Глава 15

— Есть минутка?

Услышав голос брата, я оторвался от изображения старинного пиратского корабля, над которым работал. Я так сосредоточился, что не услышал, как Ром вошел. Мысли блуждали далеко-далеко, поскольку уже второй раз Шоу изобретала нелепый предлог, чтобы остаться одной. И меня это бесило.

Я изо всех сил пытался вести себя так, как, на мой взгляд, полагалось хорошему парню. Я был вдумчивым, внимательным, выполнял ее желания и ни на чем не настаивал — в общем, превратился в кроткого ягненка. Я позволял Шоу командовать, хоть особой пользы от этого не видел, даже в постели. Но я не хотел давать любимой девушке повод для ухода. Я старался радовать Шоу, чтобы ей не приходилось бороться с моими перепадами настроения и яростными вспышками. Я с переменным успехом старался быть парнем, с которым она искренне захотела бы общаться — тем более что чертов Дейвенпорт продолжал крутиться поблизости. Но мой новый улучшенный имидж, казалось, достиг противоположной цели. Последние две ночи я провел, ворочаясь в постели, потому что привык, что рядом со мной, свернувшись, лежит ее нежное тельце. Я был слишком раздражен, чтобы просто позвонить и сказать, что я сейчас приеду по-любому, ведь мы оба этого хотели.

Я швырнул в Рома карандашом и махнул рукой: заходи.

— Что случилось?

Он бросил карандаш обратно и тяжело плюхнулся на кровать, вытянув ноги и откинувшись назад. Иными словами, устроился как дома.

— Шоу так и не ответила?

Я подавил ярость, хотя тут же захотелось что-нибудь расколотить.

— Она говорит, у нее на завтра слишком много заданий, поэтому после работы она поедет домой и будет заниматься.

— Хм.

— Что?

— Ничего. Просто — хм.

— Заткнись, Ром. Перестань хмыкать.

— Ну, странно, что в последнее время вы почти не видитесь. Вы случайно не поссорились?

— Нет.

— Уверен?

Я нахмурился.

— Да, я абсолютно уверен, что мы не ссорились. Ты пришел, чтоб меня позлить, или тебе действительно что-то надо?

— Не меняй тему.

Я отвернулся к столу.

— Если ты приперся валять дурака, учти, что мне нужно закончить рисунок для клиента.

— А меня сегодня выписали. Врач из Карсона звонил буквально только что. В начале следующей недели я возвращаюсь в часть…

Я развернулся к брату. Ром явно старался выглядеть беззаботно, но взгляд у него был встревоженный.

— Плечо зажило?

— Вроде да.

— А как ты сам? Готов вернуться?

— Ну, вариантов нет. Конечно, я бы меньше переживал, если бы точно знал, что у вас с Шоу все в порядке, что за ней не таскается какой-то псих, что мама обратилась к врачу… но чудеса бывают только в кино.

Я фыркнул и провел руками по волосам, которые как будто становились длиннее с каждой минутой. Мне хотелось снова сделать ирокез, но в душе я подозревал, что Шоу не понравится парень, который каждый день меняет прически, поэтому, скрепя сердце, поддерживал норму, хотя она постоянно твердила, что скучает по моему ирокезу.

— У нас с Шоу все нормально, так что не волнуйся. А что касается мамы… ну, тут я ничем не могу помочь. Береги себя. И больше не езди по бомбам.

— Да я, в общем, и не собирался. Слушай, надо предупредить родителей. И, сам понимаешь, они захотят что-нибудь устроить, раз уж никто не знает, когда я в следующий раз приеду и в каком состоянии.

— Ром, я не в состоянии терпеть мамины закидоны.

— Я попрошу отца заказать столик в ресторане. Скажу ему, что это семейное событие, а значит, придете вы с Шоу. Я не настаиваю, братишка, я просто говорю. Я уезжаю обратно в пустыню черт знает на сколько — и имею право увезти с собой приятные воспоминания. Пожалуйста, сделайте над собой усилие на один вечер. Я этого заслуживаю.

