Василиса Мелентьева

Драма в пяти действиях

Действие первое

Сцена первая

Явление первое

Ну полно, князь Василий, не дурачься!
Негоже прати противу рожна.

Негоже-то негоже, — а с Борисом
В товарищах мне быть не вместно.

Знаю.
А все ж терпи! Сам царь рядил.

Сам царь!
А вот случись с тобой такая притча…

Избави бог! Что ж делать, князь Василий
Андреевич! От дедовских порядков
Отстанем мы не скоро. Наши деды
Собрали Русь; мы помогли великим
Князьям московским Тверь, Рязань и Суздаль,
Как шапкою, накрыть Москвою: в том
И гордость наша! Мы князьям московским
Не слугами, советчиками были;
Боярами князья держали землю,
Боярами творили суд и правду,
С боярами сидели о делах.
Мы в думе у князей как дома были
И не боялись говорить им встречу.
Не рабски мы служили, доброхотно,
И отъезжать была нам вольным воля —
Вот старые порядки наши! Царь
Не любит их, ну, значит, не по нраву
Ему и мы. Ему холопы нужны.

Вон молодые слуги лучше знают,
Что надобно царю; при нем взросли,
К нему они умели приглядеться.
Вон — Шуйский! Он не старая лисица,
Не выкунел еще, не опушился,
А молодой лисенок, годовалый, —
Так по земле хвостом и расстилает!
Туда вильнул, сюда вильнул — и цел.

А лучше, что ль, мурза недокрещенный?

А погляди на старых! Воротынский
И родовит зело…

И мы с тобою
Не из жидов.

Да не к тому я речи
Веду теперь. Он спас царя и царство!
При Молодях, на берегах Лопасни,
Побил татар, стяжал такую славу,
Что загремела по чужим землям, —
А у царя чуть-чуть что не в опале.

Ты в отчине позагостился долго,
Привольно там; а здесь, что в поле ратном:
И льется кровь, и головы валятся.
Кажись, измен и смуты не слыхать,
А поглядишь, и дума все пустеет,
И в головах боярских недочет.

Тяжелые переживаем годы.

Не нам судить. Великий царь казнит
И жалует; его святая воля!
Мы все рабы его! Но чести нашей
Не властен он умалить. Нет! У бога
Ведется счет родам боярским. На кол
Сажай меня, а ниже Годунова
Не сяду я, — мне честь дороже жизни.

Не накликай себе напрасно казни, —
У нас как раз, — и не тянись с Борисом:
Ты не забудь одно — он зять Малюты
Скуратова… А вот и князь Михайло!

Явление второе

Здорово ль, тезка, поживаешь? Редко
Мы видимся с тобой.

Челом тебе,
Князь Михаил Иванович! Откуда?
Где побывал?

У матушки царицы.
Поклон принес тебе.

Спасибо ей,
Что не забыла старого. Давно ли
Мы на руках с тобой ее носили,
Лелеяли красавицу-сиротку,
И говорили: «В девке будет прок!»
По-нашему сбылось, за словом дело.

Я вырастил ее, как дочь. С Володей,
С сынком моим, они погодки были
И в отчине росли в моих глазах.
Бог не судил мне сыном красоваться,
В честном бою он голову сложил.
Я не ропщу, на то господня воля,
Бог дал и взял. Зато в почете дочка
Названная — она женою стала
Великому царю.

Пошли здоровья
Ей, господи, и милости царевой,
И радости на многие года!

Не ты один, и мы того же просим
У господа! Ее душе смиренной
Послал господь такую благодать
И счастие, что только водворилась
Она в хоромах царских, — унялся
Гневливый дух владыки; в царский терем
Царица мир забытый принесла,
Опричнина поганая исчезла,
С своей земли опалу царь сложил,
И стала Русь не земщиной, а царством.
Но… грозный царь с летами стал изменчив;
Своих цариц ласкает он недолго;
И… все пошло попрежнему.

Охота
И вспоминать тебе! Как раз накличешь
Себе и нам беду.

Поберегись!
Перенесут, Михайло свет-Иваныч!

Пускай себе, кто хочет, переносит.

Нас по́звали к совету, а чего для —
Неведомо! Сегодня, слышал я,
Царь что-то гневен.

Господи помилуй!

За утреней земных поклонов двести,
Не то и больше положил.

Не ладно!
Не добрый знак!

Неволей будешь гневен,
Коль всюду ложь, измена, самовольство!
Что день — то горе. И мужик — хозяин
В своей избе; а православный царь —
Что мученик на дедовском престоле.

Да кто ж изменник? Укажи!

Их много.
Да хоть бы Курбский, князь Андрей! Вечорась,
Поганый пес, служитель сатаны,
Прислал опять безбожное писанье:
Корит царя в убийствах и разврате,
Адашева, Сильвестра поминает;
Свои дела и подвиги возносит,
А на царя законного дерзает
Лесфимию и эллинскую брань!

Ох, Курбский князь! Покойно не сидится
Ему в Литве на Ковлю! Лучше б сам
Пожаловал, и мы б целее были.
Оттоле шиш показывать не диво;
Он лается, а мы в ответе!

