Глава 4
Матушка посещает Долину Дунов

Дуны из Беджворти убили моего отца в субботу вечером, когда он возвращался домой с рынка в Порлоке . Он был не один: рядом с ним скакали еще шесть фермеров. Это были рослые, сильные мужчины, и никто из них не был пьян, все, как говорится, в здравом уме и твердой памяти. Внезапно у них на пути встал незнакомый всадник. Он был высок, могуч и вооружен до зубов, и фермеры сразу поняли, что перед ними — один из Дунов. Трясясь от страха, все шестеро безропотно отдали ему свои кошельки.

Один только мой отец, подняв над головой тяжелую дубину, бросился на разбойника. Тот ловко увернулся и, пришпорив коня, сделал вид, что отступает. Отец рванулся вдогонку, но разбойник издал вдруг пронзительный свист, и не успел отец остановить коня, как вдруг, словно из-под земли, выросла — верховые и спешенные — целая дюжина Дунов. Но отца это не обескуражило. Он был так силен и дрался так яростно, что перевес в стычке был даже какое-то время на его стороне. Четверо злодеев, бездыханные, уже валялись на земле, остальные, повернув коней, бросились наутек, и тогда тот, что стоял в отдалении, где отцовская дубина не могла его достать, прицелился из пистолета и выстрелил. А дальше... Язык не поворачивается про это рассказывать.

Когда Смайлер прискакал домой, вся спина его была залита кровью. Отца нашли на следующее утро: он лежал мертвый на вересковой пустоши. Так моя матушка стала вдовой, а дети ее — сиротами. Нас у нее было трое, но она не могла рассчитывать на нас, потому что мы были еще слишком малы и сами нуждались в ее заботах.

Я, Джон Ридд, был самым старшим, и я сразу понял, что главная ответственность за будущее нашей семьи ляжет на мои плечи. Сестричка Анни была на два года младше меня, и еще у нас была маленькая Лиззи.

И вот теперь, когда я вернулся домой и узнал о тяжкой потере, — кажется, еще ни один мальчик на свете не любил своего отца так, как я любил своего,— матушка моя совершила нечто такое, что во всей округе ее сочли просто сумасшедшей. В понедельник утром, — отец лежал еще непохороненный, — не сказав никому ни слова, она отправилась пешком к тому месту, которое у нас называли Воротами Дунов.

Не было там, сказать по правде, никаких ворот, а был узкий проход между скал и тьма там стояла непроглядная. Часовой не выстрелил в матушку; ей только завязали глаза, и кто-то, взяв ее за руку, повел вперед, а другой последовал за ними, подгоняя ее сзади дулом тяжелого мушкета. Дорога была долгой и каменистой, — это все, что запомнила тогда матушка. Потом с нее сняли повязку, и, оглядевшись вокруг, она не поверила собственным глазам.

Она стояла в самом начале глубокой зеленой долины — правильный овал между гор — и скальный гранит высотой от восьмидесяти до ста футов плотно окружал это место со всех сторон. Около матушки журчала прозрачная горная река. Она выходила из-под земли и стекала прямо в долину. На ее берегах росли трава и деревья, а далее, вниз по течению, по обеим ее сторонам стояли одноэтажные дома, сложенные из камня, и первый из них — потом выяснилось, что в нем жил сам глава рода — представлял собой нечто вроде двойного жилища, крылья которого были соединены деревянным мостом, переброшенным через реку. Матушка насчитала четырнадцать домов, и чутье подсказало ей направиться в тот, что резко отличался от остальных. Что и говорить, дивная картина открылась взору моей матушки, и казалось, что в безмятежной этой долине, где всеобщий покой и тишину нарушали только бег и журчание воды, должны были жить мирные, простые люди, занятые обычным человеческим трудом,— но не было здесь ни единого честного дома: в каждом жили убийцы.

Двое разбойников проводили матушку вниз по крутым и скользким ступеням, вырубленным прямо в скале, и довели до дома главаря. Дрожа от страха, она встала у порога, решив, несмотря ни на что, выложить все, что было у нее на душе.

Но, подумалось вдруг ей, кто это дал мне право, мне, жене простого фермера, задевать этих высокоблагородных людей только потому, что людская молва сочла их убийцами ее мужа? (Дуны действительно были из древнего аристократического рода, и в Эксмуре об этом знали стар и млад.)

