22
— Привет, Грейс. Надеюсь, я не помешала, — говорит она.
— Э-э… нет, — удивленно лепечу я, не отводя взгляда от Эммы, которая перестала притворяться, будто роется в папках, и разглядывает меня с неприкрытым любопытством.
Зачем мне звонит сестра Джонатана? Об этом я узнаю секунду спустя, потому что она сразу же переходит к делу.
— Скажи-ка, может быть, у тебя найдется время навестить меня в больнице? — спрашивает она и с надеждой добавляет: — Прямо сейчас?
— Прямо сейчас? — Я совершенно ошеломлена. — Да, я…. Конечно. С удовольствием. Но… — Тут я вспоминаю о фотографах. Что, если они пойдут за мной, как только я выйду из здания? Разве я не приведу их тогда напрямую к Саре? Или они и без того уже знают о случившемся? — Думаю, ничего не получится. Дело в том, что… — Вот теперь мне по-настоящему хочется, чтобы любопытная Эмма убралась подальше, — сейчас я никак не могу уйти.
— Знаю, я уже слышала об осаде. К этому привыкаешь, но пока это действительно напрягает, да, Грейс?
Ее искреннее сочувствие — как бальзам на душу, у меня начинают дрожать губы, но из-за Эммы приходится срочно брать себя в руки.
— Да. Но ты ведь понимаешь, почему это так тяжело, — отвечаю я.
Сара хохочет.
— Это мы уладим, — заявляет она. — Спасение близко. Буду рада тебя видеть! — И с радостным «До скорого!» она кладет трубку, а я перестаю глазеть на Эмму, переведя взгляд на свой телефон. Спасение близко?
Кто-то откашливается, и, подняв голову, я вижу прислонившегося к дверному косяку Александра.
— Грейс, можно тебя на минуточку? Ты нужна в другом месте, — подмигивая мне, произносит он. Когда до меня доходит, что он — тот самый спаситель, о котором говорила Сара, я улыбаюсь в ответ, испытывая громадное облегчение.
— Конечно.
Я поспешно хватаю сумочку, коротко прощаюсь с Эммой, разочарованно глядящей нам вслед, и иду за ним к лифту, через весь коридор. Но едем мы не наверх, а вниз. В самый низ, в подземный гараж.
— Лучше нам не появляться у главного выхода, — с улыбкой говорит он и, когда двери лифта открываются, проводит меня через парковку к серому «ягуару». В автомобиле он велит мне стараться быть как можно менее заметной, чтобы меня было не очень видно снаружи, затем заводит машину, и мы выезжаем из гаража.
Выезд располагается сбоку от здания, и, когда мы выбираемся на поверхность, оказывается, что здесь нас никто не ждет. Александр выезжает к Лондонской стене, и, когда мы проезжаем мимо главного выхода из здания компании, я осторожно выглядываю в окно. Фотографы, как и прежде, ждут у дверей, но внимания на «ягуар» Александра, к счастью, не обращают. Когда мы скрываемся из их поля зрения, я, облегченно вздохнув, сажусь ровно.
Александр смотрит на меня.
— Все в порядке?
Я киваю, хоть и не уверена, правда ли это.
— Я знаю, попасть в руки этой своры — не сахар, — произносит он. — Но интерес скоро угасает, если, конечно, ты не из королевской семьи. На следующей неделе все наверняка будет по-другому, у них появятся новые герои. На Гарри, кстати, всегда можно положиться.
— Да, я надеюсь, — совершенно искренне отвечаю я. Выдерживать такое каждый день я точно не смогу.
Во время поездки в Мэрилебон мы почти не разговариваем, скорее всего, потому, что Александр видит, насколько я подавлена. Припарковав автомобиль на боковой улочке, он провожает меня в больницу, к палате в обычном отделении, куда уже успели перевести Сару. Комната светлая и чистая, но вместе с тем обставлена с любовью к деталям, которая — как и повсюду в этой эксклюзивной частной клинике — создает такое ощущение, будто ты находишься в отеле, а не в больнице.
Сара лежит на кровати и, увидев нас, улыбается. Лицо ее порозовело, видно, что ей уже гораздо лучше, несмотря на то что повязка на ее ноге выглядит по-прежнему устрашающе.
— Привет! — радостно восклицает она. Александр проходит к кровати, целует ее в щеку.
