Мой расчет на советскую почту и делопроизводство полностью оправдался. Одно дело — хлам скинуть кому-нибудь. А вот обеспечить его техдокументацией, тем более, наверняка, секретной, да с разных заводов в разных городах — совсем другое. Особенно, когда её вовсе может и не быть или наоборот, вариантов много и неизвестно, какой верный. В любом случае, уже две недели мы занимались судовым дизелем беспрепятственно при полном содействии МССЗ, директор которого только морщился, когда я спрашивал его про бумаги на М-5 и М-17. Работа шла споро и, танцуя от блока, мы уже имели по отдельности чертежи картера, крышек и фундамента, которые сразу ушли на завод на изготовление под присмотром подконвойных специалистов. Ради секретности пришлось пойти на маскарад, изобразив им "личную охрану" на время "командировок". Супруга Жени Акимова, первого после меня "надзирателя" за изготовлением опытных деталей, с потомством приехала ко мне "в гости" и устроилась работать на Судостроительный, не собираясь больше никуда уезжать. Пришлось мне договариваться с Полиной через Машу Милову и, к моему удовлетворению, моя временно отвалившаяся половина отнеслась к делу с пониманием. Теперь у меня дома можно было хоть детский сад открывать.

Вот в таких заботах стремительно летели дни, похожие один на другой — без сна, отдыха, зачастую забывая есть и даже курить, мы выдавали "на гора" всё новые узлы и детали, которые все вместе должны были стать самым совершенным судовым дизелем в мире. Из этого, ставшего привычным, ритма меня вырвал прибежавший с КПП лагеря посыльный.

— Товарищ лейтенант, вас там какой-то товарищ Грабин спрашивает.

— Ё-моё, сколько бегать можно! Говорил же Косову, чтоб телефон поставил! Какой Грабин в такое время года? Я не жду никого! — в раздражении от того, что меня отрывают от работы, я бросил посыльному. — Что стоишь? Нет меня здесь!

Боец, по уставу (вот здесь Косов постарался), подтвердив, что понял всё правильно, развернулся и хотел было уже стартовать в обратном направлении, но тут я, наконец, сообразил, где слышал эту фамилию.

— Стой! Грабин? Василий Гаврилович?

Боец замялся сразу по двум причинам. Первой было то, что имени-отчества он не знал. А вторая заключалась в том, что выразить это в уставной форме он не смог и выдавил, смущаясь.

— Не знаю, тащ лейтенант.

— Ладно, лети скажи, что уже иду. Посмотрим, угадал или нет.

Слухи о том, что жена коменданта — ведьма, не смотря на святую веру в коммунизм и презрение к религиозным предрассудкам, давно уже проникли в отряд. Поговаривали и о том, что лейтенант-то тоже нечист, раз с ведьмой живёт, но такой реакции от КПП-шников даже я не ожидал. Тот солдатик, что прибегал ко мне, при моём подходе застыл по стойке "смирно", тщетно пытаясь изобразить дерево, так как деревья не бледнеют и глаза не таращат. Остальных просто куда-то сдуло, налицо была "брешь в периметре", да ещё на самом ответственном участке. Пришлось устроить разнос единственному доступному в данный момент виновнику, который только вжал голову в плечи так, что будённовка почти села на воротник шинели.

— Что стоишь!!? Тревога вбогадушумать!!! Начкара ко мне! Бегом!!! — зачавкали сапоги по грязи и уже вслед я крикнул исполнительную — Арш!!! Тьфу, разгильдяи.

Накрутив хвост начкару и, особенно, тут же прибежавшему Косову, пообещав, в шутку, чтобы снять напряжение, лично превратить виновных в лягушек, уделил, наконец, внимание и посетителю.

— Василий Гаврилович? — я внимательно разглядывал посетителя, пытаясь сравнить с виденной когда-то фотографией.

— Так точно, товарищ лейтенант НКВД! — стоя "смирно" проорал Грабин под впечатлением от увиденного цирка.

— Вольно, товарищ капитан наркомата обороны, — мой благожелательный тон вроде должен был привести артиллериста в чувство, но пушкарь всё больше и больше стал походить на того горе-бойца. — Да расслабьтесь вы! Пойдёмте ко мне, рюмку чаю отведаем, поговорим о делах наших скорбных.

