Глава 5. ВЛИЯНИЕ НА МИР ИСКУССТВА

Среди прочих сторонников идей Ланца-Либенфельса надо отдельно выделить Августа Стриндберга, классика шведской литературы. В своем творчестве он исходил из необходимости следовать в искусстве «правде действительности». В романе «Красная комната» (1879) он выказал симпатии социалистическим идеям, критикуя буржуазное общество. Несколькими годами позже он написал острую сатиру на буржуазную цивилизацию, повесть-памфлет «Новое царство». Преследуемый крайне консервативными кругами, Стриндберг был вынужден с 1883 по 1898 год скитаться по Европе. С конца 80-х годов на его творчество оказывали отчетливое влияние натурализм и импрессионизм, хотя Стриндберг никогда полностью не воспринял эстетику этих художественных направлений. Отдав дань модным в то время течениям, он продолжал выступать с критикой буржуазной действительности. Творчество Стриндберга было во многом противоречивым. Так, например, если в 1885 году в сборнике новелл «Утопии в действительности» он обращался к идеям утопических социалистов (Руссо, Сен-Симон, Чернышевский), то в 1888 году он пишет роман «Исповедь безумца», в котором прославлял Ницше, равно как и всех «сверхчеловеческих» исследователей-индивидуалистов.

Отношения между Ланцем-Либенфельсом и Стриндбергом завязались еще в 1896 году, когда оба встретились в Грайне. Отношения продлились очень долго, хотя реальные встречи Ланца-Либенфельса и Стриндберга были редкостью — их контакты в большинстве случаев ограничивались перепиской. Кроме этого сохранились сведения о том, что Ланц-Либенфельс направил шведскому литературу «Теозоологию», «Тойч-псалмы» и несколько выпусков журнала «Остара». Долгое время исследование данного вопроса было затруднительным, потому что большая часть архивов «Ордена новых тамплиеров», равно как и личная переписка Ланца-Либенфельса, хранилась в Венгрии, так как именно там, близ озера Балатон, находился замок Мариенкамп. Кроме этого надо учитывать, что в годы Второй мировой войны замок Мариенкамп серьезно пострадал во время боевых действий, а потому часть архива была уничтожена. Тем не менее сохранились копии некоторых писем Стриндберга, в которых он давал свою оценку «Теозоологии» и «Тойч-псалмам». Это письмо было воспроизведено в новом издании «Тойч-псалмов», а также в «Имагинариуме» «Ордена новых тамплиеров». По большому счету Стриндберг был одним из немногих известных людей, который не просто ознакомился с работами Ланца-Либенфельса, но и действительно цитировал его. В то же самое время версии о том, что Ланца-Либенфельса мог цитировать Гитлер, кажутся малоубедительными и надуманными. Обильная переписка, равно как и цитирование работ Ланца-Либенфельса, позволяют предположить, что Август Стриндберг мог быть членом «Ордена новых тамплиеров». Есть сведения, что он носил орденское имя фра Август Верфенштайн.

Оценивая отношения между Ланцем-Либенфельсом и Стриндбергом, нельзя забывать о том, что послевоенные версии, предложенные публике главой «Ордена новых тамплиеров», могли быть преувеличенными и утрированными. Ланцу-Либенфельсу всегда льстил интерес известных людей, который они проявляли к его ордену. Достоверно можно утверждать лишь одно — Стриндберг весьма охотно цитировал работы Ланца-Либенфельса, среди которых больше всего ценил «Теозоологию». Однако во всем остальном приходится полагаться на версии самого Ланца-Либенфельса.

Знакомство Стриндберга и Ланца-Либенфельса (в то время еще просто мечтательного юноши-монаха) произошло благодаря тому, что шведский писатель некоторое время был женат на австрийской подданной, Фриде Уль, чья семья жила в имении, располагавшемся в Штрудене. В настоящее время имение приобретено шведской общественной организацией, которая превратила его во что-то вроде места паломничества для почитателей творчества Стриндберга.

Если говорить о браке Стриндберга с Фридой Уль, то надо отметить, что у той была крайне эмансипированная младшая сестра, которая вышла замуж за скульптора, принимавшего участие в оформлении центральной части Вены. Перед Первой мировой войной часть венского замка была перестроена, в частности возникли так называемые врата Михаэлер. В двух сторон от этих ворот находились фонтаны, которые как раз были созданы по проекту деверя Фриды Уль. Левый из фонтанов изображал Нептуна, в котором исследователи опознали тестя Стриндберга Фридриха Уля, который, скорее всего, выступал в качестве модели для скульптуры. Впрочем, имение в Грайне принадлежало матери Фриды Уль, которая долгое время жила отдельно от своего мужа. В 1894 году у Стриндберга в Грайне родилась дочь. В 1896 году он вновь пребывал в Штрудене. В различных литературных произведениях этого времени у Стриндберга постоянно встречаются упоминания Грайна, Ардаггера, Дорнаха.

