Явление первое

Красна Москва широкая! Далеко
Раскинулись концы ее! На солнце
Огнем горят кресты церквей, в Кремле
Красуются палаты золотые
Московского великого царя!
Ты, думушка, лети в высокий терем
Расписанный! Войду ли я в тебя
Не рабскою ногою, а хозяйкой,
На зависть всем боярыням московским,
Нарядами цветными красоваться?
Поблекнет их краса перед моею;
Красавиц-жен мужья свои разлюбят,
Как поглядят на красоту царицы!
Отдай ты мне свое цветное платье,
Отдай добром, не спорь со мной, царица
И не к лицу тебе кокошник царский,
Да и носить его ты не умеешь.

Явление второе

Опочивает царь. Скучать стал больно,
Утехи нет ему. Жена постыла.
Свой царский век царица доживает,
На смену ей жену другую нужно
Великому царю. Спасибо, случай
Помог беде; сама себя царица
Нам выдала, сама вину такую
На голову свою наговорила,
Что лучше не придумаешь. И любо!
А то поди придумывай вину
Да послухов ищи!

Андрей, послушай!
Ты помни все, что я тебе скажу,
И толком говори царю: у Мишки
Ты в Костроме служил, в девицах Анну
Ты видывал и слышал не однажды,
Что промеж них с Володькой Воротынским
Любовь была.

Освободи, Григорий
Лукьянович, заставь другую службу
Служить тебе!

Недаром говорили,
Что ты такой-сякой, что ты, бывало,
С крамольниками знался зачастую!
Смотри, Андрей!

Ты сам мне говоришь,
Что полюбил меня, за что ж ты хочешь
Мне на душу взвалить такую тягость —
Безвинную царицу загубить!
Ее душа-то чище голубиной
Пред господом!

Да ты в уме аль нет?
Опомнись, смерд! Кому ты говоришь!
Тебя к Малюте в службу не тянули;
Ты сам пришел ко мне, своей охотой,
А первой службы сослужить не хочешь!
И без тебя найдем, коль ты негоден.
Охотники найдутся! Только помни:
Кто служит мне, тот мой душой и телом;
Негодных слуг я не держу; иль режь,
Иль самого зарежут.

Я зарезать
Скорей возьмусь. Вели ты мне, Григорий
Лукьянович, повыточить острее
Булатный нож, пойти в ее покои
И, как овечку, приколоть ее.
Мне будет легче видеть, как трепещет
Под воровским ножом лебяжья грудь,
Чем клеветать и срамными речами
Безвинную позорить перед мужем.
Я рад служить, да только б не бесчестить
Иудинским предательством свой род.

Бесчестья нет на службе! Так ты мал
Перед царем великим, что какую б
Позорную и срамную послугу
Ты ни служил в утеху государю,
Все в честь тебе холопу!

Ты, Григорий
Лукьянович, не гневайся! Он молод
И глуп еще. Постой-ка, я два слова
Скажу ему, послушает, не бойся!

Наставь его на разум, Василиса
Игнатьевна! Он бабьего ума
Послушает, авось умнее будет.
Смотри же! Я теперь пойду к царю,
А ты в сенях пообожди. Покличу,
Так подходи к царю смелей, без страха,
И объяви, что сказано.

Явление третье

За что же
Вы губите царицу?

Вот за что:
Царю она, ты знаешь, надоела,
А царь еще не стар. На нас порою,
На слуг царицыных, на баб и девок,
Он смотрит так, что кто греха боится,
Так со стыда хоть провались сквозь землю
И каждый миг дрожи.

И на тебя?

А на меня всех чаще.

Неужели?

Чему же ты дивишься? Во дворце
Я никого не хуже; что ж за диво,
Что на меня заглядываться стал
Великий царь!

О господи!

Что, видно,
Не по сердцу тебе? Что делать, парень,
С царем не спорить.

Ты сама нарочно
В глаза ему без совести глядишь,
Сама к нему навстречу забегаешь,
Бесстыдная.

А разве худо дело?

Так бог с тобой!

Постой! Послушай прежде!
Хоть стоило б тебя за эти речи
С очей прогнать, да бог тебя простит, —
Сердиться-то не хочется. Я лучше
На ум тебя наставлю. Мы царицу
Развесть хотим с царем. Он будет рад
Хоть малую вину найти за нею,
Запрет ее, как Анну Колтовскую,
В монастыре и, не промедлив часу,
Возьмет себе жену шестую. Мало ль
Боярышень красавиц на Москве!
Утешится, как новою игрушкой,
Женой своей; от нас же, недостойных
Рабынь своих, взор царский отвратит.
Минуется мой страх, и на свободе
Могу тогда любить тебя. Ну, понял?
Ну, понял ты?

Все понял; все, что хочешь,
Исполню я. Прости мне, Василиса
Игнатьевна, безумные слова!
Я обомлел от страха, обезумел.
Почудилось мне, бедному, что старый
Тебя из рук моих, голубку, вырвал.

На первый раз вину тебе прощаю,
Уж так и быть; поберегись вперед
Гневить меня! Не ты ли мне божился,
Что мой приказ — закон. Ты не гордись!
Ты возмечтал, что красен ты, молодчик,
Разбойник, соблазнитель глупых баб!
Так знай, найдутся, если поискать,
Хоть не тебе чета, — поплоше будут, —
Да где уж нам, сиротам, бедным вдовам,
За красотой гоняться, — лишь бы только
Любил меня да слушал: вот что надо
Мне, сироте. Прощай, Андрей, голубчик!