— Кхм… Однако… Круто вы с ними! Понимаю теперь, почему вас в ГАУ как огня боятся. Видите ли, моё дело немного необычное… — Грабин, видимо, сам себя "зарядил" на конкретную тему и сразу перешёл к делу. Пришлось его немного притормозить.

— Наше! Наше дело, Василий Гаврилович! — я, в свою очередь, хотел выгадать время на обдумывание столь удачного стечения обстоятельств. — Но обсуждать на улице не будем.

— Вы меня обнадёживаете, товарищ лейтенант…

— Семён Петрович, — я протянул руку. — Будем знакомы!

В моём кабинете, едва остограммившись, Грабин, без каких-либо вступлений сразу начал критиковать ГАУ, попутно рассказывая собственную историю. В прошлом году главное артиллерийское КБ страны, сотрудничавшее с немцами, было, фактически, разорвано на клочки, специалистам было предложено либо выехать на заводы в провинцию, либо устраиваться самостоятельно. По мнению Грабина, это нанесло непоправимый урон разработке современных образцов советской артиллерии. Я же, имея дело с моторным производством МССЗ, подумал про себя, что новым заводам помощь инженерными кадрами просто необходима для серийного производства. А главное КБ, сидя в центре, оторванное от серийных заводов, могло изобретать что угодно, но валовый выпуск своих изобретений наладить не могло. С таким положением ещё можно было мириться при модернизации старых, освоенных заводами пушек, но в случае абсолютно новых — всё менялось кардинально. Эти мысли я и высказал Грабину, который тут же нахмурился.

— Я, наверное, поспешил на вас надеяться, — сказал он с большим сомнением.

— Надеяться в чём? Сразу скажу, что меня интересует боеспособная советская артиллерия, а не личные обиды инженеров. Если я считаю, что ГАУ поступило верно, то не вижу смысла это скрывать. Тем более, криводушие вредит взаимопониманию. Кстати, не могли бы вы набросать мне список сотрудников вашего бывшего КБ, которые не захотели уезжать из Москвы? Они бы мне очень пригодились.

— Это ещё зачем? — Грабин насторожился.

— Инженеры на вес золота, нечего ими разбрасываться. Я занимаюсь моторами, кадров тоже не хватает. Кроме того, хотелось бы вернуться к вопросу миномётов, а то, кажется, он заглох.

— Миномётов? А какое отношение вы к миномётам имеете? — подозрительно спросил пушкарь.

— Самое прямое. Я руководил их разработкой, когда работал в КБ ЗИЛ, — тут мне было, чем гордиться, и я этого не скрывал. — 82-х и 120-ти миллиметровые — это моя работа.

Грабин резко встал из-за стола и, подхватив шинель, хотел выйти.

— Извините, товарищ лейтенант, ошибся. Зря я сюда пришёл. — в раздражении бросил он, одеваясь.

— Стой! Смирнааа!!! — я тоже вскочил и попытался задержать артиллериста первым пришедшим в голову способом, но Грабин только бросил, делая шаг за дверь.

— Бойцами своими будешь командовать…

Да, видимо счёт у Василия Гавриловича к миномётчикам большой, даже вероятность превратиться в лягушонка его не остановила. А я, признаться, на впечатления от случая на КПП сильно рассчитывал. Ладно, не хочешь так, будет по-другому.

— Стой, дурак! Живым не выйдешь! — моя насмешка подействовала лучше всяких угроз. — Прикажу пристрелить как нарушителя периметра. Мои выполнят и будут молчать в тряпочку.

— Что вы хотите? — с вызовом ответил мне Грабин.

— Я же сказал — боеспособную советскую артиллерию, — как можно мягче вновь обозначил я свою позицию. — Весь вопрос в том, что хотите вы. Поэтому вернитесь и изложите, пожалуйста, толком.

— Странно слышать такое от миномётчика…

— Василий Гаврилович, я не понимаю, почему вы противопоставляете миномёты и нарезную артиллерию. Искренне считаю, что они друг друга должны дополнять.

