Книга: Тайны Звенящих холмов
Назад: Глава 12. Крепость
Дальше: Глава 14. Череда выходящих из леса

Глава 13. Река

Искусеви, перевесившись через борт, наблюдал, как киль ладьи разваливает надвое струящуюся навстречу Вожну; река в этом месте была полна топляка, и ладья то и дело налетала на едва прикрытые водой торцы толстенных брёвен.
– Нет, Вишена, всё равно ничего не видать. Придётся уповать на местного Водяного Дедушку.
Вишена хотел было что-то ответить, но под днищем опять глухо ударило, и ладью тряхнуло, отчего стоящие едва не упали, исполнив замысловатый танец, сопровождая его отборными проклятиями.
При этом Швиба налетел на одного из своих воинов, кормчего, что при косом ветре, едва настигающем парус, могло бросить ладью на прибрежную отмель, до которой было не более десяти шагов.
– Ты что, Авдя, весло бросаешь, раздробись голова! – Швиба сердито пихнул мечника локтем и, поправляя плащ, прикрикнул на остальных воинов: – Чего расселись, как росомахи в дуплах? Если Велес послал попутный ветер, значит, можно языки трепать? Ну, весла в воду!
– Обломаем вёсла-то, воевода. Об топляк и обломаем, – заметил один из воинов, и остальные закивали:
– Так, так.
– Ладно, ленивцы. – Швиба уже успокоенно махнул рукой и начал пробираться к носу, перешагивая через ноги, руки и головы двух десятков расслабленно дремлющих дружинников.
Достигнув мачты, к которой, прислоняясь спиной, стоял Рагдай, вирник остановился, осматривая натянутые как струны канаты, удерживающие парус:
– Слушай, кудесник, взял бы ты в жёны черемиску? – и. когда тот рассеянно ответил, думая о своём, добавил: – Я бы тоже.
– О чём это он, Рагдай? – удивлённо проводил взглядом Швибу жующий солёную рыбу Верник.
– Не знаю. Он сегодня какой-то ошалелый, весь день, – ответил за кудесника Эйнар. – Может, это плоты с мертвецами так на него действуют?
Верник пожал плечами, приподнялся, оглядывая реку.
Им навстречу в предрассветных сумерках, из тумана, медленно плыли наспех связанные плоты с висельниками. Это были стребляне.
– Это, наверное, Стовов лютует, а может, Ятвяга, – сказал Верник. – Хотя нет, точно Стовов. Вон, на одном плоту его люди, с красными щитами на шее. Клянусь Перуном, когда мы достигнем Тёмной Земли, они друг друга перережут совсем.
– Они там, в верховьях, совсем обезумели, – сказал сидящий рядом дружинник. – Всю реку забили своими трупами. Мало нам топляка. И так еле идём. И вонь! Мертвечатиной разит! И вороньё так противно каркает. Лучше б я пошёл с конными, по берегу. Да и комарья меньше. Эй, Коин, видишь конников?
Сидящий в плетёной корзине на верхушке мачты воин сонно закряхтел, заворочался в своём гнезде, сыпя вниз соломой:
– Нет. Туман, ничего не видать. Отвяжись, Псой.
– Да они, наверно, уже впереди, – сказал Псой всё с той же ворчливой интонацией. – Водополк лучших коней дал, из своего княжеского табуна. Все гнедые. Слышишь, варяг? Два десятка гнедых коней вместе, небось, и не видел у себя в скалах?
– Ты, бурундеин, наверное, думаешь, что лошади только в Гардарике есть, а ваш Слопенец – пуп земной, – вяло ответил Эйнар. – Когда я с конунгом Олафом ходил на франков, видел там сотню таких коней, под дружиной майордома Вьенна. Ну и что? Булонь взяли за час, Вьенна укоротили на голову.
– А правда, что где-то там, на границе франков, есть чёрные люди? – после долгого молчания спросил Псой. – Говорят, у них кривые мечи и ходят все в белом.
– Есть. Это бедуины из-за реки Эбро. Только они не чёрные. У них есть двугорбые лошади, которые могут месяц не есть и не пить, – снисходительно сказал Эйнар. – И при этом все иноходцы.
– Врешь ты всё, варяг, – отмахнулся Псой. – Все вы слушаете своих скальдов-выдумщиков.
Наступило долгое молчание.
Ладья плыла в тумане, словно в молоке, вдоль еле очерченного правого берега. Берега, казалось, вымерли. Не пели утренние птицы, не трещал камыш, не шелестела осока, потревоженная зверьём, идущим на водопой, только мачта поскрипывала в тишине да храпели дружинники. Небо медленно серело, сплошь затянутое низкими облаками, в воздухе пахло надвигающимся дождём.
Швиба, добравшись до деревянной бычьей головы, венчающей нос ладьи, подозрительно оглядел Искусеви и Вишену, сразу замолчавших при его приближении:
– Что, все вещи Матери Матерей целы? – Он нагнулся к туго завязанному мешку, осторожно пощупал.
– Все на месте, вирник. Следим, – сказал Вишена, пряча что-то за спиной. – Этот Мечек, что ведёт берегом всадников, не заплутает?
– Мечек опытный воин. Да и как можно заплутать, идя всё время по реке? Он встретит нас у устья Стохода, как уговорено, – ответил Швиба, опираясь на укреплённый на борту круглый щит. – Мы там будем к полудню, если Даждьбог не нашлёт напасть вроде дедичей или безветрия. Не хотелось бы вступать в Тёмную Землю с воями, утомлёнными греблей против течения. Не нравятся мне эти мертвецы на реке. Эй, что это там? – Вирник перегнулся через борт, словно это могло помочь лучше разглядеть тёмный силуэт над водой.
– Какой-то чёлн, – пожал плечами Искусеви. – Их много проскочило мимо за ночь.
Швиба сдёрнул с пояса костяной рог и прерывисто затрубил. Пронзительный, надтреснутый звук отразился от берегов, словно обрадованных прервавшимся затишьем.
– Эй, чальте сюда, иначе будем метать стрелы с огнём! – крикнул вирник и с удовлетворением услышал, как захлюпали опущенные в воду вёсла, разворачивающие чёлн.
– Я купец Дей из Куяба, возвращаюсь из Стовграда с великим ущербом, – крикнул из челна длиннобородый человек в дорогом шёлковом одеянии поверх кольчуги. – У меня нечего взять. Дайте дорогу.
