Глава 3

«Дэн сказал, что бросит ради меня жену! Говорил, что с мая спит на тахте. Я только что узнала, что она забеременела в июне. Меня провели, меня обманули! Когда же настанет моя очередь быть счастливой? Единственный человек, который меня любит, – это моя малышка, моя девочка. Сейчас ей три, и она каждый день говорит, что любит меня. Она заслуживает лучшей участи.

Почему Иисус не найдет для нас местечко получше?»

Мэдди закрыла глаза и откинулась на спинку стула. Читая дневники, она обнаружила, что мать питала склонность не только к восклицательным знакам, но и к чужим мужьям. В двадцать четыре года у нее их было уже трое, если считать Лока Хеннесси. И каждый клялся оставить жену ради нее. Но в конце концов они ее «провели и обманули»!

Мэдди швырнула дневник на стол и закинула руки за голову. Помимо чужих мужей, Элис встречалась также и с неженатыми парнями. Но все они оказались мошенниками и обманщиками – бросали ее ради других женщин. Все, кроме Лока. Однако Мэдди не сомневалась: окажись их связь более продолжительной, Лок тоже оказался бы мошенником, как и другие. Мама выбирала только таких, женатых ли, свободных, – но лишь тех мужчин, которые оставляли ее с разбитым сердцем.

В открытые окна задувал легкий ветерок и доносился шум барбекю, который устраивали соседи. Было Четвертое июля, и Трули праздновал вовсю. На домах развевались красно-бело-синие флаги, а утром на Мэйн-стрит прошел парад. В местной газете Мэдди прочла, что в «Шоу-парке» запланировано праздничное мероприятие и будет «впечатляющее зрелище» фейерверков, когда совсем стемнеет.

Она встала и направилась в ванную. Положа руку на сердце – чего «впечатляющего» ждать от маленького городка? Ведь даже в Бойсе, столице штата, и то не дождешься приличного представления.

Она вставила пробку в сливное отверстие глубокой ванны и пустила воду. Соседский смех слышался и здесь – проникал через маленькое окошко над туалетом. Сегодня днем Луи и Лайза Аллегрецца приходили к ней, чтобы пригласить на барбекю. Но Мэдди не очень удавались вежливые разговоры с людьми, которых она не знала, – даже в тех случаях, когда она была в форме. Увы, но в последнее время она была далеко не в лучшей форме…

Обнаружение дневников стало для нее и благословением, и проклятием. В дневниках нашлись ответы на некоторые крайне важные для Мэдди вопросы. Ответы, которые большинству людей известны с самого рождения. Она узнала, что ее отец был из Мадрида и что мать забеременела ею в то лето, когда окончила школу. Отец Мэдди навещал тогда своих родных в Штатах, и обоих настигла безумная «страсть». Когда лето подошло к концу, Алехандро вернулся в Испанию. Элис написала ему несколько писем, чтобы рассказать о своей беременности, но ответа так и не получила. Очевидно, «страсть» была односторонней.

Раздевшись, Мэдди приподняла волосы и заколола большой заколкой на самой макушке. Она давно смирилась с мыслью, что никогда не узнает своего отца, никогда не увидит его лица и не услышит его голос. И он никогда не научит ее кататься на велосипеде или водить машину…

Но теперь, обнаружив дневники, она часто думала: «Жив ли еще Алехандро? Что он подумал бы сейчас обо мне?» Однако ей все равно этого не узнать.

Мэдди подставила под струю воды флакон пены с ароматом немецкого шоколадного торта и взяла тюбик шоколадного скраба для тела. Ей, может быть, безразлично, что трусики у нее не сочетались с лифчиком, и туфли ее не очень-то интересовали, но вот всякие штуки для ванны – это она любила. Ароматное мыло и лосьоны были ее страстью. Дайте ей кремовый скраб на каждый день и масло для тела, – а уж без дизайнерских нарядов она обойдется.

Обнаженная, Мэдди шагнула в ванну и села в теплую благоуханную воду. Вздохнула от удовольствия, погружаясь в пену. Откинув голову на прохладный фарфор, закрыла глаза. У нее была коллекция всех мыслимых ароматов – от розы до яблока, от кофе эспрессо до шоколадного торта. Много лет назад она заключила мир с самой собой, вернее – научилась жить в ладу с той особой, которая обитала в ее теле и обожала чувственные наслаждения.