Именно в это время в Грайне появляется брат Георг (Ланц), который намеревался во что бы то ни стало приобрести замок Верфенштайн. Он уже видел замок несколько лет назад, но теперь хотел осмотреть его еще раз. Во время этой поездки в Грайн Ланца, который еще был цистерцианцем, сопровождало два приятеля. Именно они должны были начать переговоры с кастеляном о продаже руин замка. Позже Ланц-Либенфельс рассказывал, что пока они сидели в комнате в ожидании кастеляна, он (Ланц) предавался «арифмософическим», то есть арифметически-мистическим вычислениям. Когда все трое покинули здание, чтобы направиться к замку, то заметили мужчину, который напомнил Ланцу волшебника Клингсора из поэмы Вольфрама фон Эшенбаха «Парцифаль». Это был Август Стриндберг, который сразу же заинтересовался мистической беседой, которую вели между собой приятели. После этого он вызвался сопровождать их до руин замка Верфенштайн. В итоге Стриндберг присутствовал при том, как брат Георг (Ланц) впервые осматривал внутренние помещения замка Верфенштайн, который произвел на шведа «огромное впечатление».

На следующий день все четверо направились на гору, где находился сад расположенного поблизости аббатства. При этом они посетили окутанное мифическими сказаниями ущелье Штилльштайн (Тихий камень). В указанное время брат Георг (Ланц) «еще три или четыре раза» встречался со Стриндбергом. Если верить Ланцу, то во время этих встреч они говорили о том, что Стриндбергу надо было присоединиться к одному из старых орденов. При этом Ланц дал весьма подробную характеристику действовавшим орденским организациям. Кроме всего прочего, Ланц советовал шведскому писателю посещать монастыри, принадлежавшие орденам, где он мог бы почерпнуть мудрость и многому научиться. Стриндберг был достаточно обеспеченным человеком, не привыкшим отказывать себе в удовольствиях жизни, а потому выразил обеспокоенность тем, что в монастырях было запрещено употребление алкоголя и курение табака. В ответ Ланц поспешил успокоить Стриндберга, которому обещал некоторые «послабления». Кроме этого Ланц посоветовал Стриндбергу предпринять шаги к тому, чтобы его произведения были переведены на немецкий язык. Также велись беседы о естественно-научных исследованиях шведа, которые в некоторых своих моментах соприкасались с европейской мистической традицией. Например, Стриндберг интересовался алхимией.

Много позже Ланц-Либенфельс написал в своих воспоминаниях о прогулке по ущелью Штилльштайн. Во время нее они говорили о многих религиозных вещах. В глубоко врезавшемся в скалы ущелье в то время находилось изваяние Мадонны, что придавала религиозному разговору особую мистическую окраску. «Здесь пролегал путь, который вел нас к залитому солнцем ландшафту. Это уберегло нас от мрачных размышлений, и именно здесь он (Стриндберг) изменил свое отношение к Богу». Действительно, многие биографы Августа Стриндберга отмечали, что отношение шведского писателя к религии стало меняться именно после 1896 года. Он отказался от атеистических воззрений. Однако его вера, если и была христианством, то весьма странным. Несмотря на утверждения Ланца-Либенфельса, едва ли можно допустить, что Стриндберг полностью изменил свои взгляды на жизнь после одной-единственной прогулки по австрийскому ущелью. Скорее всего, Ланц-Либенфельс преувеличивал свою роль в духовной трансформации шведского литератора. Кроме этого не стоило забывать про то, что взгляды самого брата Георга (Ланца) были достаточно странными. Он был цистерцианцем, который охотно рассуждал о нумерологии и даже пытался делать некие «арифмософические» вычисления. Скорее всего, именно последние представляли для Стриндберга особый интерес. Если все же допустить, что «преображение» писателя с мировым именем произошло именно в ущелье Штилльштайн, то это было отнюдь не спонтанным действием, а итогом очень продолжительного процесса. Мистическое ущелье, таинственный молодой монах, который владел некими «оккультными знаниями», — все этого могло спровоцировать некий духовный прорыв, который зрел в Стриндберге долгое время. Таким образом, брат Георг (Ланц) мог выполнить всего лишь некую психотерапевтическую функцию, подтолкнув шведа к отказу от атеизма.

Впрочем, если мы посмотрим на приблизительное содержание бесед, которые вели между собой Ланц и Стриндберг, то можно заметить, что они были далеки от традиционного христианства. В частности, они говорили о каббалистической мистике чисел. Они пытались применить ее принципы к различным словам. Например, через разложение на цифры Ланц и Стриндберг пытались постигнуть смысл слов «цистерцианец» и «водород».

В воспоминаниях Ланц-Либенфельс указал, что именно нумерологические вычисления оказали воздействие на дальнейшую жизнь Стриндберга. «Истолкованное слово „цистерцианец“ в 1896 году имело для Стриндберга решающее значение». С одной стороны, Ланц-Либенфельс полагал, что именно он оказал духовное и мистическое влияние на Стриндберга, с другой стороны, он с явным почтением именовал шведского писателя «нашим большим другом» и «магом Севера». Это указывает на то, что в 1896 году Ланц, будучи молодым монахом, был несказанно рад повстречаться со Стриндбергом. Скорее всего, тон разговоров задавал отнюдь не Ланц. Именно по этой причине он позже пытался представить себя в роли некого духовного проводника шведа, чем мог ввести в заблуждение многих людей. Реальная роль брата Георга (Ланца) была более скромной и менее примечательной.

