила девушка.
— Но это подразумевает, что ты встретишь отца.
Эмбер повернулась к ней:
— Тогда я пойму… пожалуйста, не делай ему ничего дурного, вроде превращений в свинью или что-то другое!
«Может денёк в образе свиньи пошёл бы ему на пользу», — подумала Тиффани. Но в тоне Эмбер, как она сказала: «Я пойму», прозвучало что-то отдалённо напомнившее кельду. Как свет в конце туннеля.
Тиффани еще ни разу в жизни не видела, чтобы ворота замка закрывали не в ночное время. Днем же двор замка напоминал смесь рыночной площади, мастерскую плотника и кузницу, а так же игровую площадку для ребятни в дождливую погоду, а так же временный склад во время сбора урожая и сенокоса, или постоянный — если амбары и сараи не справлялись, и были забиты доверху.
Если вам хотелось тишины и покоя, или поразмышлять, или мирно побеседовать с кем-нибудь, даже в самом большом доме было тесно, поэтому все шли в замок. И там всегда можно было найти все вышеперечисленное.
Сегодня шок от появления нового Барона прошёл, замок по-прежнему кипел работой, но настроение было скорее подавленное, и разговоры были почти не слышны. Возможно, основной причиной этого была Герцогиня, будущая тёща Роланда, которая прогуливалась по двору и время от времени подгоняла людей тростью. Сперва Тиффани не поверила своим глазам, но потом это случилось снова — трость из черного отполированного дерева с серебряным набалдашником опустилась на спину проходившей мимо с корзиной белья горничной. И только в этот момент Тиффани заметила плетущуюся следом за матерью будущую невесту так, словно та боялась приблизиться к тому, кто лупит прохожих палкой.
Тиффани сперва собиралась возмутиться, но потому ей стало интересно, и она решила понаблюдать. Она сделала несколько шагов назад и исчезла. В этом она наловчилась. Она не становилась полностью невидимой, просто окружающие переставали её замечать. Всеми незамеченная она подошла к парочке поближе, чтобы послушать, о чём те говорят, или точнее о чём мать говорит дочери. А та слушает.
На самом деле Герцогиня жаловалась:
— Как можно было довести всё до упадка и развалин. Посмотри, всё требует капитального ремонта! Ты не можешь оставаться не удел в подобном месте! Всюду нужна твердая рука! Только боги знают, о чём думала эта семейка!
Её речь была прервана смачным «шмяк!» палки о спину другой горничной, которая спешила мимо, но очевидно, не достаточно, потому что сгибалась под весом корзины с бельём.
— Твой долг быть беспощадно строгой в наблюдении за тем, чтобы они так же строго исполняли свой долг, — между тем продолжала Герцогиня, выискивая во дворе следующую жертву. — Бой лени. Видишь? Видишь? Они учатся. Ты никогда не должна ослаблять бдительность и всюду пресекать медлительность, действием и примером. Нельзя терпеть фамильярности! И конечно же, это включает улыбки. О, ты можешь подумать, что такого плохого в паре улыбок? Но невинная улыбка легко превращается в самодовольную ухмылку, словно предлагая поделиться каким-нибудь анекдотом. Ты слушаешь, о чём я тебе тут толкую?
Тиффани была поражена. Одна-единственная Герцогиня заставила её сделать то, что Тиффани никогда не думала она сделает — ей стало жалко будущую невесту, которая стояла перед матерью словно в чём-то провинившееся дитя.
Её хобби, и, возможно, вообще единственным занятием в жизни, было рисование акварелью, и хотя Тиффани, несмотря на инстинктивное отторжение, пыталась быть с ней вежливой, нельзя было отрицать, что девица сама была похожа на акварельный рисунок. Причем не просто рисунок, а рисунок того, у кого не хватало красок, зато было сколько угодно воды, что создавало одновременно впечатление бесцветности и сырости. Ко всему этому можно прибавить, что она была настолько худой, что её в любой момент могло унести налетевшим ветром. Незамеченная никем, Тиффани почувствовала крохотный укол вины, и перестала придумывать про неё гадости. Вместо этого в ней зародилось, чтоб ему пропасть, сострадание!
— А теперь, Летиция, повтори то небольшое четверостишье, которому я тебя научила, — говорила Герцогиня.