Курбский —
Великий вор! Он ради живота
Испродал нас и сотворил измену.
Не мог стерпеть он гнева от царя!
Иль он забыл, что божий гнев страшнее?
Он взял Казань, громил в Лифлянтах немцев,
За ним заслуг довольно. Если будут
Такие слуги бегать к иноземцам,
Так на кого ж надеяться царю?
Изменник он, его мы проклинаем
Из рода в род.

Да легче ль от того!

Наш государь, царь правды, не захочет
Из-за него казнить невинных. Братья,
Не Курбский враг боярам, есть другой
Свирепый враг, что демонским глаголом
Царя на гнев и казни разжигает…
Малюта — враг боярский.

Явление третье

Здравствуй, дядя!

Пошел, дурак!

За что же ты дерешься?
Привык татар лупить! Ишь, разгулялся
И на своих, — я русский, не татарин.
Коль хочешь ты былую удаль-силу
Попробовать, татарина побить,
Так вот тебе мурза!

Ты, шут, потише!
Татарин тот, кто плохо служит. Я же
Крещен давно, служу царю исправно
И бью врагов его, не разбирая —
Татарин ли, иль русский он изменник
И больно бью!

Ни, ни! Башка царева!
Не тронь, мурза, я пригожусь вперед!
Снова смеются.

Ты не дразни, и то он зол на князя.

Боишься ты! У! У! Смотри, Малюта
Живого съест.

Потешил ты, потешник!
Держи пригоршни шире!

Ах ты, олух!
Дарить меня задумал, будто царь!
Аль я тебе не ровня, али хуже?

Бери, когда дают.

Добро, возьму я;
А вот ужотка дедушке Ивану
Я на ушко шепну, что князь-де Сицкий
Дарил меня серебряным рублем,
Знать, подкупал меня на государя.

Молчи, дурак!

Тебя сведут на площадь,
На сковродах пожарят, после в пузо
Гвоздей набьют.

Ну, полно, перестань!
Умей шутить! О голове не шутят.

О голове? А у тебя на плечах
Уж будто голова? Пустая тыква!

Вот до чего мы дожили: Малюта
И шут его бояр исконных судят.

Молчать бы, князь!

Молчи, а я не стану,
Ведь брань моя не новость для Малюты.

Сам в петлю так и лезет!

Эх, бояре!
На вас на всех никак не угодишь!
Иному люб Малюта, а другому
Не по душе, — ему не разорваться!
(Указывая на Шуйского.)
Вот князь Василий, например, с поклоном
Ранешенько был нынче у Григорья
Лукьяныча; проведал о здоровьи.

Я видел, как пришел к нему Репнин,
И я за ним.

Я с Сицким заходил!

А до меня зашел князь Ряполовский.

Похвальное смирение, бояре!
Ну что ж, здоров? Вы заходите чаще!
С медведями он водится цепными,
Того гляди — сломают.

А ведь правда:
Медведь его чуть-чуть не изломал,
Да подвернулся парень.

Вот детина!

А кто он родом? Из какого званья?
Его, кажись, мы прежде не видали.

Он дворянин, из рода Колычевых.

Он у меня служил; я за родного
Держал его, и в вотчине нередко
На Костроме живал со мной. Он храбрый
И грамотный, и я любил его;
Да что-то сам ему не полюбился:
Он от меня пошел служить к Малюте.
Насильно мил не будешь.

Князь-надёжа,
Коль слуги от тебя бегут, так плохо;
Перед пожаром, говорят, из дома
Все тараканы выползают вон.

Явление четвертое

Ты здесь побудь покуда до приказа!
Я скоро выду.

Али на медведя
Собрался, кум?

На старого медведя.

Явление пятое

Ай, батюшки! Как он глядит-то косо,
Все в сторону, и все в твою, Михайло.

Побереги себя, князь Михаил,
Ты дорог нам и родом и делами;
Такие слуги — честь родной земле,
Краса царям.

Твой княжий род и служба —
Заступники твои пред государем,
Заступимся и мы, что хватит сил.

Ты пожалей себя и нас.

Довольно
Терпели мы, пора обороняться!
Коль чести вы не цените боярской,
Коль нет стыда у вас, князей природных,
Перед Малютой рабски унижаться,
Коль вам ума, и слов недостает,
И смелости заговорить в защиту
Голов своих и чести, — Воротынский
На царский суд Малюту позовет;
И перед троном грозного владыки
Тягаться станут о боярской чести:
Седой старик, израненный врагами,
В броне стальной и княжеском шеломе,
И злой бесоугодник, в черной рясе,
С боярской кровью на руках! Пойдемте!

Явление шестое

Остановись! По царскому приказу
Пойман ты! Ты обвинен в измене
И волшебстве! Не бойся проволочки,
Мы волочить тебя не будем долго:
Сегодня же на царский суд поставим.

Я знаю, ты проворен, расторопный
Слуга царев. Ты забежал вперед!
Да будет воля божья и царева!
Пойдем, Малюта! Бью челом, бояре.

Ты чуток, друг, ты скоро догадался,
Что старый князь тебе не господин.
Ну, бог с тобой! Иди своей дорогой,
Иди прямей, смотри, не спотыкнись!

Я не волен! Иду, куда прикажут,
Кому велят, тому служу. Я молод —
Ослушаться не смею я. На плечах
Головушка одна, и та царева.

Явление седьмое

Что скажешь, князь Василий?

Что сказать-то?
Ни голым лбом, ни в княжеском шеломе
Не прошибить стены. Зачем же биться?

