XXVIII
Капитан, казалось, лишился дара речи, но по кивку Кларка один из его помощников пришел на выручку, вмешался в ситуацию, сделал шаг вперед и защелкнул наручники на запястьях англичанина.
Геддес при этом даже не шелохнулся. Его лицо оставалось таким же бесстрастным, как и у Морено, когда сам доктор оказался обвиненным в преступлениях.
– Мелодрама в одном акте, созданная удачливым шарлатаном, – пробормотал он.
Доктор Ленц посмотрел на него, потом на его скованные руки и чуть слышно вздохнул.
– Мистер Геддес совершенно прав. Боюсь, я действительно прибег к шарлатанству, устроив свой эксперимент, но… Если и дальше пользоваться театральным языком, я не видел, какой еще сценой завершить спектакль, чтобы дать финальный занавес. Разумеется, я намеренно ввел вас в заблуждение. В этом ученом трактате под названием «Колдовство и медицина» вовсе не содержится описания ловкого приема, с помощью которого любой может освободиться от смирительной рубашки. Напротив… – Он снова почти извинялся перед всеми нами. – Напротив, там особо подчеркнуто, что это никому не под силу, и только ловкий, как «человек-змея», фокусник, каким является мистер Геддес, мог бы преуспеть в этом.
– Но каким же образом… – перебил его Грин.
– Вижу, что многие из вас до сих пор сбиты по моей вине с толку и нуждаются в более подробных объяснениях, – продолжал Ленц. – Я понадеялся, что мне удастся убедить мистера Геддеса, от природы наделенного способностью чудесным образом владеть своим телом, помочь нам с наглядной демонстрацией. И он оказал мне такую любезность. Причем у него были на то свои причины. Я уже подозревал его, когда они с мистером Дулутом пришли ко мне этим вечером. И мне показалось, что он охотно воспользуется любой возможностью сбежать. Вот я и предложил эксперимент со смирительной рубашкой, надеясь, что он вызовется стать добровольным подопытным, а потом попытается совершить побег через окно. И он с радостью принял мое предложение. Он признал свою вину не только потому, что предпринял попытку к бегству, но и просто показав свою способность это сделать. Я же успел написать Уоррену подробные указания держать его под наблюдением, расположившись стражем под окном.
– Но как же с ним оказалось трудно совладать, когда он спустился по водосточной трубе! – мрачно воскликнул санитар. – «Человек-змея», говорите? По мне, так он скользкий, как угорь!
– Но лично мне до сих пор не совсем понятно, почему вы вообще заподозрили Геддеса, доктор Ленц, – вставил ремарку Кларк.
– Просто потому, что он не показывал никаких признаков реакции на медикаменты, с помощью которых его лечили. Доктор Стивенс и доктор Морено написали диссертации по лечению нарколепсии, и их крайне тревожил тот факт, что мистер Геддес оказался до сих пор единственным пациентом, которому не удалось помочь их патентованным средством – сернокислым бензедрином. И потому он по-прежнему мог симулировать приступы, как только это становилось ему необходимо.
– Но эти его припадки выглядели такими натуральными! – все еще недоверчиво воскликнул капитан Грин.
– Очень убедительная пантомима, дорогой капитан, которой вас обучит любой факир. – Ленц снова взял со стола том «Колдовства и медицины». – Самое полезное, что я почерпнул из ценнейшей книги немецкого профессора, это рассказ о том, как индийские факиры умеют доводить свои мышцы до состояния такой твердости, что это даже можно принять за трупное окоченение. В любой момент по своему желанию они погружаются в то, что со стороны выглядит как глубокий сон. То есть любой из них легко и убедительно сумел бы симулировать все симптомы нарколепсии и каталепсии. К тому же, как всем известно, индийские факиры одновременно являются ловкими фокусниками и иллюзионистами. Мистер Геддес родом из Индии. И он явно прилежно усвоил все трюки индийских факиров, включая чревовещание.
Впервые с тех пор, как директор начал свой монолог, Геддес проявил хоть какой-то интерес к нему. Он презрительно улыбнулся и обратил пронзительный взгляд на меня.