В ее жизни бывали времена, когда она с жадностью хватала все, что приносило ей удовольствие. Мужчины, десерты и дорогие косметические средства находились в верхних строчках ее списка. В результате у нее образовался весьма узкий взгляд на мужчин и весьма широкий зад. Мягкий и гладкий, но тем не менее слишком уж объемный. В детстве Мэдди отличалась избыточным весом, и ужасная перспектива снова таскать за собой эту непомерную тяжесть заставила ее изменить образ жизни. Осознание того, что перемены необходимы, пришло утром, в день ее рождения, когда она проснулась с расстройством пищеварения после чизкейка и с парнем по имени Дерек. Чизкейк оказался посредственным, а Дерек – и вовсе абсолютным разочарованием.

И тогда Мэдди, по-прежнему гедонистка в душе, стала непрактикующей гедонисткой. Она все так же наслаждалась кремами и всевозможными ароматами для ванн, но теперь они ей были нужны, чтобы расслабиться и снять стресс.

Мэдди опустилась в воду поглубже, пытаясь хоть на время обрести душевный покой. Ее тело наслаждалось лаской пузырьков и теплой водой, но не так-то легко было успокоить мозг, где все время прокручивались события нескольких последних недель. Она значительно продвинулась, восстанавливая хронику давних событий. Составила список имен, упоминавшихся в дневниках матери. Установила немногих ее друзей – тех, которых мама сумела завести в Трули, а также людей, с которыми она работала. Окружной следователь, разбиравший дело в 1978 году, уже умер, зато шериф по-прежнему жил в Трули. Он вышел в отставку, но Мэдди была уверена, что сможет получить от него ценные сведения. У нее имелись газетные отчеты, полицейские доклады, результаты коронерского расследования, а также кое-какая информация о семействе. И теперь оставалось самое главное – поговорить с каждым из тех, кто, так или иначе, был причастен к жизни и смерти ее матери.

Мэдди узнала, что в городе до сих пор жили две женщины, с которыми мама работала. Она решила, что с них и начнет на следующий день – прямо с утра. «Давно пора поговорить с этими людьми», – сказала она себе.

Теплая вода и ароматная пена ласкали ее живот и груди. Когда Мэдди читала дневники, ей казалось, что она слышала мамин голос – впервые за двадцать девять лет. Элис писала, как страшно ей стало, когда она поняла, что беременна и брошена. Писала и о том, как радовалась рождению Мэдди. Читать о надеждах и мечтах матери – это было и радостью, и мукой, от которой разрывалось сердце. Однако, несмотря на радость и разрывающую сердце боль, Мэдди поняла, что ее мама вовсе не была белокурым голубоглазым ангелом, которого она придумала в детских мечтах и поселила в своем сердце. Элис была из тех женщин, которые не могут обойтись без мужчин: без них они чувствуют себя никчемными. Такие вечно в беде, в непрерывном ожидании чуда…

А вот Мэдди никогда не чувствовала себя в бедственном положении и не могла припомнить, чтобы когда-нибудь страдала наивностью или чрезмерным оптимизмом из-за чего бы то ни было. Даже в детстве. Выходит, у нее не было абсолютно ничего общего с той женщиной, которая дала ей жизнь. Ничего не связывало ее с матерью. И, как ни странно, это открытие оказалось для Мэдди страшным ударом.

Уже давно, только начиная жить, она окружила свою душу крепкой скорлупой. Подобная невозмутимость оказалась очень полезной и в ее работе. Но сейчас эта скорлупа дала трещину, и Мэдди почувствовала себя ранимой и незащищенной. Вот только… Незащищенная – от чего? Этого она не знала, но все равно нервничала. Было бы куда легче, если бы она забросила эти дневники и села бы писать о психопате по имени Родди Дурбан. Она начала писать об этом маленьком ублюдке, который убивал проституток – количество жертв перевалило за двадцать, – как раз перед тем, как обнаружила дневники. Писать о Родди было в миллион раз проще, чем о собственной матери. Но уже в ту ночь, когда Мэдди принесла домой дневники, она подозревала: обратного хода не будет. Ее карьера, пусть и не просчитанная на все сто, все же не была случайностью. У Мэдди был настоящий талант писать о преступлениях. И вот, разбирая мамин почерк, она уже отчетливо понимала: пришло время написать о том преступлении, которое Элис Джонс стоило жизни.