— Ты видел, что получилось в последний раз. А я ее даже не провоцировал!

Ром вздохнул и поднялся.

— Ради меня, Рул. Пожалуйста.

Я не хотел видеться с родителями. Только не теперь, когда у нас с Шоу возникло некоторое недопонимание. И уж точно не после того, как мать недвусмысленно высказалась по моему поводу. Но я мало в чем мог отказать брату и все готов был сделать для Рома, если тот говорил «пожалуйста». Я снова выругался и откинул голову на спинку кресла.

— Скажи, где и когда, ладно? Я передам Шоу. Но не исключаю, что ты уедешь обратно на войну расстроенным, если мама, как обычно, слетит с катушек.

— Не понимаю, блин, почему мы один-единственный раз не в состоянии побыть нормальной семьей! По-моему, я не так уж много прошу.

— Ты прав. И я готов попытаться. Договорились?

— Спасибо, братишка, ты не такой пропащий, как говорят.

— Заткнись… — я усмехнулся и снова взялся за рисунок. — Кстати, я буду скучать по тебе, зануда.

Он подошел ко мне и обхватил рукой за шею. Я забарахтался, тщетно пытаясь высвободиться, но Ром был сильнее и крупнее, он без труда меня удерживал.

— А я буду скучать по твоему острому языку и скверному характеру. Хотя твоя нынешняя прическа выглядит по-дурацки, и она совсем не в твоем духе. По ней я скучать не буду.

Ром наконец отвязался, когда я ткнул его кулаком в ребра. Он хрюкнул и отступил, а я отбросил со лба надоевшие пряди.

— Ты просто боишься, что, если у меня нормально отрастут волосы, люди поймут, что я намного красивее тебя.

Он снова ринулся в атаку, и некоторое время мы боролись, как в детстве, только теперь Ром был настоящим гигантом, фунтов на пятьдесят тяжелее, поэтому толковой драки не получилось. Он ушел, пообещав заказать что-нибудь на ужин, а я с удовлетворением отметил, что по пути к двери мой старший братец потирал ребра.

Я достал мобильник, уставился на экран и поймал себя на неприятной мысли: я раздумывал, как бы поделиться с Шоу новостью. Выбирал слова. Я привык делать и говорить, что хочется, и быть сдержанным и собранным мне надоело прежде, чем я толком успел приступить. В конце концов просто написал короткое сообщение: «Рома выписали. В понедельник он уезжает».

Я подумал: раз Шоу занята, то не ответит сразу. В последнее время мы вообще не вели глубоких философских бесед.

«О Боже. Ты расстроен?»

Я уже потерял одного брата, а оставшийся выбрал профессию, регулярно вынуждавшую его рисковать жизнью. Конечно, я был расстроен. Но поделать ничего не мог. Чувство долга было второй натурой Рома, и я уважал старшего брата за это — слишком уважал, чтобы омрачать своей грустью то недолгое время, которое мы проводили вместе.

«Да, конечно, но он, кажется, выздоровел, и ничего не поделаешь».

«Хочешь, я приеду после работы?»

«А я думал, тебе надо готовиться на завтра».

«Да, но учеба может подождать, если я тебе нужна».

Она и правда была мне нужна. Я хотел держать Шоу в объятиях и любить, но не потому что она жалела меня, а потому что хотела быть со мной. Я уставился на экран и сердито подумал, какой же сложной сделалась жизнь буквально за считаные дни.

«Да не, я в порядке, но Ром до отъезда хочет устроить семейный ужин ПОЛНЫМ составом. Он попросит папу все организовать».

«Ну и что будет, учитывая твои отношения с матерью?»

«Кстати, ты тоже приглашена».

«За себя я не волнуюсь».

«Ром надеется, что она из уважения не станет скандалить, если он попросит. Но лично я сомневаюсь. Он думает, в общественном месте мать не устроит сцену».

«Очень печально, что вам это мешает нормально проводить Рома».

