20

Проходит несколько часов. Наступает ночь. Несмотря на страшную усталость, мы с коллегами не торопимся укладываться спать.

Мне хочется выйти наружу, чтобы посмотреть, как там обстоят дела. Я предупреждаю об этом товарищей. Никто не упорствует. Все желают мне только быть осмотрительным и в случае чего звать на помощь. Я обещаю не отходить слишком далеко от входа в пещеру.

Агизур напрашивается пойти со мной за компанию. Кахина, конечно, волнуется, но отпускает сына со мной.

Мы осторожно идем к выходу. Буря к этому времени заметно стихла. От ее недавнего буйства практически ничего не осталось. Ветер продолжает дуть, но он уже далеко не такой сильный, каким был днем. Да и облака пыли как такового нет. В противном случае я не смог бы увидеть на небе ни звезд, ни луны.

— Явный признак того, что буря пошла на спад, — говорю я на арабском, указывая на небесные светила.

— А я уже подумал, что она зарядила на целую неделю, — слышится ответная реплика Агизура.

Меня передергивает от неожиданности.

— Ты что, говоришь по-арабски? — удивленно спрашиваю я.

— Говорю. Но не люблю. На нашем родном языке мне лучше мысли выявлять, — признается мальчишка.

— Не выявлять, а выражать, — поправляю его я, продолжая удивляться открытию. — Мог бы и раньше признаться. А то столько суматохи из-за необходимости переводить за тобой и для тебя.

— Я никак не находил придатного случая, — с виноватой улыбкой пояснил парень.

— Не придатного, а подходящего, — вновь поправляю его я.

— Говорю же, на родном языке мне лучше, — с легкой укоризной в голосе напоминает паренек.

Я обещаю больше не исправлять ошибки во всем, что он скажет, и отхожу от пещеры на несколько метров в направлении шоссе. В трехчетырех километрах отсюда находится Эль-Башар. Я останавливаюсь, поворачиваюсь и долго смотрю в сторону оазиса, пытаюсь разглядеть там хоть что-нибудь, что могло бы свидетельствовать о признаках жизни.

Моя попытка оказывается тщетной. Я не вижу там абсолютно ничего. Никаких огней. Полная темнота. В какое-то мгновение я даже начинаю сомневаться, туда ли вообще смотрю.

— Агизур, послушай, Эль-Башар ведь вон там? — уточняю я у своего юного спутника, махнув рукой в нужном направлении.

— Да, — подтверждает он. — Только не пойму, почему там темнота.

— А это не из-за бури? Не может быть так, что здесь она почти закончилась, а в оазисе еще продолжает бушевать?

— Бушевать может. Но сейчас этого не происходит. Бурю ты сразу разглядел бы.

Я понимающе киваю. У меня появляются весьма тревожные предчувствия, однако я оставляю их при себе, не хочу лишний раз пугать парнишку. Хотя мне кажется, что он и без меня все понимает.

Еще какое-то время смотрю в направлении оазиса, затем разворачиваюсь и собираюсь возвращаться в пещерный город. Нет никакого смысла стоять здесь просто так.

— Пойдем, Агизур. Мать наверняка переживает за тебя и не спит. А ей не мешало бы отдохнуть.

— Артем… — слышу я от него свое имя, произнесенное очень тихо.

— Что такое? — удивленно спрашиваю я, тоже переходя на шепот.

— Там какие-то огни появились, — объясняет он и кивает в сторону Эль-Башара.

Я мгновенно оглядываюсь и сразу же замечаю цепочку дрожащих огней на выезде из оазиса.

О характере их происхождения долго гадать не приходится. Это свет фар машин, идущих одна за другой. Мы слышим шум двигателей. С каждой секундой он все нарастает.

У меня нет никаких сомнений в том, что это та самая колонна военной техники, прибывшая днем в Эль-Башар. Сейчас она его покидает. Мне трудно представить, куда военные отправляются на этот раз.

— Все, Агизур! Быстро уходим отсюда! — настаиваю я.

— Давай посмотрим, куда они поедут.

— Нет. Нам это ничего не даст. А вот засечь нас могут. Поэтому идем.

Прежде чем колонна военной техники успевает промчаться вдоль пещерного города, мы скрываемся внутри него. Там я рассказываю остальным об увиденном. Мы с коллегами планируем завтрашний день.

— Предлагаю разделиться, — говорю я. — Мы с Агизуром отправимся в Эль-Башар. На разведку, так сказать. Посмотрим, что там оставили после себя военные. Может быть, найдем кого-то, кто остался в живых, спасем. А вы тем временем вместе с волонтерами наладите лабораторию.

— Какой ты, Артем, ушлый, — с усмешкой заявляет академик. — С парнишкой будешь без переводчика общаться?

— Мы и так неплохо понимаем друг друга, — отвечаю я и поясняю ситуацию.

— Ну, если так, то лично я не возражаю, — говорит Карский. — Полагаю, что и остальные тоже перечить не будут.

Христов и оба волонтера дают понять, что согласны.

— Я думаю, что мы не будем зацикливаться на будке грузовика, — продолжает мой наставник. — Подберем подходящую пещеру и там наладим работу лаборатории. Вчетвером это сделать будет довольно просто. Более того, я уверен, что со второй половины завтрашнего дня мы возобновим производство вакцины.

— Было бы неплохо, — поддерживаю я его планы.