– Я Швиба, вирник князя Водополка, с отборной дружиной! Что ты балаболишь? Из какого такого Стовграда? – Швиба сделал двум подошедшим дружинникам знак подготовить захватные кошки и тихо добавил: – Что-то он темнит, клянусь Перуном.
Челн глухо ударил в ладью, и его начало медленно разворачивать течением. Двое сидящих в нём гребцов, по виду дедичей, схватились за увешанный щитами борт.
Купец учтиво приложил руку к груди:
– Князь Каменной Ладоги Стовов поставил в устье Стохода детинец, перегородил Вожну и берёт виру. Этот детинец называют Стовград, воевода.
– Так это же земля стреблян, купец! – вытаращился на Дея вирник. – Они-то куда делись?
– Этого не ведаю. Знаю, что со Стововом большая варяжская дружина из Ранрикии. И они хозяева у Моста Русалок и по Стоходу до Лисьего брода. В детинце сейчас два десятка воинов, челядь и княжич Часлав с мамками. А сам Стовов с дружиной и варягами ушёл в сторону Дорогобужа. У меня забрали всё вино, что я вёз на Гетланд. Будь прокляты ладожане!
– О Один Всемогущий! – вздохнул Эйнар, подошедший вместе с Рагдаем и вирником. – Этот варяг наверняка Гуттбранн, чтоб он пропал.
– Боюсь, нам не удастся подняться до Лисьего брода на ладье, – сказал Рагдай, когда товарин, отчалив, скрылся из глаз. – Придётся бросить ладью не доходя до Стохода и тайно идти к Медведь-горе, чтоб исполнить веление Матери Матерей.
– Клянусь Велесом, всё запуталось, как пяльца у слепой старухи! – озадаченно промычал Швиба. – Идущий берегом Мечек, не ведая о детинце, напорется на сторожу Стовова у устья Стохода, и черемисы и стребляне проведают, что зачем-то в Тёмную Землю пришли бурундеи Водополка. Тайно не получится. Они, захватив языка, могут узнать и о Рагдае, и о вещах Матери Матерей. И будут искать нас. Эх, мало у меня воев! – Швиба раздосадованно засопел. – Там сейчас за каждым деревом стреблянин или Стовов-мечник. Кишат.
– Я чувствую, будет много работы, клянусь Одином, – ухмыльнулся Эйнар, похлопывая ладонью по рукояти меча.
Швиба взглянул на варяга как на занедужившего чёрной лихоманкой, но неожиданно его взгляд просветлел.
– Ладью бросать не будем, так и пойдём к Стовграду. Возьмём его и пожжём.
Дружинники одобрительно загудели, а Вишена вытащил то, что прятал за спиной, продолговатый, металлический, тяжёлый предмет – штрар, мистический предмет, подарок Матери Матерей.
Варяг потряс штраром в воздухе:
– Верно, имея такое колдовство, можно сразить целое войско!
– Ты что, ополоумел! – Верник и Швиба одновременно бросились к нему, хватая за руки и пытаясь вырвать опасную для всех вещь. – Брось, брось! Зачем брал? Отдай колдовство!
Вишена начал оскорблённо отбиваться, сшиб с ног Верника и, уворачиваясь от Швибы и набегающих бурундеев, крикнул побелевшему Рагдаю:
– Я просто погляжу, клянусь богами, что такого? Надо же попробовать… – Он выдернул штрар из нескольких ладоней.
Хотел было протянуть его кудеснику, но кто-то ударил его древком копья по локтю, отчего штрар сухо щёлкнул; застывшие с открытыми ртами люди увидели, как разлетается надвое парус и мачта медленно, словно во сне, рушится в воду. Затем синий всполох из штрара скользнул на мгновение по береговой линии.
Оттуда донёсся треск и хруст падающих деревьев.
Что-то вспыхнуло.
Запахло жжёной смолой и смертью.
– Кудеса, волховство! – благоговейно прошептал Искусеви. – Колдовской меч Тролльхьярин.
Все застыли, как громом поражённые, включая Вишену. Первым опомнился Швиба.
– Проклятый варяг! – надсаживаясь, заорал он. – Он нас всех погубит, призовет всех духов! Отдай, а не то я тебя убью!
Рагдай осторожно, на негнущихся ногах подошёл к Вишене, боящемуся даже моргнуть, вынул из его руки штрар и осторожно вложил его в развязанный Искусеви мешок с остальными кудесами Матери Матерей:
– Твоё счастье, что никого не убило, Вишена. Видно, боги неотступно хранят нас!
– Ему руки надо отрубить! – опять заорал Швиба, дёргая щекой, ненавидящими глазами вперившись в варяга.
Вишена подавленно промолчал.
– Эй, а где Коин? – озираясь, спросил один из дружинников. – Тот, что на мачте сидел?
– Да тут я, – отозвался с кормы Коин, отжимая в кулаке бороду и стряхивая с рубахи водоросли. – А что это было? Стребляне?
Ему хотели что-то ответить, но Искусеви заметил несколько полусгнивших брёвен на заброшенной пристани.
– Лысая пристань! Стоход совсем близко! – словно вторя ему, впереди раздался тревожный звук серебряного рога.
– Вёсла в воду. Разбирайте оружие, готовьте стрелы! И обрубите верёвки, а то мы тащим за собой мачту, того и гляди она может зацепиться за дни и мы опрокинемся… – распорядился Швиба, который все ещё находился под воздействием увиденного. – Эй, Кудин, Важда, Авдя, Коин, под быка идите, на нос. Псой, к кормилу, держись середины реки.
– Помогайте им, – сказал Рагдай варягам, вынимая меч.
Искусеви и Верник уже стояли на носу, среди бурундеев, которые спешно надевали клыкастые шлемы поверх войлочных шапок, раскладывали подле себя сулицы, тулы с длинными камышовыми стрелами, пробовали тугие можжевеловые луки, усиленные костяными накладками, подтягивали тесьму панцирей и снимали с бортов круглые деревянные щиты с изображением чёрного солнца с лучами-змеями на красном поле.
– И-и-и… Мах! – крикнул от кормила Псой, и вёсла дружно вспенили воду, а доспехи гребцов звякнули в такт.
