Ай, воры! Ну! Хорош народ московский!
Ты что кричишь?
А то кричу: мы воры!
Мы воры все. Я вас не обижаю.
Чего еще, какого нам царя!
Благочестивый царь и богомольный.
Когда бы мы царю служили правдой,
Давно бы вор из Тушина бежал,
А воры мы. Ну да! Не обижайтесь!
И про себя я то же говорю.
Ни Бога в нас, ни совести, ни правды!
Вчера клялись и целовали крест,
А нынче в ночь бежали.
Стыдно людям
В глаза смотреть. Обманщиками стали
Перед царем мы все. Один сворует,
А стыд и срам на всех.
А кто ж бежал?
Бежали те, кто больше всех божился
Царю служить.
Из стольников бежали:
Князь Трубецкой, князья Черкасский, Сицкий,
Засекиных два брата, Бутурлин,
Дворян, детей боярских нет и счету.
Бегут дьяки, бежит и ваша братья
Подьячие.
И ваша братья тоже,
Где есть барыш, так душу продадут.
Такой базар, такая-то торговля
Под Тушином, в подметки не годится
Московский наш гостиный двор.
Ты, видно,
Из Тушина недавно сам?
Скурыгин?
Он только что вернулся.
Это правда.
Я не сержусь за правду. Точно, бегал
Я в Тушино, да я уж повинился
Великому царю и государю,
И он меня простил за то.
Напрасно!
В мешок зашить, да с камнем в воду. Грех
Таких ворон прощать; тебя простили,
А ты опять уйдешь.
Уж это верно!
И ворожить не надо.
Ну, навряд ли!
Второй из толпы
Повадился кувшин…
Зачем бежать-то?
Сулили мне и горы золотые,
И почести, и думное дворянство.
Не жирно ли?
На месте провалиться!
Вот прихожу я в Тушино. Явился
Где следует: мол, вышел из Москвы
На государево царево имя
Димитрия Иваныча, желаю
Служить ему; а сам держу на мысли,
Чтоб поглядеть его в глаза. Наутро
Поехал вор жену встречать Маринку.
Как я взглянул!.. Как я взглянул! Потеха!
Мужик простой, нетесаный, нескладный…
Такой-то царь у вас! Такой-то!
Я говорю. Да разве глаз-то нету
Во лбу у вас?
Ведь, может, ты и врешь?
Вот разрази Господь на этом месте!
И тушинским царьком, и диким вором
Уж я его ругал, ругал… Ну, в шею
И выгнали из Тушина меня.
Ты говоришь, Маринку; да когда же
Она к нему бежала? В Ярославле
Держали их с отцом назаперти.
Удержишь их!
Да вовсе в Ярославле
И не было ее. Она сорокой
На родину тогда же улетела.
Все видели.
Все дело волшебство.
Расстрига был и сам-то чернокнижник,
Так писано и в грамоте царевой.
Когда его убили, объявились
Его дела. Один из наших видел
И книгу-то, вся черная.
Один!
Все видели, и доски по сажени,
И пятеро поднять ее не могут!
Вот дело-то какое!
Полно, так ли?
Убили-то его ли, не другого ль?
Толкуй еще! Москву-то не обманешь,
У всех в глазах лежал убитый.
Точно,
Не спорю я. Молчанова Михайла
Не знал ли кто?
Ну, как его не знать!
Его кнутом за волшебство стегали!
Стегали-то его при Годунове.
В долгу за то он не остался — Федор
Борисович удавлен им. А после
Он близким был приятелем расстриги.
И вместе с ним по книгам ворожили.
Хитрей того, они лицом менялись
С расстригою. Когда беда случилась,
Расстрига с ним лицом и поменялся,
А сам бежать. Молчанова убили,
А он-то жив и в Тушине теперь.
Напрасно ты мутишь народ, пугаешь!
И без того не тверды!
Что пугать-то!
Я правдою служу царю Василыо;
А говорю, что знаю. Я за вора
Не постою, царем не называю,
Он вор и есть, да только вор мудреный.
С ним воевать хитро, бесовской силой
Он держится. Поди-ка повоюй!
Он знает все: и что, и как творилось
Здесь без него, и что у нас на мысли,
Кто хорошо о нем, кто дурно думал.
Из ведунов — ведун.
Вот времечко-то!
Эх, страшно как, уж лучше отойти.
Меня мороз вот так и пробирает.
Пойдемте прочь; некстати разговор
Затеяли!
Вот ты теперь и думай.
Не обессудь, без умысла сказалось.
Да Бог с тобой. Ты думаешь, мы сами
Не знаем, что ль, того же? да молчим.
Кажись, что здесь велел он дожидаться.
Ты что галдишь? Аль потерял кого?
Аль узнаешь?
Я брата дожидаюсь.
Проститься с ним пришел.
А разве едет?
Далеко ли?
В Ростов. Пошел по лавкам
Купить себе съестного на дорогу.
Вот я и жду. Постой-ка, мне знакомо
Лицо твое, а где встречал — не помню.
Уж не тебя ль я встретил на дороге.