— А вы там, Артем, во-первых, будьте внимательными. Если что не так, то на рожон не лезьте. Ни головы, ни другого места под удар не подставляйте. Риск — дело благородное, но не надо впадать в безрассудство. Вы нам нужны живыми. Поэтому собирайте информацию, ищите выживших людей и отправляйтесь обратно, в пещерный город.

— Да все будет хорошо, Аркадий Федорович! — невольно восклицаю я, напоминая эти возгласом сына, которому пришлось выслушивать нотации отца.

— Если попадется что-то из еды, то не стесняйтесь взять с собой. Желательно, чтобы это тоже были консервы. Неизвестно, сколько еще мы здесь пробудем. А питаться чем-то надо. Наших запасов, как ты сам понимаешь, надолго не хватит.

Я обещаю позаботиться и об этом.

Наконец-то мы укладываемся спать, оставив одного из волонтеров в качестве караульного.

Несмотря на усталость, засыпаю я с трудом. Слишком много мыслей роится в моей голове. Я то и дело прокручиваю в памяти различные эпизоды прошедшего дня. Пытаюсь представить, как все повернулось бы, если бы нами и лично мной были совершены иные действия, а не те, которые оказались произведены в реальности.

Толку от таких размышлений никакого. Но остановить их я не могу. Это похоже на докучливое наваждение, от которого так просто не избавишься. В какой-то момент я все-таки проваливаюсь в дрему. Мне ничего не снится, кроме этой же пещеры, в которой я сейчас нахожусь.

Резкий звук заставляет меня вскочить с места. Я с недоумением смотрю по сторонам, хотя разглядеть что-нибудь не представляется возможным. Сердце бешено стучит, вырывается из груди.

В течение нескольких секунд я пытаюсь сообразить, приснилось ли мне все это или же такова была реальность. Однако вскоре звук повторяется. Теперь он чуть более приглушенный, чем в первый раз. Хотя точно оценить сложно. Ведь я дремал.

Поэтому я не хочу никого тревожить и ожидаю, что же будет дальше. Через какое-то время я слышу целую серию очень странных шумов, среди которых, как мне кажется, есть и отзвуки голосов.

— Ты это слышишь? — спрашивает Йордан, который тоже успел пробудиться.

— Да. Не могу понять, что это такое, — отвечаю я.

— Откуда-то с нижних ярусов. Возможно, там где-то произошел обвал. А звук исказился из-за эха. Тем более что там великое множество галерей и комнат, — находит коллега разумное объяснение.

— А голоса тогда откуда?

— Это не голоса. Все от искажения изначального звука. Думаю, древние строители специально предусмотрели такую планировку, чтобы в случае чего жители могли спрятаться на нижних ярусах и всякими звуками пугать чужаков. Видимо, знали, что нужно делать, чтобы подобный эффект с эхо оказался возможным. Точно так греки исхитрились устроить в дельфийском храме. Они возвели его в такой местности, что одним только эхом можно было доводить простых смертных до священного трепета.

В данное мгновение раздается новый звук. Мне снова кажется, что это чей-то голос. Причем звучит он так, будто где-то там, в глубине, находится кинотеатр, и одна из реплик героя долетает до нас.

— Что-то не похоже все это на падание камней, — замечаю я.

— Насчет камней я сказал просто так, к примеру, — поясняет коллега. — Я уверен в том, что все эти звуки природного происхождения и человек к ним никакого отношения не имеет.

— Но ведь я, пусть и неотчетливо, но слышал чей-то голос! — Мне трудно согласиться с выводом Йордана.

— Это могла быть летучая мышь или еще какая-нибудь местная живность. Если бы где-то там находились люди, то мы наверняка узнали бы об этом во время нашей вылазки в глубь галерей. Однако мы там ничего подозрительного не слышали.

— И все-таки нам не мешало бы проверить, — не отступаю я.

— Ты горишь желанием идти туда прямо сейчас? Мне вот почему-то не сильно хочется это делать. Может, потому что сейчас ночь. Или причина в том, что я устал за последние сутки хуже некуда. Полагаю, что ты тоже…

Реплику Христова прерывает новый звук, на этот раз клокочущий.

— А это, по-твоему, что? — спрашиваю я.

— Да все, что угодно, — гнет свою линию Йордан. — Это может быть та же вода. Мы же не знаем, куда она уходит из источника. Может, где-то в глубине пещерного города есть целое подземное озеро. Над ним, естественно, каменные своды. Несколько камней могли упасть. Отсюда и этот звук. Словно булькающий.

— Знаешь, разумом мне хочется с тобой согласиться, — признаюсь я. — Однако интуиция подсказывает, что все обстоит совершенно не так, как ты сейчас пытаешься обрисовать. Ты говоришь, что там упали камни, а мне кажется, что кто-то идет по воде.

— И что же ты намерен делать? Поднимать всех и идти вниз?

— Нет. Сейчас это было бы безрассудно. Я предупрежу нашего караульного. Завтра во время работы будьте предельно внимательными. Мало ли как может повернуться дело с этими шумами. Мне не хочется после возвращения из Эль-Башара застать здесь какую-нибудь ужасающую картину. Тем более что в оазисе нам с Агизуром наверняка доведется насмотреться всякого, — говорю я, встаю на ноги и иду к волонтеру, сидящему возле выхода.