— Что бы вы ни считали там, в ГАУ считают по-другому! Они уже зарезали из-за ваших миномётов все работы по батальонным и полковым мортирам! А вы говорите, заглохли ваши эрзацы и новые делать собираетесь! Какие, позвольте спросить?

— 160-ти, 240-ка миллиметровые для начала. Весом 1,3 и 4 тонны и минами по 40 и 130 килограмм.

— Значит и дивизионные мортиры вместе с корпусными прикажут долго жить… — обречённо опустился на стул Грабин. — Вы что, не понимаете, что у миномётов плохая кучность по сравнению с мортирами и недостаточно прочный боеприпас?

— Зато они легче, дешевле, их можно подтянуть ближе к цели, что компенсирует недостаток меткости. Боеприпасы тоже недороги и можно пальнуть два раза для верности. Мощности и прочности мин хватит для разрушения деревоземляных, каменных сооружений и городских зданий, а более серьёзные цели редки в маневренной войне. Мортиры же имеют более гибкую траекторию выстрела, могут бить настильно. И, конечно же, незаменимы при стрельбе на разрушение по ДОТам. Поэтому и те и другие имеют право на существование. Весь вопрос в деньгах и их экономии.

— Ага. Вот в ГАУ так и рассуждают! Зачем делать мортиры, если уже есть миномёты? — прицепился Василий Гаврилович к моим последним словам.

— Против логики мирного времени спорить трудно сейчас, война же имеет свою арифметику. Но мы-то с вами уже в бою! Для нас война уже началась! Победит тот, кто, в числе прочего, сейчас создаст лучший танк, лучший самолёт, лучшую пушку! Что с того, что бои идут за кульманами в КБ? Цена ошибки от этого меньше не становится! А это жизни и судьба страны! — в возбуждении я вскочил и стал ходить взад-вперёд вдоль стены, горячо жестикулируя руками. — Советская артиллерия не имеет сейчас ни одной артсистемы, адекватной будущей войне! За исключением миномётов и А-19!

— Вы, товарищ Любимов, про противотанковые пушки забыли, — прервал меня Грабин.

— Они никуда не годятся! Броня танков будет стремительно расти! Как и в случае линкоров начинается соревнование снаряда и брони. Сейчас сорокапятки на высоте, но как только защита танков перестанет быть противопульной, их всех смело можно сдавать в утиль, — уточнил я. — О чём я говорил? А! Нет ни одной артсистемы, за исключением миномётов…

— Вы, наверное, просто не всё знаете. Вот гаубица Б-4, например…

— Дайте же сказать до конца! Б-4 хороша, но никуда не годится лафет. Все артсистемы должны иметь большой угол горизонтального наведения, как для самообороны от танков, так и для быстрого маневра огнём. К тому же, она на гусеницах и не допускает высоких скоростей буксировки. Следовательно, мехчасти и конницу сопровождать не может. О чём бишь я? — спохватившись я посмотрел на Грабина и, вернувшись к началу, продолжил излагать. — Так вот, современных орудий нет. Их надо ещё создать. Бог с ними, с мортирами, но нет пушек и гаубиц! Вот чем надо заниматься в первую очередь! Это основа всей артиллерии! А не бодаться между собой за второстепенное!

— Вот как раз насчёт пушки я и приехал! — наконец обозначил цель своего визита Грабин. — Во-первых. ГАУ зачем-то хочет универсальное орудие. Фактически это полноценная зенитка, за исключением ствола! С соответствующим весом, который чрезмерно велик для полевого дивизионного орудия. А ствол пушки образца 33 года для зенитной стрельбы малопригоден. Зенитки 15/28 уже сняты с производства и их вес 5 тонн! Абсурд какой-то! Мы долго боролись за дивизионную пушку, но добиться удалось только согласия на полууниверсальную. С большим углом возвышения для ведения заградительного огня по самолётам, но без кругового обстрела, — Грабин рассказывал увлечённо, жестикулировал и делал для наглядности схематические зарисовки, было видно, что это энтузиаст самой высшей пробы.

— Лучше бы наоборот… — заметил я.

— Что наоборот? Думаете универсальная лучше? Глупости! — не понял меня Василий Гаврилович.