Явление четвертое

О господи! Как тяжко, непривычно
Бесовскую личину надевать!
Несчастна ты, Васильчикова Анна!
Я знал тебя, у князя Михаила,
В его дому большом, девицей кроткой.
Дивились мы тогда твоей красе,
И тихому обычью, и глазам
Потупленным. Мне часто тихомолком
Болтали сенные девицы, будто
Вздыхаешь ты и слезы льешь по мне;
Но ты сама не только что словечком,
И взглядом ласковым не подарила
Меня ни разу. Смолоду мы глупы —
Несбыточному верим: я, бывало,
Подумывал у князя Михаила
Посватать Анну, да, спасибо, скоро
За ум взялся. Не нам, мизинным людям,
По княжеским домам невест искать,
Коль царь Иван берет невест оттуда ж;
То царский кус, не наш. Да не на радость
Попала Анна в царские палаты!
Пока любил тебя твой государь —
И слуги земно кланялись; минулась
Любовь царя — и слуги стали грубы,
И служат нехотя, и смотрят косо;
Не в радость им служить жене постылой,
Избыть тебя хотят. И скоротаешь
Ты дни свои в монастыре далеком.
Ты не жалей о царской доле! Лучше
В уютной келье. От любви и гнева,
От милостей и казней укрываясь,
Ты помолись за землю, за царя
И помяни меня в своих молитвах!
Не я твоей погибели желаю,
Твоя погибель прежде суждена.
Мой грех невольный. Я слуга царев:
Его беречь и тешить наше дело.
Чем грозному царю ты провинилась,
Не нам судить, но ты ему помеха,
И мы тебя не смеем пожалеть!
Не я, другой найдется и погубит
Тебя верней, чем я. Прости меня!

Явление пятое

Мелентьевой она призналась?

Да,
Великий государь, и похвалялась…

Притворщица! Со мной и разговору
Не вдруг найдет, сидит, потупясь в землю,
Смиренницей такою смотрит, точно
Она овца, а я мясник.

Лишь имя
Не назвала; но верный твой слуга,
Андрюшка Колычев, нас надоумил.
Он жил у князя в Костроме и слышал,
И сам видал кой-что. И по приметам
Выходит так. Царица говорила,
Что милый друг был суженый ее,
Что за тобой она лишь горе терпит
И слезы льет. Что если б жить за милым,
За суженым, иную б жизнь узнала,
Советную, — что он ее любил
Не так, как ты, и что она любила
Сама его, и до сего дня любит;
Что умер он, а быть бы ей за ним!..
Не кто иной — Володька Воротынский,
Он в ту пору был под Москвой убит.

А жалко мне, что бабы не воюют, —
Послал бы я свою женишку Анну
На веретенный бой, чтоб с милым другом
Ей умереть одною смертью.

Нет,
Ошибся я в самом себе — я думал:
Пора моих греховных помышлений
Совсем прошла, что старческое око
Не соблазнит моей греховной плоти,
Что время мне в посте и покаяньи
Замаливать грехи минувших лет
И в черной ризе постника, в молитве
И день и ночь стоять на послушаньи
И слезы лить. Ошибся я, Малюта;
Еще грехов во мне гнездится много,
К духовной скорби сердце не готово.
Я увидал Мелентьеву, и вновь
Былым грехом мечта моя смутилась,
Былая страсть зажглась в моей груди!

От нас тафья и ряса не уйдут!
В монахи из царей попасть нетрудно.
Греха не бойся: мудрый Соломон
Набрал себе не шесть, а сотни жен.

Молчи! Я, трезвый, не люблю кощунства!
Последний грех, последний, а потом
Покаемся; ведь не сейчас над нами
Господень суд, покаяться успею.
Последний грех, я выкуплю его
Тяжелым послушаньем; я сегодня ж
Поклоны класть начну земные. Эй!
Позвать сюда царицу.

Колычева
Пошли ко мне!

Явление шестое

Ты из каких людей?

Я дворянин
Из рода Колычевых, государь.

Ты в девках знал царицу Анну? Правда ль,
Что до венца Володька Воротынский
Был суженым ее?

Царица Анна
У Воротынских в вотчине жила,
Я раза два видал ее. Холопы
Несли молву, что молодого князя
Она к себе приворожила так,
Что в ней души не чаял, что, пожалуй,
Мол, женится на ней.

А что потом?

Великий царь, мы — маленькие люди;
Увидишь ли, что в княжеских светлицах,
Что в девичьих высоких теремах,
В широких сенях деялось?

И правда!

Не видишь глазом, так ушами слышишь.

Да я, что слышал, то и молвил. Знамо,
Что про бояр хорошего не скажут
Холопы их, а что случись дурного,
Так зазвонят, что в колокол. Негоже
И сказывать, что люди говорили
Про молодого князя.

Кликнуть мамку,
Она жила при ней, она расскажет
Про все дела, про девичьи забавы
Царицыны.

Я спрашивать пытался.

Ну, что ж она?

Да старая колдунья
Со страху, что ли, вовсе онемела;
Я попытал ее, кажись, легонько:
На дыбу вздел да раза два ударил, —
Она сквозь зубы что-то бормотала
И околела, не сказав ни слова.

Ни слова не сказала! Уж и ты
Пытаешь так, что старой не под силу;
В старухе еле держится душа,
А он ее на дыбу! Ты б поджарил
Легонечко, так все бы рассказала.

Явление седьмое

Ты повелеть изволишь, государь…

Смотри, Малюта! Кто бы мог подумать,
Что под таким смиреньем зло таится
И ненависть к царю и мужу.

Боже!
Великий царь, о чем ты говоришь?
Я слов твоих не разумею.

То-то!
Не разумеешь! Подними глаза!
Гляди на нас!

Могу глядеть я смело!
Смотри в мои глаза, ты в них увидишь,
Что я чиста перед тобой и богом.

Обманщица! Ты лжешь теперь глазами
И языком.

Великий государь,
Не мучь меня, скажи мне, в чем виновна
Перед тобой жена твоя…

Во всем!
Произнося обет перед налоем,
Ты солгала попу лукавым, женским,
Обманчивым, болтливым языком,
А сердцем лживым бога обманула!
Ты мне лгала своим лицом веселым
И детской радостью, что из девчонки
Заброшенной ты сделалась царицей;
Притворствуя, в своем холопском сердце
Ты о другом скучала в то же время!
Лукавая, ты ласк моих дичилась —
Ты мужа государя отдаляла
Стыдом своим притворным; а холопу
Без совести в девицах позволяла
Ласкать тебя.

Кому, кому? Когда?

Мне ложь гадка, притворство ваше бабье
Наскучило: потешь меня хоть раз,
Скажи всю правду в очи мне; послушать
Мне хочется, как будешь ты крушиться
И горевать, подпершись локотком,
На горькую судьбу свою злодейку,
На долю разнесчастную свою,
На мужа-старика, на ворчуна
Беззубого; как будешь вспоминать
Касатика, сердечного дружка,
Что долги-то осенни вечера
И темны зимни ночи вы сидели
И миловались, крепко целовались,
Да разлучили злые люди вас.

