Глава 14
Сгоревший Король
Тиффани знала, что выспаться этой ночью не придётся, поэтому даже не пыталась отправиться поспать. Люди кучковались друг с другом, беседовали, на столах по-прежнему оставались еда и напитки. Возможно, именно благодаря выпивке они не сразу соображали, как быстро и то и другое исчезает, но в одном Тиффани была уверенна — она чётко слышала шум, доносящийся с потолочной балки. Разумеется, ведьмы и сами отлично умели запасаться едой, рассовывая её про запас по карманам, но Фиглы легко могли обставить любую из них, просто взяв числом.
Тиффани бесцельно бродила от одной группы людей к другой, пока Герцогиня не направилась в свои покои наверху. Она не стала её преследовать. И Тиффани была настроена решительно — не преследовать. Она просто случайно пойдёт в ту же сторону. И бросившись наперерез коридора, когда за женщиной захлопнулась дверь, она сделала это вовсе не для того, чтобы подслушать. Разумеется, у неё и в мыслях не было ничего подобного.
Она оказалась под дверью как раз вовремя, чтобы услышать гневный окрик, и ответ, произнесённый голосом миссис Прост:
— Так-так, Дейдре Парсли! Сколько лет, сколько зим! Скажи-ка, а ты всё ещё можешь сбить ногой шляпу с головы мужчины?
А потом воцарилась тишина. И Тиффани решила побыстрее убраться, потому что дверь была довольно толстой, и кто-то мог застать её с надолго прижатым к ней ухом.
Поэтому она спустилась вниз, и как раз успела поболтать с Длинно-Высоко-Коротко-Толстой Салли и миссис Случайность, которая, как оказалось, была совершенно слепой, что, конечно, было несчастьем, но не большой — для ведьмы — трагедией. У них всегда есть про запас ещё пара-тройка органов чувств.
А потом она решила спуститься в склеп.
Вокруг могилы Барона было навалено много цветов, но ни одного цветочка не было положено сверху — потому что мраморная крышка была такой прекрасной, что ни у кого не поднялась рука опозорить её даже розами. Камнерез высек самого Барона в доспехах и с мечом в руке, и работа была настолько превосходной, что, казалось, он в любой момент подняться и уйти. По углам горели четыре свечи.
Тиффани прошла взад-вперёд между древними каменными баронами. Тут и там рядом с ними находились их жены со смиренно сложенными на груди руками. Как это было… странно. На Мелу не были приняты надгробия. Камень был слишком дорог. У них было кладбище, и где-то в замке хранилась книга с картами кто и где похоронен. Единственным обычным человеком о ком осталось на память хоть какое-то надгробие, что указывало на необычное уважение этого человека — была Бабуля Болит. Кованные железные колёса и котёл от печки на месте её пастушьего фургончика скорее всего сохранятся на добрую сотню лет. Это было доброе железо, пасущиеся овцы поддерживали вокруг ровный, будто скошенный косой, уровень травы, а жир с их шкур, когда они терлись о колёса спиной, не хуже нефти сохранял металл в первозданном виде, как в день его ковки.
В давние времена, когда рыцарь становился рыцарем, ему приходилось провести ночь в своём зале с оружием и молитвами к любым слушающим богам о том, чтобы те даровали ему силы и мудрости.
Она была уверена, что слышала произнесённые слова, может и не ушами, но они прозвучали в её голове. Она обернулась к спящим рыцарям, и удивилась, до чего же миссис Прост была права — камни помнят.
«Что может послужить мне оружием?» — подумала Тиффани. Ответ пришёл немедленно: гордость. О, можно тут и там слышать, что это грех, оно поражает тебя перед самым твоим падением.
Но это не правда. Кузнец гордится своей сваркой, конюший своими лошадьми, которые сияют на солнце словно спелые каштаны, пастух гордится тем, что прогнал волка от стада, а повариха — своими пирогами. Мы гордимся тем, что сами пишем историю собственной жизни — сказку, которую интересно рассказать другим.
«А ещё у меня есть мой страх. Страх того, что я подведу остальных. И именно потому, что я боюсь, я могу его преодолеть. Я не посрамлю тех, кто меня учил. У меня есть вера, хотя я и не уверена, что это такое».
— Гордость, страх и вера, — громко произнесла Тиффани, и перед ней, будто потревоженные порывом ветра, взметнулось пламя всех четырех свечей. На мгновение ей показалось, она была уверена, что видела, что в короткой вспышке света в темных камнях растаяла тень пожилой ведьмы.