— Нет, лучше с круговым обстрелом, но без большого угла вертикального наведения.

— Первый раз такое слышу, — удивился Грабин. — Это ещё зачем?

— Для стрельбы по танкам.

— Тяжёлая получится, проще орудие развернуть при нужде, — пару секунд подумав, ответил артиллерист и вернулся к своим рассуждениям. — Так вот. Декабрьские стрельбы показали, что даже зенитные автоматы не дают гарантии отражения воздушного нападения. А стрельба полууниверсалок только демаскирует их позиции без малейшего вреда для противника! Не могли бы вы повлиять, чтобы требование зенитной стрельбы сняли с дивизионной пушки? Это сразу позволит сильно облегчить пушку и не будет проблем с возкой лошадьми, как и хочет товарищ Кулик. А то угодить всем мы не можем! Создать полууниверсалку в таком калибре весом не больше трёхдюймовки просто невозможно! Хоть в лепёшку расшибись!

— Я? Снять требование ГАУ? Каким образом? — моему удивлению не было предела.

— Бросьте, в артуправлении вас серьёзно побаиваются после истории с автоматами. Кулик, конечно, крут, но ему важен вес. Главное обломать остальных.

— Странная позиция у Кулика. На съезде говорили, что с конским поголовьем беда, а один ЗИЛ после реконструкции сможет обеспечить всю дивизионную артиллерию тягой меньше, чем за три месяца.

— Я тоже причуды начальства не совсем понимаю, — заметил Грабин и вернулся к теме. — Поможете? Ведь вы ещё и делегат съезда ВКП(б)!

Я поморщился и откровенно ответил.

— Увы, боюсь не смогу. Сам сижу сейчас тише воды и стараюсь из-за этой колючки без нужды не вылазить. — видя очевидное расстройство артиллериста, я решил его отвлечь, чтобы сгладить свой отказ. — А что это за пушка образца 33 года? Чем она не подошла для дивизионной артиллерии?

— Аааа, ерунда! На старый гаубичный лафет наложили трёхдюймовый 50-калиберный ствол, — махнул рукой Грабин.

— Значит, обратная рокировка тоже возможна?

Мой вопрос заставил пушкаря задуматься. Некоторое время он что-то прикидывал в уме, а потом, повернул ко мне лицо и выпучил глаза, порываясь что-то сказать, но я успел первым.

— Может, как нормальные герои, применим хитрость и пойдём другим путём? Не будем ни с кем конфликтовать, а просто вы, уважаемый Василий Гаврилович, в один прекрасный момент, выкатите дуплекс из пушки и гаубицы на одном лафете. Экономическая рациональность налицо, а гаубица оправдает повышенный вес и любые другие недостатки. Да у полузенитной пушки такой угол вертикального наведения должен быть, что туда можно хоть мортирный ствол воткнуть! Вообще советую поскрести по сусекам и предложить как можно больше вариантов.

По мере того, как я говорил, лицо артиллерийского конструктора всё больше светлело, он даже улыбнулся, впервые за всё время нашего знакомства, но под конец вдруг вновь посмурнел и потух.

— Со всем этим придётся опять-таки в ГАУ идти, а там денег ни за что не выделят. Мне мой директор завода вообще конструированием запретил заниматься потому, что под это средств не выделяется. Так и будем старьё клепать. Собственно, это и есть "во-вторых". Раз вы не можете помочь "во-первых", то об этом и говорить бессмысленно. Пойду, попробую через НКТП что-нибудь выбить. Спасибо.

— Постой, постой, товарищ Грабин. Не спеши. Кажется, вот в этом вопросе я как раз помочь смогу. Сделаем так. Запишешься на приём к наркому ВМФ Кожанову. Я с ним предварительно поговорю, но подробности и все обоснования с тебя, как со специалиста. Думаю, он не откажет в финансировании разработки дуплекса.

— К наркому ВМФ? — переспросил Василий Гаврилович. — А он-то каким боком?

— Тебе деньги нужны или нет? — дождавшись утвердительного ответа, я подвёл итог. — Тогда бери. И, в конце концов, какая тебе разница, кто даст?