Будущая невеста не покраснела, а скорее растаяла от смущения и позора, оглянулась вокруг, словно мышка, оказавшаяся посреди огромного зала и неуверенная куда бежать.
— Если… — нетерпеливо начала ее мать, и пристукнула тростью.
— Если… — выдавила из себя девица:
— Если… если взять крапиву мягко,
то она тебя уколет.
Если ж взять крапиву крепко —
мягкой, шелковой та станет.
Точно так же с человеком,
если ласковым с ним будешь,
он восстанет и бунтует.
Если ж твердо управлять —
повинуется охотно.
Тиффани вдруг поняла, что как только тихий влажный голос стих, вокруг повисла гробовая тишина. Все уставились на парочку. Ей даже захотелось, чтобы кто-нибудь забылся настолько, что начал бы аплодировать, хотя, наверное, это означало бы конец света. Вместо этого, невеста бросила единственный взгляд на открытые рты и бросилась, всхлипывая, наутёк как только позволяли её дорогие, но чрезвычайно непрактичные туфельки. Тиффани слышала, как они остервенело стучат на лестнице, и спустя короткое время смолки вместе со стуком захлопнувшейся двери.
Тиффани медленно, словно тень, отошла. Она покачала головой. Почему он так поступил? Почему во имя всего на свете, Роланд так поступил? Он же мог жениться на ком угодно! Не считая самой Тиффани, конечно. Но почему же он выбрал эту, ох — чтобы не сказать отталкивающую — худющую девицу?
Несмотря на то, что её отец был герцог, мать — герцогиней, сама она была, может и пытающимся быть отзывчивым, но, судя по тому, как она ходит — утёнком. Ладно, это правда. Если присмотреться хорошенько, видно, что она косолапит.
А если взять по большому счету, то жуткая мамаша и вечно всхлипывающая дочурка по положению превосходят Роланда! Поэтому они вполне официально могут им помыкать!
Старый же Барон был другого поля ягодой. О, да, ему нравилось, когда пробегавшие детишки ему кланялись или делали книксен, но он знал всех в округе по именам, а так же их дни рождения, и еще он всегда был вежлив. Тиффани вспомнила, как однажды он остановил её, проходившую мимо, и спросил: «Пожалуйста, не будешь ли ты столь любезна, и не попросишь ли своего отца зайти ко мне побеседовать?» — Насколько вежливый был человек, несмотря на свое могущество.
Ее родители обычно жарко спорили на его счет, когда считали, что дети крепко спят в постелях.
В промежутках между аккордами «симфонии для старой кровати с пружинами» ей удавалось, хоть и не полностью, расслышать отдельные реплики. Её отец обычно говорил что-нибудь такое: «Все, что ты говоришь, прекрасно. О его щедрости и о прочем, но почему ты не вспоминаешь о том, что его предки нажили свое богатство, угнетая бедняков!» А её мать ответила бы так: «Никогда не видела, чтобы он что-нибудь нагнетал! Всё равно, всё это в прошлом. Нам нужен кто-то, кто мог бы нас защитить. В этом есть смысл!» А её отец возразил бы: «Защищать от кого? От другого парня с оружием? Я полагаю, мы и сами на это способны!» — и на этом спор утихнет, потому что её родители по-прежнему любили друг друга, хотя и особой любовью, когда никто не желает что-либо менять в жизни.
Вглядываясь в происходящее во дворе замка, она вдруг поняла, что не нужно угнетать бедняков, если научить их самим себя угнетать.
Шок от этой мысли вызвал головокружение, но запал в душу. Те же стражники были местными мальчишками или женившимися на местных девушках. Что случится, если жители соберутся всей деревней и скажут: «Послушай, Барон, мы решили позволить тебе остаться, и ты даже можешь продолжать спать в большой спальне, и мы даже будем тебя кормить и время от времени убираться, но с этих пор вся эта земля принадлежит нам. Ясно?» Сможет ли этот план сработать?
Возможно, что и нет. Но она вспомнила о том, что попросила отца убраться в старом каменном амбаре. Это будет началом. У неё на этот старый сарай были свои виды.
— Эй, ты! Да, да! Там в тенёчке! Ты что, бьёшь баклуши?
