АМЕРИКАНСКИЙ ПОЦЕЛУЙ

Ралли Мак-Вильямс была безнадежно одинока. Ей хотелось верить, что где-то на свете есть ее вторая половинка, что будущий спутник жизни живет где-то в Непале или в малонаселенном районе Австралии. Но в Манхэттене, где жила Ралли, ей встречались только самые обычные парни.

— Выбор не ахти, — вздыхала она.

— Да, — соглашалась Ким. Ее голос звучал устало.

Ралли и Ким снимали квартиру в Сохо. Им обеим было уже тридцать один. Они работали и встречались с парнями. Ралли никогда не знала приятелей Ким по имени. Это были Республиканец, Электрик и врач, которого Ким звала Док Обаяшка. Ралли, в свою очередь, после того как ей исполнилось двадцать три года, спала с парнем по имени Пол. Отношения закончились, когда он переехал в Айдахо. Потом был Сэм, чуткий и добрый, однажды он ел дольки лайма из впадинок ее ключиц. Ралли решила, что это начало чего-то совершенно потрясающего, но Сэм съел лайм, рыгнул и отправился спать.

— Моя мама, — объясняла Ким, — говорит, что нельзя любить мужчину, пока не полюбишь себя.

Ралли всплеснула руками.

— Что это значит — научиться любить себя?

Ким пожала плечами.

Ралли была писателем-путешественником. Она писала для журнала «Пять королевств» и часто ездила в такие места, которые она классифицировала либо как экзотически, либо как скучные. Экзотическими местами, которые ей пришлось посетить, были Капри и Дублин. А к числу унылых уголков относился Моаб, штат Юта, где Ралли не встретила никого интересного; кроме того, ее еще и змея укусила.

— Хоть бы одного необычного человека встретить, — объясняла Ралли. — Иначе место теряет свою привлекательность.

— Так это хорошо или плохо, — поинтересовалась Ким, — когда ты одна в городе на выходных, а все колоритные персоны разъехались?

У Ралли были потрясающие волосы цвета меда, которые спадали до талии и нередко обеспечивали ей бесплатную выпивку в баре. Когда они с Ким болтали всю ночь напролет, они садились рядышком на диван, а Ким, работавшая стилисткой в салоне красоты, играла с волосами Ралли. Ким никогда не выезжала за пределы города.

— Будь я сногсшибательной, — продолжала Ким, — я бы не обхаживала писательницу. Я засела бы дома, заказала китайской еды и училась любить себя.

— Рано или поздно, — возразила Ралли, — тебе пришлось бы выйти. Я поймала бы тебя.

Ралли была помешана на всем, что выделяло людей из толпы. Обычно она не рассчитывала столкнуться с чем-нибудь подобным, но была уверена, что, встретив, не ошибется. В Дублине она ожидала встретить голубоглазых мужчин, которые покупали бы ей пиво и развлекали историями. Вместо этого Ралли приходилось восхищаться ирландскими женщинами — молодыми мамашами или юными особами с невообразимо бледной кожей и сигаретами в руках. В Монтане Ралли окружила себя ковбоями — мужчинами в голубых джинсах и с деньгами, надеясь передать в своей статье дух Дикого Запада. В Гласьерском национальном парке ее собеседником оказался лесничий Расс, толстая шепелявая бочка, после чего Ралли поняла, что мужчины совершенно несовместимы с дикой природой. Ралли удивляло и побуждало путешествовать то, что, когда ее поражала необычность человека — ирландской женщины с сигаретой, лесничего с невнятной речью — она ощущала невероятное одиночество и желание поцеловать этого человека. Иногда ей хотелось нежного, ненавязчивого прикосновения, легкого поцелуя незнакомца в щеку, иногда — безудержного, полного сочувствия. Леснику Рассу было около шестидесяти, но его благородная манера держаться и уверенность, с которой он рассуждал о ледниках и медведях, заставляли Ралли думать о поцелуе. Если бы выдался момент, она прижалась бы губами к его рту и страстно поцеловала, стараясь разделить с ним свое одиночество.

На самом деле Ралли даже не всегда разговаривала с этими людьми, не говоря уж о том, чтобы целовать их. Она никому не говорила о своем тайном желании, потому что ее приняли бы за сумасшедшую. Она проигрывала в голове разговор с выдуманным психоаналитиком, всегда мужчиной.

«Я хочу поцеловать дым во рту этой женщины» — признавалась Ралли.

«Почему?» — спрашивал мужчина.

«Потому что она печальна, — отвечала она. — И еще она устала от Дублина. И другого такого момента больше не будет».

«Вы бисексуальны? — спрашивал он. — Любите свинг?»

«Нет! — отвечала Ралли. — Я не могу поцеловать дым, не поцеловав женщину. Понимаете?»