В момент, когда Ланц встретился со Стриндбергом, он был еще монахом, и хотя бы в силу этого он еще не сформировал собственную расистскую идеологию. Это произошло несколькими годами позже. Поэтому весьма вероятно, что действительное влияние Ланц-Либенфельс оказал на шведа позже, то есть когда создал «Орден новых тамплиеров». Но отнюдь не значило, что непременно надо отрицать тот факт, что молодой монах, брат Георг (Ланц), не мог появиться в творчестве Стриндберга в качестве некой символической фигуры. В частности, речь идет о романе «На пути в Дамаск», одним из действующих лиц которого является таинственный монах. Нет никакого сомнения, что сам Стриндберг выступал в романе в качестве безымянного героя. Шведский писатель описывал свое путешествие в Дамаск, как бы сравнивая себя с Саулом (апостолом Павлом). Никто из реальных монахов не может быть идентифицирован с фигурой конфессора. В нем явно проглядываются черты Ланца-Либенфельса. Во всяком случае, очень сложно представить себе католического монаха, который бы занимался нумерологией и каббалистикой. Это позволяет предположить, что в основу романа «На пути в Дамаск» Стриндберг положил впечатления, которые он почерпнул в Штрудене.

Сам же Ланц-Либенфельс постоянно цитировал отрывки из произведений Стриндберга. Особенно часто он обращался к тем моментам литературных произведений, в которых описывались пейзажи Штрудена и духовное состояние автора, находившегося в тех местах. Когда мы говорим о цитировании, то речь идет не о каких-то воспоминаниях, которые подкреплялись литературными пассажами. Речь идет о «Легендариуме» «Ордена новых тамплиеров», в котором можно было найти «памятный день фра Августа Стриндберга, тамплиера-фамиляра из Верфенштайна (скончался в 1912 году)». В этой части «Легендариума» приводился следующий текст: «Когда-то он был атеистом, реалистом и противником христианства. Он был полностью погружен в суету этого мира. Но однажды он пробудился лишенный этого дурмана. Он осознал себя самоистязающим пессимистом и антифеминистом. Он пытался найти спасение от чандальных искушений при помощи творчества Эммануила Сведеборга, спасительного островка чистейшего христианства. Он бежал от мира и пытался отыскать временное прибежище в бельгийском бенедиктинском монастыре. Однако он не нашел там того, что искал. Только в христианстве тамплиеров этот вечный странник, вечно ищущий пилигрим, обрел заветный духовный мир. Только там он смог найти алтарь, на котором зажигается огонь веры, и только там можно найти озарение и стремление к обожествлению человека будущего. С Библией на груди Стриндберг отошел в иной мир как тамплиер-христианин».

Не исключено, что Ланц-Либенфельс существенно преувеличивает значение, которое играл «Орден новых тамплиеров» в судьбе Августа Стриндберга. Однако биографы шведского писателя никогда не отрицали факта членства Стриндберга в «Ордене новых тамплиеров». Кроме этого Ланц-Либенфельс знал детали, которые мог почерпнуть только в личном общении с писателем. В частности, он писал в «Легендариуме»: «Решающие перемены в его жизни и в творчестве произошли, когда он вступил во второй брак. Его избранницей оказалась австриячка Фрида Уль, дочь Фридриха Уля, главного редактора „Венской газеты“ — официального вестника австрийского правительства. Именно благодаря своей супруге он прибыл в Верхнюю Австрию в местность Грайн. Там оказался в замке новых тамплиеров, в замке Верфенштайн. В этих краях он открыл для себя новый мир». Если внимательно изучить приведенный отрывок, то можно заметить, что Ланц-Либенфельс подтасовал факты. Дело в том, что в 1896 году Верфенштайн еще не был замком «новых тамплиеров». Однако для мистического мышления Ланца-Либенфельса эта несостыковка не являлась большой проблемой. Он полагал, что замок Верфенштайн уже в то время был предназначен для того, чтобы в нем был создан новый орден.