А князя жаль!

Да как не пожалеешь!
А если вправду рассудить, так…

Что же?

Старенек стал.

Пора его и в сломку,
Чтоб молодым была дорога чище?

Уж что за конь, коль начал спотыкаться.
Пора итти.

Пойдем.

Какой я шут!
Мне дураков лишь тешить. Эти двое
Шутить умеют, — не чета шутам!
И царь у нас смеется зло, и шутки
Такие любит он, что волос дыбом
Становится; так надо поучиться,
За Годуновым с Шуйским походить.

Явление восьмое

Никак Мелентьева бежит? И то,
Дождусь ее, словечко перекину,
Все на душе полегче. Эка баба!
От сна меня, от хлеба ты отбила,
Пустила сухоту по животу
И по плечам рассыпала печаль.
Я простоват, а ты тому и рада.
Попал тебе я в руки.

Игнатьевна!

Царица приказала
Проведать мне, о чем шумят бояре?
Всего-то мы боимся, дело бабье,
Трясемся мы и день и ночь. Царицу
И малый шорох стал пугать.

Недаром
Пугается царица.

Уж не слышно ль
Войны какой, храни господь, измены?
Иль гневен царь великий?

Воротынский
Князь Михаил Иваныч изобидел
Григория Лукьяныча.

Напрасно:
С Лукьянычем бороться нелегко.

И государь на князя опалился;
Назначен суд над ним в большой палате,
Доносчики винят его в измене
И волшебстве. Беги скорей к царице,
Он был у ней вторым отцом.

Хоть жалко
Мне старого, да сам он виноват:
С Лукьянычем не спорь. И ты, Андрюша,
Держись Малюты, будет крепче дело.

Тяжелую ты службу заставляешь
Меня служить. Я молод, не по силе,
Не по́ мочи.

Зато ко мне ты близко,
Зато меня ты видишь каждый день.
Не хочешь ли, я попрошу Григорья
Лукьяныча, чтоб на город послали
Тебя служить иль к войску на Украйну?
А будет жаль! Нашла себе красавца
Я по сердцу, убогая вдовица;
Утешно мне, в моей сиротской скуке,
Ласкать тебя, а ты бежать задумал.

Куда бежать! Уж, видно, не минуешь
Судьбы своей.

Аль гордость обуяла,
Что я тебе не по плечу, неровня,
Что я вдова?

Да нет же, Василиса
Игнатьевна!

Аль девка приглянулась
Пригожая? Белей девичье тело,
Змеей лежит шелковая коса
И треплется по плечам лентой алой;
А на моей беспутной голове
Тяжелый шлык да вдовье покрывало!

Ей-ей же нет! Ты полно языком-то
Язвить меня. В котле горючей серы
Готов кипеть, лишь только бы с тобою
Не разлучаться мне! Уж не Малюте,
Я рад служить медведю, костолому,
Весь день людей ломать, весь день точить
Потоки крови неповинной, только б…

Что только б? Только б отдыхать тебе
От службы той немилой на груди
У вдовушки? Не так ли?

Так.

Ну, ладно!

Мы шутим здесь, а князя Михаила
На казнь ведут, быть может.

Что ж тебе?
Служа царю Ивану да Малюте,
Ты береги себя! С тебя довольно
И тех хлопот, чтоб голова своя-то
Была цела на плечах; ты заботу
О головах чужих оставь.

У князя
Я был слугой, и он меня любил.

Что было, то прошло. Ты государев
Теперь слуга и мой.

Я раб покорный
Тебе во всем.

Ну, то-то же, смотри!
Царице я скажу: пускай, коль хочет,
Идет просить за князя Михаила,
Гневить царя своим лицом плаксивым;
Да только вряд ли князю будет помощь
От слез ее! Не умолить царя
Жене постылой! Ну, прощай, Андрюша!

Сцена вторая

Явление девятое

С молитвою приступимте! Во имя
Отца и сына и святого духа!
Князьям, боярам и дворянам мир!

Из Польши возвратился наш гонец,
Григорий Ельчанинов. От поляков
Нежданные до нас доходят вести:
Король бежал тайком, боясь погони,
Во Францию: девятый Карлус помер,
И Генрих там нужней теперь, чем в Польше.
Счастливый путь! Он лишний у поляков,
Во Франции на что-нибудь годится.
Покойник был, не тем он будь помянут,
Мучительством лютее всех владык;
Без разума он много крови пролил,
На скорбь хрестьянским государям. Польша
Без короля теперь, а государству
Без короля стоять нельзя, что телу
Без головы. Хотя в короне польской
И княжестве голов у них довольно,
Да доброй нет одной, чтоб к ней, как к морю,
Стекалися потоки и ручьи.
Брат цесаря и сын его Эрнест
И свейский королевич уже прежде
Литовского престола домогались
И снова шлют своих послов на раду.
Салтан, наш враг исконный, короля
Иного прочит Польше — Обатуру,
Что Седьмиградское княженье держит
Под ту рекою рукой, холоп и данник!
Прискорбно нам, что нашим несогласьем
Неверная возносится рука,
Что злобный пес, губитель христианства,
Престолами хрестьянскими торгует.
Мы за чужим не гонимся, господь
Благословил меня полночным царством;
На свете нет славнее нас владык,
От Августа мы род ведем. Извечный
Я государь — произволеньем божьим,
Не человеческой, мятежной волей!
Но кто ж не знает, что Литва и Русь
Должны служить единому владыке?
Кто разлучит с Москвою Киев древний?
Скорбя душой о многом нестроеньи,
Паны хотят просить на королевство
Царевича от нашей царской крови,
Феодора, и ждут от нас послов
И грамоты. По многом рассужденьи
И помолясь, мы положили тако:
Феодора не отпускать: он слаб
И несвершен летами, он не может
Противустать врагам своим и нашим
И обуздать многомятежный дух
Панов и рыцарства. Мы хощем сами
Принять во власть и польскую корону
И княжество Литовское: да будет
Едино стадо и единый пастырь,
Един господь на вышних небесах,
Единый царь на всех землях славянских!