Мэдди выключила ногой воду и потянулась за скрабом, который поставила на край ванны. Вытрясла густую сахаристую жидкость себе на ладонь. Аромат шоколадного торта щекотал ноздри. И тут вдруг пришло воспоминание: она стоит на стуле возле мамы и помешивает шоколадный пудинг на плите. Мэдди не могла вспомнить, сколько лет ей тогда было и где они жили. Воспоминание было мимолетным – как клочок тумана, но и оно нанесло чувствительный удар, так что сердце болезненно сжалось.

Пузыри пены льнули к груди, когда она села и перебросила ноги через край ванны. Очевидно, сегодня не найти покоя и утешения, которые она обычно находила в купании. Мэдди быстро растерла скрабом руки и ноги. Закончив, выбралась из ванны и вытерлась насухо. Затем нанесла на тело благоухающий шоколадом лосьон.

Бросив одежду в корзину, она пошла в спальню. Три ее ближайшие подружки жили в Бойсе, и она скучала по совместным ленчам, обедам и импровизированным заседаниям, где можно было всласть почесать языки. Ее подружки – Луси, Клер и Адель – были ей вместо семьи. Она могла бы отдать им почку или ссудить деньги. Мэдди была совершенно уверена, что они отплатили бы ей той же монетой.

В прошлом году, когда Клер застукала своего жениха с каким-то мужчиной, подружки бросились к ней домой, чтобы уговорить не делать глупостей. Из всех четверых у Клер было самое доброе сердце, и она была очень ранима. А еще она сочиняла любовные романы и верила в настоящую любовь. После «предательства» жениха бедняжка на некоторое время потеряла веру в любовь, пока в ее жизни не появился репортер по имени Себастьян Воэн, возродивший в Клер эту веру. Себастьян стал ее романтическим героем, и в сентябре они собирались пожениться. Через несколько дней Мэдди как раз нужно было ехать в Бойсе, чтобы примерить платье подружки невесты.

Опять одна из ее подруг выставит себя на всеобщее обозрение в церкви, вырядившись в нелепое платье! Годом раньше Мэдди побывала подружкой невесты на свадьбе Луси. Луси писала о всяческих загадках и тайнах и познакомилась со своим будущим мужем Куином, когда тот принял ее за серийную убийцу. Не вдаваясь в подробности, можно сказать, что Куин не стал ломать голову из-за такой ерунды, как убийства, грозившие встать между ним и Луси. В результате из четырех подруг незамужними остались только она сама и Адель. Мэдди натянула черные хлопчатобумажные трусики и бросила полотенце на постель. Адель зарабатывала на жизнь тем, что сочиняла романы в стиле фэнтези. У нее уже были проблемы с ее парнем, но, как полагала Мэдди, Адель скорее всего выйдет замуж раньше, чем она.

Натянув объемистые чашки бюстгальтера на свои немаленькие груди, Мэдди застегнула застежку на спине. Собственно, она никогда не представляла себя замужней женщиной. Иметь детей ей хотелось примерно так же, как завести кошку. А мужчина был ей нужен лишь тогда, когда возникала необходимость перенести с места на место что-то тяжелое; или же в тех случаях, когда ей хотелось ощутить рядом с собой теплое обнаженное тело. Но теперь у нее имелась ручная тележка, а также появился «Карлос» – так она называла искусственный фаллос-вибратор. И Мэдди прибегала к их помощи, будь то необходимость поднять какую-нибудь тяжесть или обрести сексуальное удовлетворение. Если честно, и то и другое средство были хуже настоящего мужика. Но зато, когда дело было сделано, тележка отправлялась назад в гараж, а «дружок» прятался в ящик ночного столика. Оба спокойно ждали на своих местах и не делали гадостей, не играли с ее сердцем и не пытались обмануть – беспроигрышный вариант!

Натянув джинсы, Мэдди сунула руки в рукава своей любимой толстовки с капюшоном. У нее не было инстинктов, одолевавших других женщин. В душе не тикали часы, заставлявшие некоторых бросаться в замужество с последующим рождением детей. Что, конечно, не означало, будто ей не бывало одиноко. Разумеется, бывало.

Сунув ноги в шлепанцы, Мэдди вышла из спальни и пошла через гостиную на кухню. Шум соседской вечеринки становился все громче. Мэдди потянулась к холодильнику. Голоса плыли по воздуху, залетая в открытые окна. Она взяла бутылку сухого мерло. Да, она была одна и одинока, и ей сейчас было жаль себя. Что вообще-то на нее не похоже. Мэдди никогда себя не жалела. В мире слишком много людей, у которых были настоящие беды.

Раздался громкий треск, и Мэдди чуть не выронила штопор.

– О черт… – пробурчала она, прижав свободную руку к сердцу.