— Ах, да, — добавила Тиффани. — Ещё у меня есть огонь.
Потом, по непонятной для неё самой причине она добавила:
— Когда я состарюсь, я надену чёрное. Но точно не сейчас.
Тиффани подняла свой фонарь повыше, тени на стенах задвигались, но одна из них, которая была похожа на пожилую женщину в чёрном — растаяла окончательно. «Теперь я знаю, почему зайчиха прыгает в огонь, и завтра… нет, уже сегодня, я прыгну в него тоже», — она улыбнулась своим мыслям.
Когда Тиффани вновь появилась в зале, всё ведьмы, стоя на лестнице, смотрели на неё. Тиффани удивилась, как это Матушка Ветровоск и миссис Прост могут терпеть друг друга рядом, ведь они обе гордячки похуже кошек, набитых шестипенсовиками. Но, судя по тому, как мило они болтали о «погоде», «поведении нынешней молодёжи» и «ужасно высоких ценах на сыр», они отлично поладили. А вот Нянюшка Ягг выглядела чрезвычайно взволнованной. И видеть Нянюшку Ягг чрезвычайно взволнованной было волнительно. Было за полночь, говоря прямо — колдовской час. В обычной жизни каждый час — колдовской, но от того, как обе стрелки показывают вверх, становилось немного жутко.
— Я слышала, ребята вернулись после мальчишника, — произнесла Нянюшка, — но, похоже, они забыли, где бросили жениха. Не думаю, конечно, что он сбежит. В чём они точно уверены, они стащили с него штаны и к чему-то его привязали. — Она кашлянула. — Такова традиционная процедура. Подразумевается, что нормальный шафер помнит, где это проделали, но его нашли, и он не может вспомнить даже собственное имя.
Часы в зале пробили полночь. Они никогда не шли вовремя. Каждый удар словно бы отзывался болью в позвоночнике Тиффани.
Появился направлявшийся в её сторону Престон. И какое-то время Тиффани казалось, что куда бы она ни посмотрела, повсюду был только он — Престон: благоразумный, чистый, и, каким-то образом, подающий надежду.
— Слушай, Престон, — обратилась она к нему. — Мне некогда объяснять, и не уверена, что ты поверишь в то, что я расскажу, однако, возможно, поверишь, если я покажу. Мне необходимо прогуляться и убить одно чудовище до того, как оно убьёт меня.
— Значит, я буду тебя защищать, — сказал Престон. — В любом случае, мой шеф-командующий находится где-то снаружи, в каком-то свинарнике рядом со свиньёй, которая в данный момент обнюхивает его причиндалы! Значит, я, в данный момент, представляю здесь официальные органы!
— Ты? — рявкнула Тиффани.
Престон выпятил грудь, хотя, по ясной причине, эффект получился далёким от ожидаемого.
— Как ни странно, так и есть. Ребята назначили меня дежурным офицером Стражи, чтобы сами они могли пойти напиться. А сержант в данный момент на кухне, пугает раковину. Он думал, что сумеет перепить госпожу Ягг!
Он отдал честь.
— Так что я собираюсь вас сопровождать, мисс. И вы не сможете меня остановить. Только без обид. Поскольку сержант между отданием команд в раковину делегировал мне огромную власть, я хотел бы приказать вам и вашему помелу оказать мне помощь в поисках. Если вас это не затруднит.
Кошмарное предположение для ведьмы. С другой стороны, его сделал Престон.
— Ну что ж, ладно, — ответила она. — Только не пытайся её причесать. И ещё, сначала мне нужно кое-что сделать. Извини. — Она прошла сквозь открытую дверь в зал и прислонилась к прохладной каменной стене. — Я знаю, что вы, Фиглы, сейчас меня слышите, — произнесла она.
— Ага, — раздался тонкий голосок в дюйме от её уха.
— Отлично. Я не желаю, чтобы сегодня ночью вы мне помогали. Это личное дело карги, ясно?
— Айе, мы видали карговской слёт. Сёдня дюже великая карговская ночь.
— Я должна… — начала было Тиффани, но внезапно её осенила идея, — я буду сражаться с безглазым. И они прибыли, чтобы посмотреть, какой я на деле боец. Поэтому я не могу мухлевать, пользуясь помощью Фиглов. Это очень важное карговское правило. Конечно, я ценю то, что мухлёж в традиции Фиглов почитается за великий подвиг, но карги так не делают, — продолжила она, отлично зная, что это враки. — Если вы мне поможете, они тут же об этом узнают, и все карги выразят мне презрение.