Пошли господь! Пошли тебе господь
Из рода в род и честь и одоленье,
Великому царю и государю!

Заутра быть собранью ближней думы,
Обсудим мы, кого послать послом.
Наказ писать Щелкалову Андрею!

Сказать панам, что я хочу быть избран.
А если выберут они другого,
То я над ними буду промышлять!
Они меня злодеем называют,
Мучителем. Я каюсь перед всеми:
Я зол, гневлив! Да на кого я зол?
Я зол на злых — для доброго не жаль
И цепь отдать с себя, и это платье.
Изменникам нигде пощады нет,
А я — сызмальства окружен изменой,
Крамолою. На жизнь злоумышляют
Мою и чад моих; а я не смей
Казнить своих злодеев! У престола,
В моем дворце, советники и слуги
Лукавствуют обычаем бесовским;
А мне молчать и по головке гладить
Воров таких! Давно бы вы на части
И мой престол, и царство разнесли,
Сплоченное толикими трудами
Родителя и деда моего,
Когда бы вы опалы не боялись, —
И грозного суда и грозной казни!
Вот и теперь!.. Поведай им, Малюта!

Велением царя и государя
Изымай, связан и на суд поставлен
Великий вор и ворог государев,
Князь Михаил Иванов Воротынский,
В измене, чародействе, в умышленьи
Царя известь. О чем царю являет
И послухом становится его же
Михайлов раб, Кулибин Ванька. В очи
Михаилу он желает уличить,
В глазах царя.

Вы слышите, бояре!
Иль глухи вы, иль верится вам плохо?
Признаться вам, я сам не больше верю,
Чтоб мой слуга, мой первый воевода
И милостник, бесовским волхвованьем
На жизнь мою задумал посягать,
Да послух есть. Позвать сюда обоих!

Явление десятое

Рассказывай, что знаешь, без боязни:
Я сам судья тебе, бояр не бойся!

Царь-батюшка, греха таить не смею!
Лихой злодей, боярин Воротынский
Великое твое позорит имя
И непотребной лаей обзывает,
В ектению, за царским поминаньем,
Не крестится при имени твоем
И не кладет поклона, а воротит
Он в сторону лицо свое.

Бояре,
Вы слышите? Что дальше?

Государь,
В Иванов день, о царских именинах,
Пришел к нему во двор с поклоном поп
И подносил пирог для поздравленья;
А он ему, на ласковое слово,
Позорить стал тебя, что ты убивец,
Что крови-то людской ты не жалеешь,
И в бога-то не веруешь, и срамно
Живешь-то ты. И вспоминал еще
Боярина большого… не припомню..
Прозванье позабыл…

Адашев.

Точно,
Одашев, да! Что якобы безвинно
Ты уморил его.

Ты долго помнишь
Приятелей. Вам недруги царевы
Всегда друзья. С собакою Алешкой
Одна душа в тебе.

А что еще?

Своим худым, холопским разуменьем
Я говорил ему: «Мол, не пригоже
Тебе, рабу, порочить государя
Великого! Он, батюшка, слугою
Пожаловал тебя своим». Боярин
Ответил мне: «Какой-де я слуга!
Я родом-де ничем царя не хуже!»
И на меня за слово опалился
И бить велел ослопами и кнутьем!
Отец ты наш и государь, безвинно
Я за тебя побои принимаю.

А что еще он говорил?

И помнил,
Да позабыл со страха, государь,
Помилуй!

Ты про колдовство и чары
Рассказывал.

Да, было. С колдунами
Водился он. За бабою-шептуньей
В Микольское посылывал не раз,
И выходили вместе на дорогу
Московскую, бросали прах по ветру, —
Да слух идет, что будто не впервые
Пускать им порчу.

Ну, ступай, довольно!

Ты слышал все? Теперь черед тебе.

Великий царь, я научен от дедов
Царю служить, а господу молиться.
Зачем искать мне помощи бесовской,
Коль я господней милостью богат!
Единому ему я поклонялся,
Единого его благодарил,
Единый он давал мне одоленье
И крепость мышц, когда я с силой ратной
Гонял татар поганых за Оку,
Спасал Москву, спасал тебя от страха!
Казни меня! Я говорить не стану:
Негоже мне. Природный русский князь
Не судится с холопом.

Дерзкий пес!
Я говорить тебя заставлю. Что же
Молчите вы, бояре! Говорите!

Великий царь, мы все твои рабы,
Ты наш отец, не прикажи казнить,
Вели мне слово молвить.

Говори!

