19

Пещерный город оказывается куда большим, чем мне представлялось. Он огромен, состоит из нескольких уровней, уходящих в глубину горы. Достаточно только одного беглого взгляда, чтобы голова закружилась от ощущения нереальности здешних картин.

Все привычные представления о жилище, о градостроительстве, о том, каким, в конце концов, должен быть населенный пункт, здесь разбиваются вдребезги. Все твои стереотипы ломаются в одночасье, стоит лишь посмотреть на здешние галереи, осознать их бесконечность и запутанность, будто в лабиринте.

При этом ты подспудно понимаешь, что древние строители создавали такую планировку вполне осознанно. Сами-то они хорошо знали, как можно здесь передвигаться и не заблудиться. Чужакам вроде нас так вот сразу вникнуть в эти секреты практически невозможно. Тут великое множество переходов, коридоров, комнат!

Без соответствующего оборудования пещерный город, отличающийся такой сложной планировкой, можно изучать месяцами. Впрочем, не факт, что это удастся сделать и за такое время.

У нас нет ни спецоборудования, ни времени, ни даже особого желания заниматься чем-то подобным. Этот день, кажущийся бесконечным, наконец-то завершается, приближается вечер. Мы радуемся, что добрались до пещерного города, а военные нас при этом все-таки не заметили.

Я загоняю машину в один из больших проходов и ставлю там так, чтобы снаружи, особенно со стороны шоссе, ее нельзя было заметить. Конечно, в условиях бури она и так не видна, однако такое ненастье не будет продолжаться вечно. А рисковать лабораторией мне нисколько не хочется. Тем более после всего того, что уже произошло за сегодняшний день.

Если бы у нас имелась такая возможность, то мы постарались бы понадежнее замаскировать этот проход, чтобы снизить вероятность проникновения сюда кого бы то ни было. Но нам приходится оставлять все так, как оно есть, и уповать то ли на Бога, то ли на чудо.

Мы решаемся произвести разведывательный обход хотя бы ближайших галерей пещерного города. Надо выяснить, не таится ли там какая-либо опасность. Кахина с Карским и одним из волонтеров остаются рядом с машиной. Я, Йордан, Агизур и второй местный парень отправляемся на разведку. Мы заранее договариваемся держаться друг от друга не далее чем в двух-трех метрах и не рваться без надобности в глубину бесконечных ходов.

— Стоп! А чем мы будем светить, разведчики? — резонно замечает Йордан.

— По идее, здесь все устроено так, что сверху должен поступать естественный свет, — говорит на это волонтер.

— Даже если это так, то из-за бури сюда вряд ли пробьется хотя бы один солнечный лучик, — говорю я, включив логику.

Агизур что-то спрашивает у волонтера. Тот ему отвечает. Сын берберского вождя понимающе кивает, на несколько секунд исчезает во тьме близлежащей галереи, затем возвращается с двумя факелами.

Мы и рады этому, и несколько обескуражены. Ведь Агизур только что продемонстрировал нам свидетельство того, что в пещерном городе кто-то обитает.

Юный бербер замечает наше настроение и спешит успокоить. Мол, наличие факелов еще ни о чем не говорит.

— Здесь принято оставлять их на входе. И неважно, вернешься ли ты сюда когда-нибудь еще или нет, — сообщает нам волонтер, переводя слова Агизура.

Мы интересуемся, откуда у парня такие познания. Тот признается, что не раз бывал в пещерном городе. Естественно, тайком от родителей.

Правда, насчет обитаемости здешних пещер и галерей он ничего однозначного сказать не может. По его словам, сюда часто кто-нибудь забирается, но есть ли тут постоянные жильцы, ему неизвестно. В этой части пещерного города Агизур еще не был. Поэтому здешние ходы для него такие же неизведанные, как и для нас. Обговорив еще раз правила поведения в галереях, мы зажигаем факелы и выбираемся в путь.

Агизур пытается идти первым, но я не разрешаю ему это делать и обгоняю его. С каждым новым шагом я все больше ощущаю себя первооткрывателем. Здешние галереи, проходы, развязки не могут не впечатлять. Ведь все это было сотворено людьми многие сотни лет назад.

Я пытаюсь представить себе, каким образом создавались все здешние «коммуникации», сколько сил и времени ушло на это. Ответа на данный вопрос у меня нет. Я не знаю и того, сколько времени понадобиться нам на то, чтобы бегло исследовать хотя бы маленькую часть огромного лабиринта.

Нас особенно интересуют два момента. Во- первых, мы выясняем, нет ли в этой части других «квартирантов», которые могут представлять реальную опасность. Во-вторых, нам хочется отыскать источник воды, пригодной для питья.