Она сосредоточилась. Все эти размышления привели к тому, что она потеряла концентрацию на своем «никто-меня-не-замечает» трюке. Она вышла из тени, что означает, что ее остроконечная шляпа тоже перестала быть тенью. На неё Герцогиня и уставилась.
Пришло время для Тиффани разбить лёд, даже если он был настолько толстым, что для этого потребовался бы топор. Она вежливо произнесла:
— Не знаю, что означает «бить баклуши», мадам, но я стараюсь.
— Что? Что! Как ты меня назвала?
Тон Герцогини походил на рокот приближающейся грозы, люди во дворе учли горький опыт, поскольку никому не хотелось попасть под грозу, и постарались побыстрее отсюда убраться.
Тиффани овладел внезапный порыв гнева. Она не сделала ничего такого, чтобы заслужить подобный крик. Она ответила:
— Извините, мадам. Насколько помню, я вас никак не звала.
Это никак не помогло. Герцогиня прищурила глаза:
— О, я тебя знаю. Ты ведьма — та самая ведьмочка, которая преследовала нас в городе, кто знает с какими темными мыслями. О, там, откуда я родом, мы знаем, какие бывают ведьмы! Постоянно во все вмешиваются, сеют сомнение, подрывают моральные устои и к тому же шарлатанки!
Герцогиня выпрямилась и с победным видом посмотрела на Тиффани. Она стукнула свой тростью о землю.
Тиффани ничего не ответила, но ответить ничего было трудно. Она чувствовала спиной, что слуги наблюдают из-за занавесок и колонн, или выглядывают из-за угла. Женщина ухмылялась, и эту усмешку следовало смыть с ее лица, потому что Тиффани ради всех ведьм мира должна была показать, что с ведьмами нельзя обращаться подобным образом. С другой стороны, если Тиффани даст ей отпор, та тут же сорвется на слугах. Поэтому требовалось осторожно подбирать слова. Но на это не было времени, потому что старая летучая мышь ударила первой. Она малоприятно хмыкнула и сказала:
— Ну что, дитя? Не хочешь превратить меня в какую-нибудь безмолвную тварь?
Тиффани старалась. Она действительно старалась. Но бывает так, что обстоятельства берут верх.
Она вздохнула.
— Думаю, не стану, мадам, потому что вижу, вы и сами отлично справляетесь!
Внезапная тишина была нарушена тихими звуками, словно стражник, спрятавшийся за колонной пытался рукой заглушить рвущийся наружу смех, а с другой стороны тоже самое пыталась сделать горничная, но только с помощью занавеса. Но в памяти Тиффани засел тихий щелчок двери, раздавшийся сверху. Это была Летиция? Она подслушивает? Ладно, не важно, потому что Герцогиня могла злорадствовать, так как Тиффани была в её руках.
Кто бы не был свидетелем, не следовало докатываться до глупых оскорблений. А теперь женщина с извращенным удовольствием будет строить козни против Тиффани, её родных и, возможно, против всех её знакомых.
Тиффани почувствовала как по спине потёк холодный пот. Такого с ней ещё ни разу не было — ни в приключении с зимовым, ни даже когда Анаграмма встала не с той ноги, ни даже с Королевой Фей, которая была та ещё штучка. Герцогиня превзошла их всех. Она была разбойницей — причем такого сорта, который заставляет свою жертву мстить, что в свою очередь вызывает новый виток еще более жестоких издевательств, попутно вредя всем окружающим, которых за их неудобства потом призывает винить всё ту же жертву.
Герцогиня оглядела затенённый двор.
— А где же стража? — Она подождала с кровожадным выражением на лице. — Я знаю, что где-то здесь есть стража!
Послышался звук торопливых шагов и из тени возник стражник-новобранец Престон, который нервным шагом приблизился к стоящим. «Ну, конечно же, это обязательно должен был оказаться Престон, — подумала Тиффани, — поскольку остальные стражники слишком опытны, чтобы рисковать помогать разгневанной Герцогине».
Престон нервно улыбался, что не очень хорошо, когда имеешь дело с подобными Герцогине людьми. По крайней мере, у него хватило ума, приблизившись, отдать честь, и хотя никто пока не показывал ему как это делать правильно, а так же поскольку это происходило редко, можно сказать, все прошло хорошо.