Иуда сей, холоп и лжец бесстыдный,
Боярина окравши, убежал
И на него, по вражьему навету,
Идет теперь с бесовской клеветой.
Великий царь, тебе не подобает
Таких воров доносы слушать.

Только?

Великий царь, бояре — честь державы!
Твой славный дед их кровью дорожил,
Он верил нам, он знал, что мы годимся
На что-нибудь получше плахи. Нужен
Оплот земле, — готовы наши брони
И головы. Великий царь, поверь,
Что головы бояр нужнее в думе
И на войне, чем на шесте железном
У палача в руках. Мы не боимся
И умереть, да только честной смертью —
Не от царя, а за царя. И ныне
Молю тебя, побереги бояр,
Не изгубляй стратигов, богом данных,
И лучшего меж ними не казни!

Молчи, холоп! Я знаю вас давно,
Адашевцы! Вам не любо, что воли
Я не даю вам прежней. Вы хотите,
По старому, связать мне руки. Знаю
Боярское раденье ваше, помню!
Я с детских лет у вас в долгу и долго
Не расплачусь! Моей не станет жизни, —
Я понесу всевышнему владыке
Долги мои и счеты с вами… Помню,
Как Шуйские с ногами на постелю
Отцовскую садились. Помню
И Кубенских и Курбских! Эй, Малюта,
Бери обоих!

Государь, помилуй!
Не погуби! Не верь клеветникам!
Мы головой тебе за них ответим!

Вам головы предателей дороже
Боговенчанной царской головы?!
Я не хищеньем сел на государство, —
На дедовском престоле я сижу.
Царей законных жизнь оберегают,
Их волю чтут, бояре и народ
Поручены в работу им! Кого же
Вам больше жаль, рабов или меня?
Иль лучше есть у вас, меня достойней,
На царстве быть? Скажите мне, я брошу

И скипетр свой, и шапку Мономаха,
И царский крест. Берите, отдавайте
Тому, кто люб.

Помилуй, государь!
Казни, кого желаешь! Мы слагаем
Все головы у ног твоих. Отказом
От царского престола не губи
Рабов твоих, сирот безвинных!

Встаньте!

Я головы вам жалую обратно
И милую на этот раз!

Царица!

Явление одиннадцатое

Как смела ты, без нашего веленья,
Войти сюда? Кто звал тебя? Для бабы
Не место здесь.

Великий государь,
Прости меня! С мольбою и слезами
Иду к тебе! Коль я своей любовью
Тебе еще не вовсе опостыла,
Когда меня, молоденькой жены,
Ты милостью своею не оставил,
Прости его!

Он за отца родного
Взрастил меня и воспитал.

Нельзя!
Не я один, бояре осудили;
Изменникам и чародеям милость
Грешно давать, мы их прощать не властны.
Закон велит огнем их жечь. Ступай!
В мои дела вперед не смей мешаться,
Свой угол знай! И помни: бабий разум
Не так велик, чтоб можно было людям
Показывать его. Для вас довольно
Запечных дел. И то проси у бога,
Чтоб в пяльцах шить рассудку доставало.

Ах, государь!

Смотри-ка, Василиса,
Как царь глядит сюда! Он на тебя
Уставился. Беда нам!

Что за дело,
Пускай глядит, авось меня не сглазит.
Убытку нет, а прибыль будет.

Прочь!

Ты, матушка царица, успокойся
И не гневи царя, иди к себе!
Противиться так долго не годится
Его приказу. Государь великий!
Измены нет за мной! Я в оно время
Врагам твоим был грозен, государству
Я нужен был для вражьих одолений.
Тогда бы я с клеветниками крепко
Судиться стал перед тобой, — тягаться
За жизнь мою, — теперь на что я годен!
Великих служб я сослужить не в силах,
И жизнь мою я отдаю без спора
Доносчикам. Прости мне, государь.

Красивая та баба, кто такая
В царицыной прислуге?

Василиса
Мелентьева, вдова; она недавно
К царице в верх взята, а прежде с мужем
Жила в Москве. Как помер муж у ней,
Так и взяла ее к себе царица.

Ну, счастлив он, что умер — догадался!
Красавица, не то что Анна-плакса:
От слез ее я стал скучать, Малюта.

Действие второе

 

Явление первое

Ты, матушка царица, не горюй!
Побереги свои сокольи очи!
От горьких слез завянет красота,
Что с непогоды цветик.

Как не плакать!
Умучен князь Михайло…

Видно, доля,
Судьба ему такая!

Я молилась
И плакалась царю, он только в очи,
Передо всем боярством, мне смеялся
И с глаз прогнал. Я точно не царица
И не жена ему… Какой он лютый,
Безжалостный! Глядеть-то сердце мрет!
Трясутся все, а он на царском месте
Сидит и злобствует.

Побойся бога!
Грешно тебе! Ох, видит бог, грешно!
Ну, кто ж ему, царю, казнить закажет
Рабов своих! На то господня воля
Да царская…

Какая ж я царица,
Когда ни в чем мне воли нет! Ни просьбой
Не упрошу, не умолю слезами
Я мужа-государя! Я — царица,
А за родню просить не смей! Зачем же
И брал меня он в жены?

Что ты ропщешь
И господа гневишь грехом!

Молчи,
Не говори ты мне! Одна и радость,
За стариком живя, что род и племя
В богатство, в честь введешь с собой. Другие
Родных своих царицы выводили
В почет, в боярство; а моих казнят
Без милости и без вины.