В «Легендариуме» Ланц-Либенфельс не раз цитировал произведения Стриндберга. Немецкие исследователи отмечали, что это были очень «вольные» цитаты. Впрочем, это можно было отнести к особенностям перевода, так как Ланц-Либенфельс не пользовался считающимися классическими в Германии переводами. Поскольку в нашем случае интерес представляют не особенности шведской литературы, а «Орден новых тамплиеров», то приведем те варианты, которые оказались воспроизведенными в «Легендариуме». Из Стриндберга для этой служебнокультовой книги «новых тамплиеров» были взята следующие отрывки: «В ожидании моего скорейшего отъезда, когда я должен был отправиться (в силу привычки) сам не зная куда, я торопился закончить мои эксперименты с золотом. Цинкованная ванночка, в которой я новым способом пытаюсь синтезировать золото, изнутри покрыта невероятными соляными узорами, которые весьма напоминают причудливый природный ландшафт. Я вижу в этом знак свыше, но даже в тот момент не могу даже предположить, что эта исключительная местность может действительно существовать в природе. Она существует с хвойными деревьями, заснеженными горами, покрытыми ельником, с холмами, фруктовыми садами и нивами. Все это должно было указывать, что я нахожусь где-то рядом с решением проблемы, рядом с источником силы. Мне видится в соляном инее разрушенная скала с венчающими ее руинами могущественного замка». «Я путешествую по Дунаю, прогуливаясь по заливным лугам, на которые без страха выходят косули. Этот пейзаж будит мои фантазии. Где-то в кустах мне видятся поблескивающие звезды. Я слышу пение невидимой мне овсянки. Именно здесь я нашел самого себя. Здесь меня стали посещать великие мысли. Здесь почувствовал Божье благословение. Здесь я вновь стал верить в Бога, хотя еще не отдавал себе отчет относительно того, что нужно понимать под словом „вера“». «Я поднимаюсь по длинной многокилометровой тропинке на гору. Когда я оказался на вершине, то передо мной открылся удивительный пейзаж. Я вижу крутую котловину, бесчисленные ели по ее краям, которые напоминают края вулканического кратера. В центре это огромной воронки находится деревня. Я вижу церковь, а на высокой скале — средневековый замок. В разных сторонах виднеются поля, лентой вьется ручей, который, плутая между скал, исчезает в ущелье. Взгляд, брошенный на этот странный и уникальный пейзаж, внезапно будит во мне давнишнее воспоминание. Я уже когда-то видел этот ландшафт! Но где? Когда? Точно! Этот пейзаж был нарисован окисью железа на боках цинковой ванночки в парижском отеле „Орфила“. Нет никаких сомнений — это та самая местность».

Кроме этого в «Легендариуме» использовался отрывок из автобиографического романа Стриндберга «Инферно». В этом отрывке описывалась прогулка по ущелью Штилльштайн. Однако Ланц-Либенфельс в характерной для себя манере решил передать содержание этой части романа, что называется, «своими словами», используя предложения из романа Стриндберга, которые были совмещены с его собственными комментариями. «В мировой литературе нет более великолепного и непревзойденного описания прогулки по горному ущелью… (далее без кавычек следует текст самого Стриндберга) Мельник, белый от муки как поделочный ангел, крутится у шестерней мельницы, напоминающих приспособление палача. Затем прибывает кузнец и его черные от копоти подмастерья. Они вооружены длинными крюками, клуппами и молотками. Они терзают в огне разлетающийся искрами расклеенный металл. Весь этот шум эхом дрожит в моей черепной коробке, норовя разорвать в клочья сердце и грудь. Мельница, кузница, лесопильный заводик сливают свои звуки в один сплошной адский вой. Огромная пила хрустит множеством своих мелких острых зубов. Она впивается ими в плоть древесины стволов, повешенных на дыбе. И вот по ней на землю потекла прозрачная кровь, состоящая из мелкой щепы. Ущелье вдоль ручья опустошено проливным ливнем. Дорога по всей длине покрыта слоями серо-зеленой омерзительной тины. Я хотел как можно быстрее миновать ручей. Но мостки разрушены и я, пребывая в растерянности, останавливаюсь у скалы. Я не знаю, что делать дальше. (Далее следует пересказ „своими словами“.) И в этом момент взгляд Стриндберга падает на странные, но прелестные природные картины, которые можно было бы увидеть в этом аду. Они как бы подсказывают, где искать выход к свету. Нависающая над тропинкой скала рискует в любой момент обрушиться, однако изваяние Богоматери как бы поддерживает ее хрупкими, но божественными плечами, предоставляя путь к выходу. Я направляюсь обратно по своим следам. Погруженный в размышления, я пытаюсь связать воедино все эти случаи, чтобы образовать одно единое и логичное целое. Оно настолько чудесно, что может быть только сверхъестественным».

После того как Ланц познакомился со Стриндбергом в Штрудене, они постоянно переписывались. Как уже говорилось выше, Ланц-Либенфельс направил своему именитому другу «Теозоологию» и «Тойч-псалмы». В ответ на это Стриндберг направил воодушевленное письмо. «В поезде я познакомился с Вашей книгой и был поражен. Если это не сам свет, то по крайней мере источник света. После „Рембрандта как воспитателя“ я не слышал столь пророческого голоса. Рад буду Вас видеть. Август Стриндберг. 10 июля 1906 года». Можно было бы предположить, что письмо шведского писателя было просто жестом вежливости. Однако письмо, которое Стриндберг направил 25 августа 1908 года одному из своих знакомых, говорит, что он действительно был околдован книгой Ланца-Либенфельса. В данном письме сообщалось: «Познакомился с „Теозоологией“ (религией содомских обезьян) Ланца-Либенфельса. Это убойная вещь против неоязычников!»