Герцогиня поморщилась.
— Чему вы улыбаетесь, молодой человек?
Престон внимательно обдумал ответ на вопрос и ответил:
— Солнышко светит, мадам, а так же мне нравится быть стражником.
— Нечего скалиться, молодой человек. Улыбчивость приводит к фамильярности, чего я не потерплю, чего бы мне это ни стоило. Где Барон?
Престон переминался с ноги на ногу.
— Он в склепе, мадам, отдает дань своему отцу.
— Не называй меня мадам! «Мадам» зовут жену бакалейщика! И не стоит называть меня «миледи», потому что так зовут жён рыцарей и остальную шушеру! Я герцогиня, и поэтому обращайся ко мне «ваша милость». Ясно?
— Да… м… ваша милость! — В качестве самозащиты Престон ещё раз отдал честь.
На какое-то мгновение Герцогиня была удовлетворена, но это были очень короткие мгновения.
— Очень хорошо. А теперь вы заберёте это создание, — она махнула рукой в сторону Тиффани, — и запрёте её в темнице. Вам ясно?
Ошарашенный Престон взглянул на Тиффани за подсказкой. Она подмигнула ему, просто чтобы поддержать в нём присутствие духа. Он повернулся обратно к Герцогине.
— Запереть её в темнице?
Герцогиня уставилась на него:
— Именно так я и сказала!
Престон нахмурился.
— Вы уверены? Придётся выгнать коз!
— Молодой человек, меня совершенно не касается то, что вам придётся выгнать коз! Я приказываю вам немедленно заключить под стражу эту ведьму! А теперь, выполняйте или я позабочусь, чтобы вы потеряли свою работу.
Тиффани была уже впечатлена поведением Престона, но теперь он заслужил медаль:
— Не могу исполнить, — ответил он, — из-за приз-унции. Мне сержант говорил. Приз-унция. Лучшая унция — призовая унция. Означает, что нельзя закрыть кого-то в темнице, если этот кто-то ничего не нарушил. Лучшая унция — призовая унция. Все чётко зафиксировано. Лучшая унция — призовая унция. — с готовностью повторил он.
Неповиновение, похоже, вывело Герцогиню за все возможные границы гнева, и привело её в своего рода зачарованный ужас. Это веснушчатое лицо в плохо подогнанных доспехах посмело не повиноваться ей, оправдываясь какими-то глупыми словами. Подобное с нею ещё не случалось.
Такое могло случиться, если б лягушки заговорили. Это был бы увлекательно, и интересно, и всё такое, но рано или поздно, лягушку пришлось бы раздавить.
— Вы немедленно сдадите свое оружие и навсегда покинете замок, ясно? Вы уволены. Вы утратили доверие, и я постараюсь, чтобы вас нигде больше не приняли на службу стражником, молодой человек.
Престон покачал головой:
— Нет, так не пойдет, ваша мадамская милость. Потому что лучшая унция — призовая унция. Мне так сержант говорил. Говорил: «Престон, держись за унцию. Она твой друг. Потому что лучшая унция — призовая унция».
Герцогиня посмотрела на Тиффани, хранившую молчание, которое по-видимому раздражало больше слов. Тиффани улыбнулась и промолчала, в надежде, что Герцогиню разорвёт.
Вместо этого, как и ожидалось, та обратилась к Престону:
— Как ты смеешь так со мной разговаривать, негодник! — Она подняла сияющую трость с серебряным набалдашником, но внезапно палка отказалась двигаться с места.
— Вы его не ударите, мадам, — спокойно сказала Тиффани. — До того я переломаю вам руку в нескольких местах. В этом замке мы не бьем людей.
Герцогиня зарычала и дёрнула трость, но ни палка, ни рука не сдвинулись с места.
— Через мгновение я отпущу трость, — сказала Тиффани. — Если вы попытаетесь ею снова кого-нибудь ударить, я переломаю её пополам. И учтите, это не предупреждение. Это — предсказание.
Герцогиня зыркнула на неё, но увидела что-то в выражении лица Тиффани, что поколебало её глупую решительность. Она отпустила трость, и та упала на пол.
— Ты не слышала последнюю часть разговора, ведьмовская девчонка!