Конечно, вымышленный психиатр никогда этого не понимал. В глубине души Ралли тоже этого не понимала. И вместо того чтобы копаться в себе, предпочитала удивляться незнакомцам, бороться с желанием их поцеловать и писать статьи для «Пяти королевств». Описывая Капри, Ралли вспоминала старушку, которой помогла подняться по лестнице. Повествуя о Голубом Гроте, обрывистых скалах, или лагунах со съедобными моллюсками, Ралли не могла выкинуть из головы старушку, и каждая фраза статьи была как благородный поцелуй в лоб. Каким-то образом поцелуи просачивались сквозь бумагу, потому что Сабрина, начальник и редактор Ралли, обожала ее рассказы.

— У тебя дар, — как-то вечером сказала она. — Бесспорно!

— Ага. — Ким вытянула руку, как патрульный на дороге. — У Ралли Мак-Вильямс дар, но любит ли она себя?

— Ну тебя! — засмеялась Ралли.

Ралли, Сабрина, Ким и Док Обаяшка сидели в «Минотавре» — ночном клубе, располагавшемся в полуподвальном помещении. Ким и Ралли пришли потому, что была пятница и Ралли была знакома с диджеем из «Минотавра» по прозвищу Полпачки. Сабрина оказалась здесь потому, что была одинока и привлекательна. Ким хотелось танцевать, и она утащила Дока Обаяшку на танцпол. Ралли и Сабрина остались в баре, потягивая шампанское и рассуждая о Франции. Ралли улетала туда в ноябре, чтобы написать статью о празднике молодого божоле.

— «Пять королевств» оплатят десять дней, — предупреждала Сабрина, — только не проводи все время в обнимку с бутылкой божоле, купленной на собственные сбережения.

— Я не хочу его пить, — ответила Ралли, — мне интересно, почему все без ума от него.

Заиграла любимая песня Ралли. Парень с розовыми волосами пригласил Сабрину на танец. Ралли осталась одна.

— Тебе не идет эта прическа, — произнес мужской голос.

Ралли обернулась.

Мужчина в черном пиджаке размешивал сахар в бокале с виски. У него были короткие черные бакенбарды, внутренний карман пиджака слегка оттопыривался. Ралли решила, что у него там пистолет.

— Мне? — переспросила она.

Мужчина оценивающе посмотрел на нее. На ней были синие джинсы и белая футболка. Волосы были заплетены в две косички.

— Тебе нужно заплетать одну косу до середины спины, — он продолжал помешивать виски. — Простой, классический вариант, без всякой детской чепухи.

Ралли подняла брови. Мужчине было около тридцати. У него были красивые скулы и ярко-зеленые глаза. Ралли улыбнулась.

— Я думала, парням нравится эта детская чепуха, — произнесла она.

Мужчина помешивал напиток. Когда он отложил ложечку, на дне все еще оставались кристаллики сахара.

— Я Патрик Ригг, — представился он.

Ралли оглядела танцпол. Сабрина танцевала с розововолосым. Ким и ее доктор исчезли.

— Я Ралли Мак-Вильямс. Писатель-путешественник. — Она постучала по его стакану. — Почему с сахаром?

— Мне так нравится, — пожал плечами Патрик.

Ралли ощутила дрожь возбуждения. Она пригляделась к его бакенбардам и решила, что они достаточно длинны.

— Как насчет простого виски? — поддразнила она. — Понимаешь, простого, классического виски.

Патрик пососал сустав большого пальца, будто там была ссадина.

— Мне так нравится, — произнес он, поднимая стакан.

В конце вечера Ралли дала Патрику свой телефон.

— Обратно на чердак, — так сказала она Ким про него.

— Он работает на Уолл-стрит, — пояснила Ралли, — и, видимо, носит оружие. У него странный выступ на рубашке.

— Аминь странным выпуклостям, — заключила Ким, а Ралли покраснела.

Патрик не звонил неделю. Наконец он позвонил, в пятницу, в середине сентября, в половине пятого.

— Встретимся у магазина «Сакс» в пять, — произнес он, — возьми такси, чтобы не опоздать. Надень джинсы, белую футболку и лифчик без бретелек. Волосы заплети во французскую косу и не надевай плащ.

— С каких пор ты мне приказываешь? — изумилась Ралли.

Патрик повесил трубку. Ралли в недоумении воззрилась на телефон.

«Самоуверенный ублюдок», — решила она.

Был теплый вечер, проплывали оранжевые, совсем уже осенние облака. Ралли оделась так, как хотел Патрик, только на футболке красовалась большая, улыбающаяся птичка Твити из мультфильма.

Когда такси подъехало к «Саксу», Патрик уже ждал на тротуаре. На нем был черный костюм, а глаза при дневном свете были еще зеленее, чем Ралли себе представляла.