– Это хорошо, что туман, клянусь Велесом, – сказал Рагдаю напружиненный, отчего-то улыбающийся Швиба. – Им из-за тына было б сподручней кидать стрелы, чем нам. Если Стовов и впрямь ушёл, детинцу конец. Ну а если не ушёл…
Устье Стохода с нагромождением гранитных валунов и несколькими торговыми судёнышками рядом открылось неожиданно, словно не ладья пришла к нему, а оно надвинулось из тумана.
За камнями Моста Русалок проглядывался холм, над которым чернел столб сигнального дыма и витал звук боевого рога.
Где-то в зарослях осоки у подножия холма звякало железо о железо, хрипели и ржали кони, яростно взывали к богам.
– Это Мечек схватился со сторожей, и из детинца наверняка вылезут на подмогу своим, – обернулся к вирнику Авдя. – Оттуда подняли дым, значит, Стовова в детинце нет. Они ему знак дают.
– Псой, к берегу! Суши вёсла. Скрыто ударим на детинец, – рявкнул Швиба, напрасно пытаясь подавить свой раскатистый бас.
Бурундеи, стараясь не грохотать, вытянули вёсла на борт и, после того как ладья, шурша днищем о песок и гальку, въехала в берег, попрыгали в густую осоку.
Бредя по колено в воде и разводя царапающие лицо стебли, Вишена оглянулся, шепнул Эйнару:
– Это хорошо, кстати, что парус срезало, клянусь Фрейром. Ладьи теперь и не видать!
– Ладно. Не ищи правды там, где её нет, – нехотя ответил тот. Уже не сдерживая хриплого дыхания, под бряцание оружия и хруст мелкого багульника под ногами вои стремительно взбежали на холм и, закрывшись щитами, подступили к тыну. Детинец встретил их лаяньем собак и блеянием коз.
Над частоколом не было видно ни одного шлема, ни одного щита, только нахохлившийся петух косил мутным взглядом на людей, раскручивающих для броска штурмовые крюки.
Когда один из крючьев клацнул рядом, впившись в древесину под тяжестью карабкающихся по его верёвке тел, петух хрипло пропел и тяжело слетел во двор.
Вслед за ним во двор свалились Швиба, Важда и Эйнар, влезший на стену без верёвки, как кошка.
Они внутри.
Слишком всё явно.
К ним от воротной башни уже бежали с копьями наперевес четверо мечников Стовова, а в низких дверях единственной избы мелькнула и пронзительно завизжала баба в длинной белой рубахе.
– Сюда! Тут трое татей влезли! – на ходу крикнул один из черемисов, кидая в Швибу копьё и выуживая из-за пояса кистень на длинной окованной ручке. – Бей их!
На его зов из избы вывалились ещё двое, с луками в руках:
– Бей! Бей! Их всего трое!
Но словно Перун просыпал по Стовграду железный дождь; двор в одно мгновение наполнился нападавшими, безмолвными, сноровистыми, злобными.
То ли нападающие слишком быстро перелезали через тын, то ли у обороняющихся, от неожиданности, время потекло медленнее…
Тем временем Швиба, без труда увернувшись от копья, присел под мерцающим кругом вращающегося кистеня и достал колено первого из своих сегодняшних противников остриём меча. Не тратя мгновений на добивание рухнувшего тела, он мощным ударом выбил меч у второго черемиса и рассёк спину третьего, уже развернувшегося к бегству.
Эйнар за это время только и успел, что подскочить к четвёртому, который, видя происходящее, тут же бросил меч под ноги и повалился на карачки:
– Пощады! Пощады!
Двое выскочивших из избы черемисов были тут же утыканы стрелами и повалились как снопы, открывая дорогу к двери, куда и ринулся Вишена с несколькими бурундеями. Оттуда они не раздумывая вытолкали наружу несколько оцепеневших от страха женщин с распущенными волосами.
Затем вышел Важда и за ногу выволок угрюмого мальчика, цепляющегося за землю растопыренными пальчиками.
– Вот, наверно, княжич. Кусается как росомаха! Прибить? А там, внутри, ещё воины. Вишена там с ними сцепился…
– Оставьте мальчика, он нам сгодится для обмена или выкупа, – крикнул ему Рагдай, отстраняя Верника, закрывающего его щитом и своим телом от редких стрел, летящих с надворотной башни. – Швиба! Вирник! Я слышу шум снаружи, у ворот! Это что, Мечек теснит сюда остальных.
– Кудин, Псой, сбейте этого стрелка с башни! Всем к воротам, остроги вперед! – распорядился Швиба, косясь на тёмный зев избовой двери, где грохотали опрокидывающиеся лавки, бухали бьющиеся горшки и звенело железо. – Ну, черемисская падаль, сказывай, где Стовов? – наклонился вирник над молящим о пощаде мечником.
– Стовов с Гуттбранном ушёл к Дорогобужу, на стреблян, вое вода. Пощади, а меня он выкупит. Клянусь Даждьбогом!
– А его самого кто выкупит? – засмеялся рядом Коин, возбуждённо поигрывая боевым топором. – Если только падальщик с его стяга.
Когда большая часть дружинников выстроилась у ворот, ощетинившись в их сторону копьями, а лучники заняли башню, из избы показался Вишена в рассечённом от плеча до живота кожаном панцире, и Важда, с висящей плетью рукой, которую он бережно прижимал к бедру, блестящему от обильно льющейся крови, тяжело дыша, выговорил:
– Там был один, вроде как колдун, в чёрной коже. Хороший был воин. Клянусь Одином.
– Волха Акилу убили! – взвизгнула одна из тех женщин, которых чуть раньше вытащили из этой избы.
Она залилась непритворными слезами и вцепилась в свои нечёсаные волосы:
– Проклятье этому месту и вам всем! О, горе!
В это время Швиба закончил приготовления у ворот и приказал их открыть.
Тяжёлые воротины из тёсаных брёвен, избавленные от засова, с трудом, медленно отворились, и на двор, где на изготовку стояли бурундеи, ввалился десяток дружинников Стовова.
Их сзади теснили всадники – бурундеи в тяжёлой пластинчатой броне.
Люди князя яростно, но уже как-то обречённо отмахивались от них щитами и мечами. Крики и лязг оружия заглушили далёкий гул.
– Мечек!
– Бурундеи! Засада!
– Швиба тут!