Какой дружок? Я никого не знаю.
Какой, скажи!

Володька Воротынский!

Володю я ребенком только знала:
Родными мы росли, потом на службу
Уехал он.

Ты лжешь! Эй, Колычев!
Скажи ты ей в глаза, что лжет она.
Колычев подходит.

Андрей! Андрей! Ты, князя Михаила
Слуга и милостник, — и ты посмеешь
Оклеветать его родного сына,
За родину страдальца, — и меня,
Безвинную.

Что люди, то и я!

Великий царь, мне, бедненькой сиротке,
Когда была в девицах я, могло ли
И в ум взойти, чтоб светлый князь, природный,
И знатного отца любимый сын
Польститься мог на девушку-сиротку
Безродную! Обычаем девичьим
Гадала я о женихах, как все.
Я суженым назвать не смела князя
В своих девичьих думах. Я гадала,
Я думала, что суженым мне будет
Не князь Владимир Воротынский. Где уж!
А разве вот Андрюшка Колычев.

Долой с очей моих! Ступай! Довольно!
Наслушался я вдоволь слов позорных
Для царского величья своего,
Для мужней гордости и чести. Прочь!
Очей моих ты больше не увидишь,
Теперь тюрьмой тебе твой терем будет;
Молись, сиди, замаливай грехи,
Пока другого места не найдется
Для грешницы. Я не хочу быть мужем
Тебе, жене развратной и бесстыдной,
За то, что ты сменять царя готова
На первого холопа! Прочь поди!

Прости меня, великий государь!

Явление восьмое

Что значат эти речи, Колычев,
Что Анна говорила: «Не Володька
Был суженым, был женихом желанным,
А Колычев Андрюшка». Говори!

Не знаю, что царица говорила;
В ее душе я не был, государь.
Не мало вин на мне перед тобою
И перед господом грехов великих, —
За те казни; а этой нет вины.

Вели ему поместного прибавить
Из вотчин Воротынского удельных
Да шубу дай.

Челом тебе за милость
Великую, великий государь!

Твой раб служить тебе, твоим веленьям
И праведному гневу твоему
Готов всегда. Я строгий твой приказ
Не побоюсь исполнить, если б даже
Касался он жены твоей виновной.

Виновной! Да! Она виновна, знаю.
Державный Генрих, аглицкий король,
Отец сестры моей Елизаветы,
Двух королев казнил. У нас другие
Обычаи. Заговорят в народе,
Митрополит что скажет! Агличане
Почета больше к королям имеют,
Чем вы к царям своим. Не только волю,
Они намек умеют понимать
И королевский взгляд — и так ведется
Во всех иных великих государствах.
Шута ко мне!

Я, дедушка Иван,
Давно тебя ищу по всем покоям.

Пляши и пой, вертись передо мною
И тешь меня сегодня!

Наше дело!

Кабы бабе молока, молока,
Была б баба молода, молода!
Кабы бабе киселя, киселя,
Была б баба весела, весела!

По всей Москве собрать пропойных пьяниц.
Приятелей, потешников моих!
С женой теперь я, с плаксой, развязался:
Былое надо вспомнить, надо встретить
Повеселее холостую жизнь!

Кабы бабе сапоги, сапоги,
Пошла б баба в три ноги, в три ноги!

Явление девятое

Зайди ко мне сегодня после звона
Вечернего. Я буду дожидаться
И выбегу тебя встречать далеко,
И поведу за ручки в свой терем,
Хороший, милый мой дружок Андрюша!

Действие четвертое

Сцена первая

Явление первое

Задумала я думушку, запала
На сердце мне заветная мечта —
Царицей быть. Дурное ль это место —
Да занято, другая не пускает,
Сидит на нем. Ошиблись мы с Григорьем
Лукьянычем; гневился царь не очень,
И пожалел он пятую жену,
Плаксивую царицу Анну; не дал
Своим рукам он воли, костылем
Не уходил, не растоптал ногами,
Не захотел мне места опростать.
А мы было, признаться, так и ждали!
Стареет царь, и пылкость в нем проходит,
Отходчив стал; не так бывало прежде;
Не проходил гнев царский без убойства.
А что теперь! Потопал, покричал,
Деньков пяток посердится на Анну
И на других, кто подвернется; с месяц
Коситься будет на нее, а все же
Она останется моей помехой,
Хоть брошенной, постылой, но женою,
Царицею, а я ее рабою.
Я не слепа, я вижу, что царю
По нраву я; старик на Василису,
Как кот на мышь, глядит; но Василисе
Наложницей быть мало. Пробиралась,
Ползла ползком я ко двору царицы,
За сиротство и бедность натерпелась
Позору я и брани от боярынь,
От толстых дур, унизанных серьгами
И кольцами. Как козы в сарафанах —
Кичатся тем, что аксамит тяжелый
Коробится лубком на их плечах!
Умней меня они иль краше, что ли?
Одна краса у них, что растолстеют
Копна-копной — от вечного лежанья
Да от питья хмельного втихомолку,
Под страхом мужней плети. Злые бабы!
Им есть, да спать, да хохотать весь день
Речам бесстыдным сказочниц дворовых!
Лишь по мужьям и честь им, — я обиды
Сумела бы им выместить сторицей.
Я краше их и в смирном вдовьем платье.
Надень-ка я наряды дорогие —
Ну пусть тогда покажут, кто в Москве
С Мелентьевой красой сравниться может.

Хоть полюбуюсь на себя немного,
Венчальный свой наряд надену. Вот он!

Поставлю здесь я зеркальце стальное.

Ах, как давно себя я не видала
Красавицей такой! И оставаться
Рабою мне! Так нет же! Нет! Цареву
Я видела любовь и ласку, — быть
Хочу царицей я — и буду! Маша!

Явление второе

Ах!

Что же ты? Чего ты испугалась?

Ни разу мне в таком богатом платье
Видать тебя не приходилось. Больно
Пригожа ты, на загляденье, право!
И властный вид такой, как у царицы.
На радости какой же нарядилась
Так цветно ты?