Кажись, что ты! Да нет…
Узнаешь после.
Я сам скажусь. Поговорим покуда.
Без брата, чай, тебе скучненько будет,
Тоска возьмет.
О чем мне тосковать-то?
Не маленький.
Я вижу, ты скучаешь,
В лице сейчас заметно. Сердце ноет,
Тоска сосет, уж ты не говори.
Сказать тебе по правде: сердце ноет,
Сосет тоска, да только не от скуки.
С зазнобы, что ль, сердечной?
Нет, со зла.
Обижен я. Ни перенесть обиды,
Ни позабыть ее я не могу.
Грызет она, как лютый зверь, и гложет
Всю нутренность. Хоть руки наложить, —
Вот каково мне сладко.
Эко дело!
А кто ж тебя обидел?
Он далеко.
Чай, близко был, как обижал. Зачем же
Ты снес тогда?
Да руки коротки.
Неровня мы.
Ну, если за обиду
Считаешь ты, что старший поколотит,
Так много ты обид таких увидишь,
Притерпишься. У нас такой порядок.
Да что тебе за дело до меня?
Поди ты прочь! Иди своей дорогой!
А разве где другие есть порядки?
Каб не было, так жить нельзя на свете.
А где же есть?
Да в Тушине.
Ну, полно!
Там все равны; живут по Божью слову,
Боярину большому, дворянину
И ратнику простому честь одна.
Обидел кто тебя — убей до смерти,
Ответа нет.
Вот это хорошо.
А если ты давнишнюю обиду,
Хоть за десять годов, желаешь вспомнить
И выместить, — охотники сберутся,
Товарищи, и вольною толпою
Пойдут с тобой обидчика искать
На дне морском, лишь покажи дорогу.
И что ж потом?
И дом его сожгут,
И самого на угольях изжарят,
Разграбят все.
А где туда дорога?
Я покажу.
Отец и благодетель!
Дурак ли я, чтоб оставаться здесь.
Еще один попался.
Ой, уйдет!
Глядеть за ним.
Нет, этот не сорвется.
Ты, брат, совсем?
Лишь сесть, да и поехать.
Приказывай, учи меня, ты старший,
Родименький, ты мне в отцово место
Я глуп еще и молод.
Эх, Никола!
Живи себе как знаешь. Ты в Ростове
Останешься надолго?
Нет, я разом.
Прощай, Максим.
Прощай, Никола.
Скоро
Увидимся.
Ну, вряд ли!
Ты на Пресню?
Я в Тушино.
Господь с тобою, братец!
Давно ль клялись служить мы государю,
Давно ль отец проклятием грозил.
Аль ты забыл? Подумай, образумься,
Родимый мой.
Недавно мы клялися,
Недавно мне отец грозил проклятьем,
А я-то, брат, давно поклялся прежде.
Ты в чем же, брат, поклялся? Что за клятва
Твоя была?
Что в Тушино уйду:
Зачем уйду, про то узнаешь после.
Ну, как же быть-то, если по дороге
Заеду я отца и мать проведать?
Что я скажу? С каким лицом явиться
Мне к матери-отцу? И ложь и правду
Я вымолвить боюсь. Солгать грешно,
А правда их сведет в могилу.
Вот что
Скажи отцу: что я благословил
Тебя служить царю Василью правдой,
А сам пошел искать душе отрады,
Свободушки плечам своим, простора
И сердцу ретивому успокоя,
Тоску свою, печаль по белу свету
Размыкивать и вымещать обиды
И старые и новые, большие
И малые, свои и стариковы.
А если мы с тобой на ратном поле
Лицом к лицу сойдемся, как же руку
Я подниму на кровного, родного!
Родименький, подумай! Милый братец,
Ты враг царю, ты враг земле родной.
Щадить тебя грешно, убить — так вдвое.
Да полно ты!
Уж лучше ты при встрече
Убей меня вперед.
Изволь, убью.
Теперь прощай! И с Богом в путь-дорогу.
Остановись! Послушай! Братец, братец!
Родимый мой! Меня-то на кого же
Покинул ты!
О Господи! за брата
Молю тебя! Наставь его на разум!
От гибели, от дьявольского кова
Освободи заблудшую овцу!
А если он злодейства не покинет,
То не введи меня во искушенье,
Ты разведи нас в разные концы
И встретиться не дай на ратном поле!
В Ростов теперь! Пошлет Господь, увижу
Красавицу боярышню! Тоскует
Душа по ней! Запрыгает сердечко
От радости, когда из теремочка
Хоть раз она приветно поглядит
На бедного мальчишку-сиротинку.
Скажи ты мне, какой ты человек?
А помнишь ли, в дороге побранились
И чуть с тобой не подрались.
Ну, помню.
Считаться мы с тобой теперь не станем,
А вот что, друг, ты будь мне вместо брата
И всей семьи. Ты в Тушино когда же?
Пойдем теперь. Мои коротки сборы.
А ты готов?
Готов хоть в преисподню,
Хоть в Тушино, лишь только б не на Пресню.