Книги Ланца-Либенфельса произвели на Стриндберга настолько большое впечатление, что он решил некоторые из идей изложить на страницах своего произведения «Синяя книга. Синтез моей жизни». Причем эти идеи приводились исключительно в положительном контексте. Позволим себе привести некоторые отрывки из «Синей книги»: «Обезьяноподобные думают, что душа (дух) — это секреционная железа. В некоторой мере они правы, но только в той части, что касается их самих. Но то, что считается особенным, не может быть всеобщим. Я отнюдь не намереваюсь противоречить этим господам, так как уверен, что они думают своим желудком, своими половыми органами, своей глоткой. Все их поведение заключается в том, чтобы потуже набить себе брюхо. Они на протяжении сорока лет искали родоначальника своего рода в девственных лесах. Однако каждый раз, когда возникало подозрение, что они нашли предка, след сразу же исчезал. И от этого их охватывала великая скорбь. Ланц-Либенфельс в своей „Теозоологии“ доказал, что имеются родословные аффлинги, обезьяноподобные. Одним из этих родоначальников является соратник Рамы, король обезьян Хануман. В „Рамаяне“ изображено, как он вместе со своим другом следует на войну, сопровождаемый армией обезьян. К ним можно приравнять берсеркеров и вервольфов. Чужие из древних времени были гибридами от аффлингов. Сатиры с козлиными ногами и сирены с неимоверно большими задами были порождены противоестественным развратом. Наши „альпийские кретины“ — это не больные люди, а отдельная расовая ветвь, мелкоголовые. Это плод содомского прегрешения. Гунны были их ответвлением». Или другой отрывок: «Происхождение человека, кажется, было двухразовым, так как имеется два вида людей, которые находятся в вечном противостоянии. На одной стороне находятся аффлинги, обезьяноподобные, которые в силу своего темного сознания отстаивают теорию, что их предками были обезьяны (смотри „Теозоологию“ Ланца-Либенфельса). Но я говорю не о них, а о других, тех, которые несут в своем сознании память о том, что они были сотворены Богом. Всеведущий и Всемогущий Бог радуется, что создал этот род по своему подобию». И таких кусочков в «Синей книге» было еще несколько.

Весьма показательно, что в своей «Синей книге» Август Стриндберг разместил иллюстрацию, которая имела для Ланца-Либенфельса особое значение. Речь идет о фотографии скульптуры «Похищение», которая была создана в 1887 году французским ваятелем Эммануэлем Френье. Ланц-Либенфельс воспроизводил это изображение по меньшей мере дважды. Первый раз в одном из выпусков журнала «Остара», второй раз в «Имагинариуме» «Ордена новых тамплиеров». Во втором случае изображение сопровождал комментарий, написанный самим Ланцем-Либенфельсом: «Гигантская человекоподобная обезьяна как похититель женщин — современная пластика, в которой отражена трагическая судьба людей в результате смешения рас». Сейчас очень сложно сказать, кто у кого позаимствовал это образ: Ланц-Либенфельс из «Синей книги» Стриндберга или Стриндберг из журнала «Остара»? Впрочем, это не имеет принципиального значения.

Кроме всего прочего, Ланц-Либенфельс регулярно посылал Августу Стриндбергу номера журнала «Остара». Хотя бы по этой причине шведского писателя можно отнести к категории читателей «Остары». Из свидетельств современников известно, что Стриндберг хранил у себя в Стокгольме полную подборку журнала, который выпускал Ланц-Либенфельс. Вильфрид Дайм в своей работе, посвященной судьбе Ланца-Либенфельса, задавался вопросом: насколько велико было влияние Стриндберга на основателя «Ордена новых тамплиеров»? Он позволял себе предположить, что не Стриндберг был почитателем Ланца, а как раз наоборот, более молодой Ланц преклонялся перед талантом шведа. Если же говорить о том, что значил Стриндберг для замка Верфенштайн, для Ланца-Либенфельса и его приверженцев, то надо указать на одно рекламное объявление, которое было напечатано в журнале «Остара» в конце 20-х годов. Речь шла о приглашении в пансион «Штруденгау». Этот рекламный материал начинался следующими словами: «Знаете ли Вы о Штрудене? Знаете ли Вы, что Стриндберг жил в одном из прекраснейших мест Европы? Знаете ли Вы, что под впечатлением от этого воистину героического ландшафта он создал свои самые прекрасные и самые зрелые литературные произведения?» Среди многочисленных упоминаний Стриндберга на страницах «Остары» приводился огрызок из его письма, в котором писатель предлагал создавать специальные монастыри для творческих гениев. В «Остаре» было написано: «Мы должны пойти этим путем к созданию тайного ариософского ордена и ариософских монастырей… Барон дю Перль, Стриндберг, Дифенбах и другие люди, которых никак нельзя назвать клерикалами, требуют создания ариософских монастырей для творческих гениев».