«Я не один тут такой, у кого проблемы в семье, Каспер».

«О, да».

«Спокойной ночи».

Долгая пауза. Я даже не ждал, что она ответит. Но через пять минут пришло новое сообщение.

«Я по тебе скучаю, Рул».

Я даже не знал, что сказать, потому что вообще-то не я на сей раз избегал встречи. Отложил мобильник и вернулся к рисунку.

Но на следующий вечер именно я продолбал свидание с Шоу, потому что решил куда-нибудь сводить Рома, чтобы он подцепил себе девочку, прежде чем уехать обратно в пустыню. В результате я свалился под стол после пятой порции виски — иными словами, совершенно не справился со своей задачей. Ром и Нэш дотащили меня до дома и уложили в постель. Только в одиннадцать часов утра я попытался дойти до душа и принять приблизительно человеческий облик, чтобы появиться в салоне… Тогда-то я и заметил три пропущенных звонка от Шоу и пять сообщений. В них говорилось примерно одно и то же: где ты, что делаешь, почему не отвечаешь, может быть, мне приехать или ты сам приедешь? Я чуть не сдох от стыда. Ситуация не была бы такой неловкой, если бы я позвонил ей перед уходом или пригласил с нами. А вместо этого я развлекался как обычно, совершенно не стараясь изображать идеал.

Я уже хотел позвонить Шоу и объясниться, когда из ванной вышел Ром, вытирая голову полотенцем.

— Живой?

— Нет. Надо позвонить Шоу. Вчера я был слишком пьян и забыл ответить.

Ром искоса взглянул на меня.

— Я ей уже позвонил. Вчера вечером она написала мне и спросила, чем ты занят, и я сказал, что напился до соплей. Она, кажется, расстроилась. Самое обидное, она страдает из-за тебя, дурака.

Я поставил локти на кухонный стол.

— Да… но я сам не понимаю, где ошибся. Я чуть не избил ее бывшего насмерть на парковке, но вовремя понял, что если буду вести себя как пещерный человек, то оставлю Шоу без защиты. Я следил за собой, был очень осторожен, вот уж поверь, просто из шкуры вон лез. Но с самого начала она держится так, словно я ей изменяю или делаю что-нибудь ужасное.

— Рул, она не возражала, даже когда ты не следил за собой. Перестань притворяться другим и просто позволь Шоу любить тебя. Ничего сложного. Кстати, папа звонил, ужин сегодня в «Крисе» в шесть. Шоу я уже предупредил, так что можешь не звонить. Разве что хочешь извиниться.

— Родители приедут в Денвер?

— Отец решил, что маме это пойдет на пользу. Может, за пределами Бруксайда она ненадолго забудет о прошлом.

— Посмотрим.

— Рул…

Я повернулся и взглянул на брата, и меня поразил его искренний взгляд.

— Спасибо, что согласился. Я знаю, тебе нелегко.

— Ну, я уже понял, что от мелочей в перспективе проку нет. Имеет смысл только то, над чем приходится попотеть.

— Ты по-прежнему мелкий хулиган, у которого поганый язык, но, кажется, ты каким-то образом превратился в человека, которого я с гордостью называю братом.

Мы долго смотрели друг на друга — и вдруг мои глаза наполнились слезами, хотя я удавился бы прежде, чем признал это. Я кашлянул и отошел от стола.

— Ладно, Ром. Ну а теперь я пойду проверю, есть ли у меня девушка по-прежнему или вчера я допился до полного разрыва.

Я раздумывал над словами брата, пока звонил Шоу, — и услышал автоответчик. Действительно, нужно было просто отдаться ее любви. Я не знал, как это сделать, зато понимал, что нынешняя стратегия не сработала. Прослушав записанное приветствие, я хрипло произнес:

— Привет, это я. Я вел себя как придурок, и мне очень жаль. Прости, что не позвонил. Я знаю, ты волновалась. Ей-богу, у меня нет других оправданий, кроме того, что у нас как-то все немного разладилось, и я пытаюсь понять, в чем дело. Позвони, когда получишь мое сообщение. Если захочешь. Увидимся вечером. Я прошу прощения и обещаю, что перестану себя ломать, ведь раньше нам было хорошо.