Покуда нет, а будет
И радость у меня. Увидишь скоро
И не в таком наряде! Побогаче
И епанчу, и летник я надену,
И жемчугом осыплюсь с головы
До самых пят.

Пошли господь на долю
Сиротскую твою!

Скажи мне, Маша,
Такая ли походка у царицы?
Умеет ли она, как лебедь, плавно,
Неслышными шагами выступать,
Не колыхаясь?

Нет! С развальцем ходит,
Качается по сторонам она
Легонечко. Ты лучше ходишь.

То-то!
Так прямо стать, так гордо поклониться
На земные боярские поклоны,
Так нехотя им кланяться, чтоб знали,
Чтоб чуяли они, лежа во прахе,
Ничком, у ног твоих, что этой чести
Они не стоят?

Я не понимаю,
Мне в толк не взять, к чему такие речи!

Умеет ли царица Анна бровью,
Без слов, сказать тебе и гнев, и ласку?

Да где же! Нет! Она у нас такая
Смиренница. Пошли ей бог здоровья
И всякого добра…

А я умею!

На то и взять тебя!

Так ты пойми же,
Как горько мне, что я, с такой красою,
С такой осанкой царской, я — раба,
Раба — тогда как ей моей рабою
Пристойней быть! Зачем в хоромах царских
Она сидит — сидит и не пускает

Меня с царем Иваном рядом сесть!

Господь с тобой! Мне страшно, Василиса
Игнатьевна! Молчи, молчи! Услышат
И донесут царю, беда моей
Головушке!

Пускай сам царь услышит!

Здорова ль ты, в тебя недуг не вшел ли?
Тебе не враг ли эти речи шепчет?
Прости меня, с тобою оставаться
Мне боязно, я в сенях постою,
Разок-другой передохну на воле.

Счастлива ты на свете родилась!
И проживешь на свете, не узнаешь
Ни радости большой, ни адской муки!
Когда царицей буду на Москве,
Приди ко мне за милостью, я вспомню
И награжу тебя по-царски.

Полно!
Не надо мне. О, господи, помилуй!
С тобой того гляди, что пропадешь.

Явление третье

О, как я зла на Анну! Если б можно,
Прикинулась бы я змеей шипучей,
Медяницей, в холодной пестрой шкурке,
Я поползла б по частым переходам
Решетчатым, по кленовым сеням
До терема ее, и обвилась бы
Вокруг ее лебяжьей белой груди,
И жалила, и жалила ее!
Не дожила б она до завтра, только б
До вечера ей жить, да не привычны
К такому делу наши, бабьи, руки! —
Так есть в запасе молодец у нас!
За то мы их ласкаем и голубим,
Чтоб вывести из разума, чтоб парень,
Как верный пес, по твоему приказу
В огонь и в воду шел! Глупа ты, баба,
Коль молодого парня не заставишь
На всякий грех с охотою пойти.

Явление четвертое

Да есть ли стыд в твоих глазах?

А что?

В покои к нам не ходят холостые.

А кто ж пришел?

К тебе Андрей Петрович,
По зову, говорит.

Ну, пусть идет,
Большой беды не вижу.

Аль ты хочешь
Дурной молвы? Хоть нас-то пожалей.

Пришел Андрей. Уж то-то рад, сердечный!
Награды ждет, а чует ли он духом,
Что я ему еще работу дам!

Челом тебе!

Ах, что ты, Василиса
Игнатьевна? Зачем ты нарядилась?
Не гостя ли ждала?

Тебя!

Спасибо!

Кого ж мне ждать, один ты у меня,
Одна моя отрада ты, Андрюша!
Не веришь ты?

Не верить, как не верить!
Да только все, мне кажется, что шутишь
Со мною ты! Вот я один с тобою,
Держу в руках тебя, целую крепко —
А в голове такая дума бродит,
Что выскользнешь из рук моих ты змейкой
И спрячешься.

Напрасно обижаешь!
Ну, видишь ты, что я твоя! Чего же
Тебе еще!

Постой! Такое счастье
Уж на роду написано тебе,
Что баба я простая, — что на сердце,
То на устах, без хитрости.

Постой-ка!
Подумай ты, когда полюбит парень
Замужнюю, вдову или девицу,
Кому трудней на свете жить? Чего же
Для милого дружка мы пожалеем!
Да вот хоть я, — и женский стыд забыт,
И не боюсь, что люди скажут. — Могут
Прогнать меня с позором от двора
И запереть в монастыре. А парню
Ни горя нет, ни страха, ни хлопот.
Ты только слов для бабы не жалей
Да уговаривать не поленися!
И в том труда большого нет, мы глупы,
Что ни скажи, все верим: ты вот мигом
Уговорил меня.

Родная! Жизни
Я для тебя не пожалею.

Правда ль?
Вот на уме я и держу, что только б
Мне увидать на деле, как ты любишь,
Увериться глазами, ну потом уж
И спорить я не буду.

Все на свете,
Что хочешь ты!..

Ужли, ах, мой родной!

Голубка ты!

Ох! Перестань!

Да что же
Из рук моих ты рвешься?

С непривычки!
От ласки-то давно отстала, парень!
Да что тебе смотреть на робость бабью, —
Стыда боишься, не пускай милова!
Моя вина, что я тебя пустила.
А коль пришел, так ты хозяин здесь;
Я гостю отказать ни в чем не смею.
Глупехонька я, баба; ну, а ты
Исполнишь все, что попрошу?

Исполню!
Приказывай.

Боюсь, обманешь.

Богом
Клянусь тебе!

Ах, милый, мой сердечный!

Проси скорей, во мне душа кипит,
На всякую готов итти послугу,
Чтоб знала ты, как я люблю тебя.

Голубчик белый! Отрави царицу!

Безумная! Побойся бога! Что ты!
Возьми назад слова! Проси у бога,
Чтоб он простил тебя, что дерзким словом
И помышлением ты согрешила!
Говей, постись!

Куда мне торопиться!
Успею поговеть и в пост великий,
Во всех грехах тогда покаюсь кстати.

Что сделала тебе царица Анна?
За все добро ее убить ты хочешь.