— Просто ведьма, мадам. Просто ведьма, — ответила Тиффани, когда женщина устремилась прочь со двора.
— У нас будут проблемы? — тихо спросил Престон.
Тиффани легонько пожала плечами.
— Как мне кажется, у тебя — нет, — ответила она. — Как и у сержанта. Я об этом побеспокоюсь. — она оглядела двор, и увидела выглянувшие лица, которые тут же, словно от испуга, попрятались обратно.
«Тут не было ни капли волшебства, — подумала Тиффани. — Я просто отстаивала свою родину. Необходимо это делать, потому что это твоя родина, сынок».
— Мне было интересно, — сказал Престон, — превратишь ты её в таракана и раздавишь, или нет? Я слышал, ведьмы такое умеют, — с надеждой добавил он.
— Ну, не стану говорить, что подобное невозможно, — ответила Тиффани. — Но вряд ли ты увидишь ведьму, которая это сделает. Кроме того, есть проблемы воплощением на практике.
Престон согласно кивнул:
— Ага, — сказал он. — Разница масс тела, что означает, у нас появился бы таракан размером с человека, который, полагаю, помер бы под тяжестью собственного веса, или дюжина, а может и больше тараканов в образе человека. Однако вот в чём загвоздка, их голова будет плохо соображать — хотя, конечно, если у тебя будет подходящее заклинание, полагаю, ты можешь сложить всё человеческое, что не подойдет таракану в какое-нибудь большое ведро, чтобы они смогли их использовать, чтобы стать больше, когда они устанут быть маленькими. Но есть проблема, что будет, если появится какая-нибудь голодная собака и вдруг погаснет свет. Выйдет нехорошо. Прости, я сказал что-то не то?
— Э, нет. — Ответила Тиффани. — Э, а ты не думал, что слишком умён для того, чтобы служить стражником, Престон?
В ответ Престон пожал плечами:
— Ну, ребята думают, что я полностью бесполезен, — весело ответил он. — Они считают, что с тем, кто безошибочно может произнести слово «непостижимый» что-то не так.
— Но, Престон… я знаю, что ты умён и достаточно эрудирован, чтобы знать значение слова «эрудит». Почему же ты порой притворяешься тупым, ну, знаешь, всякие «доктрины» и «призунция»?
Престон улыбнулся.
— Так уж к несчастью случилось, что я родился умным, мисс, и я понял, что иногда лучше не умничать. Это избавляет от неприятностей.
После этих слов Тиффани показалось, что умникам в замке больше не будут рады. Но ужасная женщина не сможет сильно навредить или нет? Хотя Роланд стал слишком странным, ведёт себя так, словно они никогда не были друзьями, и словно верит всей чепухе, которую о ней городят… Раньше он никогда таким не был. Ах, да… он горюет об отце, но он не кажется больше… самим собой. И этот старый пугающий багаж был отброшен в сторону, когда ему срочно пришлось попрощаться с отцом в холодном склепе, пытаясь отыскать слова для которых раньше не находилось времени, искупить прошлое молчание, вернуть минувшее вчера и крепко приколотить его к наступившему сегодня.
Все так делают. Тиффани была не у одного одра смерти, и порой они были не так уж мрачны, особенно, если достойные личности наконец-то сбрасывали тяжесть прожитых лет. Были трагичные, когда Смерти приходилось собирать свой урожай, или обычными — печальными, однако предсказуемыми, как погасшая звезда на ночном небе. Все проходило как всегда: она готовила чай, успокаивала людей и выслушивала душещипательные истории о минувших старых-добрых временах от тех, кто всегда откладывает важные слова на потом. И она решила, что в прошлом их просто не было, и их вспомнили к месту только сейчас.
— Что ты думаешь о слове «парадокс»?
Задумавшись о несказанных людьми словах, Тиффани уставилась на Престона.
— Прости, что ты сказал? — переспросила она, нахмурившись.
— О слове «парадокс», — с готовностью повторил Престон. — Когда произносишь это слово, у тебя не возникает образ свернувшейся во сне медноголовой змеи.
«Итак, — подумала Тиффани, — в подобный день каждый, кто не является ведьмой, отмел бы данное предположение как чепуху, что значит — мне этого делать не следует».