– Разумеется, это правда, что я родился в Индии, Дулут, – сказал он, – но все остальное звучит как невыносимая чепуха. Разве вы не можете объяснить им, как все обстояло на самом деле?
Я все еще держал в руке телеграмму от Принса Уорберга. И потому, когда я встретился глазами с англичанином, во мне начал вскипать неподдельный гнев.
– Да, – медленно ответил я, – мне не составит труда объяснить, как все происходило на самом деле, вот только чертовски неприятно признавать перед всеми, в роли какого дурака выступил я сам. Я мог бы, например, с самого начала сообразить, что поскольку ваша палата располагалась рядом с моей, именно у вас одного была возможность напугать меня, подражая моему же голосу, в ту ночь. Мог бы догадаться, что все мнимые предостережения, которые вы якобы получали, должны были послужить оправданием для вашего срочного отъезда, как только он стал бы вам необходим. И, уж конечно, я должен был почувствовать неладное, когда проводил свой психологический эксперимент. Ведь вы единственный отреагировали на фразу «Вещь на мраморном столе» так, как должен был отреагировать убийца.
Грин пытался что-то сказать, но я продолжал, не дав себя прервать.
– К сожалению, только сейчас я понял, почему вам понадобилось устранить Фогарти. Он бывал в Англии и сам мне сказал, что ваше лицо показалось ему знакомым. А потом наверняка внезапно вспомнил, где видел вас на самом деле. Во время вашего выступления под видом Махатмы, «Чуда Востока» или какой там еще псевдоним вы могли для себя избрать в роли индийского факира на подмостках английской столицы. Думаю, он пришел в восторг, когда столь великий чародей предложил обучить его фокусу со смирительной рубашкой.
Геддес не сводил взгляда со своих скованных наручниками кистей.
– А почему вы не хотите рассказать полиции, Дулут, как я сам подвергся нападению не далее как сегодня?
– Я уже обо всем рассказал, – ответил я мрачно. – Но тогда я сам не понимал, насколько просто было для вас – опытного фокусника – связать самого себя бинтами. Вы с большой охотой оказали мне содействие с наблюдением за музыкальным тайником, но теперь ясно, почему вы это сделали. Вам представился отличный шанс отвлечь внимание от себя, поскольку вы уже знали, что началась охота на зятя Лариби. Только действовать стало необходимо более оперативно, чтобы как можно скорее унести отсюда ноги. Наша с вами глупейшая схема дала вам возможность подсунуть завещание Морено, когда он в очередной раз повел вас в хирургический кабинет, чтобы дать порцию лекарства. Вам самую малость не хватило удачи. Потому что доктор Ленц не оказался таким глупцом, как я сам.
Англичанин только пожал плечами. Даже сейчас он не проявлял признаков особой тревоги. Британское самообладание, столь восхищавшее меня прежде, оставалось непоколебимым, несмотря на наручники и стоявших рядом полицейских. При взгляде на него моя злость дошла до точки кипения. Я уже с трудом контролировал себя.
– Стало быть, мы были друзьями не разлей вода! – воскликнул я. – И как же это выглядело чертовски мило! Но вот беда, я – человек сентиментальный и, представьте, терпеть не могу, когда друзья меня предают. Для публики вы могли быть Махатмой или «Чудом Востока», а для меня теперь – не более чем мерзавец и подонок. Ниже опуститься просто некуда. Тот грязный прием, который вы применили против мисс Пэттисон, – самая большая подлость, с какой мне только приходилось сталкиваться в жизни.
Меня трудно было остановить, но капитану это все же наконец удалось.
– О чем говорится в полученной вами телеграмме? – вернул он меня к реальности своим вопросом. – Очень любопытно узнать.
– Ах да, телеграмма, – спохватился я. – Чуть не забыл об этой окончательно изобличающей преступника улике. Послушайте, что здесь написано.