Не я хочу! За что такой злодейкой
Считаешь ты меня! Могу ль желать я
Царице зла! Она вдове несчастной
Приют дала, была мне госпожою
И матерью, и милостью дарила
И ласками. По царскому приказу,
Малюта мне велел убить ее.

Он говорил, я помню, да! Сгубили
Царицу вы!

И я об ней жалею,
Да как же быть! Подумай ты, Андрюша,
Что делать мне! Поднимутся ли руки
Невинную убить!

Греха боишься?
С души своей ты хочешь на мою
Тяжелый грех свалить? Да разве хуже
Во всей царевой дворне не нашлось,
Что за меня взялась ты?

Да кому же
Поверю я цареву тайну? Разве
Довериться могу я нашим бабам?
А больше я не знаю никого.
Коль любишь ты меня, так выручай!

Любить-то я люблю тебя, да грех-то
Не замолим. Ужель тебе не жалко
Души моей?

От царского стола,
От ужина, ты понесешь царице,
Как будто царь прислал, — в царевом кубке —
Сыченый мед. Тебе отдаст Малюта,
И ты придешь…

Освободи! Послушай,
Великий грех!

И слушать не хочу!
Я проведу тебя, и ты заставишь
Испить до дна серебряную стопу
За здравие…

Так знай же, Василиса
Игнатьевна! Тебе, для ради женской
Красы твоей, души я не жалею!
Но ты смотри, в последний это раз
Я твой слуга.

Ну да, Андрей, в последний!

Запомни ты! Свершивши это дело
Греховное, я буду господином,
А ты моей рабой. Заставлю я
Не ласкою, а грозным словом тешить
Любовь мою и норов молодецкий —
Женой возьму к себе, в свой дом.

Согласна.

И будешь ты любить меня и холить,
И пуще грома божьего бояться.

Ой! Больно, больно.

Ну, уж не взыщи!
А ты спроси, легко ли мне! Прощай.

Сцена вторая

Явление пятое

Оставь меня! К чему за мной ты ходишь?
Тебя мне видеть страшно.

Что же делать!
Как быть, мой свет! Мне и самой не любо,
Да царь велел.

Бесстыжая ты баба!
Ты горькою обидой отплатила
За милости и ласку, и смеешься
И тешишься мученьями моими!
О, господи!

А кто же виноват?

Не знаю я, но я не виновата.
Не думаешь ли ты, что я заплачу,
Перед тобой оправдываться стану,
Перед холопкой! Я на суд боярский,
На суд митрополита позову
Доносчиков своих. Святая правда
Возьмет свое.

Боярам не придется
Судить тебя. Великий государь
Не отдает себя на суд холопов,
Он сам судья над женами.

Я вижу,
Вы продали меня, вы сторговались
С Малютою. Кто деньги вам платил?
Кому нужна моя погибель? Вижу,
Царю жену другую прочат. Нужно
Ей место опростать. Нельзя двум женам
Под крышей жить одной. Скажи, кому
Я уступлю и терем златоверхий
И батюшку царя?

Почем я знаю!

Нет, видно, я пред господом грешна,
Великий грех какой-нибудь за мною!
За гордость ли господь меня казнит
Своим судом, за Анну ль Колтовскую?
Она жива, ее зовут царицей;
А я чужое место заняла
И радуюсь. Легко ли ей теперь!
Вот так и мне, — отплата злом за зло!
Когда была я в счастье и почете,
Не думала о ней, а над собою
Увидела грезу и вспоминаю
Несчастную. Вот так-то мы всегда!
Поехать к ней да попросить прощенья,
Упасть в слезах к ногам; авось, господь
И надо мною сжалится.

Не поздно ль
Хватилась ты?

А разве решена
Судьба моя? О господи, как страшно!
Скажи ты мне: убьют меня?

Не знаю!
Почем мне знать, что на душу положит
Царю господь.

Недужится мне что-то,
И голова горит; того гляжу,
Забрежу я. Ты ничего не слышишь?
Мне кажется, что где-то ударяют
Ко всенощной, да только редко что-то.

Ну вот! Ужель не слышишь?

Нет, не слышу.

А где шумят?

Пирушка у царя —
Веселая идет.

У них веселье;
Пирует он, обидчик мой, а я
С тоски мечусь и умираю.

Полно
Кручиниться. Быть может, царь простит.

Нет, не жилица я на этом свете!
Коль царь простит, так вы меня убьете!

Явление шестое

Пожалуй нас, рабынь своих, царица,
Поужинать изволь на сон грядущий,
Покушай, матушка!

Пойдем, пойдем.
Ты, Маша, сядь за стол со мною вместе,
Не отходи, не оставляй меня!

Явление седьмое

У ней кружится голова, у бедной,
И у меня кружится; подкосились,
Не держат ноги — мне б заснуть теперь.
Заснуть бы крепко, и потом проснуться
Царицею. Что ж Колычев нейдет,
Теперь пора.

Она за стол садится.
Вот молится! Скорей бы шел Андрей!
Бомелий говорит, что без мучений,
Что сразу, мучиться она не будет.
Готово зелье…

Вот и я готова…
А он нейдет… Еще лишь миг один,
Один лишь миг, я кинусь пред царицей
С повинною…

Явление восьмое

Ну, что же ты так долго.

Царица матушка, к тебе с присылом
От батюшки царя. Иди скорее!
Он кубок меду шлет тебе, откушай
За царское его здоровье!

Где он,
Посол царев?

Явление девятое

За что такая милость
К жене своей опальной от царя?

Покланяйся на жалованье царском,
Да хорошенько поклонись! Постой,
Чем одарить тебя, посла, не знаю, —
Возьми кольцо.

Не надо мне, царица.

Постой! Сказать тебе хотела что-то,
Хоть словом приласкать.

Андрей, ты помнишь,
Когда в деревне ты у князя жил, —
Раз в сумерки прошел ты под окошком,
Из терема упал к тебе венок
Из васильков? Ты думал, что шутили
Сенные девушки, а это я…

Царица!

А зимой еще, ты помнишь…

Царица, отпусти меня!

Послушай!
Мне кажется, что в этот кубок зелье
Положено.

Положено, царица;
Не пей его!