По пути мы осматриваем не один десяток комнат и залов. Почти везде встречаются следы пребывания людей. Однако им не день и не два. Если здесь кто-то и был, то ушел отсюда явно не перед самым нашим приходом.

Мы почти не разговариваем. По галереям разносится эхо наших шагов. Я не нахожу это безопасным. Ведь если кто-то прячется на верхних или нижних ярусах, то определить наше присутствие ему не составит труда.

Мы идем и примечаем путь. Никому из нас не хочется заблудиться. В один прекрасный момент мы оказываемся на развилке нескольких ходов. Делиться на группы или идти далее по одному нам не хочется по вполне понятной причине.

Нам надо как можно скорее найти воду и вернуться обратно к машине. Мы и без того изрядно углубились в пещерный город. По словам Агизура, дальше развилок может быть еще больше. По крайней мере, именно так обстоят дела в тех частях пещерного города, в которых ему удалось побывать.

— Агизур, как ты думаешь, где может быть вода? И есть ли она здесь вообще? — спрашиваю я у парнишки, надеясь, что тот должен обладать особым чутьем на такие вещи, характерным для местных жителей.

Ведь парень как-то сумел указать нам правильный путь в условиях почти нулевой видимости. Память тут вряд ли сыграла главную роль.

— Я не находил воды в тех ходах, где бывал раньше, — отвечает он через переводчика. — Но я знаю, что она здесь обязательно должна быть.

Древние люди ни за что не стали бы долбить скалу под жилище, не имея под рукой воды.

— Да, — соглашаюсь я и сразу же уточняю: — Но ведь за эти тысячелетия вода могла исчезнуть, разве нет?

— Она не исчезла. Я слышал, что вода здесь есть до сих пор.

— Ты можешь определить, где нам ее искать?

— Нет. Вот мой отец наверняка смог бы.

— Хорошо. Тогда просто укажи рукой на одну из галерей, любую. Мы туда и пойдем.

— А если там не будет воды? Вы меня станете обвинять?

— Если там не будет воды, мы вернемся на эту развилку и двинемся по другой галерее.

Юноша не медлит ни секунды и указывает направо. Мы тут же отправляемся в указанном направлении. Сначала ничего не предвещает удачного исхода моей затеи довериться чутью Агизура. Мы идем по галерее, которая напоминает другие, уже пройденные нами. Мне кажется, что еще немного, и нам снова встретится развилка.

Я едва сдерживаю себя от произнесения вслух комментариев на эту тему. Мне категорически непонятно, как здесь ориентировались древние жители. Почему они не путались в этих лабиринтах.

Дорога постепенно уходит под уклон и вскоре выводит нас к площадке, в центре которой находится резервуар с водой. На расстоянии он напоминает колодец. Мы осторожно подходим ближе.

Перед нами кольцо, аккуратно выложенное из камней, внутри которого плещется вода. Но глубокой ямы там нет. Толщина слоя воды составляет от силы полметра.

Источник бьет в самой середине каменного кольца. Сначала мы не понимаем, почему вода не льется через край, потом присматриваемся и замечаем канавку, устремленную в темную глубину очередной галереи.

У нас нет ни малейшего желания выяснять, куда именно уходит течение. Мы берем емкости, благоразумно прихваченные с собою, и наполняем их водой. Как бы нам ни хотелось пить, но пробовать сырую воду мы не стали. Агизур порывался это сделать на радостях от того, что указал нам правильный путь, но нарвался на мой твердый запрет.

Обратно мы вернулись практически без проволочек. Только на одном участке дороги наши мнения о правильности пути разделились. Нам пришлось остановиться и подумать. К счастью, обошлось без пустых блужданий.

Аркадий Федорович, второй волонтер и мать Агизура встретили нас с нескрываемой радостью. Состоялся быстрый обмен новостями. Мы рассказали о добытой воде. Карский отчитался, что ничего особенного за время нашего отсутствия не произошло.

Вместе с тем оказалось, что он не просто сидел и ждал нас. Мой наставник не забыл о том, что надо бы осмотреть лабораторию и проверить все оборудование, находящееся там.

— И как оно?.. — с неподдельным интересом спрашиваю я.

— Все исправно. Производство вакцины можно продолжить хоть прямо сейчас, — сообщает академик.

— Нам сейчас не мешало бы наладить производство ужина, — полушутя озвучивает Христов весьма насущную проблему.

— Заварка и несколько пачек хлебцев должны быть в машине, — припоминаю я. — Чаю на пару раз нам точно хватит. Хлебцы оставим для женщины. Сами пока обойдемся. Но уже сейчас стоит подумать о поисках съестного. Надеюсь, что Аги- зур сумеет нам в этом помочь.

— Артем, ты снова такой прыткий, что не даешь мне и слова сказать, — без всякой злобы замечает мой наставник.