Я разгладил смятый на почте листок и зачитал вслух:
ТОЛЬКО ЧТО СВЯЗАЛСЯ СИЛЬВИЕЙ ДОН ГОЛЛИВУДЕ ТЧК ПОКАЗАЛАСЬ БЕЗВРЕДНОЙ АКТРИСА НИКУДЫШНАЯ ТЧК ОБЕСПОКОЕНА МУЖЕМ ТЧК ДУМАЕТ БРОСИЛ ЕЕ ТЧК ОТПРАВИЛСЯ ВОСТОК НЕСКОЛЬКО МЕСЯЦЕВ НАЗАД ТЧК АДРЕСА НЕ ДАЛ ТЧК МУЖ АНГЛИЧАНИН РОДОМ ИЗ ИНДИИ ТРИДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ ГОДА ПРИВЛЕКАТЕЛЬНАЯ ВНЕШНОСТЬ НЕБОЛЬШИЕ УСИКИ ТЧК РАБОТЫ В США НЕ ИМЕЛ ТЧК ПРОШЛЫЙ УСПЕХ В АНГЛИИ В РОЛИ ВОСТОЧНОГО ФАКИРА МАХАТМЫ И ЧУДА ВОСТОКА ТЧК ФОКУСНИК ИЛЛЮЗИОНИСТ И ПР ТЧК СЕЙЧАС ТАЛАНТ НЕ В МОДЕ ТЧК ДАЖЕ ТЕБЕ НЕ НУЖЕН ТЧК СИЛЬВИЯ СКАЗАЛА ГОД УЧЕБЫ В МЕДИЦИНСКОМ КОЛЛЕДЖЕ КАЛЬКУТТЫ ТЧК ФОТО ВЫСЛАЛА АВИАПОЧТОЙ ТЧК СИЛЬВИЯ УМОЛЯЕТ СООБЩИТЬ ГДЕ ОН ТЧК СКАЖИ ПОСЛЕ ЭТОГО Я ПЛОХОЙ ДРУГ ТЧК ТЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО РЕХНУЛСЯ ВПР
– Подписано: Принс.
Я закончил чтение. Все с величайшим изумлением смотрели теперь на Геддеса. Причем миссис Фогарти первая почуяла неладное и издала предостерегающее восклицание, потому что англичанин внезапно напрягся всем телом, а потом повалился на пол. Это было похоже на его типичный приступ каталепсии, которые я столько раз наблюдал прежде, испытывая к Геддесу огромное сострадание.
– Какое несчастье! – воскликнул я. – Простая телеграмма вызвала новый припадок.
Доктор Стивенс был все-таки врачом до мозга костей, потому что первым склонился над ним, когда вперед подались все. Воцарилась невообразимая суета.
Мне так до конца и не удалось разобраться в том, что произошло дальше. Непостижимым образом Геддес сумел если не снять с себя наручники, то по крайней мере освободить одну руку. С невероятной скоростью и силой он нанес доктору Стивенсу удар металлическими «браслетами», отбросив его чуть ли не в противоположный угол кабинета. А затем в одно мгновение оказался на ногах.
– Остановите его!
Голос капитана прозвучал с невероятной яростью, но мы все еще не успели прийти в себя, чтобы решиться на какие-то действия. С потрясающей легкостью обогнув застывшие фигуры Грина, миссис Фогарти, мисс Браш и Морено, он устремился к двери смотровой комнаты, чтобы вновь воспользоваться открытым окном.
– Остановите же его! – снова выкрикнул капитан.
На этот раз все пришли в движение. Я тоже рванулся вдогонку за беглецом.
– Ну что, снова пустишь в ход свои грязные приемы? – донесся возбужденный голос Уоррена, когда мы дружно вломились в смотровую. У окна две фигуры сцепились в схватке.
– Не стрелять! – отдал Грин распоряжение, прозвучавшее несколько бессмысленно.
На секунду передо мной мелькнуло окровавленное лицо Уоррена, руки которого уже стальным кольцом сомкнулись на Геддесе. При этом Уоррен выглядел как торжествующий победитель в экстазе от своего триумфа над противником.
– Все! Теперь никуда не денется! – задыхаясь, произнес он.
Кларк и двое других полицейских подоспели на подмогу, а втроем им не составило труда прижать извивающееся тело англичанина к полу.