Я выпью, надо выпить!
Не все ль равно; не той, другою смертью
Они убьют меня. Мне хуже смерти,
Коль надо мной они ругаться будут,
Коль, заживо, другой царице место
Заставят уступить. Каков он ни был,
Мой государь и муж, а страшно будет
Жену другую видеть у него!
И вздумать не могу! Нет, страшно, страшно!
Поди скажи, мол, выпила до дна
Царица Анна жалованный кубок.

Пошли, господь, царю и государю
Веселия, и радости, и счастья
На многие, на многие года!

Ой, больно, больно! Жжет меня огонь!
О господи, помилуй! Умираю!

Явление десятое

Бегите! Эй! Бегите за царем,
Боярыни, прислужницы сенные!
Скажите вы, царица угорела!
Скажите вы, царица от угара
Скончалася. Скорее!

Плачьте, войте!
Скончалася, скончалася царица!

А ты о чем расплакался?

Да как же
Не плакать мне о матушке царице!

Не плачь, Андрей! Недолго сиротами
Останетесь! У вас на государстве
Чрез день иль два царицей буду я.
Ты место мне очистил. За услугу
Мы наградим тебя по-царски. Только
Ты от двора подальше убирайся,
А то с тобою будет то же.

Горе
Головушке! Кому поверил я.

Ступай скорей, тебе не место здесь!

Ступай отсюда, царь идет.

О боже!
Убей меня твоим небесным громом!
Зачем ты терпишь на сырой земле
Таких злодеев окаянных! Мало
Мне лютой смерти за мои грехи!

Мы встретимся с тобой! Гора с горой
Не сходятся, а мы с тобой сойдемся.

Действие пятое

 

Явление первое

Несчастлив царь на жен! Уж как здорова
Мелентьева была.

А что ж?

Хворает.

А что за хворь?

Не знаю; слышал мельком,
Прислужницы ее болтали, будто
Пугается.

Чего бы ей пугаться?

Чего? Грехи! Сказать-то страшно к ночи.

Ну, сказывай, коль начал.

Я, пожалуй,
Сказать непрочь, да только вы молчите,
Чтоб никому… пожалуй, головою
Поплатишься за новость.

Мы не скажем.

Ну, слушайте! Покойная царица
По терему ночной порою ходят.

О господи! Кто ж видел?

Я не знаю,
А говорят, что ходит.

Эко дело
Мудреное!

А разве не бывает.
Да сплошь и в ряд.

К чему ж: к добру иль к худу?

Какого ждать добра!.. Толкуют люди
Бывалые, что если где увидят
Покойника, так, значит, быть другому.
Не утаишь греха: еще не вышло
Шести недель, как Анна померла,
А царь уж взял себе жену другую.
До сорочин душа еще блуждает
По тем местам, где, заживо, грешила;
Ей до шести недель покоя нет.
Знать, новую царицу выживает
Покойница. Да лучше помолчать!

И то молчать! Не наше дело, братцы.

Что не видать Андрея Колычева,
Малютина любимца, аль услали
Куда гонцом его?

Он послан в Суздаль
Усопшую царицу хоронить,
В монастыре девичьем.

Уж пора бы
Назад ему вернуться.

За недугом
Замешкался он, видно. Что-то хворость
Одолевать Андрея больно стала;
Он с тела спал, в лице переменился,
Не пьет, не ест и бродит, словно тень.
Того гляди, уйдет в монахи.

Полно!
Не так глядит, чтоб в монастырь итти,
Скучает он, что одинок на свете.
Женить его, так он скучать забудет.

Потише вы! Сюда идет Григорий
Лукьянович, а с ним и Колычев.

Явление второе

Ты с похорон на свадьбу угодил;
Да только жаль, что не попал к началу,
Замешкался. Мы без тебя попойку
Отправили, а ты попал к похмелью.
Покончил все?

Покончил, схоронили. —
Над сиротой поплакала родня,
Поплакала игуменья, черницы,
Да братия убогая, да я.
За упокой и на помин царицы
Я жалованьем царским, хлебной дачей
Сестер и причт церковный оделил;
И корм давал, как водится, убогим
И всякому, кто с теплою молитвой
Пролить слезу ко гробу приходил.

Покончили, и ладно! Перестань же
Печалиться, всех мертвых не оплачешь!
Повеселей гляди, печальных лиц
Не любим мы, когда у нас веселье.

Не обессудь, я скоморохом не был
И не гожусь в потешники.

Плясать
И песни петь тебя мы не заставим.

А я тебе, мой государь, Григорий
Лукьянович, покланяться хотел
И милости просить твоей великой,
Чтоб за меня царю челом ударил.
Прошусь в монахи к Евфимию в Суздаль.
Отец родной, покланяйся, пожалуй,
За сироту.

Да ты в уме иль нет?
Покланяться царю и государю,
Сказать, что раб его служить не хочет,
Что жалованье царское и милость
Великую он ни во что не ставит!
Одумайся! Ты что? Червяк ползучий!
Кто вздумал, тот и растоптал ногой, —
И пропадешь без вести и помину!
По милости царя ты человек.
Великий царь своим орлиным оком
Призрел на нас, и мы живем, и дышим,
И движемся. И то велика милость,
Что живы мы; а если божья воля
И царская пошлет тебе на долю
Близ трона стать, царевы очи видеть, —
Тогда забудь себя и стань собакой
Послушною, и принимай равно
И царский гнев, и ласку с умиленьем!
Напрасно с нас собачьи хари сняли,
Мы псы царя. — По младости твоей
Я отдаю вину твою, но боле
И думать не моги о том, или будешь
Ты выкинут, как неключимый раб,
Из царского чертога, и повержен
В злосмрадную тюрьму, и будешь отдан
Мучителям. Ты в спальники поставлен,
Не всякому из княжеских детей
Такая честь. Ты скоро выйдешь в люди!
Ты близок был царице новой?

Близок.

Ну, что-нибудь да ждет тебя; ты знаешь,
Что близ царя…

Близ смерти.

Или чести.

Из спальников останься здесь один,
Хоть ты! А ты, Андрей, и остальные
В сенях стоять, беречь крыльцо. За мной!

Здорово, брат!

Ты мне скажи: царицу
Вы видите?