В народе
Молва идет, что будто князь Михайло
Волшбой царя известь хотел.

Не верь!
Малютины всё выдумки, безвинно
Умучен князь!

А без вины казнен, —
Ему же легче, в божий рай пойдет,
За батюшку царя молиться будет
У господа. Слезами не поможешь,
А разгневить царя недолго. Полно!
Потешила б тебя, да чем, не знаю;
Коль ты велишь, покличу я слепого
Пахомушку: про храброго Егорья
Споет тебе. Сам царь изволит слушать
И жаловать его.

Не надо. Вот что
Скажи ты мне! Ты все-таки на воле
Хоть изредка бываешь, не видала ль
Кого-нибудь из наших ты, из близких,
Из костромских?

Андрея Колычева.

Когда его ты видела?

Вечорась
У Василисы.

Как он к ней зашел?

Не ведаю. Не родственник ли дальний,
А может быть, приятель с мужем, что ли,
Не разберешь, а близки.

Говорила
С Андреем ты о чем-нибудь?

Ну, как же!
Немало мы про старое болтали.

А про меня он спрашивал?

Еще бы
Не спрашивать про царское здоровье!

Он спрашивал тебя лишь о здоровьи
Царицыном?

А то еще про что же?
Теперь не то, что прежде, не в деревне,
Не в Костроме живешь. Какое дело
Спросить он смеет? До бога высоко,
А до царя далеко.

Вот судьба-то!
Ни угадать, ни миновать ее!
Я в девушках себе другого счастья
Не прочила, как за Андреем быть.
Я суженым его звала, о святках
Гадала я об нем, а по ночам
И плакала, случалось.

Что ты! Что ты!

А вот — царица я.

Никто как бог!

А знаешь ли, мне в ум приходит часто,
Что с ним была бы я счастливей.

Боже
Оборони тебя!

Тогда б я знала,
Что за любовь на свете. Молода я,
Без ласки жить легко ли, посуди.

Ахти, грехи!

Царь милостью оставил
Совсем меня.

Пошли мне Василису!

Ты, матушка царица, с Василисой
Не говори таких речей. Помилуй
Тебя господь, узнает царь, беда
Головушке: Андрея и себя
Загубишь ты, и нам не сдобровать.

Явление второе

Мне страшно здесь, мне душно, неприветно
Душе моей; и царь со мной неласков,
И слуги смотрят исподлобья. Слышны
Издалека мне царские потехи,
Веселья шум, — на миг дворец унылый
И песнями и смехом огласится;
Потом опять глухая тишь, как будто
Все вымерло, лишь только по углам,
По терему о казнях шепчут. Нечем
Души согреть. Жена царю по плоти,
По сердцу я чужая. Он мне страшен!
Он страшен мне и гневный, и веселый,
В кругу своих потешников развратных,
За срамными речами и делами.
Любви его не знаю я, ни разу
Не подарил он часом дорогим
Жену свою, про горе или радость
Ни разу он не спрашивал. Как зверь,
Ласкается ко мне без слов любовных,
А что в душе моей, того не спросит.
Придешь к царю с слезами и любовью:
От царских рук людскою пахнет кровью.

Явление третье

Мелентьева, ты здесь?

Тебе, царица.
За мной послать угодно было?

Да.

Приказывай, царица!

Я скучаю;
Сегодня так мне тяжко, так грустится…
Хоть ты мою тоску развей.

С чего бы
Кручиниться тебе! Живешь ты в радость,
Мы все тебя и чествуем и холим;
Забав тебе довольно, — пожелает
Душа твоя, и все тебе готово,
Чего во сне другая не увидит.

Каких забав! Не девка я, невеста,
Чтоб целый день нарядом любоваться
Да в стеклушко глядеть, черно ли брови
Подведены, румянено ль лицо.

Чего ж тебе недостает, не знаю.
Царь любит…

Так ли любят, Василиса!
Ты замужем была, тебя любили,
А может, любят и теперь…

Кому же
Любить меня!.. сиротку!

Как, скажи мне,
Тебя любил дружок?

Почем я знаю.
За стариком жила, потом он умер;
Я сиротой осталась.

Не любила
Ты мужа своего?

Кому что надо:
Один любви желает, а другой
Покорности.

Послушай, Василиса,
Вот третьи сутки я царя не вижу.
Он прежде без меня скучал. Намедни
Зашел ко мне, угрюмый, не надолго;
Прощаясь, мне сказал: «Ты с тела спала,
Я не люблю худых». Моя ль вина!
Не потолстеешь с горя. Мне завидно
На полноту твою глядеть.

Царица,
Смеешься ты над бедною вдовой.
Грешно тебе!

Мне вовсе не до смеха.

Тебе не мнится ль, что великий царь
На вдовушку убогую польстится?

Мудреного тут нет.

Да на кого же
Твою красу он променяет?

Полно!
Не любит он меня.

Смотри, качели
В твоем саду он выстроить велел.
Вон погляди!

Качели! Так ли любят?
Кого полюбишь, в чем тому откажешь?
А мне во всем отказ от государя.

Уж право, я не знаю, что сказать?
Чего ж тебе? Заморскую собачку
От немца он принять тебе дозволил.

Не верю я тебе, чтоб ты не знала,
Чего желает женская душа
От милого.