— Ты не опоздала. — Патрик показал на ее футболку. — Я же просил, никаких переводных картинок.

Ралли положила руки на бедра.

— Больше ничего подходящего не было, — соврала она.

Патрик привел Ралли в магазин одежды. Он уговорил ее примерить длинные шелковые платья, каждое из которых стоило не менее тысячи долларов.

«Это безумие, — пронеслось у нее в голове. — Он даже не знает меня».

Ей понравилось, как девушка-продавец подносила платья.

— Вот это, — выбрал Патрик, когда Ралли вышла в изящном черном платье от Нарцизо Родригез с тоненьким пояском.

Ралли смотрела на себя в зеркало. В платье она чувствовала себя хрупкой и нежной.

— Оно стоит три с половиной тысячи долларов, — сказала она.

— Оно великолепно. — Патрик обернулся к продавщице. — Она его наденет.

Девушка кивнула.

Ралли удивленно раскрыла глаза. Она подошла к Патрику и тронула его за рукав.

— Ты даже не знаешь меня, — прошептала она.

— Оставь свои вещи здесь, — распорядился он, — их выкинут.

Ралли задохнулась от неожиданности. Она начала понимать, что Патрик вводит ее в новый мир, где вещи, а может, даже людей, легко продают и сбрасывают со счетов. Она ощутила возбуждение внизу живота.

— Мне нужны туфли, — решительно произнесла она.

Патрик принес ей туфли, черные, без лишних деталей, и изысканные, как платье. Он оплатил ее макияж в косметическом центре «Глорибрук», которым управляли, насколько Ралли могла судить, хорошо одетые и высоко оплачиваемые ведьмы. Эти женщины наложили ей тени, подкрасили губы и надушили ароматом «Серендипити». Ралли стойко терпела эти манипуляции, как ребенок, которого купают. Она наблюдала за Патриком, который стоял в дальнем углу салона и не сводил с нее глаз. В его глазах читалось эгоистическое самодовольство.

«Он растерзает меня», — подумала Ралли.

Ведьмы расчесывали и прихорашивали Ралли. Когда они закончили, каждая получила по сто долларов чаевых, что только подчеркнуло превосходство Ралли.

«Он собирается растерзать меня, — повторила она, — и я ему позволю».

Ужинали они в «Дюранигане», в зале, заполненной богемой, изысканными и красивыми людьми. Они ели перепелов и салат из базилика, Патрик заказал Ралли монастырское шампанское. Сам Патрик пил, как обычно, старое доброе виски с сахаром. Ралли опять заметила выпуклость на его пиджаке напротив сердца. Она решила задать пару вопросов.

— Расскажи мне о своей работе, — начала она.

— Нет, — отрезал он.

— Тогда о своей семье.

Его рот был занят пережевыванием перепела, но Патрик взглянул на Ралли, как на ненормальную.

Ралли нахмурилась.

— Как насчет колледжа? Я думаю, в колледж-то ты ходил? Ведь так?

— Перестань, — произнес Патрик.

Ралли сглотнула. Она скрещивала и разводила ноги под столом.

— Перестань задавать дурацкие вопросы, — повторил Патрик.

Ралли огляделась. Несколько дородных итальянцев ели пасту за столиком в углу, но у них не было выпуклостей под пиджаком.

— Хорошо. — Ралли обернулась к нему, моргая накрашенными ресницами. — Нам же нужно о чем-то разговаривать? Разве нет?

Губы Патрика скривились. Костюм сидел на нем прекрасно, у него были широкие плечи. Он казался абсолютно довольным тем, что смог промолчать.

— Расскажи мне что-нибудь важное, — попросила она.

Патрик потягивал виски. Он смотрел в потолок.

— Однажды, — начал он, — когда мне было пять, я проткнул руку своего брата Фрэнсиса шампуром.

— Специально? — ужаснулась Ралли.

— Мы играли в иглоукалывание. Фрэнсис меня попросил. Он был старше. Он сказал, что это излечит его.

Ралли обдумала сказанное.

— Прямо насквозь?

— Насквозь. Шампур торчал с двух сторон. Как в кино, где ковбоя подстреливают и стрела торчит из его ноги.

— Боже, — прошептала Ралли. Она приступила к еде. Официант принес тарелку.

— Было много крови? — поинтересовалась она.

— На самом деле не очень.

«Что он за человек?» — терялась в догадках Ралли.

После ужина они поехали к Патрику. Он жил в Аппер-Ист-Сайде, в высоком, странном доме под названием Примптон. В Примптоне был старинный, чудесный лифт с дверьми из красного дерева, но Патрик не поцеловал Ралли в лифте. Он провел ее в квартиру и предложил стакан воды.

— У тебя есть сосед? — поинтересовалась Ралли.