Престон был самым плохо одетым стражем в замке. Новобранцы есть новобранцы. Ему выдали дырявые кольчужные штаны, сказав, вопреки всему, что мы знаем о моли, что сталь погрызла именно она. И еще ему выдали шлем, который вне зависимости от размеров головы сползал набекрень и оттопыривал уши, и нельзя забывать, что нагрудник был такого размера, что он бы совсем в нём исчез, если бы не дырки, так что его лучше было использовать вместо дуршлага.
Но у парня всегда был настороженный взгляд, заставлявший нервничать окружающих. Престон зрил в корень. На самом деле зрил, и так рьяно, что тот чувствовал за собой присмотр. Она понятия не имела, что творится в его голове, но ты была точно битком набита всякой всячиной.
— Что ж, должна сказать, я ни разу не размышляла о слове «парадокс», — медленно ответила она, — но на слух оно действительно скользкое и металлическое.
— Люблю слова, — продолжил Престон. — «Прощение» звучит совсем не так, каков его смысл, верно? Разве оно не похоже на звук упавшего шелкового платка? Или, например, «шуршание»? Разве оно не звучит, словно шепот заговорщика или тайна? Прости, что-то не так?
— Да, думаю что-то не так, — ответила Тиффани, посмотрев на встревоженное лицо Престона. «Шуршание» было её любимое слово. И она не встречала никого, кто бы его использовал. — Почему ты стал стражником, Престон?
— Мне не очень нравятся овцы. Я не очень силён, чтобы быть пахарем. Слишком неловок, чтобы стать ткачом, и боюсь воды, поэтому и в моряки мне ход тоже заказан. Моя мать против воли отца научила меня читать и писать, и значит, именно поэтому, я не подхожу для нормальной работы. Я просто собрал вещи и ушёл, чтобы стать послушником храма Ома. Мне там нравилось, я узнал много интересных слов, но я задавал слишком много вопросов, и они меня выкинули. — Он пожал плечами. — Вообще-то, работа стражника мне нравится. — Он протянул руку и вынул книгу из-под нагрудника, где и в самом деле могла спрятаться небольшая библиотека. — Если не попадаться на глаза, остается много времени на чтение, а метафизика очень интересная штука.
Тиффани моргнула от удивления.
— Мне кажется, я ничего не поняла, Престон.
— Правда? Ну, к примеру, когда я нахожусь на посту и кто-то подходит к воротам, я должен спросить: «Кто пришёл? Враг или друг?» На что естественно следует верный ответ — «Да!»
Тиффани понадобилось некоторое время, чтобы уловить смысл, и она постепенно начала понимать проблему Престона с поиском работы. Тем временем, он продолжал: — Но парадокс начинается, если пришедший ответит «Друг», что на самом деле может быть ложью, но ребята, которым требуется ночью сбегать наружу в ответ на мой вопрос, выработали собственный секретный пароль, который звучит так: «Вынь нос из книги, Престон, и дай войти!»
— А слово «пароль» значит? — парень был удивительным. Не часто встречаешь кого-то, кто может заставить сущую чепуху выглядеть чрезвычайно разумной.
— Это что-то вроде кодового слова. Прямо говоря, это такое слово, о котором не знает враг. К примеру, в случае Герцогини, кодовым словом может стать «пожалуйста».
Тиффани постаралась не рассмеяться.
— Знаешь, Престон, твой ум однажды навлечёт на тебя массу неприятностей.
— Что ж, хоть на что-то он сгодится.
Из далёкой кухни раздался крик, и произошло то, что так же отличает людей от животных — люди бегут навстречу воплям, а не наоборот. Тиффани успела всего на пару секунд позже Престона, но и они не были первыми. Пара девушек уже утешали плакавшую повариху миссис Плоскодонку, пока одна из девушек осторожно обматывала её руку кухонным полотенцем. От пола, на котором на боку валялся перевернутый огромный закопчённый котёл, шёл пар.
— Говорю же, они там были! — повторяла повариха между всхлипами. — Извиваются. Никогда не забуду. Лягаются и плачут: «Мамочка!» Запомню их крохотные личики на всю жизнь! — Она снова разревелась, громко, тяжело всхлипывая, рискуя захлебнуться. Тиффани махнула ближайшей кухарке, которая вздрогнула, словно от удара, и постаралась спрятаться.