Я осекаюсь, несколько секунд пребываю в безмолвии, потом с искренним удивлением уточняю:

— Вы хотите сказать, что в машине имеется еще что-то съестное?

— Да, имеется, — подтверждает он. — Ты забыл, что вместе с оборудованием, уцелевшим после аварийной посадки самолета, вы привезли в Эль-Башар не самый маленький ящик с консервами. Я не знаю, почему так вышло, но он до сих пор находится в будке машины.

Я невольно усмехаюсь. Академик прав. За всей непосильной работой, которую мы выполняли каждодневно, о контейнере я попросту забыл. Тем более что подкрепляться мне приходилось, как правило, вне палаточного лагеря.

Карский демонстрирует нам свою драгоценную находку. При экономном потреблении запасов консервов может хватить на несколько дней. Это кажется мне не таким уж и малым сроком, хотя мы еще толком и не определились с нашими дальнейшими действиями.

Одну из ближайших «комнат» мы приспосабливаем под кухню. За разведение костра берется Агизур, обещая, что дыма сами мы почти не почувствуем, а с внешней стороны его никто не заметит.

Запасов воды, принесенных нами, хватает даже на то, чтобы вымыть перед едой руки. Остальное мы кипятим.

Консервы распределяет Аркадий Федорович. Он старается учесть все нюансы, выделяет беременной женщине и молодым парням по целой банке, себе, мне и Христову — две на троих.

Я завариваю чай. Мы наполняем им все кружки и другие подходящие емкости, найденные в машине, усаживаемся вокруг еще не угасшего костра. Пьем горячее. Поглощаем говяжью тушенку. Пытаемся растянуть удовольствие.

Но вот сделать это не так просто. Я замечаю за собой вспышки желания съесть выделенную порцию как можно быстрее. Несколько минут мы исключительно едим, не говоря друг другу ни слова.

Меня прорывает первым.

— Как нам оценивать то, что случилось сегодня днем? — задаю я коллегам максимально обтекаемый вопрос.

— Как нарушение норм международного права, — схватывает с полуслова Аркадий Федорович.

— Мне кажется, что это и без того понятно, — говорит Йордан.

— Стало понятно, но лишь после того, как мы лично столкнулись со всем этим, — замечаю я. — Но у меня в связи с данными событиями возникает несколько иной вопрос.

— Какой же? — не терпится Христову.

— А ты не догадываешься? — искренне удивляюсь я и продолжаю, не желая щекотать любопытство моих коллег: — Если отвлечься от всего того, что мы пережили и за этот день, и за предыдущее время, и попытаться посмотреть со стороны на появление колонны военной техники в Эль-Башаре, то можно заметить определенные детали, нестыковки…

— По-моему, все логично, — не соглашается мой напарник. — Военные, захватившие власть в Хардузе, не имели возможности держать под контролем ситуацию, связанную с эпидемией, и решили прибегнуть к крайним мерам. Кажется, мы это уже обговаривали.

— Именно поэтому колонна военной техники, едва доехав до оазиса, сразу же направилась в сторону палаточного городка? — иронизирую я. — Откуда военные узнали, что именно здесь находится передвижная лаборатория, в которой можно производить новую вакцину против Эболы? Они наверняка владели этой информацией еще до приближения к Эль-Башару.

— Возможно, у них имелись разведданные, — высказал предположение Аркадий Федорович.

— Погодите-погодите, — разволновался болгарин. — Вы думаете, что все дело в Джулии?

— Да, — говорю я и утвердительно киваю, а мой наставник соглашается со мной.

— Артем, ты всерьез считаешь, что мисс Раст могла нарушить клятву Гиппократа и направить карателей в палаточный городок? — осведомляется Йордан.

— Я считаю, что нужно исходить из того, что мисс Раст — женщина, которую схватили и удерживают военные, — реагирую я. — Еще неизвестно, какие способы воздействия они применяют в отношении ее. В Эль-Башаре она давно зарекомендовала себя с лучшей стороны. Во время вспышки эпидемии всегда была на передовой, вместе с нами делала все возможное и даже невозможное, чтобы помочь инфицированным людям. Каждый день рисковала во имя их спасения. С чего бы ей тогда резко меняться и идти на нарушение клятвы Гиппократа? Не хочу повторяться, но все-таки я уверен, что нужную информацию каратели из нее выбили.

— При таком раскладе нельзя исключать, что ее к настоящему времени уже и в живых нет, — задумчиво проговорил Карский. — Особенно с учетом того, как эти вояки себя ведут.

— Будем надеяться, что Джулия жива. — Йордан не хочет верить в ее смерть.

Мне и хотелось бы согласиться с ним, но почему-то предположение Аркадия Федоровича выглядит куда более правдоподобным. В сущности, мой наставник озвучил то, что я боялся произнести вслух.