Скажи, так буду знать.

Такая ли любовь нам греет сердце!
Я знаю, помню, я сама любила.

Обмолвилась.

Любили и меня…
Кого полюбишь, все за тем и ходишь;
На миг один расстаться жаль…

Ужли?

Все в очи бы глядел да ждал приказу,
Чтоб поскорей исполнить. Вот как любят
Хорошие мужья хороших жен.

Уж этого, кажись, и не бывает!
И не дождаться бабам от мужьев
Такой любви.

Да если б он был мужем,
Да он бы все на свете сделал, только б
Утешить чем-нибудь меня.

Кто он-то?

Зачем тебе! Он умер. Я шутила,
Я в шутку речь вела. Забудь про это!

Забуду я, — какая мне нужда?
Да и тебе то помнить не годится.

Явление четвертое

Царица матушка, к тебе Григорий
Лукьянович Малюта! Приказал
Спросить тебя, дозволишь ли явиться
Ему пред очи царские твои.

Добро пожаловать. Зови!

Давно ли
Он позволенья стал просить! Бывало,
Ходил ко мне без спроса.

Ты останься.

Явление пятое

Я, матушка, великая царица,
Пришел к тебе с повинной головою!
Ты гневаться изволишь на меня
За то, что я, холоп царя негодный,
Крамольникам потачки не даю.

Я государев пес, чутьем я слышу,
Кто друг ему, кто недруг; ты напрасно
За ворогов царя вступаться хочешь.

Я слышала, намедни ты в бояре
Просился у царя.

Так что ж, царица?

А он тебе ответил, что не хочет
Сажать тебя в бояре, что не стоишь
Ты этой чести.

Хоть и так, пожалуй.

Вот отчего ты на бояр и зол,
Что самому тебе попасть в бояре
Не удалось.

Что делать? Не по нраву
Пришлось тебе мое усердье, вижу.
На царской службе всем не угодишь.

Завистлив ты, твоим глазам завистны
Боярские заслуги. В поле ратном
За кровь свою и в думе за совет
Они почету добыли недаром;
Твоя какая служба? Стыдно молвить!
Как тать ночной, как придорожный вор,
С ножом, с дубьем ты ходишь. По заслуге
Тебе и честь. Их славные дела,
Их лики светлые тебе противны,
Что светлый день сове ночной.

Царица!..

Молчи, холоп! Не смеешь ты царицу,
Не выслушав, перебивать. Не в силах
За кровь князей, боярства и народа
Я мстить тебе — сам царь твоя защита;
Так выслушай ты от меня хоть брань
С горючими слезами вместе. Помни,
Что не всегда царь гневен, отдыхает
От казней он, — я часу подожду
Счастливого и ласками осыплю
Я батюшку царя, я угожденьем
Суровое в нем сердце размягчу
И на тебя тогда челом ударю.

Явление шестое

Откуда прыть! Смотри-ка ты, пожалуй!
Была такая скромница, водою
Не замутит.

Гордыня обуяла;
Она спесива, а господь спесивым
Противится.

Обидно-то обидно,
А делать нечего, терпи, Григорий
Лукьянович, тебе не спорить с ней!
Она царица!

Знаем, что царица,
Покуда мне с тобою так угодно!

А я-то что, убогая вдова?
Уж вот во сне не снилось.

Василиса
Игнатьевна, ты не хитри со мною!
Царю, ты знаешь, Анна надоела,
Ему теперь другая приглянулась.

Другая? Кто ж?

Да хоть бы ты!

Помилуй!
Господь с тобой! Великий царь не слеп.

Ну, как же делу быть?

Она моложе,
Она меня красивей.

Ты красивей!
Не спорь со мной! Красе я цену знаю.
В совете царь тобою любовался,
Не мог отвесть очей; и разговора
Другого нет, лишь о тебе.

Вдова
Не царская корысть! Тебя, Григорий
Лукьянович, я попрошу оставить,
Не говорить таких речей; я честно
Жила до сей поры, — я обещалась,
По смерти мужа, век вдовой остаться —
И если ты еще хоть заикнешься,
Я в монастырь уйду. Наш царь женатый;
Невестой быть я не могу, к тому же
Не девушка, вдова я. Хоть и скажешь,
Что честная вдова — честнее девки,
Которая до свадьбы полюбила
Сердечного дружка…

Ужели Анна
Кого-нибудь до свадьбы…

Похвалялась
Сама сейчас.

Кого? Кого?

Не знаю.
Перед тобой мы с нею говорили,
Ты вдруг вошел и помешал.

Ты слово
Такое мне сказала, что не купишь
И золотом. Я вижу, надоела
Царю она; хоть малую вину
Сказать ему, и он ее прогонит
И в монастырь запрет. Мне имя нужно.

Мекаю я, кажись, не ошибаюсь…
Жила она у князя Михаила,
А у него был сын и, говорят,
Собою молодец. Она сказала,
Что умер тот, кого она любила, —
И этот был убит.

Ну, значит, он!
Твоя звезда восходит, Василиса
Игнатьевна. Царицей можешь быть;
Не позабудь и нас, своих холопей!
По гроб твои!

Уж я тебя просила
Не искушать меня, вдову, Григорий
Лукьянович. Тому нельзя и статься,
Чтоб я была царицей; ты напрасно,
Не обольщай меня.