А мысленно Тиффани добавила: — «и если я не справлюсь, то Фиглы подерутся с ведьмами, и эту битву мир не позабудет никогда. Нет причин для паники, верно?»
Вслух она произнесла:
— Вы поняли, а? На этот раз, всего лишь раз, вы должны сделать так, как я говорю и не помогать мне.
— Айе, мы разумеем. Но ты ж ведаешь, что Дженни велела нам приглядывать за тобой, поскольку ты есть наша карга, — ответил Роб.
— Прости, что говорю это, но кельды тут нет, — сказала Тиффани, — а я — тут, и я говорю, что на этот раз, если вы станете мне помогать, я больше не буду вашей каргой. Я под ковами, ведаешь ли. И это карговские ковы, и те ковы — великучи. — Она услышала общие охи, и добавила: — Именно это я и имела в виду. Великуча карга всех карг Матушка Ветровоск, а её вы знаете. — Раздался другой «ох». — Точно, — продолжила Тиффани. — На этот раз, прошу, позвольте мне справиться самой. Понятно?
Наступила тишина, и потом голос Роба Всякограба ответил:
— Ух! Ага.
— Очень хорошо, — сказала Тиффани, и тяжело вздохнула и отправилась на поиски своей метлы.
Когда они поднялись над крышей замка, выяснилось, что брать с собой Престона было не лучшей идеей.
— Почему ты раньше не предупредил, что боишься летать?
— Это было бы неверно, — ответил Престон. — Потому, что я лечу впервые.
Когда они набрали приличную высоту, Тиффани проверила, какой будет погода. Над горами красовались облака, озаряемые редкими вспышками летних молний. Вдалеке были слышны раскаты грома. В горах никогда нельзя быть уверенным, что грозы не будет. Поднимался туман. Луна уже висела в небе, стояла глухая ночь. Дул ветер. На него-то она и надеялась. Престон крепко обхватил руками её талию, и она не была уверена — надеялась ли она на это тоже или нет.
Они уже далеко спустились вниз к подножию Мела, и даже в лунном свете Тиффани могла разглядеть угловатые кляксы ранних расчищенных наделов. Люди всегда с пиететом относились к огню, не желали давать ему возможности вырваться на волю, поэтому не желали оставлять ничего, способного самопроизвольно загореться. Поле, к которому они подлетели, было последним в ряду.
Его обычно звали Королём. Когда горел Король, собиралось полдеревни — ловить бегущих от пламени кроликов. Это должно было случиться сегодня, но все были… заняты.
Все курятники и свинарники находились как раз над полем, на берегу реки. Говорят, зерно растет на Короле так хорошо именно потому, что мужикам было лень увозить навоз на нижние поля, и они свозили его на Короля.
Они приземлились прямо рядом со свинарником под привычный визг поросят, которые верили, не смотря ни на что, весь мир смотрит именно на них.
Она принюхалась. Пахло свинарником, она была в этом уверена. Но она была уверена, что, не смотря на это, сумеет почувствовать приближение призрака. Смешно так думать, ведь как бы сильно не пах свинарник, по сравнению с вонью призрака его запах покажется фиалками. Её передернуло при воспоминании. Ветер усиливался.
— Уверена, что сумеешь убить эту штуку? — спросил Престон.
— Думаю, я могу заставить её убить себя. И, кстати, Престон, я полностью запрещаю тебе себе помогать.
— Прости, — сказал Престон, — но, видишь ли, у меня есть временно доверенная мне власть. Если ты не против, мисс Болит, то ты не можешь мною распоряжаться.
— Ты имеешь в виду, что твое чувство долга и преданность командиру означают, что ты должен мне оказать помощь? — уточнила она.
— Что ж, это так, мисс, — ответил Престон, — это и еще пару соображений.
— Значит, ты-то мне и нужен, Престон. Точно говорю. Думаю, я справлюсь сама, но будет проще, если ты мне поможешь. Мне нужно, чтобы ты сделал следующее…
Она была почти уверена, что призрак не сможет её подслушать, но всё равно понизила голос, и Престон без удивления выслушал её слова, сказав только:
— Что ж, сказано предельно ясно, мисс. Можете положиться на временно мне доверенную власть.
— Ик! Как это я тут очутился?
От стены свинарника пыталось оторваться, что-то серое, липкое и сильно пахнущее свиньями и пивом. Тиффани знала, что это Роланд, но только потому, что маловероятно, что именно сегодня тут, в свинарнике, могло оказаться сразу двое женихов. Он поднялся на ноги словно какое-то болотное чудище, с которого капала какая-то… ну, просто капало — вряд ли стоит вдаваться в детали. Какие-то частицы его издавали всплески.