Ёж из копий жадно впился в спины и бока не успевших даже толком развернуться к новому врагу последних воинов, обороняющих Стовграда.
Началось безжалостное истребление.
Пронзённые, посечённые тела всадники втоптали шипастыми подковами коней в чавкающую землю.
Под вой женщин, плач княжича, торжествующий рёв победителей и треск занявшейся пожаром избы и башни угрюмое утреннее небо над холмом располосовалось белыми молниями. Долгими, разлапистыми, как выкопанные корни, ослепительными.
С грохотом обрушился ливень, словно разом упали все облака.
– Детинец не жечь. Незачем самим звать Стовова на дым! – крикнул вирник. – Туши, растаскивай! А дождь своё сделает.
Всех пленных, десяток княжей челяди и мечников, а также мамок Часлава погнали тушить огонь.
Часлава завернули в войлочную попону от утреннего ветра и дождя и оставили с Псоем.
Рагдай все ещё стоял так, как его застала гроза, опёршись на меч, задрав лицо в небо, окружённый своими спутниками.
Верник, расшатывая, вытаскивал стрелу, застрявшую не особенно глубоко в ноге.
Вишена с сожалением осматривал зазубренное лезвие меча и повреждённую крыжу.
Искусеви и Эйнар спорили о преимуществе кистеня над булавой.
– Нужно уходить отсюда, Рагдай, пока нас не обложил Стовов, – сказал подошедший Швиба.
Его сопровождал Мечек, ведущий под уздцы свою взмыленную лошадь.
Он кивнул;
– Если нас тут запрут, то мы не сможем выполнить указа Матери Матерей.
– Это ясно, как свет Железного Колеса, клянусь Одином, – пожал плечами Эйнар, отвлекаясь от спора. – Соберём добычу и уйдём.
– Тут нет никакой добычи, варяг. Кроме разбитых горшков и ношеных зипунов, – хрипло сказал Мечек. – Возьмём оружие, этих четырёх коней и княжича. Остальных перережем.
– Я не по доброй воле у князя, пощади, бурундеин! – завопил один из пленных, выползая на коленях из сумерек и тыкаясь лбом в колени Швибы. – За выкуп пошёл, виру платить за княжеского лося, клянусь Даждьбогом и Отцом-Беркутом! Рабом твоим буду, я кузнечное дело знаю!
Швиба мрачно смотрел на потное от страха лицо черемиса, на вывалянную в грязи бороду.
Мечек удовлетворённо хмыкнул, когда увидел, что вирник кладёт руку на рукоять меча и тянет его из ножен.
– Перережем, не тащить же их с собой.
– Отправь их ладьёй к Игочеву, Швиба, – неожиданно вмешался Рагдай. – Ты сможешь их продать арабам или дакам. Зачем попусту портить люд? А в Игочев всё равно надо слать ладью, чтоб просить у Водополка ещё людей.
– Это почему? – Швиба откровенно удивился, даже перестал пинать коленом рыдающего черемиса. – Как так?
– В Тёмную Землю можно просто войти, но никогда нельзя просто выйти. Боюсь, вирник, тебя будут преследовать до самого Игочева, так что свежая застава у Стохода очень пригодится.
– Никто не посмеет напасть на людей Водополка. Со стреблянами союз, а Стовова мы обойдём волчьими тропами. Его тяжёлым всадникам нас не достать. А простую челядь мы потопчем. – Швиба ловко повёл рукой вокруг себя, остановив растопыренные пальцы на трупах у воротной башни.
– Тут теперь много разных стреблян. Претич, быть может Третник. Оря и его брат. С кем у тебя союз, Швиба?
– Какой-то стреблянский кудесник будет указывать воину, как поступать с его добычей и куда идти. У нас есть свои волхи, которые говорят, как быть, – фыркнул Мечек, сдвигая брови.
Вишена и Верник после этих слов несколько выдвинулись вперед, заходя Мечеку за спину, а Рагдай с непонятной веселостью в глазах уставился на Швибу.
– Это наша добыча, и мы… – продолжил было Мечек, но вирник вдруг развернулся к нему и рявкнул:
– Всех колченогих в ладью! Пойдёшь с ними к Игочеву, донесёшь всё Водополку и приведёшь три десятка всадников к Стоходу. Ступай.
– Да хранят тебя боги, вирник! – заголосил черемис, вскакивая на ноги, чтоб бежать, сообщить своим соратникам радостную весть о великодушном бурундее и мудром кудеснике.
– Эти черемисы такие слизняки, мы с ними просто совладаем, – глядя ему вслед, улыбнулся Эйнар.
– Да. Особенно некоторые их волхи, – ответил Вишена, показывая Эйнару на свой рассечённый панцирь. – Нам придётся идти тайно. Пустить впереди сторожу и слухачей. По железному лязгу и чесночному запаху мы должны находить их раньше, чем они нас. Клянусь Фрейром-заступником, предстоит тяжёлый поход. – Варяг утёр рукавом лоб, снимая дождевые капли, скопившиеся в бровях и лезущие в глаза, и махнул рукой Псою: – Веди сюда княжича.
Мальчик, похожий на птенца сойки, выпавшего из гнезда, тоскливо глядел, как гонят из детинца его людей, как оборачиваются к нему простоволосые мамки, как их толкают древками копий и от этого под мокрыми, прилипающими рубахами плескаются их обвислые груди.

 

 

– Ты поедешь с нами, княжич, и не попытаешься убегать, – присел рядом с ним на корточки Рагдай.
Часлав кивнул, заглядывая на самое дно глаз кудесника, не понимая, бояться ли ему этого человека в кольчуге воина и с волховской бляхой на груди или кинуться ему на шею, ища защиты.
– Мы отпустим тебя, как только убедимся, что твой отец нам не препятствует. – Рагдай потеребил мальчика по взъерошенным волосам.
– И когда Стовов заплатит хороший выкуп, – буркнул Швиба и добавил, обращаясь к Псою: – Отвечаешь за него животом своим. Коли увидишь, что дело плохо, режь горло.
– Не тревожься, воевода. Сделаю всё, как говоришь, – ответил Псой, вынимая из-за пояса широкий и загнутый остриём подсайдашный нож и зачем-то показывая его остальным.