— Да. Он работает со мной. Джеймс Бранч. Пойдем, покажу спальню.

В спальне стояла королевского размера кровать и витиевато украшенное большое зеркало. Рама представляла собой переплетающуюся виноградную лозу с шипами. Патрик обнял Ралли за плечи и подвел к зеркалу.

— Стой смирно, — сказал он, — скрести руки за спиной.

Ралли замерла. Она ждала поцелуя.

— Посмотри на себя в зеркало. Держи запястья скрещенными.

Ралли нервничала, но подчинилась. В комнате было темно, но проникающий лунный свет освещал ее фигуру и помаду на губах. Патрик стоял позади нее, он был на полфута выше Ралли. Одной рукой он провел по ее плечу и шее. В другой руке у него оказался карманный перочинный ножик.

Ралли похолодела.

— Эй!

— Не двигайся! — произнес Патрик.

Очень аккуратно Патрик сделал надрез на лифе ее шелкового платья, прямо под шеей.

Сердце Ралли стучало в висках.

— Патрик, — простонала она, — это платье стоило тебе тысячи.

— Успокойся и смотри. — Патрик закрыл нож и убрал его в карман. Он схватил платье с двух сторон от надреза. Ралли чувствовала давление его локтей на свои плечи. Он разорвал платье на две части. Они отделились, как занавес.

— Патрик, — шептала Ралли. Она прижалась к нему, но Патрик быстро отстранился.

— Смотри, — произнес он.

Ралли нахмурилась, но смотрела, пока Патрик обматывал остатки платья вокруг ее шеи, наподобие шарфа, свисающего ей на грудь. На Ралли остались только белый лифчик и трусики, черные туфли и дорогой шарф.

— Патрик, — Ралли обняла его за бедра, — Патрик, поцелуй меня.

Патрик убрал ее руку с бедер. Он крепко держал ее кисти, заведенные за спину. Он был сильнее и полностью одет.

— Посмотри теперь на себя, — приказал он.

Ралли покрылась мурашками. Ей хотелось оказаться под Патриком на кровати.

— Патрик, разве мы не можем просто…

— Молчи и смотри, — в его голосе слышалась решительность.

Ралли с неохотой взглянула в зеркало. Она увидела свое бледное отражение во весь рост в белых и черных тонах. Она увидела свои кривые ноги: колени никогда не соприкасались, как бы близко она ни сдвигала туфли. Ее школьный тренер по легкой атлетике полагал, что эта кривизна придает ей устойчивости на коротких дистанциях, но сегодня она не была спринтером. Патрик все еще держал ее руки, и Ралли внезапно возненавидела его за то, что он не поцеловал ее, что не отпускает руки, не позволяя сорвать черный шелк с шеи.

— Чего ты добиваешься? — потребовала она ответа.

Патрик прикусил язык.

— Посмотри на себя. Я хочу, чтобы ты увидела то, что вижу я.

Ралли попыталась обернуться.

— Ты не причинишь мне зла?

Патрик повернул ее лицом к зеркалу.

— Вот какой я тебя вижу, — произнес он. — Смотри.

Ралли решила, что если дернуться, то можно будет освободить руку. Но она не стала пытаться. Она не вырывалась, не пыталась дотянуться до шарфа, чтобы сорвать его. Ей хотелось знать, будут ли они целоваться и заниматься любовью. Еще ее интересовал вопрос, в чем она вернется домой, ведь ее вещи остались в магазине «Сакс» на Пятой авеню, а новое платье было разодрано и свисало клочьями с шеи. С другой стороны, когда Ралли смотрела в зеркало на свою полуобнаженную фигуру и на тень позади себя, ее дыхание учащалось.

— Ты… хочешь сделать мне больно? — шептала она.

— Я хочу, чтобы ты смотрела на себя, — ответил Патрик, — пока не увидишь, то, что вижу я.

Ралли взглянула в зеркало. Очевидно, она оказалась в руках извращенца или пророка. Она изучала изгибы своих бедер, — результат занятий легкой атлетикой три раза в неделю. Руки тоже были довольно мускулистые. Если бы она дотянулась и ударила Патрика по лицу, то оставила бы заметный след до того, как он придушил бы ее. Она захихикала.

— Не смейся, — он сжал ее запястья сильнее. — Просто смотри.

— Хорошо.

Патрик довольно хмыкнул. Он не отрывал глаз от зеркала.

Ралли перевела дыхание.

— Договорились, — пообещала она, — я не буду смеяться.

Когда на следующее утро Ралли сидела в своей мансарде, она не могла сосредоточиться на статье. Патрик продержал ее полуобнаженной около часа, потом одел в чистые спортивные штаны и футболку и отослал домой на такси, даже не чмокнув в щечку. Вначале ночь была великолепна, потом необычна, а потом просто закончилась.