Я не знал, что она ответит, просто надеялся, что еще есть шанс все поправить. Я собрался на работу, но ответа так и не пришло. Я отпустил двух первых клиентов, по-прежнему не получив ни слова от Шоу, и начал волноваться. Я знал, что у нее сегодня занятия, но обычно это не мешало ей писать эсэмэски в промежутках между лекциями. Мне очень хотелось снова позвонить, но я боялся, что сорвусь, если опять услышу автоответчик. Я и так уже висел на волоске.

Я прибирался на рабочем месте, когда наконец получил сообщение. «Увидимся за ужином».

И всё. Ни «я тебя прощаю», ни «да, ты урод, а теперь давай помиримся», ни «расслабься, все ошибаются», ни «я так рада, что у нас теперь начнется нормальная жизнь». Просто «увидимся за ужином». Ну и как я должен был реагировать? Отношения с постоянной девушкой требовали от меня столько внимания и хлопот, что голова шла кругом, и я уже скучал по тем дням, когда мы ненавидели друг друга и виделись несколько часов в неделю. Я обманывал сам себя, но от этой мысли стало немного легче, когда я поплелся домой переодеваться во что-нибудь приличное, чтобы мать не хватил удар.

Я надел серые брюки и клетчатую рубашку с перламутровыми пуговицами, сменил утыканный заклепками ремень на простой черный. Впрочем, высокие ботинки снимать не стал и привел свои непослушные волосы в художественный беспорядок. Я по-прежнему оставался собой, но теперь отец не стал бы надо мной смеяться, а мама злиться. Признаю, мне хотелось, чтобы Шоу увидела, что я вполне способен принарядиться для соответствующего случая. Но от всего, что было с ней связано, я попросту шалел, и постарался не задумываться чересчур о том, что она скажет, когда мы наконец встретимся.

Мы с Ромом сели в машину и поехали в ресторан. По дороге брат молчал, похоже нервничал. Честное слово, я его понимал, ведь последнее семейное сборище закончилось скандалом. Мама по-прежнему полагала, что совсем не виновата в семейном разладе. Я сомневался, что встреча в общественном месте и дополнительное напряжение между мной и Шоу послужат к общему примирению. Но решил проводить Рома так, как он заслуживал, чтобы брат не разочаровался во мне и не беспокоился о тех, кого любил.

Мы остановились на переполненной парковке и сунули несколько долларов в автомат. Шагая к ресторану, увидели родителей, которые стояли у дверей вместе с Шоу и ждали нас. Дыхание у меня участилось при виде нее, в груди что-то перевернулось. Прошло всего несколько дней, но мне показалось, что мы не виделись несколько лет. Шоу вновь сменила прическу, покрасив волосы в два тона — в сочетании с ярко-зелеными глазами и светлой кожей это смотрелось круто. Щеки у Шоу раскраснелись с мороза, во взгляде сквозила опаска. Я заметил, что мать буквально мертвой хваткой держала Шоу за руку и отнюдь не обрадовалась нашему появлению. Ром наклонился, поцеловал обеих в щеку и пожал отцу руку, прежде чем открыть дверь. Я ограничился тем, что кивнул Шоу.

— Привет.

Она даже не улыбнулась. А мать откровенно меня игнорировала.

— Привет. Пойдем внутрь, здесь холодно.

Мама потащила ее за собой, и я задрожал от гнева. Но проблема была не во мне, и я попытался затоптать искру, тем более что отец слегка встряхнул меня за плечи, и я вновь почувствовал себя десятилетним мальчишкой. Забавное было ощущение, ведь я перерос его дюймов на шесть.

— Хорошо, что собрались, сынок. Просто потерпи. Всем будет лучше, если мы помиримся.