Когда унялся дождь, а багровый щит солнца узким навершием показался над облаками, стремительно мчащимися на юго-восток, бурундеи выступили в сторону Волзева капища, намереваясь обогнуть его и подойти к Медведь-горе с запада не позднее следующего утра.
Шли звериной стёжкой, подвязав конские копыта войлочными мешочками, выслав вперёд шестерых пешцев во главе с опытным Важдой.
Всадники двигались плотной вереницей, корпус в корпус, и со стороны отряд мог показаться многоголовой стоногой ящерицей, утыканной стальными шипами, поблёскивающей металлической чешуёй.
Эта ящерица прихотливо извивалась между стволами, шуршала о листву, потрескивала хворостом и подрагивая замирала, когда слышала впереди предупредительное мявканье рыси.
Благополучно миновав две волчьи ямы и несколько старых, потерявших скрытность силков, спокойно пересёкши заросшую репьем поляну, где у белоснежного лосиного скелета стежка раздваивалась, дружинники обмякли, задремали в сёдлах, доверившись своим коням. Чтобы окончательно не заснуть, многие жевали сухой подорожник, поплевывая жёлтой горечью через плечо. Швиба что-то мычал – то ли пел, то ли творил наговор.
Вишена сосредоточенно увёртывался головой от упругих потревоженных ветвей.
Рагдай высматривал по пути какую-то редкую траву.
Псой старательно придерживал на холке коня княжича, не выпуская из рук нож.
Только однажды отряд остановился надолго, когда Важда осматривал месиво, оставленное на земле подкованными копытами, пересекающее тропу, и потом надолго ушёл вперёд один.
Вернувшись, он сообщил, что видел следы совсем недавней стычки, подрубленную зелень, вытоптанную, забрызганную кровью траву, несколько подкопанных лисицами свежих могил, неподобранные стрелы, куски красных щитов.
Всех оставшихся пешцев после этого Швиба рассредоточил в боковые и хвостовые дозоры, а всадникам было велено навесить на руки щиты и высвободить луки.
Один из этих парных дозоров вскоре, не подав сигнала, исчез, как сквозь землю провалился.
– Взяли наших языков под пытку, точно! – огорчился Швиба, и многие вздрогнули, словно это было первое сказанное во весь голос под небом. – К полудню весь лес будет знать, что бурундеи идут к Медведь-горе. Всем идти плотно, подмётки с подков снять, чтобы не скользили в бою! Таиться больше нечего! Всех пешцев на круп, и живо теперь.
Ящерица стала ежом, покатившимся неудержимо, шумно, раздольно, будто валун под гору.
И никого не удивила теперь перекличка стреблянских дозорных, уходящих вдаль, как эхо, и свежая засека на пути и стук топоров, спешно готовящих новую засеку.
– Оря! Оря! – крикнул Верник, когда эта засека возникла впереди, но в ответ свистнули стрелы, и передний всадник мешком свалился в чертополох.
– Водополк и Доля! – Клич бурундеев смешался со звуком рога и свистом спускаемых тетив.
– Швиба, стой! Обойдём стороной! – пытался нагнать вирника Эйнар. – Там впереди слышится недобрый звук! Там их больше, чем ты думаешь! – Но ему удалось только дотронуться до следа от развевающегося плаща воеводы.
Швиба был впереди своих воинов, из которых многие падали вместе с лошадьми, в колдобинах вскакивали, бежали, разметая заросли, лезли на засеку, меж сучьев, ловко подрубленных навстречу в виде кольев, прикрываясь от стрел и сулиц.
Десяток стреблян, сплошь молодь, неохотно отступили, оставив на земле одного из своих, застигнутого Важдой, скрытно обошедшего засеку. Он забился в нагромождение стволов и сучьев, но там его достала острога, как рыбу на отмели.
– Следом, все следом! – озарило лесное эхо крик Швибы. – Водополк и Доля!
Заросли бешено мчались навстречу, ослепляли, цепляли, выбивали из сёдел, сводили лошадей с ума, заставляли упускать беззащитные спины врагов, терять оружие и попусту тратить стрелы.
И вдруг они оборвались молодым, по колено, ельником, с которого начиналось просторное поле, ровно обрамлённое лесом, удлинённое, словно просека, оставленная богами.
– Стой! Назад! Все сюда! Стребляне! Храни нас Даждьбог! Стой! Видать, животы положим тут! – Отряд бурундеев закружился водоворотом, в которые врезались без разбору отставшие пешцы и ошалелые беглецы-стребляне.
Поле от опушки резко понижалось, и, только протолкавшись через перемешивающихся воинов, Рагдай услышал и увидел его.
Стребляне.
Они стояли друг против друга длинными неровными линиями.
В несколько рядов.
Рагдай потрясённо выпустил узду, позволив коню своевольно взбрыкивать; он сильно зажмурился и снова распахнул глаза, не мерещатся ли ему боевые отряды родов Дорогобужа, Буйце, Меженца, Старослава, Просуни и даже далёкого Изяславья.
– Это что тут? Праздник какой? Гулянье по случаю Елима? – пробрались к кудеснику Вишена и Эйнар.
– Тут почти вся Тёмная Земля, почитай, все северные стребляне, – почти зачарованно ответил Рагдай. – Одно скажу: среди толпы справа я вижу Орю, слева вижу Претича с братом. О боги, как я не хотел, чтоб так всё окончилось. Боюсь, Перун примет сегодня много жертв.
– Кажется, мы попали в неудачный день в неудачное место, – согласился Эйнар.
За рядами противостоящих друг другу воинов с обеих сторон беспорядочно громоздились повозки, вперемежку с волами, лошадьми, козами.
Толпились, сидели, успокаивали детей и подбадривали стариков женщины: матери, жёны, сестры, дочери и рабыни. Их высокие голоса, звенящие восклицания порой заглушали, прорывались сквозь тяжёлый гул брани и оскорблений, висевших между ратями.
Оба войска вздрагивали, то в неестественном зловещем хохоте, то задыхаясь от бешенства, колыхаясь косматыми одеяниями из шкур, головными уборами из волчьих, лисьих, рысиных голов, поблёскивали щетиной острог, копий, рогатин, совней, топоров, булав, кистеней, мечей, ножей, занесённых для броска сулиц, оттянутых к груди стрел.
То там, то здесь надсадно и призывно трубил рог, визжала новая живая тварь, убиваемая для Перуна в обмен на победу.