Мы же стояли вокруг, способные лишь немо созерцать эту сцену. Раздавались какие-то бессмысленные уже реплики и восклицания. А потом над всей какофонией громко, отчетливо и спокойно прозвучал голос доктора Ленца:
– Пусть это послужит для нас хорошим уроком, – сказал он. – Когда берешь под арест мага, наручников может оказаться недостаточно.
Государственный эксперт-психиатр приехал и уехал. Грин с подчиненными отправились к себе в участок, забрав с собой Геддеса. В кабинете директора установилась необычная тишина, когда его сотрудники постепенно разошлись по своим рабочим местам. Последними к двери направились доктор Морено и бывшая мисс Браш. Я попросил их ненадолго задержаться.
– Приношу свои извинения, – сказал я, – и одновременно запоздалые поздравления. – Надеюсь, что ваш статус замужней дамы…
– Тсс! Ни слова больше, пожалуйста! – цыкнула на меня мисс Браш, но при этом дружески улыбнулась. – Вы доведете меня до увольнения, мистер Дулут, если проговоритесь кому-нибудь, что я замужем. Между тем это в интересах психиатрии, чтобы я оставалась профессиональной роковой красавицей. Однако, вероятно, не настолько роковой, как решили вы, когда увидели у меня в спальне доктора Морено, а потом получили взаймы его тапочки.
– Должен признать, что детектив из меня никакой, – сказал я, отвечая на ее улыбку. – Я ведь так и не разгадал загадку таинственных тапочек, хотя решение было у меня под носом. То есть под ногами.
Чета Морено дружно сверкнула на меня ослепительно белыми и почти ненатурально здоровыми зубами.
– И после того, как я невольно обидел вашу жену, Морено, не сумев понять очевидного, – продолжил я приносить извинения, – то лишь усугубил дело, обвинив в убийстве вас самого.
– Психиатрам доводится выслушивать обвинения и почище этого, – добродушно отозвался он. – Впрочем, я не удивлен, что вы посчитали меня человеком, способным на грубое насилие, Дулут. Как я понял, вы стали случайным свидетелем довольно-таки бурных выяснений отношений между мною и моей женой. Вероятно, я слишком ревнив, но мне порой кажется, что она… Словом, что она уж слишком рьяно и серьезно исполняет свои профессиональные обязанности. Даже психиатрам свойственны такие простые человеческие эмоции, как ревность. Особенно если ты женат еще совсем недолго, – добавил он, лаская глазами лицо жены.
Мисс Браш взяла его за руку и повела за собой. Но, конечно же, она не удержалась и напоследок бросила на меня через плечо несколько кокетливый взгляд. Замужем или нет, но мисс Браш навсегда останется мисс Браш, к величайшей усладе своих пациентов. И, возможно, она продолжит выполнять свои профессиональные обязанности самую малость чуть более старательно, чем это необходимо.
Я собирался последовать за ними, но доктор Ленц попросил меня вернуться в свой кабинет. Его бородатое лицо благосклонно мне улыбалось. Жестом, все же выдававшим в нем иностранца, он указал на кресло, в которое я сел.
– Что ж, мистер Дулут, – сказал он негромко, – мне остается радоваться, что в результате двух страшных трагедий произошли хоть какие-то положительные изменения. Но больше всего мне внушает оптимизм ваше выздоровление. Блестящей логикой, продемонстрированной сегодня, вы показали, что ваше мышление полностью освободилось от временного помутнения. И уж простите за грубый комплимент, но вы обладаете острым и развитым интеллектом, то есть тем, чего так не хватает в этом мире.
– Острым и развитым интеллектом, – ответил я немного подавленно, – который заводит тебя слишком далеко, и ты делаешь совершенно неверные выводы. Все в точности как у законченного алкоголика.
– Вовсе нет, мистер Дулут. Ваше мышление достойно человека… э-э-э… Человека, ведущего трезвый образ жизни, – он позволил себе нечто похожее на смех, но лишь в той степени, в какой это позволяло достоинство небожителя. – Вам не следует недооценивать разумности своих рассуждений хотя бы потому, что они практически полностью совпали с моими собственными.