— Эй, кто-нибудь может объяснить, что… Что вы делаете с этим ведром? — спросила Тиффани. Её слова были обращены к второй кухарке, которая притащила из подвала ведро, которое, услышав окрик уронила. Осколки льда рассыпались по всей кухне. Тиффани глубоко вздохнула.
— Дамы, нельзя класть лёд на ожог, как бы разумно это ни выглядело. Охладите немного чая, но не перестарайтесь, и опустите в него руку как минимум на четверть часа. Все всё поняли? Отлично. Так, что случилось?
— В нём было полно лягух! — Выкрикнула повариха. — Там были пудинги, и я поставила их на огонь, но когда я открыла крышку, внутри оказались лягухи, и они звали свою маму! Я это всем повторяю! Похороны и свадьба в одном доме не к добру. Так то. Это все колдовство, вот что это! — тут женщина охнула и прикрыла рот ладонью.
Тиффани и глазом не моргнула. Она заглянула в котёл, и осмотрела пол. Никаких следов лягушек, хотя на дне котла по-прежнему лежали два завернутых в материю огромных пудинга. Когда она вынула и выложила их на стол, они оказались горячими. Она не могла не заметить, что при этом кухарки попятились.
— Отличный сливовый пудинг, — весело сказала Тиффани. — Не о чем беспокоиться.
— Я часто замечаю, — сказал Престон, — что в определённых обстоятельствах кипящая вода издает странные звуки, особенно, когда пузыри рвутся и к поверхности. Могу я предположить, что это и стало причиной, по которой миссис Плоскодонка увидела там «лягух»? — Он наклонился поближе к Тиффани и прошептал: — А еще одна, и более вероятная — бутылка прекрасного шерри, которую я заметил на полке, и которая выглядит полупустой, а с другой стороны в раковине находится одинокий стакан. — Тиффани была впечатлена. Стакана она не заметила.
Все уставились на неё. Кто-то должен был что-то сказать, но поскольку все молчали, то она решила, что лучше начать ей.
— Уверена, всех очень расстроила смерть Барона, — начала она, но не преуспела в дальнейшем, поскольку повариха подскочила на стуле и ткнула в Тиффани дрожащим пальцем:
— Всех, кроме тебя, тварь ты эдакая! — обвиняющим тоном завопила она. — Я видела, о да! Я видела! Все плакали и рыдали, все, кроме тебя! Нет! Ты просто ходила с важным видом, отдавала распоряжения тем, кто старше и лучше тебя! Прямо как твоя бабка! Все, все это знают. Ты втюрилась в юного баронёнка, а когда он дал тебе от ворот поворот, ты уморила старика просто, чтобы ему насолить! Тебя видели! О, да! А теперь бедный парень в тоске, а его невеста в слезах и не выходит из комнаты! О, как ты, наверное, внутри злорадствуешь! Люди болтают, что свадьбу нужно отложить. Могу поспорить, тебя это обрадует, не так ли? Еще одно перо в твою чёрную шляпу! Помню тебя еще малышкой, а потом ты отправилась в горы, где, как всем, известно живут странные люди, и что оттуда вернулось? Да, что? Что это за всезнайка, ходящая задрав нос, футы-нуты, втаптывающая всех окружающих в грязь и мешающая юношам начать новую жизнь? И это еще не худшая часть! Ты разговаривала с миссис Петти! Не надо говорить мне про лягух! Я узнаю лягуху, когда её увижу. И именно их я видела. Лягух! Они…
Тиффани вышла из тела. Сейчас это получалось у неё совсем хорошо. Иногда она тренировалась на животных, которых было чрезвычайно трудно одурачить, они пугались и убегали. А люди? Людей одурачить было проще простого. Оставляем тело стоять, где было, моргая глазами и ровно дыша и всё, что оно умеет делать без посторонней помощи. И вот все видят, что вы тут, хотя на самом деле, вас нет.
А теперь она медленно поплыла навстречу пьяной, что-то бормочущей, запинающейся и повторяющейся, угрожающей ей поварихе, которая лепила одну чепуху поверх другой, брызгая в разные стороны слюной. Капельки которой остались на её подбородке.