Оба войска уже начали сближение, едва уловимое, почти незаметное для глаза, но ощутимое даже кожей.
– Как скоро они снова скатались в союзы, не прошло и лета после резни у Просуни, – сказал Рагдаю Верник и запнулся на полуслове, увидев, что кудесник, снова овладев конём, двинул его прямо в промежуток между ратями, уже пускающими первые стрелы, в ту сторону, где на далёком конце поля виднелись нагромождения Волзева капища.
– О боги, да он умом ослабел! – дурным голосом воскликнул Швиба, чувствуя, как ледяным обволакивает сердце. – Куда!
Верник и Искусеви, не раздумывая, тронули коней вслед за кудесником.
На мгновение замешкавшись, ошалело озираясь, за ними последовали Эйнар и Вишена.
До ближайшего стреблянина, тщедушного, почти мальчика с кистенём-гирькой, закинутой за спину, было не более полутора сотен шагов. Этот безусый стреблянин уже изумлённо открыл рот, таращась на возникшую как видение дружину в однотипных клыкастых шапках, всадников, отливающих солнечными бликами брони и клинков, под длинным, узким стягом с изображением Ярилы с лучами-змеями.
– За ним! – отчаянно крикнул Швиба своим воинам, и ему показалось, что всё поле обернулось на его крик.
Рагдай, окружённый своими соратниками и догнавшими и взявшими его в кольцо бурундеями, медленно ехал в гнетущей тишине.
Позвякивала упряжь, шуршал под копытами бурьян, трещал на ветру стяг Водополка.
Где-то за Волзевым капищем ревел лось и ветер доносил голодное тявканье волков.
– Это Рагдай с бурундеями! – ткнул в них пальцем безусый стреблянин с кистенём, когда молчаливая процессия поравнялась с ним.
– Рагдай… Бурундеи… Рагдай! – эхом отозвалось над обоими стреблянскими ратями; их сближение остановилось, некоторые воины сели на землю, готовясь, видимо, к длительному ожиданию, другие, посланные главами родов, начали пробиваться к обозам, за брагой и мясом, чтоб прямо в строю утолить нервный голод, кто-то все ещё пускал стрелы, бесполезно тюкающие в подставленные щиты.
– Ты что, кудесник, мухоморов объелся? Что творишь-то? – зашипел Швиба, с ужасом представляя себе, как Рагдай останавливается прямо посреди поля и начинает увещевать уже разгорячившихся стреблян. – Когда нас перережут, сокровища Матери Матерей достанутся этим кровожадным тварям! Клянусь Велесом, боги не простят нам этого в своем замогильном мире!
Рагдай с непонятной грустью взглянул в круглые глазницы стальной личины, скрывающей бледное лицо вирника, и не ответил ничего.
В центре поля, между ратями стреблян он не остановился, а, проехав его насквозь, встал у самого капища.
– Ты видел, как они все на нас смотрели? У меня даже конь спотыкался, клянусь Одином! – наклонился к Вишене Эйнар. – Отважен. Отважен наш Рагдай! Берсерк.
– Вот, от Ори послы идут! – указывая мечом на группу стреблян, отделившуюся от левого войска, сказал Верник. – Сейчас узнаем, что тут творится.
– А меня занимает одно: когда эти тут собрались резать друг дружку, где Стовов с варяжской дружиной? – Швиба уже успокоился, поднял личину на шлем и теперь был прежним вирником. – Эй, Псой, не отпускай княжича. Коин, затяни подседельник, того и гляди в скачке гукнешься, раздробись голова.
Приближавшихся послов бурундеи встретили копьями наперевес и пропустили их через своё кольцо к Рагдаю и Швибе, только после того как всё оружие послы положили к ногам.
– Я Супряда из Дорогобужа, – сказал один из стреблян, чьи длинные седые волосы были вправлены за ворот панциря, чтоб их не разносил ветер. – Мы рады твоему возвращению, Рагдай. Оря послал меня с пожеланием лёгкого неба, мягкой поступи и покровительства Даждьбога. Но что это за бурундеи с тобой? Не держат ли они тебя и твоих спутников силой?
– Я узнал тебя, старейшина, и рад видеть тебя, и с ним Ровода и волхов Буйце. Я догадываюсь, что спор за Дорогобуж перешёл в спор за весь Север Тёмной Земли? – Рагдай учтиво приложил руку к груди и, кивнув в сторону Швибы, сделавшего каменное лицо, добавил: – Это Швиба, вирник князя Водополка Тёмного. Он тут, чтобы защитить меня и моё дело. Без его помощи меня захватили бы вчера в Стовграде. Но теперь Стовград опустошён.
– Мы знаем, что кто-то вчера перебил там людей Стовова и будто бы убит его сын Часлав. Значит, это вы. Сам Стовов со своей старой и детской дружиной, с дружиной варяга Гуттбранна, что уже появлялся у нас, чтоб разыскать твоих спутников, бродит неподалёку, таится, режет нашу сторожу и баб, собирающих коренья. Сегодня вынули из силка одного варяга. Сняли с него кожу, чтоб своими криками поледенил души соратников. – Супряда опасливо взял коня Рагдая под уздцы и сощурился. – Мы надеемся на твою помощь в сшибке, кудесник. У Претича на целую сотню больше воев. Нам трудно будет устоять.
– Бурундеи не будут вмешиваться в стреблянские дела, – опередил кудесника с ответом Швиба. – Таков наказ Водополка. Кудесник волен поступать как хочет, после того как выполнит дело. Я хочу, чтоб ваши вожди не чинили нам преград, и мы спокойно уйдём. За проход по вашей земле будет выплачена вира. Будь благоразумен, стреблянин.
– Швиба прав. Я отплачу добром за то, что Оря вступился за меня против Претича. Но, клянусь небом, сейчас я должен исполнить то, что обещал Матери Матерей. Потом я вернусь, Супряда. – Рагдай тяжело вздохнул и обернулся на предостерегающий крик одного из бурундеев; к ним подошли послы Претича.