— Задание выполнено, — с улыбкой провозглашает он.
Сара гладит его по руке.
— Большое спасибо. Это было очень мило с твоей стороны.
— Да, — присоединяюсь я. — Большое спасибо.
Я была настолько занята собой, что совершенно забыла поблагодарить его за то, что он вытащил меня из офиса. Эти двое действительно спасли меня, потому что внезапно я оказываюсь не в силах представить себе, как бы я выдержала в «Хантингтон венчурс» еще хоть немного при таких обстоятельствах.
Александр кивает нам обоим, затем направляется обратно к двери.
— Мне нужно сделать несколько звонков, а это получится только на улице, — произносит он и машет своим мобильником, однако мне кажется, что он просто не хочет мешать женскому разговору.
Когда за ним закрывается дверь, Сара хлопает ладонью по постели.
— Садись ко мне, — просит она, и я подчиняюсь.
Некоторое время мы с улыбкой рассматриваем друг друга. Мы почти одного возраста, и я чувствую с ней странную связь, как будто между нами натянут какой-то провод, по которому мы без проблем передаем информацию. Если бы она не была сестрой Джонатана и мы бы встретились где-то в другом месте, мы наверняка поладили бы.
— Как твои дела? — одновременно произносим мы обе и тут же хохочем, мне становится хорошо, просто потому, что со вчерашнего дня у меня было мало поводов для смеха.
— Я чувствую себя очень неплохо, — говорит она, — не считая того, что я терпеть не могу валяться без дела. Но гораздо важнее то, что с тобой сегодня случилось. Как, очень тяжело?
Я расстроенно киваю.
— Гораздо хуже, чем я предполагала.
Она сочувственно смотрит на меня.
— Могу себе представить. Будучи дочерью графа Локвуда, время от времени я имею удовольствие общаться с прессой. А когда речь заходит о Джонатане, они иногда как с цепи срываются.
Я судорожно сглатываю.
— Знаю. Он мне говорил.
Взгляд ее становится серьезным.
— Тогда почему ты не осталась у него, как он тебе предлагал?
Я испуганно смотрю на нее широко открытыми глазами.
— Он тебе сказал?
Девушка кивает.
— Он был здесь сегодня утром. Так почему же?
— Потому что… — Как же ей объяснить? Я ведь не могу сказать ей, что по уши влюбилась в ее брата, которого, к сожалению, интересует только секс, и поэтому у меня нет ощущения того, что я могу ему довериться. — Я думала, что справлюсь с этим сама. Я ведь не знала, что все действительно пойдет так, как он говорил. — Я неуверенно смотрю на нее. — Думала, все будет только хуже, если я останусь рядом с ним.
— Разве ты с ним? — осторожно спрашивает Сара. Я с несчастным видом качаю головой. — Но у вас… действительно что-то было? Как утверждает пресса? — На этот раз я киваю.
— Я не совсем уверена, можно ли это так называть, и думаю, что все уже закончилось, но… да.
Она на миг замолкает, задумчиво смотрит на меня.
— Вот почему он был так напряжен, — произносит девушка. — Ты знаешь, что это совершенно новое явление? Мой брат еще никогда, — она подчеркивает это слово, — не приводил женщину и не представлял ее своей семье.
Моя улыбка выглядит жалко.
— Это не имеет значения — по крайней мере того, которое предположил твой отец. Просто незадолго до этого Джонатан узнал о фотографии в журнале и хотел поговорить со мной об этом.
Сара пожимает плечами.
— Или защитить тебя от прессы и любопытных взглядов. — Она смотрит на меня. — Он тебе небезразличен, Грейс?
Я лихорадочно пытаюсь сообразить, что должна теперь сказать, но затем решаю кивнуть. Нет смысла отрицать.
— Да. И даже очень, — признаюсь я.
— Тогда мне следует тебя предупредить.
Я закатываю глаза.
— Только не ты.
Она смеется, но тут же снова становится серьезной.
— Я люблю Джонатана, он самый лучший брат, которого только можно пожелать, любящий и внимательный, он всегда так беспокоится обо мне, что иногда это раздражает. И он твердо стоит на ногах, создал эту необыкновенную фирму, она принесла ему успех.
Я киваю с улыбкой, потому что она описывает Джонатана, в которого я сразу же влюбилась.