Он снова икнул.
— Кажется, в моей спальне оказалась какая-то огромная свинья, и, похоже, я где-то потерял штаны, — произнёс он невнятно из-за алкоголя. Барон огляделся по сторонам, озарённый искрой понимания. — Видимо, это не моя спальня, так? — произнёс он и медленно соскользнул в жижу.
Она почувствовала призрака. Наслаиваясь на смесь запахов от свинарника, он выделялся словно лиса в курятнике. И тут раздался голос призрака. Голос ужаса и отвращения: «Я чувствую тебя, ведьма, и других тоже. Но до них мне нет дела, но это новое тело не очень надежное… и у него собственные постоянные нужды. Я силён. Я иду. Ты не сможешь никого спасти. Сомневаюсь, что твоя отвратительная метла сможет увести четверых. Кого же ты оставишь? Почему бы не оставить всех? Почему бы не оставить утомительную соперницу, отвергшего тебя юношу и надоедливого мальчишку? О, я знаю, что именно ты думаешь, ведьма!»
«И вовсе я так не думаю, — подумала Тиффани. — О, возможно мне и было приятно увидеть Роланда, лежащим в свинарнике, но люди — просто люди. Они находятся во власти обстоятельств».
Но ты — нет. Ты даже больше не человек.
Рядом Престон с ужасающим чавканьем вытащил Роланда из свинарника вопреки возмущенному хрюканью свиньи. Какое счастье для них обоих, что они не слышали голос призрака.
Она остановилась. Он сказал четверых? Упомянул утомительную соперницу? Но здесь только она сама, Роланд и Престон, не так ли?
Она оглянулась на дальний конец поля в сторону скрытого лунными тенями замка. К ним со всех ног мчалась белая фигура.
Это должно быть была Летиция. Никто больше не носил всё время такое пышное белое платье. В голове Тиффани закружилась высшая математика тактики.
— Престон, уходи. И забери с собой помело.
Престон кивнул, потом с улыбкой отдал честь.
— К вашим услугам, мисс.
Летиция прибыла в пышных и очень дорогих белых туфельках. Увидев Роланда, который протрезвел настолько, что постарался прикрыть руками то, о чём она теперь всегда будет думать как о необузданных частях его тела, Летиция остановилась как вкопанная. Это движение вызвало хлюпающий звук, поскольку он был густо вымазан жижей из свинарника.
— Один из его дружков сказал мне, что они ради смеха бросили его в свинарник! — возмущённо выпалила Летиция: — И они ещё называют себя его друзьями!
— Думаю, они считают, что друзья нужны именно для этого, — рассеяно ответила Тиффани. А про себя она подумала: «Сработает ли? Ничего я не упустила? Понимаю ли я, что делаю? С кем это я разговариваю? Полагаю, я ищу какой-то знак, просто знак».
Раздался шорох. Она поглядела вниз. У ног сидела зайчиха, которая смотрела на неё, потом, без малейшего признака страха скрылась в траве.
— Я понимаю это как «да», — произнесла Тиффани, и почувствовала страх. В конце концов, было ли это знаком или просто слишком старым зайцем, который перестал пугаться при виде людей? И она была уверена, что спрашивать вторично, было бы плохим тоном, раз первый знак не был простым совпадением, так?
В это мгновение, в это самое мгновение, Роланд принялся петь, частично от того, что был пьян, а ещё возможно потому, что Летиция начала старательно его вытирать — начав сверху и спускаясь вниз, прикрыв при этом глаза, чтобы, как незамужняя девушка, не увидеть чего-нибудь недостойного или оскорбительного. А песня Роланда была известна: «Соловей мой, соловей! Голосистый соловей!»
Он сделал передышку:
— Мой отец любил эту песню, прогуливаясь по окрестным полям… — сказал он. Видимо молодой человек был в той стадии опьянения, когда мужчины начинают плакать, и вот уже слезы начали оставлять розовые следы на грязных щеках.
Однако Тиффани подумала про себя: «Спасибо! Значит знак всё-таки был знаком». Нужно выбирать те, что срабатывают. А это то самое большое поле, на котором обычно сжигают ненужную солому. Зайчиха прыгает в огонь — тоже знак. Ох уж эти знамения. Они всегда так важны.