Я рад служить,
И случай есть.

Не говори! Помимо
Меня невест найдется, — у бояр
Немало девок-дочерей.

Как хочешь.

А кто пойдет к царю с доносом?

Ты.

Убей меня, а не пойду.

Так кто же?
Постой, Андрей пойдет; он жил у князя
И в Костроме бывал, царицу Анну
С младенчества он знал.

Ты ко мне
Вели ему зайти, мы потолкуем.
Я научу его.

Ну, ладно! Мамка
Не знает ли? Не скажет ли она?
Тогда верней.

И правда. Мы догадкой
На князя Воротынского напали.

Покликать бы ее! Да вот она.
Мамка выходит из терема.

Явление седьмое

Сюда скорее, старая колдунья!

Колдунья! Я? Царицына-то мамка?
В своем ли ты уме? Проснись, кормилец!
Меня и царь Егоровной зовет.
Ужо тебе от матушки царицы
Достанется.

Аль ты меня не знаешь?

Ах! Батюшка!

Ну, сказывай скорее!
Мне некогда с тобою проклаждаться, —
Кого царица до венца любила?

Помилуй ты, кормилец…

Говори!
Кто знал ее? С кем чаще всех видалась?
Кто ближе был? Володька Воротынский?

Отец ро… одной… не погуби…

Старуха!
Всю истину сейчас же говори!
Не скажешь правды, вытяну из тела
Все жилья старые твои.

Григорий
Лукьяновнч!

Кого она любила?

Ей-богу, нет! Ты отпу… сти меня.

Покланяйся ты за меня! Спасите!
Денной разбой в царицыных хоромах!

Ты погоди кричать, еще не время.

Проклятая, молчи!

Ребята, живо!

Явление восьмое

Хитер ты, пес, а не хитрее бабы!
Царю по нраву я пришлась! Спасибо,
Что объявил. Челом тебе, Григорий
Лукьянович! Ты хочешь подслужиться
Царю нетрудной службою — посватать
Пригожую бабенку. За услугу
И за красу чужую хочешь милость
Добыть себе и на чужом добре
Барыш нажить. Так нет же, старый грешник!
Уж если мне судьба и доля вышла
Царицей быть, я сяду и сама.
Потом подумаю, не лучше ль будет
Держать тебя подальше. Два медведя
В одной берлоге не живут, им тесно.

Явление девятое

Ахти, грехи! Куда теперь мне деться!
Пожаловал наш сокол ясный, царь,
Наш батюшка.

Чего ты испугалась?
Поди ко мне поближе, я не зверь,
Я человек, я раб греха и плоти.
Ты, грешница с лукавыми глазами,
С манящим смехом на устах открытых,
Чего боишься? Я тебя не на-дух
Зову к себе! За блудное житье
Эпитимьи не положу тяжелой.
Не постник я! Подвижников смиренных
Постом и бденьем испитые лица
Вам, грешным бабам, видеть тяжело;
Я также слаб своей греховной волей
И ежечасно помыслом нечист,
И разговором срамным согрешаю,
Как вы же, бабы молодые, — значит,
Тебе бояться нечего меня.

Царица здесь была перед тобою,
Она из саду только что ушла,
Я упредить ее пойду.

Поспеешь.
Тебя я в думе видел, ты давно ли
В царицыных покоях?

Я недавно,
Недели с две.

Тебе мои хоромы
По нраву ли?

С младенчества молилась
И грезила, чтоб царские палаты
Привел господь увидеть, послужить
Тебе, царю. Какой же больше чести
Рабе твоей покорной?

Ты вдова?

Вдовею с год.

Я чай, без мужа скучно?

О чем скучать, я мужа не любила.

За что, про что? Иль дурно жил с тобою,
Иль зол он был, иль стар и дряхл, как я?

Не то что стар, а сердце не лежало.

Ты с норовом, тебе не угодишь!
Я знаю вас, вы, бабы молодые,
На молодость и красоту завистны.

Что молодость! Кто силен, тот и молод;
Красавец тот, кто славен и могуч.

Меня бы ты могла любить?

Мне стыдно!
Не говори! Ай, стыдно!

Что за стыд?

Сказать, что не люблю — тебя обидеть,
Да и неправда; а сказать люблю.
Сказать тебе всю правду — грех большой:
И ты женат, и я вдова; так лучше
Не спрашивай.

Ты видела Малюту?

Малюту? Нет: на что мне твой Малюта!
Я утром в думе видела твой взгляд,
И этот взгляд прожег насквозь мне сердце.

Со мною бабы так не говорили;
Я полюбил тебя, ты мне по нраву.

Меня во грех ты ввел. Не спохватилась!
Вот грех какой.

Поди, поди к царице!

Поди, поди! Она жена твоя,
Она красивей, лучше нас, нарядней,
Поди, поди!

С тобой мне веселее!
Ты смелая!

Какая уродилась,
Уж не взыщи. Великий государь,
Ты грамотник: мне имя — Василиса;
А что такое Василиса, знаешь?

Царица!

Да? Ишь, как меня назвали!
Какая я царица, я раба!
Да что я, дура, так разговорилась, —
Поди к жене!

Я не пойду к царице.
А ты сама царицей хочешь быть?

Не искушай меня, великий царь,
Молю тебя!

Захочешь, так и будешь.

Действие третье

 

Отправить