— Все это могло бы быть очень здорово, если бы он не закрывался полностью, как только речь заходит об отношениях, — вздыхает она.
— А почему это так? — спрашиваю я.
Сара качает головой.
— Я тоже толком не могу объяснить. Вообще-то он был таким всегда, но ситуация ухудшилась с тех пор, как в возрасте лет двадцати он провел некоторое время в Японии и познакомился там с этим Юуто. Иногда мне кажется, что японец передал ему свою холодную, сдержанную манеру общения. С тех пор к нему толком не подобраться. Он просто и слышать ничего не хочет о любви, о женитьбе и уж подавно о детях — ты ведь его вчера видела.
— Да, — соглашаюсь я. — Он по-настоящему ненавидит вашего отца.
Сара снова вздыхает, на этот раз глубже.
— Потому что Джонатан упрекает его в смерти нашей матери. А это был несчастный случай, — поясняет мне она. — Кроме того, эти двое уже целую вечность спорят на тему женитьбы, а потом папа проявил сомнения, когда Джонатан основал свою фирму. Что в целом привело к тому, что у них не самые лучшие отношения — мягко выражаясь.
Она пристально смотрит на меня.
— Иногда я по-настоящему опасаюсь, что Джонатан никогда не преодолеет эмоциональную дистанцию между собой и другими людьми. И поэтому я не могу советовать тебе связывать с ним свои надежды. Он разбил уже много женских сердец. — На ее губах появляется улыбка. — Но таким, как с тобой, я его еще не видела. Думаю, ты действительно можешь достучаться до него, Грейс. Вполне может быть, что ты — его последний шанс все же пройти этот этап.
Я печально гляжу на нее.
— Не думаю, что он захочет меня видеть после нашей вчерашней ссоры.
Сара усмехнулась.
— Он злится на тебя, да. Но когда сегодня утром он был здесь, можно было заметить, что он по-настоящему беспокоится. Он специально организовал вызов службы безопасности, чтобы свора фотографов не съела тебя с потрохами, когда ты придешь на работу.
— А где он сейчас? — интересуюсь я.
— Раз он сегодня не захотел ехать в офис, то, полагаю, дома.
— Он знает, что я здесь?
Сара качает головой.
— Я хотела сначала поговорить с тобой.
В комнату вошла медсестра — не та, что вчера, — и принесла поднос с едой. Главное блюдо накрыто серебряной крышкой с золотистой ручкой, десерт сервирован, как в роскошном ресторане. Ух ты! «Все лучше и лучше», — думаю я и решаю, что, если заболею, непременно лягу в эту больницу.
— Хочешь чего-нибудь? — спрашивает Сара, но я качаю головой. Вся эта история с Джонатаном сказалась на моем аппетите, мне совершенно не хочется есть.
Пока она обедает, мы переходим с разговора о Джонатане на тему ее пребывания в Риме. Она с упоением рассказывает мне о картинах, которые ей особенно нравятся, и оказывается фанатом Микеланджело, Рафаэля и Себастьяно дель Пьомбо.
— Джонатан терпеть не может, когда я заговариваю об их работах. Он в них ничего не понимает, — с улыбкой поясняет мне девушка.
— Да, я знаю, он мне говорил.
— Видишь, — с ликующим видом объявляет моя собеседница, — он рассказывает тебе такое, о чем большинство не узнает никогда.
— Кстати, о чем ты пишешь диссертацию? — решаю поинтересоваться я, потому что мне хочется еще поговорить о Джонатане и моем к нему отношении.
Она улыбается.
— О цветах любви. — При виде моего непонимающего лица она радостно хихикает. — Мой профессор посмотрел на меня точно так же, когда я представила ему свою тему. Но это действительно очень интересно. Я исследую то, как отражается отношение художника к его модели в красках на картине. Цвета имеют значение, и художники применяют их, иногда осознанно, иногда нет, чтобы выразить определенные чувства. Мне это кажется…
Она не договаривает, потому что в этот момент в дверь стучат и в палату входит Александр.
— Я закончил, мне нужно возвращаться обратно в офис, — говорит он. — Забрать тебя, Грейс?
Они с Сарой смотрят на меня, но в их взглядах я читаю, что это будет не очень хорошей идеей. И я не могу с ними не согласиться, поэтому качаю головой.