— Так, слушайте меня оба. Я не собираюсь с вами спорить, потому что ты, Роланд — в стельку пьян, а ты, Летиция — ведьма… — При этих словах Летиция просто просияла, — которая младше меня, поэтому вы оба должны делать то, что я вам скажу. И если вы послушаетесь, то все вернутся в замок невредимыми.
Все разом умолкли и стали слушать, хотя Роланд немного покачивался из стороны в сторону.
— Когда я крикну, — продолжала Тиффани, — мне нужно, чтобы вы каждый взял меня за руку и быстро побежал! Поворачивайте вместе со мной, останавливайтесь вместе со мной, хотя я сильно сомневаюсь, что мне захочется остановиться. Кроме того, не бойтесь и верьте мне. Я почти уверена в том, что знаю, что делаю. — Тут Тиффани поняла, что последнее было не самым лучшим аргументом, поэтому добавила: — А когда я скажу «прыгайте», то прыгайте словно за вами гонится сам дьявол, потому что именно так может случиться.
Вонь внезапно стала невыносимой. Содержащаяся в ней резкая ненависть казалось ударила Тиффани прямо в мозг. «Судя по покалыванию в моих больших пальцах, надвигается что-то недоброе, — подумала она, вглядываясь в ночную мглу. — А судя по запаху, идёт что-то злое», — добавила она, чтобы перестать дрожать, пока оглядывала дальние ограды в поисках чего-то движущегося.
И тут она заметила фигуру.
Она была там — плотная, ковыляющая по направлению к ним с другого конца поля. Она двигалась медленно, но постепенно набирала скорость. В ней было что-то неуклюжее. «Когда Лукавец захватывает чье-то тело, его бывший владелец становится его частью. И у него нет возможности вырваться или сбежать». Так сказала ей Эскарина. Ни в ком хорошем, ни в ком заслуживающем сожаления не могли быть мысли, которые бы воняли столь сильно. Она сжала руки спорящих молодожёнов и потащила их за собой, переходя на бег. Это… создание оказалось между ними и замком. И было медлительнее, чем она ожидала. Она рискнула оглянуться и заметила блеск метала в его руках. Это ножи.
— Давайте!
— На мне не самые удобные для бега туфли, — заметила Летиция.
— Как же болит голова, — добавил Роланд, увлекаемый в дальний конец поля не замечающей их жалобы Тиффани — сухая солома мешала бежать, запутывалась в волосах, царапалась и колола ноги.
Они едва-едва могли бежать трусцой. Тварь настойчиво следовала за ними. Как только они повернут в сторону замка и безопасности, она тут же их нагонит…
Но к счастью у создания так же были проблемы, и Тиффани пришло на ум — сколько можно выжать из чужого тела, не чувствуя его боли, разрывающихся лёгких, колотящегося сердца, треска костей, ужасной ломоты, которая пронимает тебя до последнего вздоха и далее. Миссис Прост мимоходом шепнула ей о том, что натворил человек по имени Макинтош. Произнесенные вслух его деяния испортили бы воздух. И, кроме того, как оценить убийство крохотной птички?
Непостижимым образом это не укладывалось в голове, и казалось преступлением за гранью милосердия.
Нет милосердия к тому, кто заставил умолкнуть певчую птичку. Нет жалости к тому, кто убивает последнюю надежду во тьме. Я знаю тебя.
Ты тот, кто нашептывал на ухо Петти перед тем, как он ударил свою дочь. Ты — первый аккорд ужасной музыки.
Ты заглядываешь через плечо мужчины, когда он берется за первый камень, и еще, я думаю — ты часть любого из нас, и поэтому нам никогда от тебя не избавиться, но мы можем превратить твою жизнь в ад.
Ни пощады, ни сожаления.
Оглянувшись, она увидела ставшее ближе его лицо, и удвоила усилия — потянула за собой по полю уставшую и покорную парочку. Ей удалось выдохнуть несколько слов:
— Взгляните на него! Взгляните! Неужели вы хотите, чтобы он нас поймал? — Она услышала короткий вскрик Летиции, и вскрик внезапно протрезвевшего жениха. Глаза бывшего несчастного Макинтоша были широко распахнуты и налиты кровью, а губы застыли в бешеной ухмылке. Тварь попыталась воспользоваться преимуществом внезапно ставшего узким просвета, но парочка нашла в своём страхе скрытые резервы и едва ли не потащили Тиффани за собой.
Теперь настал черед простой гонке вверх по полю. Здесь все зависело от Престона. К собственному удивлению Тиффани чувствовала уверенность. «На него можно положиться», — думала она, но позади раздалось ужасающее бульканье. Призрак пришпорил свою жертву, и она уже могла представить свист длинного ножа. Теперь всё решали мгновения. На Престона можно положиться.