Двое стреблян, с ненавистью оглядывая Супряду, приблизились к Швибе и, уперев руки в бока, заговорили, дополняя и перебивая друг друга:
– Претич, сын Малка, властелин Тёмной Земли от Стохода до Волотова болота, и его брат Третник с волхами Просуни, Меженца и Изяславья требуют немедленно выдать чёрного колдуна Рагдая, а бурундеям убраться восвояси. Иначе всех убьём медленной, лютой смертью, на требище Матери-Рыси. Однако Претич Могучий чтит князя Водополка и желает с ним мира. В знак этого шлёт его воеводе в дар эти соболиные шкурки и поясной нож арабской работы. Выдайте колдуна и уходите.
– Скажите Претичу, что Рагдая мы не выдадим и в сшибку не полезем, – ответил Швиба, принимая от послов мех и искусно гравированный кинжал. – У нас княжич Часлав, сын Стовова. И в ответ мы заставим Стовова выплатить выкуп и уйти из вашей земли с позором. Ступайте. Теперь Стовов будет смирен как овца.
Послы Претича переглянулись, а Вишена пожал плечами и шепнул Эйнару и Искусеви, жующим остатки солёной рыбы:
– У меня такое чувство, что им не хочется возвращаться с такими вестями. Этот Претич, наверно, их повесит вверх ногами. Ему, по-моему, наш кудесник важнее битвы… А что это там пищит?
Рагдай уже лез в торбу с кудесами Матери Матерей, тоже услышав оттуда прерывистое посвистывание.
Под изумлёнными взглядами окружающих он извлёк на свет переливающийся крошечными красными и зелёными огоньками чёрный брусок, величиной с ладонь.
– Куллат – показывающий чужих.
– Что? – вытянул шею Швиба, заглядывая в ладонь Рагдая. – Колдовство Матери Матерей? Что это значит? Нас ждёт удача или наоборот? Волхвуй, волхвуй, Рагдай! Говори.
– Под паутиной движется искра, – озабоченно пробормотал Рагдай, трогая пальцем выпуклость, разделённую штрихами на круги и четверти, по которой медленно перемещалась пульсирующая красная точка. – Чужой. – Он вдруг вскинул голову, прослеживая линию между центром штрихов и искрой, и линия упёрлась в человека в длинном богатом плаще, пробирающегося между рядами войска Претича в направлении обоза. – Кто это, в парчовом плаще и кольчужной шапке, отороченной мехом? – Рагдай схватил одного из послов за плечо и затряс. – Отвечай!
– Это Решма, купец из Яробужа, новый советчик Претича, он поклялся тебя убить и показать, как взять золото из могильника в Медведь-горе, – клацнув зубами от тряски, ответил стреблянин. – Не знаю, почему Претич и волхи ему верят. Охотники говорят, что там теперь только кости да твой последыш Креп со злобной собакой. Да ещё молния Перунова бьёт в холм. Семник назад Уту пожгло. От него ничего не осталось, клянусь клыками Матери-Рыси.
– А что, этот купец нам нужен? – спросил Швиба, с сожалением провожая глазами куллат, уложенный обратно в торбу и всё так же попискивающий. – Можем его поменять на княжича. Слышишь, Рагдай? Как, стребляне?
Послы некоторое время соображали, как товарины перед обменом товаром, и обрадованно закивали.
Часлав, поняв, что совсем скоро он может оказаться у стреблян, затрясся, неистово забился, пытаясь вырваться из рук Псоя:
– Нет, нет, не надо!
– А что, ты действительно собираешься отдать княжича и лишиться лучшего щита против Стовова? – удивлённо спросил вирника Эйнар, после того как послы Претича и Ори ушли.
– Нет, но лишнее время нам не повредит, – усмехнулся вирник и похлопал рукой в кольчужной рукавице по крупу коня кудесника. – Сколько ещё будем тут стоять, Рагдай? Клянусь Велесом, пора уходить.
Рагдай молчал.
Смотрел, как снова зашевелились рати, как Оря, в неизменной накидке из волчьей шкуры, воодушевляет своих воинов, раскручивая над головой боевой топор, как сплачиваются вокруг старейшин мужчины семей, как они оборачиваются назад и прощаются с чадами и жёнами и плач заглушается бряцанием металла, стуком древков и клинков, в такт шагу ударяющих и щиты и панцири.
Оба войска, осыпая противника стрелами и камнями из пращей, быстро сближались неровными волнами.
Кто-то уже падал, хватаясь за пробитую шею или глазницу, хрипя и проклиная небо, кто-то показывал удалое бесстрашие, вырываясь вперёд всех, увёртываясь от вызванных на себя стрел и камней, отбивая их мечём или подставляя щит.
– А Претич-то твой не дался. Лихой, видать, купец, – отвлёк кудесника Швиба, тыча пальцем туда, где в обозе Претича, прыгая с повозки на повозку, Решма клал мечом одного за другим стреблян, пытающихся набросить на него грубую сеть; наконец ему удалось пробиться сквозь кольцо нападавших и скрыться в лесу, несмотря на погоню, вскоре вернувшуюся ни с чем.
– Если они так будут сходиться, они и к вечеру не начнут, клянусь Одином. Ещё и копья-то толком не добросить, а они… – весело сказал Вишена, ни к кому собственно не обращаясь, но договорить не успел, обернулся на бешеную дробь копыт, раздавшуюся со стороны капища.
Четыре всадника настёгивали коней с опущенными удилами и, выставив вперёд копья, неслись на начавший было спешно разворачиваться конный строй бурундеев.
Казалось, они мчатся в центр отряда, на Швибу и Рагдая, но, когда до столкновения оставалось не более полутора десятков шагов, стало ясно, что их цель – Псой и укрытый им княжич Часлав.
– Черемисы! – только и успел гаркнуть Швиба, прежде чем нападавшие нанесли удар.
Двое бурундеев были выбиты из сёдел. Хотя копья ударили в подставленные щиты, Вара был пронзён насквозь. Он так и застыл с широко открытым ртом, из которого извергалась чёрная кровь, обхватив руками засевшее в груди древко.
– Княжича заслоняй! – беззвучно выдохнул Вишена, стараясь удержать шарахнувшегося в сторону коня; напрасно он старался достать спину одного из черемисов, выдернувшего Часлава из объятий Псоя, чью голову уже разбила шипастая палица.
– Бей! Бей! – Швиба рубанул ближайшего к нему налётчика.
Пара копий довершила начатое, но трое остальных, перекинув княжича через холку коня, бешено мчались прочь, пытаясь взять круто влево, чтобы не попасть прямо между сближающимися ратями стреблян.