— Это просто ужин, папа. Не торопи события.

— Ну, перед тем как прыгать, надо разбежаться, а мы, Арчеры, в последнее время еле ковыляем. Главное — двигаться вперед.

Я даже не знал, что сказать, а потому молча наблюдал за изящной фигуркой Шоу, пока нас провожали к столику в дальнем углу. Мать несла какую-то чепуху, а Шоу время от времени кивала и хмыкала, но не смотрела на меня и вообще как будто не замечала. Искра гнева начала превращаться в костер. Я подумал: если что-нибудь в самое ближайшее время не изменится, я обязательно сделаю то, о чем потом пожалею.

За столом я оказался между братом и Шоу. Ром предостерегающе смотрел в мою сторону, а в глазах Шоу были грусть и обвинение, и я этого не понимал. Уже решил рискнуть, чтобы получить наконец ответ, но не успел, потому что, едва я повернулся к Шоу, пришла официантка, и мы принялись делать заказ. Мать вновь завладела вниманием Шоу.

Чтобы пустить пробный шар, я положил руку ей на бедро под столом и почувствовал, как девушка напряглась от моего прикосновения. Я ждал, что она отодвинется или уберет мою руку, но Шоу даже не прервала разговора. Я почувствовал укор совести, потому что Шоу из верности, ради любви ко мне, прервала дружбу, которую явно ценила. Я позволил отцу и брату втянуть меня в разговор о «Бронкос», но не спускал глаз с Шоу, пока мы заказывали еду. Она не отодвигалась, но и не смотрела в мою сторону. Я не знал, что думать. Впрочем, я был благодарен судьбе за то, что, пока мать общалась с Шоу, девушке даже повернуться не удавалось, и обед шел максимально гладко, учитывая обстоятельства. К десерту папа заказал бутылку шампанского, но, прежде чем ее принесли, мама отправилась в туалет, наконец дав Шоу возможность повернуться ко мне. Губы у нее были поджаты, светлые брови нахмурены.

— Нам надо поговорить.

Я сдвинул брови так, что соприкоснулись продетые в них колечки.

— Очень трудно разговаривать, если ты не берешь трубку, когда я звоню, и придумываешь нелепые предлоги, лишь бы не проводить время со мной.

Я увидел, как она вздрогнула. Шоу придвинулась ближе, так что мы чуть не стукнулись головами. Она прошипела — так, что слышал только я:

— Извини, я не знала, что сказать тебе. Тем более что в последний раз, когда мы не разговаривали несколько дней, ты полез языком в рот первой же попавшейся девчонке. Не понимаю, что такое с тобой творится, но ты как будто превращаешься в чужого человека, и я не хочу…

Я нахмурился и крепче сжал ее ногу.

— Ты мне вообще доверяешь?! Господи, Шоу, я же просто пытался быть хорошим парнем, который не слетает с тормозов по пустякам и торопится сесть в тюрьму, пока твой бывший будет разгуливать на свободе и пакостить. Что, если я для разнообразия просто старался вести себя правильно?! Хотел стать парнем, которого ты заслуживаешь…

Она с силой выдохнула сквозь стиснутые зубы, изумрудно-зеленые глаза внезапно заискрились гневом, таким же жарким, как и мой.

— Может, стоило спросить у меня, Рул, прежде чем решать, чего я заслуживаю? Может, я скучаю по человеку, который с такой страстью относился ко всему, включая мою безопасность… который рисковал сесть в тюрьму из-за моего чокнутого бывшего! И я уж точно не просила тебя стать лучше! От того, как мой парень вел себя на прошлой неделе, было только грустно и неловко.

Наверное, мы оба не сознавали, что повысили голос — и что у нас появились внимательные слушатели. Мама издала какой-то низкий звук, словно раненое животное, и покачала головой, чтобы привлечь наше внимание. Переведя взгляд своих огромных глаз с меня на Шоу, она прижала руку к груди. Гораздо менее удивленный вид был у отца. Но он, как обычно, переживал за маму.

