Кубас, Шишига, забирайте тын,
Да разом в лодку, и лежи как мертвый!
Да не дремать! По свисту подымайся;
А по второму ты, Кубас, за весла;
А ты, Шишига, здесь у лазу будь!
Да поживей!
Ты свистни, а мы смыслим.
Перед тобой, как лист перед травой!
Загораживают тын.
Спасибо вам, робята! Услужили!
Кому ж служить, как не тебе, боярин!
Одно и дело веселить да тешить
Тебя, Степан Семеныч.
Да еще бы!
Потоль и тешиться, пока живется.
Ведь однова живем на свете белом.
Не в чернецы ж идти! Теперь забота
Одна в уме; одно и сплю и вижу,
Как Марью Власьевну достать.
А мы-то!
Да нас и хлебом не за что кормить,
Коль мы тебе забаву не доставим.
Да будь она за тридевять замками,
За тридесять морями — мы достанем.
Вчера всю ночь работали, пилили
Сосновый тын, шесть игол вынимали,
Да и опять поставили, как было.
И разберем и заберем в минуту
Широкий лаз, хоть тройкой поезжай.
А крепко Влас живет.
На всем посаде
Ни у кого нет выше городьбы:
Казну блюдет.
Ну, мы казны не тронем.
А дочерей уж не взыщи. Боярин,
Никак, идут. Схоронимся до время.
Куда ж?
Вот баня!
Ну, и ладно!
Нам в терему и тесно да и душно,
Жара, как в бане, а тебе и любо,
Коль у тебя в Петровки стынет кровь.
Ты старая; тебя не манит лето
На волюшку, на шелковы луга,
В тенистый бор, где белым днем потемки,
В зеленый сад, где алый цвет цветет,
Где вишенье, орешенье назрело,
И налилось, и ждет девичьих рук.
Мы не старухи, нам без печки жарко,
Не больно мил нам нов-высок терем.
Ну, в сад так в сад; мне все равно, старухе.
Что терем, что тюрьма — одно и то же.
Ну будь по-вашему. Вот здесь и сядем.
Ох, не люблю, когда молчат! В молчанки
Мы, что ль, играть сошлися! Нуте, девки,
Повеличайте молоду княжну.
Все величать! Довольно! Надоели.
Сказать аль нет? Вестимо, что не дело
Холопское о господах судачить,
И промолчать нельзя.
Ну, что такое?
Да всё про то же, всё про жениха-то.
Что у кого, а у меня забота
Одна.
Тебе-то что, коль ей по сердцу?
По сердцу не по сердцу, а пойду
И ох не молвлю!
Думали, гадали
Родимые, да вот и догадались.
Ну ровня ли! Седой как лунь, согнутый,
Глядит медведем, так и хочет съесть.
Одно и лестно, что большой боярин.
Так не с боярством жить, а с человеком.
Как месяц ни свети, а все не солнце!
Ей что ни поп, то батька: все равно;
Ей лишь бы замуж, разбирать не станет.
Само собой. Да разве наша воля
Себе мужьев по сердцу выбирать!
Прикажут, и конец; а мил ли, нет ли —
Тебя не спросят.
Лучше утопиться.
Не мы одни, всем девкам та же доля,
А всем топиться, Волгу запрудишь.
Другая б плакала, а ты так рада.
О чем, о ком я буду горевать-то?
Боярыней живи да величайся,
Ешь сладкое, медов сыченых вволю,
Гора горой пуховики лебяжьи
В опочивальне; хочешь спать, так спи,
А нет, лежи: пусть тонет бело тело
И нежится. Да вот сама увидишь,
Так раздобрею в год, что не узнают.
Работы нет, заботы не бывало!
Сиди как пава, а кругом рабыни
Кроят, и шьют, и строчат во сто рук.
Такая жизнь, что умирать не надо!
Чего жалеть-то? Девичью красу
Да косу русую? Об ней поплачу,
Как расплетут, да но уши повяжут
Волосником, да бабью кику взденут.
Тебе с ним жить, ну и живи как знаешь,
Не наше дело, кончен разговор!
Что ж мы начнем? Все песни перепели.
Переиграли игры, разве сказку
Договорить, что даве начинали.
Да с уговором: нИлюбо — не слушай,
Лгать не мешай!
Досказывай хоть сказку.
Ты думаешь, нам очень любы сказки?
От скуки слушаем, одна забота,
Как время скоротать. А вот ты мелешь,
Мы слушаем; так время и проходит.
Досказывай Никиту Кожемяку!
Ну, долго ль, коротко ли, в сказке скоро,
На деле-то не вдруг. Ну вот в ту пору
Сидит себе Никита, кожи мнет.
И держит он, красавицы мои,
В руках двенадцать кож; вдруг царь в кожевню,
Взглянул Никита, так вот и затресся;
Со страху ходнем руки заходили,
И разорвал он те двенадцать кож.
Ну, ври еще!
Известно, сказка складка,
А песня быль; не мимо говорится.
Не всякая. Сама же ты певала,
Что воля красным девушкам гулять;
Молодкам миновалася гульба.
Мы девки вот, а все живем в неволе.
Досказывать аль нет?
Ну брось, не надо.
Уж надоело про змеёв-то слушать!
Чего же вам?
Любовную скажи!
Ты расскажи, как в тереме высоком
Сидит красавица; замком булатным
Дверь заперта дубовая, и стража
И день и ночь круг терема стоит.
И солнцем не печет, и буйный ветер
Пахнуть не смеет на нее.