В ходе переписки Ланц-Либенфельс попросил Стриндберга, чтобы тот стал членом «Ордена новых тамплиеров». Это указывает по меньшей мере на то, что шведский гений полностью разделял цели ордена. Если доверять воспоминаниям Ланца-Либенфельса, то Стриндберг ответил согласием. Он получил степень фамиляра, то есть «почтенного члена», а стало быть, мог подписываться как фра Август. Кроме этого в качестве преференции для него было разрешено включить в орденское имя фамилию и свое светское имя. Поэтому в «Имагинариуме» и в «Визионариуме» шведский писатель неоднократно упоминался как фра Август Стриндберг, тамплиер-фамиляр из Верфенштайна.

Если абстрагироваться от сугубо политических и мистических теорий, которые были положены Ланцем-Либенфельсом в основу «Ордена новых тамплиеров», то его концепцию можно было воспринимать как некое художественное и даже эстетическое проявление эпохи. Отнюдь не случайно Ланц-Либенфельс оказался связанным со Стриндбергом и Герцмановски-Орландо. Нельзя не отметить, что идеология «новых тамплиеров» была некой политизированной версией скульптуры Эммануэля Френье «Похищение», которая была выставлена в парижском музее д’Орсе. Самое показательное, что большинство людей, которые видели эту скульптуру, хором заявляли, что обезьяноподобное существо похищало именно блондинку. А ведь из скульптуры абсолютно не следовало, какой цвет волос был у девушки. Она мота быть рыжей, шатенкой или вовсе брюнеткой. Можно говорить о том, что рубеж века характеризовался специфической атмосферой, которая находила выражение как в художественных, так и мистико-политических формах. «Похищение» было не просто каким-то биологическим доказанным фактом, который на полном серьезе пытались опровергнуть биологи и зоологи. Это было разновидностью общественного психоза, вызванного, с одной стороны, стремительным техническим прогрессом, а с другой — связанным с этим прогрессом эволюционным учением Дарвина, которое базировалось на принципе «борьбы за существование». Формирование так называемого «социал-дарвинизма» было во многом связано с болезненными мифами о сексуальном поведении представителей «низших» рас. По большому счету теория Ланца-Либенфельса была всего лишь одним отблеском тех расположений духа, которые царили в обществе конца XIX — начала XX века.

Скульптура Френье была отнюдь не единственным художественным проявлением подобных настроений. Если в настоящее время сам Френье и его скульптура «Похищение» известны только лишь специалистам, то имя художника Густава Климта достаточно хорошо известно публике. Он же в 1902 году создал так называемый «Фриз Бетховена», который без всякого преувеличения можно было назвать иллюстрацией к «Теозоологии». В центре этой картины находится пугающий гигант, чудовище Тифон, которое предстало в виде ужасающей большой обезьяны. Годы спустя этот образ будет не раз воплощен в фигуре Кинг-Конга. Это чудище окружают мифические существа. Они лишены романтичности и привлекательности, которую придавали им салонные художники, академисты и прерафаэлиты. Они отталкивающие и пугающие, лишенные любой притягательности. Три дамы справа от гигантской обезьяны символизируют собой «разврат», «наслаждение» и «неумеренность». Находящиеся слева женщины, скорее всего, являются горгонами. Возникает ощущение, что Климт писал их с моделей, которые выставлялись в Венском паноптикуме. Не решаясь пугать публику реальными уродствами, как это было в Кунсткамере, в Вене выставляли лишь восковые фигуры. И опять же весьма показательной была реклама этого, с позволения сказать, шоу. Перед дверями была выставлена восковая фигуры обезьяны, которая держала в руке девушку.

Как видим, похищение девушки обезьяной было неким символом, который дублировался и бесконечно повторялся на самых различных уровнях, в том числе в искусстве. Ланцу-Либенфельсу надо было всего лишь дать собственную интерпретацию этому символу, который и без того был знаком, более того — навязан широким слоям европейского населения. Основатель «Ордена новых тамплиеров» только лишь превратил обезьян в чандалов, дал своей конструкции мистическую трактовку. Нечто подобное он уже проделывал с барельефом из аббатства Святого Креста.

Впрочем, связь Ланца-Либенфельса не ограничивается трактовкой бессознательных символов. Весьма интересным будет проследить его отношения с художником Карлом Вильгельмом Дифенбахом и его не в пример более талантливым учеником Хуго Хёппенером, который был известен немецкой публике под именем «мастер Фидус». Это было не просто совпадением политических взглядов, но и эстетических предпочтений. То, что эти отношения все-таки имелись, а не являются гипотетическим предположением, доказывает обложка журнала «Остара» за 1930 год, которая была подготовлена Фидусом. Художник в своей излюбленной манере изобразил обнаженную фигуру, которая утопала в лучах восходящего солнца. Тот факт, что Ланц-Либенфельс обратился к известному и модному немецкому художнику с просьбой подготовить обложку для обновленного издания «Остары», однозначно указывает на то, что оба они поддерживали тесные контакты друг с другом. «Остара» была слишком вызывающим журналом, чтобы художник с мировым именем мог взяться за его оформление, не испытывая при этом симпатий к «Ордену новых тамплиеров». Кроме этого Ланц-Либенфельс не раз утверждал, что учитель Фидус а Дифенбах также был «новым тамплиером». Так кем же были эти художники, учитель и его гениальный ученик?