За стеклянными дверями, ведущими на террасу, Мэдди увидела бледные сумерки и темнеющую поверхность обычно изумрудно-зеленого озера. Она налила в бокал красного вина, вышла на террасу и поставила бокал на перила. На соседской террасе и на пляже внизу толпились люди. А вдоль кромки воды из песка торчали три трубы, нацеленные в небо, точно минометные стволы. Дети же держали в руках бенгальские огни. Кто-то из взрослых следил за детьми, а другие поджигали новые шашки и что-то еще, взрывавшееся пульсирующими разноцветными огнями. Разноцветный дым от фейерверков окутал весь пляж, и дети носились в цветном тумане словно вырвавшиеся из бутылок на свободу маленькие джинны.

Среди дыма и всеобщего хаоса стоял Майк Хеннесси – стоял в профиль к Мэдди, зажав в зубах трут, который выглядел как длинная тонкая сигарета. Мэдди узнала его по развороту широких плеч и черным волосам. Уже знакомый ей мальчик стоял с ним рядом, не сводя с Майка глаз. Тот подал племяннику зажженный бенгальский огонь, и Трэвис, развернувшись на одной ноге, начал размахивать им во все стороны. Вытащив изо рта трут, Майк сказал что-то Трэвису. Мальчик немедленно успокоился и замер на месте, держа бенгальский огонь прямо перед собой.

Мэдди сделала глоток вина. Вчерашняя встреча с Майком в хозяйственном супермаркете стала для нее шоком. Она была так занята коробкой с отравленной приманкой, что заметила его лишь тогда, когда он встал рядом с ней. Взглянула прямо в его голубые глаза – точь-в-точь как у его отца – и, не сдержавшись, пробормотала: «Господь всемогущий…»

Мэдди поставила бокал на перила. Она по-прежнему наблюдала за Майком и его племянником. Наблюдала – и не знала, что о нем думать. Дело не в том, что она знала слишком мало, чтобы составить о нем мнение. Да и не важно все это. Книга, которую она собиралась писать, имела отношение не к нему, а к любовному треугольнику – Лок, Роуз, Элис. А Майк, как и сама Мэдди, всего лишь невинная жертва.

Луи Аллегрецца и еще двое мужчин опустились на колени возле самой воды и воткнули ракеты в бутылки из-под содовой. Затем стали поджигать запалы один за другим, и Мэдди увидела, как высоко в небо взлетали ракеты, потом взрывавшиеся над водой.

– Осторожно, не подпускай детей близко! – крикнула мужу Лайза.

– От этих никому не будет вреда! – крикнул Луи в ответ, перезаряжая бутылки.

Четыре ракеты взвились в воздух сразу же, а пятая полетела прямо на Мэдди. Она бросилась на пол, и ракета просвистела прямо над ее головой.

– Черт побери! – вырвалось у нее.

Ракета приземлилась за спиной Мэдди и взорвалась. Стук сердца глухо отдавался у нее в ушах, когда она встала и глянула поверх перил.

– Простите! – закричал Луи.

Майк Хеннесси повернул голову и несколько секунд пристально смотрел на нее сквозь сумерки наступающей ночи. Темные брови приподнялись – он явно удивился, увидев ее здесь. Затем, качнувшись на каблуках, рассмеялся – как будто все это было ужасно забавно. Ямочки на щеках, веселье в сияющих голубых глазах создавали ложное впечатление – казалось, что этот парень надежен и безобиден как бойскаут. Впрочем, безобидные бойскауты носили свои бежевые рубахи застегнутыми на все пуговицы и заправленными в брюки. Бойскаут не оставил бы рубаху нараспашку, открыв свой плоский живот и ласкающую взгляд – и язык! – поросль волос, сбегавшую вниз по груди, огибавшую пупок и исчезавшую под ремнем джинсов. Впрочем, ей-то не грозило ласкать его языком. Ни в каких местах. Однако тот факт, что Майк был именно тем, кем являлся, вовсе не означал, что у нее, Мэдди, не было глаз.

– Луи, предупреждай нас, когда собираешься взрывать эти штуки, – громко сказала Лайза. – Идите сюда, Мэдди, – добавила она. – Здесь безопаснее.

С трудом оторвав взгляд от груди Майка, Мэдди окинула взглядом соседский двор. С точки зрения безопасности менять собственную террасу на соседскую не имело особого смысла. Зато зрелище – грудь Майка, конечно же! – было самым потрясающим из всего, что ей довелось видеть в течение многих недель. К тому же было очевидно: ей до чертиков наскучило сидеть одной.