— Что за черт! — громко, ни к кому не обращаясь, выругалась Ралли. Она повторила это несколько раз.

Ралли посмотрела на экран компьютера, там был открыт путеводитель по ноябрьской Франции. Ралли собиралась написать статью не о празднике божоле, а о традициях этого ежегодного праздника вина, которое приветствуют, выпивают всего за одну короткую ноябрьскую неделю, а потом предают забвению. Но этим утром Ралли не могла сосредоточиться на вине. Она вспоминала о четырех тысячах долларов, обмотанных вокруг ее шеи прошлой ночью, и о том, что секса все равно не было.

— Какого черта? — повторила она.

Зазвонил телефон. В трубке послышался голос Сабрины.

— Ну, — потребовала она отчета, — как он?

Ралли обдумывала, что сказать. Обычно она обсуждала самые интимные подробности с Сабриной и Ким. Но на этот раз, хотя ей жутко хотелось проболтаться, особенно о стоимости платья от Нарцизо Родригез, внутренний голос подсказал ей этого не делать.

— Он меня не поцеловал, — произнесла она.

— Ха, — среагировала Сабрина. — Как обстоят дела с поездкой? Уже зарезервировала места? Волнуешься?

— Мы не целовались, — рассеянно повторила Ралли.

Ралли встречалась с Патриком семь пятниц подряд. Он никогда не звонил ей на неделе. Он звонил ей в пятницу, встречал у «Сакса», тратил на нее тысячи долларов, вез ужинать, потом домой, где срезал ее платье и держал за руки перед зеркалом. Патрик, как догадалась Ралли, следовал негласным правилам ритуала и ожидал от нее того же. Платья всегда были очень простыми, чистый шелк от Бадгли Мишка или Памеллы Деннис. Они были однотонные: черные, темно-синие, темно-бордовые — платья потрясающе смотрелись на Ралли, пока их не разрывали надвое и не обматывали вокруг шеи. Патрик держал ее запястья за спиной, заставляя смотреться в зеркало. Он никогда не целовал, не ласкал, никогда не пытался снять с нее белье, никогда не разговаривал с ней. По истечении часа он отсылал Ралли домой в чистых штанах и футболке.

Ралли была напугана и заинтригована Патриком. На третьем свидании она решила испытать его. Надевая платье в «Саксе», Ралли оставила лифчик, но трусики сняла. Позже, вечером, когда Патрик разрезал платье пополам, он фыркнул и отпрянул назад. Ралли обернулась и подошла к нему, пытаясь поцеловать и положить его руку себе на бедро.

— Давай же, — шептала она.

Патрик свирепо посмотрел на нее и оттолкнул.

Ралли не сдавалась.

— Дотронься до меня, — стонала она, — возьми меня.

— Нет, — прошипел Патрик. Он сложил руки на груди.

Ралли стояла перед ним, стройная и порочная.

— Что здесь происходит, черт возьми?

Патрик смерил ее взглядом.

— Ты делаешь то, что я прошу. Пытаешься увидеть себя моими глазами.

— О, правда! — Ралли тоже сложила руки. — Как насчет того, чтобы делать то, чего хочу я?

— Если ты этого хочешь — уходи.

Ралли почувствовала унижение, слезы наворачивались на глаза.

— Я не понимаю, — ее голос звучал покорно. — А мы не будем… целоваться? Заниматься любовью? Я хочу сказать… Ты этого не хочешь?

— Я хочу, чтобы ты ушла! — произнес Патрик.

Ралли открыла рот от удивления.

— Это бред, Патрик.

Его глаза недобро сверкнули.

— Я сказал, уходи.

Ралли ушла, не рассчитывая больше увидеть Патрика.

— Он хорошо целуется? — поинтересовалась Ким.

Они с Ралли сидели дома на диване.

— Он восхитителен, — солгала Ралли. Патрик ни разу не поцеловал ее.

Ким разглядывала французскую косу Ралли, которая стала неотъемлемой ее частью. Ким она не нравилась. Ей казалось, что волосы Ралли заслуживают лучшей участи.

— Вы встречались три раза, — продолжала Ким. — И всегда ты возвращалась в его одежде. Вы занимаетесь этим?

«Этим, — подумала Ралли, — этим».

— Да, — снова солгала она.

Ким смотрела на подругу. Она ждала подробностей, которых не последовало.

— Эй, Ралл, — окликнула она, — ты больше не рассказываешь о Франции. Ты все еще готовишься к поездке?

Ралли потерла руки. У Патрика в зеркале они выглядели изящными, как руки балерины. Ей они нравились.

— Ралл?

— Хмм, да?

— Франция. Ты все еще туда собираешься?

— О, конечно, — ответила Ралли. — Конечно.