Карл Вильгельм Дифенбах первоначально был германским подданным. Он родился в 1851 году в Гессене в городе Хадамар. Позже он перебрался в Мюнхен, где в 1875 года сделал свои первые графические работы. Это были черно-белые рисунки, которые можно с уверенностью назвать первыми ласточками немецкого модерна. Очень быстро Дифенбах присоединился к движению «всеобщего преобразования жизни» («жизненных реформ»). Это движение было ориентировано на критику буржуазного общества и возвращение к силам природы. В некоторых моментах оно весьма напоминало классических немецких фелькише, особенно в части неприятия современной цивилизации. Дифенбах сразу же увлекся лечением травами, «культурой свободного тела» (движение, предшествующее нудизму), вегетарианским питанием. Он ходил босиком в халате, который сшил по спроектированным им самим образцам. Это одеяние менее всего напоминало халат, а походило на рясы средневековых нищенствующих монахов.

Жители Мюнхена относились к нему как к чудаку, но, все-таки отдавая дань таланту Дифенбаха, благосклонно называли его «апостолом кольраби». Дифенбах же никогда не умел обращаться с деньгами, а потому постоянно пребывал в долгах. По этой причине почти всегда имелось несколько кредиторов, которые хотели вернуть свои средства. Несмотря на это, художник имел в собственности земельный участок, на котором располагалась открытая каменоломня, а также домик на реке Изар. Там он жил время от времени, там же давал уроки своим ученикам, среди которых был Хуго Хёппенер. Поскольку почти все последователи и ученики Дифенбаха были сторонниками «культуры свободного тела», то это стало поводом для обвинения художника в аморальном поведении, что в итоге привело к судебному процессу, закончившемуся вынесением незначительного штрафа. Штраф был выписан не по предмету судебного разбирательства, а из-за «неуважения к суду», которое якобы Дифенбах проявил, когда появился босиком и в своем специфическом халате.

Дифенбах очень ценил Хёппенера, о чем говорит хотя бы тот факт, что именно учитель прозвал своего ученика «мастер Фидус». С этим именем Хёппенер прожил до самой смерти. Впрочем, когда между учителем и учеником произошел конфликт, то Дифенбах пожалел, что дал юноше столь звучный псевдоним. После этого он предпочитал употреблять имя «Инфидус», что на латыни означало «коварный». Сам же Фидус стал одним из первых иллюстраторов немецкого журнала «Югенд» («Молодость»), который, собственно, и дал начало «югенд-стилю», позже превратившемуся в модное слово «модерн». Поскольку Дифенбах часто болел, то Фидусу нередко приходилось помогать ему, завершая живописные и графические работы. Однако во многих случаях это было более чем проблематично. Примером такой «совместной» работы стал длинный фриз, который назывался «Через тернии — к звездам». Очевидно, что его основная концепция принадлежала Дифенбаху, но Фидус приложил руку к его созданию. По этой причине длинная складная работа (фриз никогда не умещался на одном листе) всегда печаталась с указанием, что автором являлся Дифенбах, а после этого следовала приписка «С помощью бывшего ученика Фидуса». В некоторых исторических и искусствоведческих работах даже указывается, что автором был все-таки Фидус. Части фриза «Через тернии — к звездам», на которых было изображено шествие молодости, нередко воспроизводились и копировались. Так, например, на его основе в Габлонце были созданы стеклянные витражи.

Ланц-Либенфельс, вне всякого сомнения, принадлежал к числу почитателей талантов Дифенбаха. На это указывает хотя бы то обстоятельство, что отдельные части фриза не раз воспроизводились в литературе «Ордена новых тамплиеров». Когда одна из иллюстраций была напечатана в «Имагинариуме», то под ней значилась подпись, из которой следовало, что Дифенбах был братом «Ордена новых тамплиеров». Между ним и Ланцем-Либенфельсом было очень много общего. Оба были сторонниками «всеобщего преобразования жизни», оба были убежденными антисемитами. Хотя имелись некоторые различия. Дифенбах был убежденным пацифистом, чего нельзя было сказать про Ланца-Либенфельса Однако подобного рода «мелочи» никогда не мешали принимать новых братьев в «Орден новых тамплиеров». Точно нельзя сказать, когда познакомились Ланц и Дифенбах. Для этого имелось превеликое множество возможностей. Одна из них появилась, когда художник по приглашению «Австрийского художественного союза» выставлял свои работы в Вене. Выставка открылась 18 февраля 1892 года В то время Густаву Климту было 30 лег; а Ланцу — 18 лет Сохранились сведения, из которых следовало, что выставку посетило около 80 тысяч человек. Отзывы, оставленные посетителями, составили 40 больших страниц — их можно было бы издать отдельной книгой. Позже выставки Дифенбаха проходили в Вене еще не раз.