— Как ты сказала?..

Шоу посмотрела на нее, вздохнула и негромко ответила, будто боялась, что мама упадет в обморок.

— Мы с Рулом встречаемся уже больше месяца. И я объяснила ему, что не надо становиться другим человеком, чтобы быть хорошим парнем.

Шоу повернулась ко мне, и я увидел, что в ней происходит какая-то внутренняя борьба. Наконец она выдохнула и вновь взглянула на мою мать.

— Я люблю вашего сына с четырнадцати лет, Марго.

Я сидел неподвижно и чувствовал, как все внутри плавится от счастья. Она любила меня. Эта идеальная, чудесная, добрая девушка любила меня уже давно. Я не знал, что сказать, потому что мама принялась смаргивать слезы, а потом впервые за вечер обратилась ко мне.

— Тебе мало, что ты отнял у Реми жизнь? Нужно было еще и отнять у него девушку, которую он любил?

За столом воцарилось ошеломленное молчание. Я хотел встать и выбежать из ресторана, но не мог, потому что Шоу схватила меня за руку, лежавшую у нее на бедре. Мой отец и Ром одновременно в ярости вскочили.

— Марго!

— Мама!

Оба крикнули это в полный голос, и другие посетители на нас посмотрели, но я слишком обалдел, чтобы беспокоиться из-за посторонних. Я слышал голос Шоу и чувствовал руку брата на своем плече, но сам как будто был далеко-далеко. По крайней мере, до того мгновения, когда Шоу поднялась, вложила пальцы в рот и пронзительно свистнула. Мы изумленно уставились на нее. Она оперлась обеими руками на стол и подалась вперед, обращаясь к моей матери, но не сводя глаз со всех нас.

— А теперь помолчите.

Шоу прищурилась.

— Послушайте, Марго. В кои-то веки вам придется все услышать. Я любила Реми и люблю до сих пор, но как брата. Он знал о моих чувствах к Рулу и понимал, — люди не выбирают, в кого влюбиться.

Она перевела дух, и я увидел, как поднялась и опустилась ее грудь. Шоу с чем-то боролась — с чем-то очень серьезным, судя по румянцу на щеках и сжавшимся в кулаки пальцам.

— У Реми была своя тайна. Я знаю, вы, парни, любили и уважали друг друга, ничего не скрывали, но Реми отличался от вас, он просто не знал, как сказать. Думал — наверное, для всех будет лучше, если внушить вам, что мы пара. Из-за того, как Дейл и Марго наседали на Рула. А тот ведь всего-навсего делал татуировки и безумные прически.

Она повернулась ко мне, и я увидел, что у Шоу на глазах слезы, а нижняя губа дрожит. Я так хотел обнять ее и успокоить, но даже в шоковом состоянии понимал, что вот-вот моя жизнь изменится навсегда.

— Я обещала ему… я стольким обязана Реми. Я поклялась, что никому не скажу, — Шоу обвела нас взглядом. — Но он предпочел бы видеть свою семью дружной и крепкой, нежели сохранить секрет любой ценой.

Она сделала глубокий вдох.

— Реми был гей. Мы дружили, он заменил мне брата… но он был гомосексуалист. Он любил парня по имени Орландо Фредерик, с которым познакомился в последнем классе. Из-за него Реми и переехал в Денвер после школы. Орландо тоже учится в Денверском университете.

Меня затрясло. Ром громко выругался, мама зарыдала. Шоу грустно взглянула на меня, а я пялился на нее так, словно видел впервые.

— Исключено. Он бы сказал.

Шоу покачала головой, так что светлые и черные пряди вперемешку рассыпались по плечам.

— Он хотел, но боялся, что ты не поймешь его. Проблема была не в твоей возможной реакции… он знал, что это убьет Марго.

— Блин, мы же братья. Он бы мне обязательно сказал!

— Рул…

Я с яростью отодвинулся от стола.

— Ты врешь.

Ром тоже встал и устремил на Шоу суровый взгляд.