Бурундеи ринулись следом, подгоняемые разъярёнными криками Швибы, неровным полумесяцем, образовавшимся из разорванного кольца, зажимая черемисов справа и слева.
– Стойте! Клянусь небом, надо дать им свернуть! – Рагдай схватился руками за виски, видя, как похитители и преследователи во главе с Вишеной и Коином добирают последние десятки шагов до флангов ратей.
– Всё, конь понёс твоего варяга, кудесник, уж не остановить! – глухо сказал Швиба, стирая с лица брызги чужой крови; он рысью кружил вокруг стоящих позади Рагдая Искусеви и Верника.
– Проскочим меж Геркулесовых столбов? – неожиданно улыбнулся кудесник, трогаясь вслед за остальными. – Не стоять же нам тут в одиночестве, да хранят нас боги!
Потеряв одного из своих соратников, кубарем свалившегося через голову раненного стрелой коня, не имея другого пути, черемисы отчаянно рванулись в ещё пока видимый промежуток между стреблянскими ратями, надеясь выскочить к лесу на другой стороне поля.
Этот узкий проход, всего в три десятка шагов, стремительно сокращался.
Он был заткан как паутиной летящими стрелами, камнями пращей, грохотом смыкающихся в передних рядах щитов, звоном тетив, лязгом оружия, воинственным рычанием и кличем:
– Рысь и Оря!
– Рысь и Претич!
Сшибив несколько уже сцепившихся в рукопашной противников, погоня достигла середины безумного пути в тот момент, когда полетели копья, а стрелы стали по высокой дуге огибать укрытые щитами первые ряды, доставая задних.
Позади Вишены с хрустом лошадиных костей и проклятием валились поражаемые со всех сторон соратники, он уже буквально скрёб коленями о щиты, инстинктивно пригибаясь или закрываясь взмахом меча.
Навстречу неслись размазанные полосы цветных бликов, монотонный, слившийся гул, можно было различить лишь бешено чередующиеся проблески подков впереди, из-под которых комьями рвался дёрн.
За мгновение до того, как ряды сошлись, уцелевший черемис с болтающимся, как тряпичная кукла, княжичем поперёк коня выскочил из гущи надвинувшихся теней. Его спина замелькала между пляшущими ёлочками опушки и исчезла.
Ряды сошлись с грохотом каменных ворот с треском рухнувшего леса.
Конь Вишены вломился во что-то вязкое, плотное.
Его снесло в сторону, словно бурным потоком, и он, не имея места упасть, провалился под своим седоком. Вишена несколько раз пытался встать на ноги, но его сметало, он пытался ползти, но на него что-то падало. Его спину прировняли к земле стопы ратников и их кровь, брызгающая сверху.
Только когда первые, чрезвычайно плотные ряды сошли, он смог подняться и очертить вокруг себя пространство мечом и ножом.
Рать Претича шла с более высокого места, была многочисленнее, массивнее, и её удар оказался мощнее.
Растянутая погоней дружина бурундеев оказалась рассечена стреблянами Претича как звенья цепи, но как цепь, падающая с высоты, сложилась в самой их середине, стянувшись под стяг Швибы.
Полтора десятка сравнительно тяжеловооружённых, многие ещё на конях, они вросли в землю спина к спине, имея внутри своего живого кольца Швибу и Рагдая с Верником.
Эйнар и Искусеви чуть поодаль рвались к Вишене и бьющемуся неподалёку Коину:
– Мы тут! Сюда! – Половина одного из стреблянских родов, отрезанная от сородичей этой неожиданно возникшей преградой, яростно её атаковала.
Однако пространство теперь было довольно разряженным, и Швибе удалось начать медленное продвижение в сторону Вишены.
– Рысь и Претич! – Крича и поводя остриём копья, на Вишену наскочил оголённый по пояс коренастый стреблянин; он перешагнул через тело умирающего сородича и нанёс удар, метя в грудь.
Вишена уклонился, шальным взмахом меча заставил нападавших сзади отпрянуть и рассёк копейщику ключицу.
На его место встал стреблянин с боевым топором, мощный и вёрткий, и варягу пришлось на мгновение показать ему спину, чтоб прежде разрубить подставленный щит, свалить стоящего сзади ударом ноги и стать на шаг ближе к Эйнару. Несколько раз потом меч и топор миновали друг друга, описывая быстрые круги, пока сталь не перерубила топорища.
Стреблянин отпрянул, уступая место другому, а Вишена, спасённый бляхой панциря от брошенного тяжёлого ножа, бросился в разрыв между врагами и, перепрыгнув через падающего мальчика, убитого собственным кистенём, и оставив в чьей-то спине нож, ворвался в пространство, образованное Эйнаром и Искусеви.
С ними был Коин, стоящий на одном колене.
Бурундей, белый как мел, фонтаном терял кровь из разорванного бедра и, не справившись с очередным противником, пал с раздробленной головой.
Его железная шапка просто рассыпалась под ударом булавы.
– Защищайте мне спину! – крикнул Вишена, глядя сквозь радостно улыбающегося Эйнара. – Чудин, гляди за этими копьями!
– Водополк и Доля! – поднялся над клёкотом сечи рык Швибы.
Бурундеи, как во сне, возникли рядом частоколом шипастых шапок, холодным свечением кольчуг и панцирей.
Швиба, уже два раза сменив коня, шёл бок о бок с Рагдаем, и не многие отважились встать на их пути.
– Орю теснят к обозу! – крикнул кто-то за их спиной. – Я вижу, как падают его стяги и вои лезут на возы, прикалывая баб и мальцов!
– Мы их сожрём! Рысь! Рысь! – неслось отовсюду.
Били бубны, и надрывно звучали рога.
Треск ломающихся копий, острог, совней, разлетающихся в щепу щитов, клацанье железа.
Хруст костей, посвист кистеней, пращей, тетив, хрипы и мольбы раненых и умирающих.
Свирепый вой разящих, нетерпеливый вой ещё не вступивших в битву и рычание бьющихся, ободряющие или покрывающие позором крики женщин, визг детей.
Всё это в какой-то момент отделилось от людей и повисло под облаками, словно не сеча рождала этот звук, а, наоборот, из этого хаоса рождалась сеча.

 

Назад: Глава 12. Крепость
Дальше: Глава 14. Череда выходящих из леса