И тут она снова устремилась мыслями к покойному мужу, снова вспомнила, как он, здоровенный, веселый и бородатый, обнимал ее своей крепкой рукой, как он нахваливал ее жареную свиную грудинку,— и слезы снова покатились градом из ее глаз.

В этот момент на пороге дома показался высокий старик — сэр Энсор Дун. На руках у него были рукавицы садовника — ни дать ни взять, обыкновенный труженик, хлопочущий по хозяйству — но его упрямо сжатый рот, его пронзительные глаза, его горделивая осанка и в особенности его властный голос говорили о том, что этот человек — не простой смертный.

Он взглянул на матушку большими черными глазами, и она невольно сделала перед ним реверанс.

— Добрая женщина, ведь вы не из наших? Кто привел вас сюда? — спросил он с таким участием и доброжелательностью, что после всего пережитого матушка усмотрела в его манерах скрытую издевку.

— Мерзавцы! Негодяи! Головорезы! Я пришла, чтобы спросить с вас за своего мужа!

Гнев душил матушку, и она больше не смогла произнести ни слова, и лишь с ненавистью взглянула на своего собеседника.

- Сударыня,— сказал сэр Энсор учтиво — ибо джентльмен всегда джентльмен, даже если это джентльмен с большой дороги, — сударыня, прошу прощения, но я плохо вижу. Если бы не это, я, возможно, сразу узнал бы, с кем говорю. Но как бы там ни было, если мы захватили вашего мужа в плен, мы освободим его без выкупа.

На сей раз вежливость сэра Энсора растрогала матушку, но при этом окончательно выбила ее из колеи.

- Дайте мне немножко поплакать,— жалобно попросила она.

Сэр Энсор понял, что не угадал, зачем пришла матушка. И пока она всхлипывала, он осторожно расспросил ее, в чем дело, и, узнав, что у нее убили мужа, не рассердился, когда она вновь разразилась рыданиями, а дал ей вволю выплакаться.

— Видит Бог, сэр Энсор,— сказала матушка,— я не хочу ни на кого возводить напраслину. Но я потеряла мужа — лучшего из всех, каких Господь когда-либо посылал женщине — и я знала его с той поры, когда он был вам по пояс, а я — по колено.

Матушка снова зарыдала: в эту минуту она подумала о том, что теперь уже никто не вытрет слезы на ее щеках так, как это мог сделать только мой отец.

— Я этого дела так не оставлю, я с этим разберусь немедля, — пообещал старый разбойник, несколько тронутый стенаниями матушки, хотя, конечно, он уже догадался, кто перед ним и как обстояло дело, с которым пришла к нему матушка. — Сударыня, если что не так, то, верьте слову Дуна, я сделаю все возможное, чтобы помочь вам. Войдите в мой дом, отдохните, а я задам вам еще несколько вопросов. Как звали вашего доброго мужа и где произошло несчастье?

Матушка вошла в дом. Сэр Энсор указал ей на кресло, приглашая сесть, но матушка из скромности не воспользовалась его любезностью.

— В субботу утром, сэр, я была женой, а в субботу вечером стала вдовой, а детки мои — сиротами. Мужа моего звали Джон Ридд, сэр, и всякий знает — не было человека добрее и рассудительнее ни в Сомерсетшире, ни в Девоншире. Он возвращался домой с рынка в Порлоке, и он вез мне в подарок новое платье и гребень для волос, — о, Джон, как ты был добр ко мне!

— Дело серьезное, сударыня, — мягко промолвил сэр Энсор. — Мальчики мои бывают несдержанны, чего греха таить, но я в жизни не поверю, что они могли намеренно причинить кому-либо вред. И все же... И все же мне понятно ваше горе, и дела этого, повторяю, я так не оставлю. Каунселлора ко мне! — крикнул он, приоткрыв дверь, и тут же по долине — от поста к посту — покатилось: — Каунселлора к капитану !

Когда Каунселлор появился на пороге, от одного взгляда на него у матушки душа ушла в пятки. Хотя он был несколько ниже сэра Энсора, своего отца, чувствовалось, что это — человек громадной физической силы. У него была длинная седая борода, доходившая ему до кожаного пояса, и мохнатые брови, прикрывавшие большие карие глаза. Когда он поднял их на отца, из-под его бровей вспыхнули злые огоньки, и матушке стало совсем не по себе. Каунселлор стоял перед сэром Энсором, теребя шапку в руках. Матушка заставила себя взглянуть на него, но он сделал вид, что не заметил ее.