К радости Ралли, Патрик позвонил в пятницу как ни в чем не бывало. Он позвал ее в «Сакс», и Ралли поехала. Она не отдавала себе отчета почему, но она поехала и больше не выкидывала никаких фокусов, стоя перед зеркалом с голым животом и холодными коленями. Разорванное платье было бледно-голубого цвета.

— Ты не хочешь потанцевать? — прошептала Ралли.

— Я хочу, чтобы ты смотрела в зеркало, — сказал Патрик.

Ралли смотрела на свое тело. За окном красные полицейские огни озарили ночь. Промчалась пожарная машина.

— Ты хочешь, чтобы я разговаривала? — спросила Ралли.

— Ты знаешь, чего я хочу, — он сжал ее запястья.

На пятой неделе Ралли с нетерпением ждала вечера пятницы. Она поняла, что их нельзя назвать любовниками, но она ощущала себя уникальной, как будто она воплощала для Патрика что-то интимное, идеальное. Этого можно было достичь, только обернув Ралли в шелк. Было что-то подкупающее в его одержимости. Стоя в темноте, на каблуках, поддерживаемая Патриком, Ралли всматривалась в зеркало, пытаясь понять, что же он видит. Она думала о денежных перечислениях с его счета на счет в «Саксе» и «Дюранигане».

— Почему именно я? — спросила она однажды, но Патрик не дал ей договорить.

На шестом свидании Ралли решила поэкспериментировать со своей внешностью. Она втянула живот, выпятила грудь, надула губы, сделала испуганное, но внимательное лицо. Когда Патрик опять не овладел ею, Ралли сменила тактику. Она расслабила живот, сделала печальное лицо. Реакции не последовало. Тогда Ралли сосредоточилась на отражении в зеркале. Ей нравилось, что ее кожу ничего не сковывало, за исключением некоторых деталей. Она думала о том, как свешивается ее коса по спине.

Ралли улыбнулась. «А я хороша», — решила она.

На следующее утро Ралли отправилась в музей Клойстерс. Через две недели она улетала во Францию, а перед серьезными поездками она всегда посещала «Клойстерс», чтобы настроиться на нужное восприятие людей. Она считала общение с людьми главным в работе журналиста, а в «Клойстерс» можно было потренироваться. Это был отчасти музей, отчасти церковь, отчасти замок на берегу Гудзона, сюда люди приходили полюбоваться искусством, прогуляться по береговому валу или просто подержаться за руки. Ралли казалось, что здесь люди становятся менее сознательными, чем в других местах Нью-Йорка. Она наблюдала за поведением незнакомцев, искала среди них чудо — чудо, которое можно поцеловать. Кроме того, здесь было тихо, а Ралли нужно было время обдумать свои отношения с Патриком Риггом, решить, был ли он чудом и ее второй половинкой. У него было неотразимое обаяние, еще он по-королевски одевался и обладал чувством юмора. Смущало то, что, когда Ралли думала о Патрике, она не могла отделаться от мыслей о себе, о своем отражении в его зеркале. Ей снилось, что она нимфа в виноградном лесу, она отчетливо видела свою грудь, ноги, безумные глаза. Иногда по утрам, когда еще не рассвело, Ралли запиралась в ванной и раздевалась до белья. Патрика не было, но она держала руки за спиной. Она накидывала на шею халат, имитирующий шелковое платье, и восхищалась своим отражением, пока, к ее ужасу и радости, у нее не становилось влажно между ног. Там было влажно, но где были руки Патрика, когда они так нужны?

— О чем вы думаете? — спросил мужской голос.

Ралли обернулась, моргая. Она пришла в себя. Ралли находилась в галерее гобеленов и стояла перед каким-то экспонатом, видимо рассматривая его. Рядом с ней стоял хрупкий молодой человек с сонными голубыми глазами и ровными зубами.

— Простите, что вы сказали?

— Я просто, хм, спросил, о чем вы думаете. — Молодой человек указал на гобелен. — Вы были так… поглощены чем-то.

Ралли покраснела. Она сосредоточилась на гобелене. На нем была изображена охота на единорога. Единорог стоял на опушке у ручья, два копья воткнулись ему в ребра, и тонкие струйки крови стекали по бокам. Собаки и охотники окружили животное. У собак были злобно оскаленные пасти, а на лицах мужчин читалась жестокость и непреклонность. Единорогу грозила либо гибель, либо плен, и его глаза были полны невыразимой муки.

— Ужасно, — сказала Ралли.

Молодой человек посмотрел на Ралли. Он колебался.

— Это то, о чем вы думали? — переспросил он.

Ралли обернулась.

«Ты странный, — решила она. — Я должна была тебя заметить».