Нередко.

Что ж она?
Приветлива?

Властна превыше меры.
В ней кротости не видно; нам, сиротам,
Заступницей она не будет.

Где уж!
А любит царь ее?

По всем приметам
Она ему милей всех жен; по нраву,
Что поперек ему не молвит слова,
Не плачется за горьких, беззащитных,
Не тушит гнев его, а разжигает.
Поверишь ли ты чуду, сам Григорий
Лукьянович ее боится.

Будто?

Сам царь ее и нежит, и ласкает,
И ластится, как парень неумелый
На по́седках за девкою упрямой,
Что закрывает очи рукавом
И локтем прочь толкает.

Эко диво!

Явление третье

Вот погляди, быть может и сегодня
Случится с ней. Всего шестые сутки,
Как я хожу в ее опочивальню,
Как мы живем, как муж с женой, и диво!
Одну лишь ночь она спала спокойно,
А со второй во сне мятется духом,
Кричит, слова невнятные бормочет,
Пугается и, пробудясь внезапно,
Без памяти, с открытыми глазами,
Из терема сбирается бежать,
И говорит бессмысленные речи,
И все по чем-то жалится, и видит…
Такое видит, что сказать негоже…
Покойную царицу Анну видит.
Не порча ль то?

Не порча, а болезнь.

А как она зовется?

Paramirum
Зовет ее ночное прохожденье, —
Noctambulatio, иль недуг лунный.

А вылечить ты можешь?

Лунный камень
Врачи дают в такой болезни; если ж
Нечистый дух войдет…

Так в Василису
Ты думаешь, что лунный бес посажен?

Луна чиста, но в области луны
Витает бес…

А может он из гроба
Усопших вызвать?

Бес не может,
А может волхв, по-нашему, волшебник,
Пифия тоже, сиречь Пифонисса.
Эндорская пифия Самуила
Царю Саулу вызвала из гроба.

Но кто же мог вселить в нее недуг,
Чьим волшебством в ней бес посажен? Страшно
На свете жить, Бомелий! В час раздумья,
Ночной порой, мне душу страх объемлет.
Мерещатся мне замыслы и ковы
Боярские. В глубоких подземельях,
В глухих норах, в лесах непроходимых
Чаровники и вещуны гнездятся,
Несутся к нам их чары, злые порчи.
То умысел и злой навет бояр —
Крамольников.

Лихих людей, злодеев
Немало у тебя. Щадить не надо
Того, кто сам другого не щадит.
Кто милостей не ценит, тех не надо
И миловать, казни их, государь!

Явление четвертое

Смотри, смотри! Она идет. Спаси нас,
Заступница!

Поди ты прочь, поди!
Зачем за мной ты ходишь?

Слышишь, слышишь?

Зачем глядишь ты мертвыми глазами,
Закрытыми, мне прямо в сердце? Сгинь!
Исчезни ты! Исчезни! Да воскреснет!..
Тяжелый сон какой! Да расточатся…

Врази его…

Ну, видишь ты, Бомелий!

В ней раздражен тяжелой думой мозг.

Спасите! Ай! Она ко мне подходит!
Она стояла у моей постели
И за руки меня брала, она хотела
Увесть меня… а руки не успели
Похолодеть еще! Она, она!

Ну, слышишь ты! Тут видимая порча.
Я знаю их! Кого б ни полюбил я,
Сейчас они отнимут иль испортят:
И первую мою жену сгубили,
Испортили мою невесту, Марфу,
Испортили и эту. Их работа!

Великий царь, покличь ее к себе,
Ты назови по имени — очнется!

О, как мне страшно, страшно!

Василиса!

Ах, что со мной! Куда зашла я? Царь!

Вставай! Поди в свою опочивальню!

Царь-государь, я умираю, ходит
Она за мной, все ходит, защити!
Защиты у тебя прошу.

Царица!
Поди усни, я дам тебе лекарство.

Нет, я не буду пить, отравишь, немец!
Какие зелья ты варишь, я знаю.
Спасибо! Нет! Не надо.

Выдь, Бомелий.
Бомелий уходит.
Опомнись ты! О ком ты говоришь?
Кто гонится, кто ходит за тобою,
Безумная?

Она, царица Анна.
Она за мной приходит по ночам,
Манит меня к могиле. Государь,
Пусти меня, я съезжу помолиться
На гроб ее. Быть может, умолю
Слезами я и щедрым подаяньем
Усопшую, и, грешная, во гробе
Уляжется она покойно.

С богом!
Я не держу тебя. Пустому страху
Не очень ты вдавайся, — малодушен
Ваш женский род. Вот то-то, коротка
Душа у баб.

Нет, я не малодушна;
Недаром я жена твоя. Мне совесть
И память дел прошедших и грехов
Ни жить, ни веселиться не мешает;
Я весела весь день, а только ночью…
Вольно же ей в полночный час являться!
Уж это мне, помилуй, не под силу,
Тут женских сил нехватит! Ты скажи мне,
К тебе они приходят ночью?

Кто?

Убитые тобой: князь Володимир,
Михаило Воротынский, Евдокия.

Молчи! Язык тебе я вырву. К ночи
Заводишь ты такую речь. Накличешь!
Храни господь! Над нами крестна сила
Великая! Чур! Наше место свято!
Безумная! Да разве я убийца?
Я судия; по данной богом власти,
Караю злых, крамольных, лиходеев
И жалую покорных, верных слуг.

Всегда ль и ты караешь за вину?
Не гибнут ли, по вражьему навету,
Безвинные?

Поверь мне, Василиса,
Что я казню недаром, но ответа
Я никому не дам, а только богу.
Я милостив сегодня, но вперед
Гневить меня ты бойся! Это дело
Не бабьего ума.

Ну, вот и ладно!
Казни, кого ты хочешь, лишь с женою
В любви живи, люби меня и тешь,
Мой государь, Иван Васильич!

Время
И на покой! Поди в опочивальню
И спи себе.

Боюсь!

Чего бояться?
Немало баб с тобой.

От них защиты
Не будет мне, она придет опять!
Мы посидим с тобою здесь до свету!
Я женщина, мне страшно, пожалей!
Какой ты злой!