— Каунселлор,— обратился к нему сэр Энсор Дун,— вот эта леди...

— Она не леди, сэр, она всего лишь простолюдинка, — угрюмо возразил Каунселлор.

— Эта леди, — твердо повторил сэр Энсор,— хорошо известная в здешних местах, обвиняет Дунов в том, что они убили ее мужа, убили беззаконно и несправедливо.

— Вот именно — убили, убили! — воскликнула матушка. — И это — чистая правда, сэр.

— Правда — единственное, чего я хочу добиться, сударыня,— заметил старик.— Я хочу узнать ее, и пусть восторжествует справедливость!

— Изложите дело,— сухо проронил Каунселлор.

— Дело в том,— отозвался сэр Энсор,— что достойный супруг этой женщины был убит в прошлую субботу вечером по дороге домой, когда он возвращался с ярмарки в Порлоке. Поправьте меня, сударыня, если что не так.

— Все так, сэр,— кивнула головой матушка,— именно вечером в субботу на прошлой неделе. Иногда мне кажется, что это случилось всего лишь час назад, иногда — что с той поры прошел уже целый год.

— Его имя? — осведомился Каунселлор.

— Джон Ридд, если я правильно понял,— ответил сэр Энсор. — Каунселлор, мы часто слышали об этом достойном и мирном человеке, который никогда не вмешивался в наши дела, и потому, если к убийству приложил руку кто-то из наших, клянусь, негодяю не поздоровится! Каунселлор, расскажи, как на духу, что там произошло.

— О, Каунселлор,— воскликнула матушка,— сэр Каунселлор, вы будете справедливы, я вижу это по вашим главам; скажите мне, кто это сделал, чтобы я взглянула в лицо этому чудовищу!

Страстная речь матушки нисколько не подействовала на длиннобородого разбойника. Он чуть отступил к двери и сказал:

- Всю историю можно рассказать в нескольких словах. Четверо-пятеро самых наших благонравных джентльменов отправились на небольшой рынок в Порлоке. Накупив кое-каких товаров для дома — и заплатив за них, кстати сказать, весьма недешево,— они двинулись в обратный путь. По дороге они решили дать отдых лошадям. К тому времени совсем стемнело, наступила ночь. И вот тут-то, откуда ни возьмись, на них напал разбойник громадного роста и большой физической силы. Наши люди, конечно же, не захотели отдавать дорогие покупки без боя, и разбойник, разъяренный их сопротивлением, вышиб дух из четверых человек, и тогда наш храбрый и благородный Карвер, до которого не дотянулась рука злодея, разрядил в него пистолет и тем спас братьев и собственную жизнь.

Матушка выслушала ужасную ложь, не шелохнувшись. Да и что она могла сделать в этом логове? Она взглянула на Каунселлора так, что от ее взгляда, казалось бы, у того земля должна была разверзнуться под ногами, но вместо этого Каунселлор разверз свои огромные глазища и немигающим взором уставился на матушку. Не вынеся его взгляда, матушка резко повернулась в сторону сэра Энсора, и ей вдруг показалось, что на губах старого Дуна мелькнула усмешка, а в глазах — веселые зайчики,

— Все Дуны — джентльмены, — степенно промолвил сэр Энсор, напустив на себя такой вид, словно он ни разу не улыбнулся с самого детства. — Мы всегда готовы объясниться, какую бы напраслину ни возвели на нас местные жители. И еще знайте: мы не держим зла на вашего покойного мужа, иначе сейчас мы бы потребовали конфискации его имущества. Так я говорю, Каунселлор?

— Если бы не ваше прощение, отец, его земельный надел следовало бы немедленно отобрать, — согласился Каунселлор.

— Каунселлор, мы прощаем Джона Ридда, — подтвердил сэр Энсор, обращаясь к нему, а потом — к матушке. — Сударыня, мы прощаем вашего мужа. Как знать, может быть, в ту ночь супруг ваш и сам не ведал, что творил. Эль в Порлоке крепкий, а в наш век раздоров, преступности и беззакония даже честный человек может использовать оружие во зло ближнему.

Голова матушки пошла кругом. Она сделала глубокий реверанс перед разбойниками, так, словно ее правота и впрямь зависела от ее манер, потом, сбитая с толку, торопливо вытерла слезы и вышла на свежий воздух, боясь, что скажет что-нибудь невпопад.

За порогом дома ее встретили часовые. Они снова завязали ей глаза и вывели ее из долины через Ворота Дунов.