— Нет. Если… можно? — Я неуверенно гляжу на Александра. Он кивает, испытывая заметное облегчение.
— Можно, конечно, — с улыбкой отвечает он. — Я даю тебе официальное разрешение взять отгул на остаток дня.
На прощание он целует Сару в лоб, желает мне всего хорошего и снова оставляет нас наедине.
Я усмехаюсь.
— И какого же цвета твое отношение к Александру? — интересуюсь я.
— Красного, — тут же, смеясь, отвечает она. — Но скорее, к сожалению, светло-красного. Я знаю, что нравлюсь ему, но меня нервирует его отстраненность. Поэтому мне еще предстоит поработать над новым оттенком, особенно теперь, когда я снова в Лондоне. Я надеюсь, что цвет получится гораздо более интенсивным.
Она улыбается, и мне снова вспоминается характеристика Джонатана. Похоже, она действительно решительная девушка. Но мне нравится ее прямота и активность.
— Что ты теперь будешь делать? — спрашивает Сара, когда я уже собираюсь уходить.
Я неуверенно пожимаю плечами.
— Не знаю. — В офис возвращаться нельзя однозначно, а другие идеи мне тоже не нравятся. — Думаю, для начала вернусь обратно в Айлингтон.
Сара выдвинула ящик своей прикроватной тумбочки, достала оттуда кошелек и протянула мне несколько десятифунтовых бумажек.
— Тогда возьми такси. Пожалуйста, — тут же добавляет она, видя, что я не хочу принимать деньги. — Бедняков это не коснется, правда. — Улыбка у нее получилась довольно кривой. — И кроме того, это я вызвала тебя сюда, так что мне следует позаботиться о том, чтобы ты добралась домой — или куда ты там собираешься — в целости и сохранности. — Ее голубые глаза, напоминающие мне о Джонатане, смотрят серьезно. — Ты подумаешь о том, что я тебе сказала?
Я киваю. Поскольку я уже несколько дней не могу думать ни о чем, кроме Джонатана, это будет нетрудно.
— Удачи, — снова говорит она на прощание.
Садясь в такси, которое вызвала для меня регистратор, и направляясь в Айлингтон, я еще раз прокручиваю в голове этот суматошный день. Внезапно до меня доходит, что нужно принять решение. Никто ничего не говорил мне, но это все равно витало в воздухе, невысказанное. Как бы тяжело ни было признаться — я уже не могу продолжать практику, как задумывалось изначально, при таких обстоятельствах это совершенно невозможно. Я должна либо прервать ее и вернуться домой, либо вернуться к Джонатану и посмотреть, что будет дальше.
Если я улечу домой, существует призрачный шанс того, что наша интрижка постепенно забудется. Глупость, вполне простительная с учетом моей юности; со временем все порастет травой. Вот что нужно сделать. Это единственный разумный вариант.
Но мысль о том, что я уйду и никогда больше не увижу Джонатана, настолько болезненна, что кажется практически невыносимой. Я прокручиваю в голове слова Сары. Неужели это правда и я действительно значу для него больше, чем он готов признать?
Я видела, каким нежным он может быть, потому что с Сарой он нежен. Он вступается за людей, с которыми работает, ему они небезразличны, о чем недвусмысленно свидетельствует проект в Хакни. Так почему же он отказывается от отношений? Почему никому, кроме его сестры и Александра, не дозволяется подходить близко? Для этого должна быть причина, но, очевидно, он скрывает ее даже от тех, кого любит.
Если я вернусь к нему, для меня все станет еще хуже, чем было, и я это знаю. Ведь я понятия не имею, что он сделает, на сколько он разрешит мне остаться и разрешит ли вообще. Даже его собственная сестра не может с чистой совестью мне этого посоветовать. Все предостерегают меня, и он сам делал это неоднократно.
Я глубоко вздыхаю.
Значит, от Джонатана действительно лучше держаться подальше. Вычеркнуть его из своей жизни, поступить так же, как поступает он со мной и, очевидно, многими другими, кто оказывается к нему слишком близко. Но я просто не знаю как.
Черное такси останавливается на светофоре.
— Я передумала, — говорю я водителю, который глядит на меня с удивлением. — Я хочу поехать в другое место.
— И куда же мы направляемся, солнышко? — спрашивает он с сильным британским акцентом.
Глубоко вздохнуть.
— В Найтсбридж.