— Не стоит сочинять небылицы о покойных, Шоу, чтобы облегчить жизнь Рулу. Это глупо и ненужно.

По ее лицу потекли слезы. Она перевела взгляд с него на меня, открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут отец постучал ложечкой по своему бокалу.

— Так, а теперь все сели и замолчали.

Он сердито взглянул на мать и указал на стул, с которого та поднялась. У Марго был такой вид, словно она собиралась упасть в обморок. Необходимость сидеть рядом с Шоу явно доставляла матери не больше радости, чем встреча со мной во время прошлого визита. Я неохотно сел, но Ром, как ни странно, упорствовал. Он маячил над столом, пока отец не сверкнул глазами.

— Сядь, солдат!

Шоу плакала рядом, но мне хотелось не утешать ее, а убраться отсюда подальше и поскорее. Папа кашлянул и скрестил руки на груди.

— У нас уже давно разлад в семье. Слишком много лжи, слишком много умолчаний. И я не стану больше молчать только ради того, чтобы жена была довольна. Потому что никому — и ей самой — это радости не приносит.

Он потер подбородок и вдруг словно постарел на много лет.

— Марго, ты прекрасно понимаешь, что последние годы обращалась с Рулом жестоко. Я, как и ты, потерял сына, и мне надоело смотреть, как ты превращаешь другого сына в чужого человека, который нас ненавидит. Рул славный мальчик, он много работает, любит родных, и у него есть качества, которые вполне способна оценить девушка. Хватит захлопывать перед ним дверь. Мы оба знаем, что Шоу влюблена в него с детства. Мы видели, как она смотрела на Рула, как заступалась за него, и не думай, будто я не замечал, что именно поэтому ты всегда подталкивала ее к Реми.

Отец вздохнул, как будто сдерживал этот вздох много лет, и посмотрел на нас с Ромом.

— Шоу не соврала, ребята. Ваш брат действительно был гей. Конечно, он не хотел, чтобы мы с матерью знали. Но подростки не умеют врать, и вдобавок они не настолько осторожны, как думают…

Он искоса посмотрел на маму, а мы с братом изумленно переглянулись.

— Марго думала, это просто фаза. Вот почему она с такой готовностью приняла Шоу в нашу семью. Она не сомневалась, что ты, девочка, на него повлияешь, заставишь полюбить девушек или, точнее, себя, но очевидно было, что ты видишь только Рула. Потом мы просто восхищались тобой — мы видели, как тебе недостает любви и от чего ты вынуждена отказываться… и не могли тебя отпустить, пусть даже мне не нравилось, что Реми внушал всем, будто между вами нечто большее, чем просто дружба.

— Он сказал бы, — прорычал я, стукнув ладонью по столу, и отец гневно взглянул на меня.

— Нет, сынок, не сказал бы. Реми боролся с собой. Боролся со своей природой, с тем, каким он был, каким его считали… В отличие от тебя. Ты всегда ориентировался только на себя и слал к черту тех, кому это не нравилось.

Я посмотрел на Шоу, потом уперся взглядом в стол. Я пытался измениться ради нее, но потерпел крах. Вновь поднявшись, я взглянул на мать.

— Не понимаю, почему ты никогда не принимала меня таким, какой я есть. Реми ты любила, хоть он и решил никому не открывать правды. Он много лет врал нам. Просто не понимаю… Короче, я ухожу.

— Я тоже.

Вид у Рома был совершенно безумный. Я опустил взгляд, когда нежная рука Шоу схватила меня за запястье. Невольно дернулся — и увидел огромную скорбь в ее глазах.

— Рул… — шепотом сказала она. — Прости.

Потом выпустила мою руку. Проглотив комок в горле, я трудом выговорил:

— Я понимаю, что ты имела в виду, когда сказала, что самые близкие люди ранят сильней всего. Созвонимся потом.

Но, выбегая из ресторана, я не знал, правда ли это. Немыслимо больно было бросить ее вот так.