– Да, но это вы указали нам истинного преступника, – возразил я.
– Так-то оно так… – Голос директора вдруг зазвучал не совсем уверенно. – В итоге я действительно пришел к верному решению. Но если начистоту, то вплоть до нынешнего вечера подозревал совершенно другого человека.
– Неужели? – спросил я, внезапно встрепенувшись.
– С самого начала я знал, что мы имеем дело с умственно здоровой, очень талантливой и весьма изобретательной личностью. Боюсь, что на психологические и физические выкрутасы мистера Геддеса я не обращал особого внимания. – Он склонился вперед, словно собирался поделиться секретом, доступным только обитателям Олимпа. – Чувствую, что пора напомнить вам, насколько не в моих правилах доверять пациентам важные вопросы, касающиеся моего заведения. Я сделал для вас исключение, но на основе гораздо более грубого просчета, чем ваш собственный.
– Но кого же вы подозревали в…
– Я не видел другой кандидатуры, кроме вас самого, мистер Дулут.
Мне оставалось лишь изумленно смотреть в эти лукавые серые глаза, совершенно потерянному, как было в ту ночь, когда я сидел в этом же кресле, завернувшись в одеяло мисс Браш.
Но потом до меня постепенно дошла потешная ирония подобной ситуации, и я невольно расхохотался.
– И вы поручили подрывному элементу охоту на самого себя! – воскликнул я, ослабевшим от смеха голосом.
– Могу только извиниться за свою глупую ошибку, мистер Дулут, но, как выяснилось задним числом, она оказалась очень полезна с терапевтической точки зрения. Думаю, что необходимость действовать, проявить активность помогли вам обрести ясность ума. – Директор сделал паузу, поглаживая бороду. – Как ни странно, но теперь я вижу, что все треволнения последних дней пошли на пользу и другим моим подопечным. Они стали менее инертны, у них пробудился интерес к тому, что их окружает. И это поистине новый для меня, не изведанный прежде опыт как для психиатра.
– Убийственная терапия, – осмелился пошутить я. – Чем не завлекательный новый девиз для очередного издания рекламных брошюр клиники?
Ленц какое-то время молчал, постукивая серебряным карандашом по краю стола.
– Остается только сожалеть, мистер Дулут, – произнес он потом, – что вы так скоро нас покинете. Но это сожаление – продукт моих личных эмоций. Как профессионалу мне бы следовало только радоваться за вас.
Еще неделю или две назад я бы дорого дал, чтобы услышать от него такие слова. Теперь же они не навевали на меня ничего, кроме грусти.
– Да, все обстоит именно так, – повторил он. – Вы вольны уехать отсюда уже завтра. Но мне хотелось бы попросить вас остаться на некоторое время в качестве моего персонального гостя. Вы любезно согласились помочь мне, а между тем есть еще одно небольшое дело…
– Как? Новый подрывной элемент?
– Нет. Проблема чисто врачебного свойства. У меня находится на лечении человек, которому для полного выздоровления необходимо снова обрести интерес к жизни. И мне показалось, что именно вы способны стимулировать подобный интерес.
Медленно и, как всегда, величаво он поднялся и подошел к двери кабинета. Потом задержался на пороге, и я на секунду подумал, что сейчас он выкинет какой-то фокус, известный со времен Адама. К примеру, достанет из рукава белого кролика.
– Мне бы хотелось, чтобы вы побеседовали с человеком, которого я имею в виду.
А затем легким наклоном головы он как бы попрощался со мной. И пропал.
Я, конечно же, догадался, кого он имел в виду, и эта догадка заставила меня нервничать не меньше, чем в вечер премьеры моего спектакля на Бродвее. Я был взволнован и полон ожиданий, но больше уже ничего не опасался. Дверь снова открылась, и я вскочил на ноги.
– Айрис!
– Питер!
Мы, не двигаясь с места, стояли и смотрели друг на друга. Не знаю, откуда во мне взялась эта уверенность, но я твердо знал, что именно так смотрели друг на друга влюбленные с тех времен, когда эта планета впервые начала свое безумное вращение.
Или в нашем с Айрис случае безумными были только мы с ней?