— Мне нравится эта сцена, — вздохнул незнакомец. Он печально разглядывал единорога. — Видимо, это неправильно. Наоборот, я должен находить ее отвратительной. Так ведь?

Внимание Ралли переключилось на молодого человека с сонными глазами, на надежду в его голосе. Она подошла и дотронулась до его плеча.

— Нет, — произнесла она, — нет, вы не должны.

В пятницу номер семь Ралли одела белоснежные трусики и белоснежный лифчик. На ней было платье серебряного цвета. Оно свисало с ее плеч, как невесомые, тонкие доспехи. Было начало ноября, ночи были холодными, поэтому Патрик принес ей черную накидку. Ралли не терпелось поехать домой к Патрику, разрезать накидку и платье. Она быстро поужинала и унеслась мыслями в ванную комнату, где ничто не мешало наслаждаться упругостью ее косы.

За столом, держа в руке стакан с виски, Патрик оскалился, как волк.

Ралли дотронулась до своей щеки, проверяя ее мягкость. Странная ухмылка Патрика ее беспокоила.

— Что? — не выдержала она.

— Сработало, — ответил он.

— Что сработало?

— Сама знаешь что, — он оглядел ее с головы до ног.

Ралли высокомерно фыркнула.

— Ты думаешь, я в тебя влюблена?

Патрик покачал головой.

— Наоборот, — сказал он.

Вечером, когда он разорвал ее платье и сделал из него шарф, Ралли попросила Патрика завязать шарф на шее.

— Пусть он спадает между грудей, — шептала Ралли, — как мужской галстук.

Патрик подчинился.

Ралли взглянула в зеркало.

— Мне нравится, что у меня гладкие икры, — прошептала она.

Патрик сжал ее запястья. Он издал звук, напоминавший смешок.

— Мне нравится, как накрашены мои губы. — Ралли поворачивала голову, пытаясь разглядеть губы в профиль. Внезапно ее словно толкнули. Она ощутила толчок в груди, даже увидела его в своем отражении. Она задержала дыхание.

Патрик почувствовал ее состояние.

— Что?

Ралли покачала головой.

— Ничего.

Патрик сжал ее сильнее.

— Скажи мне.

Ралли видела, как румянец заливает ее щеки.

— Этого не должно быть. Я…

Патрик приблизился. Она схватила его за брюки.

— Я хочу поцеловать себя, — прошептала Ралли.

Патрик выдохнул. Казалось, именно этого он и ждал.

— Я хочу… — Ралли любила свои скулы, изгиб бедер. Она представила свое тело в аэродинамической трубе. Поток воздуха обдувал ее, искажая знакомые черты.

— Я хочу поцеловать себя, — произнесла она, — всю.

Патрик прижался к ней. Ее плечи касались его груди, но Ралли не сводила глаз с отражения в зеркале. Она ощутила напряжение внизу живота.

— Я хочу… — Ралли смотрелась в зеркало. Она пыталась высвободить руки, чтобы потрогать изображение.

Патрик сильнее сжал ее руки.

— Ты не можешь, — тихо сказал он.

Ралли прикусила губу. Она закрыла глаза. Как только она это сделала, нимфа исчезла. Она открыла глаза, любуясь отражением. Перед ней было невозможное, колеблющееся, пойманное женское тело. Ралли сделала шаг вперед.

— Я могу, — хныкала она, — я хочу.

Патрик засмеялся. Его ухмылка отразилась в зеркале. Руками он сжимал запястья Ралли.

— Не-а, — протянул он.

Ралли вырывалась. Напряжение в глазах и между ног возрастало. Она сжимала бедра, скрежетала зубами, чувствуя приближение чего-то не имеющего названия.

— Я могу, — шипела она, — я это сделаю.

Патрик продолжал смеяться. Ногтями Ралли впилась в его руки, царапая их. Ее огромные распахнутые глаза отражались в зеркале, мышцы на ногах затвердели и напряглись.

— Пожалуйста, — задыхалась она. — Да, Да.

— Нет, — приказал Патрик.

Ралли хныкала и сопротивлялась. Она чувствовала, как струйка пота стекает по ее лбу, ощущала нарастающее наслаждение между бедер.

— Пожалуйста, — умоляла она. Патрик был непреклонен.

— Пожалуйста, — рыдала Ралли.

Когда дыхание Ралли участилось, а мольбы переросли в стоны, Патрик со смехом отпустил ее руки. От неожиданности Ралли оступилась, упала на колени, одна туфля отлетела в сторону. Выставив руки вперед, Ралли приостановила падение.

— Ох!

Ралли взглянула в зеркало. Она видела себя — стоящую на четвереньках, задыхающуюся, коса перевесилась через плечо, грудь в белом лифчике свисала вниз. Ее шарф был все еще обмотан вокруг шеи. Он доставал теперь до пола, но Ралли возненавидела его, он напоминал ей привязь. Патрик возвышался над Ралли, радостно смеясь.