Мэдди взяла свой бокал и быстро перешла к соседям. Ее представили Софи, дочери Луи, и ее друзьям – они жили в Бойсе и учились в тамошнем университете, но решили провести этот уик-энд в Трули. Она познакомилась также с несколькими соседями, жившими неподалеку: маленькой блондинкой Таней Кинг, которая выглядела так, будто вот-вот свалится со своих каблуков, и Сюзанной Портер, муж которой Гленн и сын-тинейджер Дональд запускали на пляже фейерверки. Потом Мэдди потеряла счет именам и уже не могла вспомнить, кто есть кто, где эти люди живут и сколько времени прожили в городе. Однако мать Луи и его тетку Наркиссу – дамы сидели с гримасами неодобрения, оживленно переговариваясь на баскском наречии, – Мэдди прекрасно запомнила, ибо их просто невозможно было забыть.

– Не хотите ли еще вина? – спросила Лайза. – У меня есть баскское красное и шабли. Но если хотите, то можно и пиво или кока-колу.

– Нет, спасибо. – Мэдди подняла свой еще наполовину полный бокал, чтобы показать Лайзе. – Сегодня обойдусь и этим. – Назавтра ей нужно было встать пораньше и засесть за работу, а от вина у нее часто болела голова.

– До того как я вышла за Луи и родила Пита, все эти барбекю на Четвертое июля были сущим сумасшествием, – сказала Лайза. – Спиртное рекой – и жуткие фейерверки…

Насколько видела Мэдди, вряд ли многое с тех пор изменилось.

Последней, с кем ее познакомили, была Делани, невестка Лайзы, которая, казалось, находилась на двенадцатом месяце беременности – не меньше.

– Не раньше сентября, – сообщила она Мэдди, словно угадав ее мысли.

– Вы шутите…

– Нет-нет. – Делани со смехом покачала головой, и белокурый хвост волос обмахнул ее шею. – У меня девочки-близняшки. – Она указала в направлении пляжа. – А вон мой муж Ник. Рядом с Луи. Из него выйдет замечательный отец.

Будущий замечательный отец, казалось, почувствовал обращенный на него взгляд, потому что немедленно завертел головой в поисках жены. Высокий и невероятно красивый, он был единственный, кто здесь мог бы составить конкуренцию Майку. Но тут он наконец отыскал взглядом супругу – и на этом «соревнование» закончилось. Что может быть сексуального в мужчине, который смотрит только на свою жену?

– Дорогая, ты в порядке?! – крикнул Найк Аллегрецца.

– Бога ради… – проворчала Делани. Затем крикнула в ответ: – Да, в полном!

– А может, тебе сесть?! – спросил Ник.

Она помотала головой:

– Нет, со мной все в порядке!

Мэдди отыскала взглядом Майка – тот, опустившись на одно колено, помогал Трэвису поджечь запал ракеты. «Интересно, – подумала она, – смотрел ли он когда-нибудь лишь на одну-единственную женщину? Или пошел в папашу, стреляет глазами направо и налево?»

– Огонь! – закричал Луи, и Мэдди увидела, как со свистом стали взвиваться в небо ракеты.

На сей раз ни одна из ракет не летела ей в голову, все благополучно взрывались над озером – сущее облегчение для ее тревожно бьющегося сердца. Несколько лет назад, на занятии по самозащите, Мэдди вызвалась добровольно испытать на себе удар электрошокера – так что ее не назовешь трусливой курицей. Однако от этих ужасных ракет ей было не по себе.

– На прошлой неделе у меня были схватки, и доктор сказал, что малышки, возможно, явятся раньше срока, – проговорила вдруг Делани. – Ник сходит с ума, а я не беспокоюсь. Мы прошли все круги ада ради этих девчонок. Самое тяжелое позади. Теперь все будет отлично.

Бо€льшую часть своей взрослой жизни Мэдди всеми возможными средствами старалась избежать беременности и теперь удивлялась: что же такое пришлось вынести Делани? Но спрашивать она не стала – ведь они были едва знакомы.

– Да, вам обоим досталось… – Лайза погладила живот невестки. – Но у меня такое чувство, что две эти девочки, появившись одновременно, когда-нибудь помогут тебе осознать, что ты прошла еще не все круги ада.

– Не будет никаких проблем. Ник не выпустит девочек из поля зрения, пока им не исполнится двадцать один год. Из страха, что им попадутся парни вроде него самого.