Он ведь все понял, не так ли? Ну конечно понял. Ему она может верить.
Позднее, все что она могла припомнить — это тишина, прерываемая треском соломы и тяжелым дыханием Летиции и Роланда, и ужасающим хрипом преследователя. В этот момент тишину в ее голове разорвал голос Лукавца:
«Ты готовишь ловушку, дрянь! Считаешь, я так просто снова в нее попадусь? Маленькие девочки, играющие с огнём, обычно в нем сгорают, сгоришь и ты, обещаю тебе. Да, ты сгоришь. И что же будет с гордостью всех ведьм? Сосуды беззакония! Служанки нечистот! Осквернители святынь!»
Не чувствуя текущих слёз, Тиффани сосредоточилась на дальнем конце поля. Она ничего не могла поделать. Она не могла сдержать поток его злобы. Она распространялась словно яд, проникая в уши и под кожу.
Очередной свист ножа за спиной удвоил силы троих беглецов, но она знала, что это не надолго.
Может это Престон виднеется впереди сквозь сумрак? Кто же тогда та темная фигура за его спиной, которая похожа на старую ведьму в остроконечной шляпе? Едва она вгляделась в неё, как фигура испарилась.
Зато внезапно вспыхнул огонь, и Тиффани услышала треск, когда он, словно восход, стал распространяться по полю по направлению к ним. Воздух, словно новые звезды, наполнили поднявшиеся искры. Подул резкий ветер и она услышала, как вонючий голос произнёс: «Ты сгоришь! Сгоришь!»
Ветер дунул сильнее, и пламя вспыхнуло ярче — теперь навстречу поднялась стена огня, бегущего со скоростью ветра по сухой соломе. Тиффани глянула под ноги — зайчиха вернулась. Она с невозмутимым видом бежала рядом. Животное подняло голову, встретилось взглядом с Тиффани, мелькнуло лапами и помчалось прямо навстречу огню. Очень быстро.
— Бежим! — приказала Тиффани. — Если вы сделаете как я скажу, огонь вам не повредит! Быстрее! Еще быстрее! Роланд, беги быстрей — ради жизни Летиции! Летиция — быстрее ради Роланда!
Пламя было совсем рядом. «Мне нужно собраться, — подумала она. — Нужна сила». Она припомнила любимую поговорку Нянюшки Ягг: «Всё течёт, всё меняется. Черпай в этом силу, девочка».
Свадьбы и похороны тоже время силы… ага, свадьбы тоже. Тиффани сжала ладони парочки ещё сильнее. Время пришло. Потрескивающая, ревущая стена огня…
— Прыгайте!
Они прыгнули, и она прокричала: «А ну прыгайте, плут и дрянь!» — Она почувствовала как они поднялись в воздух и их коснулся огонь.
Время замерло. Под ними пробежал кролик и в страхе умчался прочь от огня. «Он побежит, — подумала она. — Он побежит от огня, но огонь будет гнаться следом. А пламя всегда бежит быстрее, чем смертная плоть».
Тиффани плыла в шаре жёлтого огня. Мимо проплыла зайчиха — создание грелось в лучах своего любимого элемента. «К сожалению, мы не так быстры, как ты, — подумала девушка. — Нас опалит пламя». — Она оглянулась вправо и влево — на жениха и невесту, которые словно зачарованные смотрели прямо, и подтащила их к себе. Она поняла. «Я женю тебя Роланд. Как и обещала».
Она может сделать из этого огня нечто прекрасное.
— Возвращайся обратно в ад, из которого выбрался, Лукавец! — выкрикнула она поверх пламени.
— А ну прыгайте, плут и дрянь! — снова прокричала девушка. — Объявляю вас мужем и женой отныне и навсегда! — «Вот и вся церемония, — добавила она про себя. — Новое начало. И на пару секунд — это было сосредоточие силы всего мира. Уж точно — силы».
Они приземлились и кубарем прокатились за стену огня. Тиффани была начеку, тут же принялась раскидывать угли и затаптывать оставшиеся языки пламени.
Внезапно поблизости очутился Престон, подхвативший Летицию, вытащив её из пепла. Тиффани обвила рукой Роланда, который, к слову, произвел мягкую посадку — скорее всего на голову, как решила Тиффани — и последовала за ними.