Я для тебя не мальчик,
Сидеть с тобой и забавлять тебя.

А коли стар, зачем же ты женился?
Молился бы по четкам.

Василиса!

Завистливы на молодое тело
Глаза твои, а угождать не хочешь
Жене своей! Так помни ж!

Василиса!

Ты что кричишь! Меня не испугаешь!
Мне выходцы из гроба только страшны,
А грозного царя я не боюсь.

Увижу я, как ты не побоишься!

Ужли убьешь?

Убью, не пожалею.

Убить убьешь, а лучше не найдешь,

Ты не шути со мною, Василиса!
Неровен час, — я на руку тяжел.

Я спать хочу.

Иди в опочивальню!

Я здесь усну. Покрой мне ноги.

Чем?

Сними кафтан с плеча.

Да ты в уме ли?
Иль хочешь ты, чтоб свет переменился:
Чтоб к ястребу, стервятнику, под крылья
Без страха жалась кроткая голубка?
Чтоб он своим кривым кровавым клювом
Ей перушки любовно разбирал?

А отчего б не так!

Эх, дура баба!

Не больно дура, не глупей тебя.
Иль для жены ты соболя жалеешь!
Эх, старенький, поди ко мне, присядь!

Не спорь со мной! За красоту и младость
Утешь меня, зови меня царицей!
Царица я?

Какая ты царица!
Невенчанной царица не бывает!
И не жена ты мне, жена шестая —
Полу-жена. Да разве мало чести
Тебе, рабе моей, что царской волей
Ты выбрана из тысячи, что взгляд мой
Властительский тебя из низкой доли
Достойной сделал ложа моего;
Что, вместо рабской службы царским женам,
Ты самому царю забавой служишь.

Раба твоя и божья, Василиса,
От радости, с такой великой чести,
С ума сошла и вовсе одурела.
Прости меня! Ты царь, я баба дура,
Что маленький ребенок я болтлива,
Моих речей хоть слушать ты не слушай,
А не гневись — хочу я быть царицей;
Почета я хочу и поклоненья,
Поцарствовать хочу, повеличаться.
Хоть день, да мой, а там хоть умереть, —
И умереть-то хорошо царицей.
И что тебе, царю и государю,
Терять слова, трудить себя напрасно!
Не сговоришь ты с бабой бестолковой!
Плюнь на нее и сделай по ее!
Потешь жену, что малого ребенка!
Потешишь, что ль?

Да ладно.

Ну, прощай!
Я сплю совсем.

Ну, спи, господь с тобой!
Красавица заснула сладким сном;
Прошел испуг, легко ее дыханье.
Ты, глупая, от сонного мечтанья,
От темноты пустой, от мертвецов,
Незлобивых, бескровных, бестелесных,
Ко мне бежишь искать защиты, к зверю,
К мучителю! Кругом меня трепещут
Все близкие, все ненавистью дышат,
Злорадно ждут и крестятся тихонько
В моем дворце, в углах, моим иконам,
Чтоб старые, дрожащие, больные,
Державные окостенели руки,
Которые держали в смертном страхе
Злодейские, крамольные их души.
Я одинок на дедовском престоле:
Ни родственной, ни дружней теплой ласки
Душа моя не знает, только совесть
Нечистая да страх суда господня
И день и ночь грызут меня. С тобою
Узнаю я покой души и ласку.
Люби меня и лаской молодою
Напомни мне жену мою Настасью!
Люби меня, и в сердце оскотелом,
Бог даст, опять откликнется былое,
Забытое и изжитое счастье.

Явление пятое

Покличь-ка баб царицыных и девок,
Перенести ее в опочивальню
Побережней.

Постой! Я полюбуюсь
На красоту ее. Какая кротость!
Какой покойный, безмятежный сон!
Ужель меня лицо твое обманет?
Ужель под этой тишиной таится
Змеиное лукавство? Ложь и грех
Привыкли мы по лицам загрубелым
Угадывать. Под этим белым телом,
Под кроткою и ясною улыбкой
Ужель душа черна? Не дай, о боже,
Чтоб грех тебя попутал предо мной!
Мне будет жаль своей рукой окончить
Такую жизнь цветущую! Не верю,
Не может быть! Твоя душа чиста,
Как ясный день, как камень самоцветный.
Так нежно, свято улыбаться могут
Лишь ангелы небесные да дети!
Уста твои, как маков цвет, раскрылись
И шевелятся, точно поцелуем
Дарить меня ты хочешь, прошептать
Мне ласку. Ну, шепчи скорее.

Андрюша!
Голубчик мой! Прости меня, сгубила
Я молодость твою.
Царь, пораженный, прислушивается.
Хотелось мне
Царицей быть, но я не разлюбила
Тебя, дружок… А старого, седого,
Нет!.. Я любить не в силах… Ах, Андрюша!
Ах, милый мой! Люблю, люблю.

Малюта!

Я здесь.

Проснись, царица Василиса!

Где милый твой? Указывай!

Во сне я
Не назвала ль кого?

Живую в землю
Зарыть ее!

Ну, кайся перед смертью!
Ну, сказывай дела свои, винися
Перед царем, что ты царицу Анну
Невинную оболгала!

Винюсь.

Что извела ее…

Во всем винюсь.

Ты повинись и в том, что обещала
Любить меня и быть рабой навек —
И разом ты слугу и государя
В обман ввела. Великий царь, я мало
Служил тебе, вели мне сослужить,
От рабского усердья, службу!
Вели убить мне бабу-лиходейку,
Что заползла змеею подколодной,
Украдучись, в твой терем златоверхий!

Коль говоришь, что любишь, так люби, —
А не вертись; забудь обычай женский
Обманывать!

Вот славно, вот спасибо!
Андрюшка, ты слуга хороший! Только
Ты старому, мне, в слуги не годишься:
Недаром же тобою бабы бредят.
Мне, старому, в своем дворе, при женах
Молоденьких, держать тебя не след!
Румян, кудряв, лицом ты красен больно,
А женский род по-заячьи труслив,
По-кошачьи блудлив.

Возьми, Малюта,
И прибери Андрюшку Колычева
От наших глаз куда-нибудь подальше…
Хоть в тот же гроб, где Василиса будет!

Отправить