Сюзанна подняла бокал белого вина и со смехом сказала:

– Никогда не думала, что Ник остепенится и обзаведется женой. Когда он рос, был совсем без тормозов. Как и Луи.

– С Луи было все в порядке, – вступилась за мужа Лайза, хмуря брови.

– Но ведь все звали его Чумовой Луи. И не без причины, – напомнила невестке Делани. – Он украл свою первую машину, когда ему было… сколько, десять?

– Да, верно. А Ник сидел в машине вместе с Луи, в пассажирском кресле. – Лайза фыркнула. – Вообще-то он машины не крал. Просто брал на несколько часов.

Делани вытаращила на нее глаза.

– Ты сама-то слышишь, что говоришь?

Лайза пожала плечами:

– Но это же правда… у Ника хватало своих дурных идей. Помнишь то ужасное сражение в снежки?

– Да, разумеется. Но теперь Нику не нужно швырять в меня разные предметы, чтобы добиться внимания. – Улыбнувшись, Делани сложила руки поверх своего огромного живота. – Иногда он бывает слегка чокнутым, но совсем не так, как когда-то в школе.

– В каждом классе найдется хотя бы один такой. В выпуске девяностого это был Майк Хеннесси, – заявила Сюзанна. – С ним вечно что-то случалось. В восьмом классе он ударил мистера Шокера прямо по лицу.

Мэдди с невозмутимым видом сделала глоток вина – ни к чему им видеть, как она навострила уши.

– Уверена, что мистер Шокер это заслужил, – заступилась Лайза за Майка. – Он заставлял нас нарезать круги на стадионе даже во время месячных. Садист!

– Лайза, у тебя вечно были эти месячные, – напомнила ей Делани. – Даже в первом классе. И вообще готова поклясться, ты даже дьявола стала бы защищать.

Лайза пожала плечами:

– Я только говорю, что Майк стал сущим ангелом, если учесть, через что ему пришлось пройти ребенком.

Мэдди не знала, через что пришлось пройти Майку, но вполне могла догадаться.

– Я не знала, каким Майк был в детстве, но слышала… всякие истории. – Таня взяла свой бокал и сделала глоток. – Но теперь он просто восхитительный. – Сквозь стекло бокала можно было видеть усмешку Тани, не оставлявшую почти никаких сомнений в том, что она-то знала, насколько Майк «восхитительный».

– Осторожнее, Таня. Майк пошел в отца, – предостерегла ее Сюзанна. – Он не из тех парней, кто верен одной женщине. В прошлом году Синди Ларсон думала, что она у него одна, а он крутил еще с несколькими девицами одновременно.

«Но вот в чем разница, – подумала Мэдди. – Майк-то не женат, в отличие от своего папаши».

– Я развелась всего лишь год назад. – На миниатюрной Тане было открытое летнее платье без бретелек, и она повела обнаженным плечиком. – И я не настаиваю на эксклюзивной связи.

Мэдди отпила вина и мысленно сделала отметку. Конечно, отношения Майка с женщинами ее не интересовали ни с профессиональной, ни с личной точки зрения. Просто ей было любопытно. Интересно, каким было детство Майка и его сестры? Лучше, чем у нее? Судя по тому, что она только что услышала, – вряд ли.

Подойдя к перилам веранды, Сюзанна крикнула:

– Дональд, смотри, чтобы большие ракеты падали в озеро! – Она обернулась, и взгляд ее зеленых глаз остановился на Мэдди. – Скажите, у вас есть дети?

Мэдди отрицательно покачала головой:

– Нет, нету. – Не стой она сейчас рядом с беременной женщиной, возможно, добавила бы, что вряд ли когда-нибудь захочет иметь детей.

– А чем вы зарабатываете на жизнь?

Мэдди знала, что если ответит честно, то навлечет массу вопросов, отвечать на которые ей скорее всего не захочется, особенно на барбекю по случаю Дня независимости. К тому же сейчас к ней направлялись Майк и Трэвис. Полы рубахи Майка слегка развевались, приковывая взгляды всех женщин – и Мэдди не была исключением – к его джинсам, низко сидевшим на бедрах.

Да-да, никаких сомнений: Майк Хеннесси являлся воплощением идеала мужской красоты, что для любой женщины было как удар кирпичом по лбу. Он шел прямо к ней, и она бы сильно соврала себе, если бы притворилась, что этот жаркий парень ее вовсе не заводит. Другим Мэдди умела врать, но себе – никогда.