— Судя по всему, обошлось минимальными ожогами и опаленными волосами, — констатировал Престон, — а что до твоего бывшего парня, думаю, на нём запеклась грязь. Как ты это устроила?
Тиффани тяжело вздохнула.
— Зайчихи прыгают через пламя так быстро, что едва чувствуют его жжение, — пояснила она, — а когда она приземляется, то в основном в остывающий пепел. Солома на ветру сгорает слишком быстро.
Позади раздался вопль, и она представила прихрамывающую фигуру, которая пытается сбежать от настигающего раздуваемого ветром огня, и проигрывает гонку. Она чувствовала боль твари, которая сотни лет портила окружающий мир.
— Так, вы трое — стойте здесь. И не смейте идти следом! Престон, проследи.
Тиффани пошла по остывающему пеплу. «Мне нужно это видеть, — решила она. — Нужно засвидетельствовать. Я должна видеть, что я сделала».
На трупе дымились остатки одежды. Пульса не было. «Чудовище делало с людьми ужасные вещи, — подумала она: — такое, отчего даже тюремщикам становилось не по себе. Но что же стало с ним? Может он был лишь худшей версией мистера Петти? Был ли он раньше хорошим? Как можно изменить своё прошлое? С чего начинается зло?»
Она почувствовала, как в её разум словно червь скользнула мысль: «Убийца! Нечисть! Гадина!»
И ей показалось, что нужно извиниться перед своими ушами за то, что они услышали. Но голос призрака был слаб, тих и прерывист. Он исчез, погрязший в недра истории.
«Руки коротки, — подумала девушка. — Надорвался. А теперь ослаб. Видимо трудно — загнать человека до смерти. А теперь тебе не пробиться, как не пытайся». — Она наклонилась и подняла из пепла кусочек кремня, всё ещё теплого от огня. В земле их было полно — они были острыми. Их породил сам Мел, так же как саму Тиффани. Гладкая поверхность была сродни пожатию дружеской руки.
— Так ничему и не научился? — произнесла она вслух. — Так и не понял, что люди способны думать. Конечно, сам бы ты в пламя не пошёл, но из-за собственной заносчивости не догадался, что и огонь может сам придти к тебе.
«Твоя сила лишь ложь и слухи, — подумала она. — Ты проникаешь в головы людей в момент их смятения и слабости, страха и беспокойства, и заставляешь их думать, что их враг — другие люди, в то время как их враг — ты. И так было всегда. Ты — повелитель лжи. Снаружи ты страшен, но внутри — ты всего лишь слабость. А я — кремень!»
Девушка ощутила тепло поля, успокоилась и сжала крепче камень. «Как ты посмел сюда явиться, червяк! Как посмел посягать на моё!» Она сосредоточилась, почувствовала как в кремень в руке становится теплее и вдруг он растаял и протёк между пальцев, и закапал на землю. Она ни разу не пробовала так делать раньше, и глубоко вздохнув почувствовала, что пламя каким-то образом очистило воздух.
«Если ты надумаешь вернуться, Лукавец, здесь будет ждать другая ведьма, вроде меня. Здесь всегда будет ждать ведьма — потому что всегда будут такие как ты, потому что мы позволяем им появляться. Но прямо сейчас, на этом кровоточащем куске земли я — ведьма, а ты — ничто. И как только я моргну, что-то злое истреблю!»
Шёпот в голове с шипением исчез, и она осталась наедине со своими мыслями.
— Ни пощады, ни сожаления, — громко произнесла она. — Ты заставил убить безобидную птичку, и думаю, это было самым страшным преступлением.
К тому времени, когда она добралась к остальным она снова стала прежней Тиффани Болит, которая умеет варить сыр и разбираться с ежедневной рутиной, и не заставляет плавиться камни в собственных руках.
Счастливая, но слегка опалённая пара начала замечать происходящее вокруг. Летиция села на землю.
— Я чувствую себя поджаренной, — заявила она. — Чем это пахнет?
— Прости, но кажется — тобой, — ответила Тиффани, — и боюсь, что теперь твоя чудесная кружевная ночнушка сгодится только на тряпки для вытирания окон. Похоже, нам не удалось прыгнуть сквозь огонь так же быстро, как зайчихе.
Летиция огляделась.
— А как Роланд… он в порядке?
— Как огурец, — весело ответил Престон. — Похоже, грязь из свинарника пошла ему на пользу.
Летиция помолчала, но потом спросила:
— А что с… той штукой?
— Ушла, — ответила Тиффани.
— Ты уверена, что с Роландом всё в порядке? — настойчиво переспросила Летиция.