И тут Тиффани почувствовала вонь. Она была слабой, но хорошо чувствовалась. «Если обернуться, окажется ли за спиной безглазое лицо? Нет, уверена, всё не так уж плохо. Возможно, он просто о ней думает. Может ей сбежать? Нет. Ей следует скорее бежать к, а нет от. Он может находиться повсюду. Но, по крайней мере, это безобразие она сумеет остановить».
Тиффани была аккуратна, когда проходила сквозь людей. Это было возможно, но даже если в теории она была бестелесна, как мысль, проходить через других людей было похоже на хождение по болоту — липко, неприятно и темно.
Она миновала кухарок, словно загипнотизированных излияниями поварихи. Когда выходишь из тела, время всегда идет медленнее.
Да, бутылка шерри была почти пуста, и за мешком картошки едва виднелась еще одна. Сама миссис Плоскодонка вблизи пахла как этот мешок. Та всегда была не равнодушна к шерри, и не прочь пропустить стаканчик, что, как и тройной подбородок, было профессиональным заболеванием почти всех поваров. Но вся эта чепуха? Откуда что взялось? Либо, что называется накипело, либо это он вложил эти слова в ее уста.
«Я не сделала ничего плохого, — вновь напомнила она себе. — Нужно твердо об этом помнить. Но я и вправду сглупила, и об этом тоже следует помнить».
Женщина, заворожившая своей болтовней кухарок, в замедленном виде выглядела безобразной.
Её лицо было пунцовым, и каждый раз, когда она открывала рот, оттуда шёл смрад, и к верхним нечищеным зубам прилип кусочек пищи. Тиффани немного сдвинулась в сторону. «Может протянуть невидимую руку и проверить, не остановится ли сердце?»
Ничего подобного раньше с ней не происходило, и естественно вне тела ничего взять невозможно, но это не означает, что невозможно прервать какую-нибудь тонкую струйку, или крохотную искорку? Даже столь крупное и жирное создание вроде этой поварихи можно повергнуть с помощью крохотного толчка, и это тупое багровое лицо содрогнется, вонючее дыхание прервётся, и этот губастый рот заткнётся…
Первомыслие, Точновидение, Ясномыслие и самое редкое Глубокомыслие выстроились в её голове словно парад планет и хором завопили. Это не ты! Следи за своими мыслями!
Тиффани влетела обратно в собственное тело, едва не потеряв при этом равновесие. Хорошо, что её подхватил Престон, стоявший прямо позади.
«Быстрее! Помни, что миссис Плоскодонка семь лет назад осталась без мужа, — напомнила она себе. — и еще, как она в детстве угощала тебя бисквитами, что она на ножах с невесткой и давно не видела внуков. Помни об этом, и еще просто о том, что она пожилая несчастная выпивающая женщина, которая слушает всякие сплетни, например из уст ужасной мисс Безызъянц. Помни об этом, потому что если ударишь её по спине, ты станешь тем, во что он хочёт тебя превратить! Не позволяй ему вновь проникнуть к тебе в голову!»
Престон за её спиной кашлянул и сказал:
— Знаю, сейчас не самое подходящее время, чтобы сказать об этом даме, но, мисс, вы потеете как свинья!
Приводившая в порядок свои растрепанные мысли Тиффани пробормотала в ответ:
— Моя матушка всегда повторяет, что потеют лошади, мужчины покрываются испариной, а женщины слегка блестят…
— Ну так что? — весело спросил Престон. — Ладно, мисс — вы блестите, как свинья!
Данное заявление вызвало хихиканье девиц, находившихся под влиянием болтовни поварихи, но любой смех лучше, чем это. Возможно, тоже самое пришло в голову и Престону.
Но миссис Плоскодонка решила подняться на ноги и ткнула дрожащим пальцем в Тиффани, хотя порой клонилась в сторону так сильно, что кажется, что она угрожает по очереди то ей, то Престону, то кухаркам, то полке с сырами.
— Тебе не одурачить меня, ты вредная кокетка, — произнесла она, — всем известно, что это ты убила старого Барона! Сиделка тебя видела! Как ты смеешь появляться на глаза здесь? Рано или поздно ты всех нас убьешь, и мне этого не хочется! — прокаркала повариха. Она пошатнулась.
Послышался громкий «бах», треск и всего мгновением позже крик, когда повариха провалилась в подвал.