Если немного отойти от проблем искусства, то надо отметить, что одним из практических начинаний, которым планировал заняться Ланц-Либенфельс, была реформа патентного права. В ранних выпусках журнала «Остара» он давал объявление, в котором заявлял о том, что разыскивает изобретателей и обладателей патентов на изобретения. Он предполагал, что эти люди были заинтересованы в изменении существующей ситуации. Один из номеров «Остары» (№ 24) был полностью посвящен проблеме юридических вопросов, связанных с патентами на изобретения. Почему же Ланц-Либенфельс заинтересовался техническими изобретениями и их патентованием? Судя по всему, эта мысль не давала ему покоя очень давно. Еще в 1896 году во время беседы с Августом Стриндбергом он заявил, что «занимался аналогичными и родственными науками, а потому решил взяться за дело и запатентовать свои изобретения». Позже он писал об открытиях Стриндберга, которые в большинстве случаев были совершенно бессмысленны (в указанное время) с научной точки зрения: «Из собственного опыта я знал, что открытия Стриндберга были слишком ценны и нуждались в практической оценке. Однако для этого требовалась большая сумма денег, которая ставила под сомнение буквально все. В дальнейшем существовала немалая опасность, что такие изобретения будут либо украдены, либо будут сделаны аналогичные».

Нельзя сказать, что это направление деятельности Ланца-Либенфельса было совершенно безуспешным — ему все-таки удалось получить несколько патентов. Исследователь Вильфрид Дайм смог найти лишь три из них. В «Немецком патентном каталоге» за 1900 год значились сведения о первом патенте Ланца-Либенфельса. Всего же он получил четырнадцать патентов, однако суть изобретений удалось установить лишь в трех случаях. Перечислим патенты, обнаруженные Даймом.

№ 1227—38 (1900) — настольная военная игра;

№ 155969 (1902) — механизм железнодорожной блокировки;

№ 158208 (1903) — привод для транспортных средств.

Желая проверить, насколько грамотными были указанные изобретения, Вильфрид Дайм направил их на экспертизу профессору Герхарду Генриху из Венского технического университета. В ответ было получено следующее заключение:

Венский технический университет Кафедра общей механики и графической статики Вена IV, 28 января 1956 Карлсплац, 13

По просьбе доктора В. Дайма я ознакомился с указанными выше патентами д-ра Георга Ланца и могу вынести по поводу их следующее заключение.

Обнаруженные в обоих патентах изобретательские идеи полностью базируются на реалистической точке зрения, а также безупречны с физической и технической точки зрения. Однако указанные конструкторские и технические новшества не стоит рассматривать как исключительно талантливые. Они могут принадлежать любому одаренному человеку. Поскольку в настоящий момент данные изобретения можно рассматривать как принципиально устаревшие, то мне сложно оценить их техническую стоимость на момент получения патента.

Наверное, это было самое неожиданное открытие, которое касалось Ланца-Либенфельса. Оказывается, он мог проявить себя как реалист, а не как фантаст-расист или мистик. Однако самой большой проблемой оставалось то, что в патентах Георг Ланц значился как «доктор», то есть он должен был иметь университетское образование. Если учесть, что Ланц покинул аббатство Святого Креста в 1899 году, а первый патент получил в 1900 году, то получается, что он всего лишь за год окончил одну из высших школ! Если говорить о Венском университете, то в списках выпускников за 1898–1900 годы его имя не значится. Он, конечно, мог получить образование и в другом университете, но это было весьма затруднительно. Как бы то ни было, но случай с патентами позволяет оценить Ланца-Либенфельса как исключительно талантливого человека, обладающего интеллектом для получения докторской степени (по немецкой системе).

У истории с патентами было свое продолжение. Ланц-Либенфельс в определенный момент упомянул так называемые американские патенты. Сам он описывал случившееся следующим образом: «Во время мировой войны морское ведомство Соединенных Штатов Северной Америки реквизировало мои патенты, которые относились к конструкции самолетов и подводных лодок. И это в то время, когда я не был враждебным иностранцем. Я никогда не объявлял Соединенным Штатам войну! Я не получил никакой компенсации. Мне лишь оставалось утешаться мыслью, что мне выпала такая сомнительная честь. После этого каждый мог сказать, что мои изобретения не были бессмысленными». В другом месте Ланц-Либенфельс рассуждал о той же самой истории: «Я могу похвастаться тем, что оказался жертвой государства духовных воришек. В нем даже военное и морское министерство являются воришками». Отдельного упоминания достойны сведения о том, что в свое время Ланц-Либенфельс вел технические дискуссии в ресторане «Золотой шар», где присутствовал инженер Вильгельм (Василий Васильевич) Кресс, один из пионеров австрийской авиации. После этого станет понятным, что изобретения Ланца-Либенфельса все-таки стоит принимать всерьез.