Престон ухмыльнулся.
— Всё чики-пуки, мисс. Ничего особенно важного не пригорело, хотя, когда придётся отдирать запёкшуюся корочку, может быть немного болезненно. В некотором роде он поджарился, если вы понимаете, что я имею в виду. — Летиция кивнула и повернулась, медленно, к Тиффани:
— А что это ты сказала, когда мы все прыгнули?
Тиффани набрала в грудь воздуха и ответила:
— Я вас поженила.
— Ты? Значит, сказать «вы женаты», означает нас «поженить»… и всё? — сказала Летиция.
— Ага, — ответила Тиффани. — Просто сказать, и всё. Совместный прыжок через пламя — древнейший свадебный обряд. И не нужно никаких священников, что очень экономит закуски.
Видимо невеста взвесила это в уме.
— Ты уверена?
— Ну, так мне объяснила миссис Ягг, — ответила Тиффани, — и мне всегда хотелось попробовать самой.
Видимо этот аргумент нашёл одобрение у Летиции, потому что она сказала:
— Должна отметить, миссис Ягг очень эрудированная дама. Она знает удивительно много разных вещей.
Тиффани, стараясь сохранять как можно более серьезное выражение лица, поддакнула:
— Удивительно много удивительных вещей.
— О, точно… Э, — Летиция нервно кашлянула, и добавила к «э» еще и «гм».
— Что-то не так?
— То слово, которым ты меня назвала, когда мы прыгали… это ведь плохое слово.
Тиффани ждала этого вопроса.
— Знаешь, традиция есть традиция. — Ее голос прозвучал столь же нервно, как у невесте, поэтому она добавила: — Ну конечно же я не считаю Роланда плутом. И, скорее всего, за прошедшие века значение слов сильно изменилось.
— Вот уж не думаю, что настолько сильно.
— Впрочем, это зависит от обстоятельств и способа их применения, — вставила Тиффани: — Хотя если честно, Летиция, ведьма в стеснённых обстоятельствах должна использовать всё, что есть под рукой. Когда-нибудь и ты это поймешь. Кроме того, порой то, как мы думаем порой меняет смысл слов. Например, ты знаешь значение слова «полногрудая»? — А про себя она подумала: «Зачем я завела этот разговор? А, знаю — мне нужен ориентир, который бы убедил меня в том, что я до сих пор человек, живущий среди таких же людей, и ещё он помогает счистить грязь с моей души…»
— Да, — ответила невеста, — но, боюсь, в этом плане я не, гм, богата.
— И очень жаль, потому что пару столетий назад брачные агентства требовали от будущей невесты любить мужа полной грудью.
— Придётся подложить подушку под ночнушку.
— Не потребуется. Оно означало «доброту, понимание и послушание», — объяснила Тиффани.
— А! Это я могу. По крайней мере, первые два точно, — добавила Летиция с улыбкой. Она кашлянула. — Мне интересно, а что именно, ну, кроме женитьбы, разумеется, мы только что сделали?
— Что ж, вы только что помогли мне заманить в западню одного из самых жутких монстров в мире.
Новоиспеченная невеста просияла:
— Правда? Мы? Здорово. И я очень этому рада. Даже не знаю, как мы сможем тебя отблагодарить за твою помощь.
— Скажем, чистые обноски и старые ботинки будут в самый раз, — серьёзно ответила Тиффани. — Но не стоит благодарить меня за то, что я ведьма. Лучше поблагодарите моего друга Престона. Из-за вас он находился в настоящей опасности. По крайней мере, из-за всех нас. А вот и он сам.
— Сказать к слову, — заявил Престон, — это не совсем верно. Мои личные спички совсем отсырели, но к счастью мистер Вулли Валенок со своими друзьями были столь добры, что одолжили мне свои. И, кстати говоря, мне было велено передать вам, что всё в порядке, потому что они помогли мне, а не тебе! И ещё, несмотря на то, что здесь присутствуют дамы, я должен отметить, что они здорово помогли, раздувая пламя собственными килтами. Зрелище, скажу я вам, незабываемое.
— Думаю, я бы тоже с удовольствием взглянула, — тактично заметила Летиция.
— В любом случае, — вмешалась Тиффани, пытаясь изгнать возникшую картину из своего воображения, — лучше сосредоточится на том факте, что завтра вас по всем правилам поженит пастор Эгг. И знаете, что самое важное? Завтра уже наступило!
Роланд, всё это время державшийся за голову и стонавший, вдруг моргнул и произнёс:
— Что?