— Ох, — повторила Ралли.

Патрик и не думал ей помогать. Его глаза искрились удовольствием и триумфом, которых раньше не было.

— Я поранила колено, — произнесла Ралли.

Патрик кивнул.

— Я знал. Теперь можешь ехать домой.

Вожделение ослепило Ралли.

— Что? — прошептала она.

— Ты слышала, — твердо сказал Патрик, — езжай домой.

Ралли стояла на четвереньках, не в силах понять, что ему от нее нужно. Слезы злости наворачивались на глаза.

— Что ты собираешься делать? — прошептала она.

— Я хочу выпить, — объяснил Патрик, — как только ты исчезнешь.

— Нет, — фыркнула Ралли, — что ты делаешь со мной?

— Иди домой, — приказал он.

Ралли села. Она отвернулась от зеркала.

— Об этом ты думаешь целый день? — свирепо сказала она. — Сделать это со мной? Вызвать у меня желание к… этому?

Патрик достал спортивные штаны и футболку из шкафа и кинул их Ралли.

— Днем, — произнес он, — я думаю о деньгах.

Ралли поднялась на ноги. Она сорвала шелк с шеи. Она была вне себя от ярости, перед глазами пульсировали красные круги.

— Это тебя заводит? — поинтересовалась она. — Отсылать меня в полночь домой, потом в пятницу звонить мне опять и начинать все снова?

— В следующую пятницу я не позвоню, — перебил Патрик, — ты будешь во Франции. А теперь проваливай.

Подбородок Ралли дрожал.

— Ты проклятый ублюдок! — тихо произнесла она.

Внезапно Патрик оказался прямо перед ней. В его глазах сверкало бешенство. Одной рукой он схватил свой плащ, а другой бил по груди в районе сердца.

— Ты знаешь, что здесь? — рычал он.

Ралли в ужасе отшатнулась. Она уставилась на выпуклость в кармане его плаща, которую принимала за оружие.

— Прости, — начала она заикаться.

— Ты хоть знаешь, кто я такой? — голос Патрика срывался. Его плечи согнулись, как у медведя.

— Д-да, то есть нет. — Ралли выбежала из комнаты, из квартиры. По дороге она всхлипывала: — Нет, нет, нет.

— Отрежь их, — потребовала Ралли.

Ким придвинулась ближе на диване. На журнальном столике лежали ножницы Ким и прочие парикмахерские принадлежности. Волосы Ралли были влажные, а на плечи было накинуто полотенце.

Ким поглаживала ее волосы, которые спадали до диванных подушек, слегка прикрывая их.

— Мужчины жестоки, — она обняла Ралли за шею, погладила по спине, — не надо этого делать.

Ралли смотрела прямо перед собой.

— Обрежь их. Пусть будут короткие и взъерошенные или какие-нибудь еще, только обрежь.

— Ш-ш-ш, — утешала Ким, стараясь, чтобы голос звучал убедительно, — из-за того что какому-то извращенцу нравятся твои волосы, не стоит…

— Стриги! — взвизгнула Ралли.

Ралли отправилась во Францию, в Божоле. Она бродила по причудливым старинным улочкам, посещала виноделов, пробовала вино, ходила от одного винного двора к другому. Она сидела на каменных оградах и наблюдала за овцами. Она носила свободные голубые джинсы и мешковатые свитера, скрывавшие ее фигуру. Волосы были собраны в пучок, не отражавший никаких тенденций в моде. Каждый вечер она ужинала в разных ресторанах, где заказывала цыпленка или говядину под простым соусом. Она наслаждалась жизнью и пила божоле, делая заметки о стране и вине. Когда дело дошло до описания людей, Ралли сделала то, чего не делала раньше. Она не обращала внимание на реальную действительность, а превращала людей в сказочных персонажей. Она написала о вежливом мужчине с темными от вина, кривыми зубами, о полногрудой, всегда готовой помочь женщине, о детях, носящих корзины и давящих виноград. Она почувствовала головокружение и воспарила к небесам, когда любвеобильный молодой человек по имени Оливье прижимал ее тело к грубо обтесанной стене. Оливье шептал возбуждающие комплименты на французском и поглаживал ее талию. Его ошибкой было то, что он прижался губами к ее рту, просунул туда язык и поцеловал ее. На секунду Ралли загляделась на головокружительное, бездонное небо, и поцеловала Оливье в ответ. Она слилась с ним в поцелуе, пытаясь стать счастливой и легкой, игривой, как вино. Но в какой-то момент подступило отвращение. Ралли испугалась не только своего языка, но и всего тела, скрытого одеждой, она оттолкнула от себя мужчину, ощущая, что предала ревнивого, всевидящего господина.