А дальше?
А дальше я не знаю; я не стала б
Просить тебя, сама бы рассказала.
Ты знаешь всю, тебе и книги в руки.
Как добрый молодец прокрался в терем…
Да ты нам все рассказывай, как было.
А мать услышит, кто в ответе будет?
Пойдем в малину! Не найдут до завтра.
Ну, быть по-вашему! Срамницы, право!
Вас хлебом не корми, а дай послушать
Соромских сказок. Да и то сказать —
Все взаперти: чужих людей не видим,
Гулять нет воли, миловаться не с кем,
А у живого на уме живое.
Рассыпались в кустах.
Мани легонько!
Вот диво-то! Не с неба ль ты свалился?
Не вихорь ли занес?
Да надоело
Через забор вести переговоры.
И видит глаз, да зуб неймет. Поближе
Хотелось быть; лицом к лицу, бок о бок
Речь тайную, любовную держать
И миловаться, как душе угодно.
Мы разобрали тын.
Ты, парень, ловок.
Ведь рано ль, поздно ль, надо ж будет, Маша,
Тебе покинуть свой терем высокой,
Чужую сторону узнать, так лучше
С милым дружком тайком уехать! Разве
Узнаешь думу батюшки-отца
Иль матушки твоей башку пустую?
Загубят век, спихнут за старика
Постылого на горе да на слезы.
Чего же ждать? Что думать! Свистнуть, что ли?
У нас готово, люди в лодке, сядем
Да и поедем.
Как же, дожидайся,
Так и поеду! Нет, ошибся, парень.
Ты поглупей ищи!
Ты вот как, Маша!
Уж нелюб стал?
За что тебя любить-то?
Обманщик ты! О святках было, помнишь,
У нас в дому плясали скоморохи,
Ты мехоношей был, ты что мне баял?
Что ты купецкой сын, Иван Ковригин.
Зима прошла, весна-красна настала,
На дереве у моего окна
Ты по ночам сидел, и коротали
Тайком с тобой весенние мы ночи.
Не раз, не два я спрашивать пытала
Об имени и отчестве твоем:
Иван Ковригин, только и ответу.
Ну, как тебе не грех? Я все узнала:
Ты не купецкой, а боярской сын
Степан Семеныч, Бастрюковых роду.
И скоморохи-то твои всё слуги,
И сам ты скоморох.
Тебе же лучше.
Боярской сын, — тебе почету больше,
Со скоморохом веселее жить.
Ну нет, старуха надвое сказала.
Купецкой сын-то женится честь честью.
А у тебя, я знаю, во дворе-то
Всё краденые девки да молодки;
И я в таких же буду. Нет, зачем же?
А ты женись, как следует, порядком,
Тогда вези, куда душе угодно.
Да я бы рад, да вишь, Нечай Шалыгин
Берет сестру твою Прасковью замуж,
Он враг заклятый и отцу и мне;
Не то что сватать, мне нельзя и носу
К вам показать.
Ну, станем дожидаться;
Мне лет немного; я не перестарок.
Толкуй с тобой; а замуж отдадут?
Своей охотой не пойду; а силой
Неволить станут — ну тогда, не знаю,
Быть может, парень, выйдет на твое;
Тогда ломайте тын, готовьте лодку,
Бери в охапку и тащи домой.
Голубушка!
Ты волю-то не очень
Давай рукам, повремени до срока!
Придет пора, ни слова не скажу,
Твоя же буду.
Жизнь моя, лебедка!
Пройди весь свет от края и до края,
По всем землям, по всем ордам немирным,
Ищи другого парня, не найдешь,
Чтоб так любил, как я. Да вот что, Маша.
По-нашему любить, так вот как: видишь
Булатный нож?
Да что ты! Бог с тобой!
Нет, погоди! Промолви только слово —
И глазом не моргну, по рукоятку
В грудь опущу. Вели!
Да верю, верю.
Убей меня Господь на этом месте!
Да лжешь ли, нет ли: сам ответишь Богу,
А слушать сладко.
Значит, по рукам?
Да что уж говорить! Тебя полюбишь,
Так не разлюбишь скоро. Поведешься
С тобой, так на других потом не взглянешь.
Ишь ты какой пригожий уродился.
Домой пошли. Пора. Прощай!
Ай, ай!
Чего она?
Шутило воеводин.
Авось-то он смирнее у невесты.
А все боюсь, душа уходит в пятки.
Бродил кой-где, с неделю укрывался,
А надобно ж когда-нибудь явиться.
Велит сыскать, так не проси пощады.
Ух! Идол! Змей Горыныч! Чудо-юдо!
Бывает виноватому прощенье?
Хоть редко, а бывает иногда.
Помилуй, дяденька! Вперед не буду.
Вставай, собака. С одного вола
Две шкуры не дерут. Да только помни,
Шутить с оглядкой, как бы не заплакать!
Покрой ковром беседку-то, Настасья!
Пожалуй, осударь Нечай Григорьич,
Изволь, присесть, не нудь боярских ног.
Мы здесь свои, и вы садитесь рядом.
Вы нареченные мне тесть и теща.
Не подобает нам, с женишкой Настькой,
Перед тобой, высоким воеводой,
Сидеть да барствовать. Нам, темным людям,
Холопями твоими быть за счастье;
Родня роднёй, честь честью, осударь.
Ты погости у нас, а мы послужим.
Да ну-ка ты! Служи один, я сяду.
Я экой чести сроду не видала,
Во сне не грезилось; что я за дура —
Привел Господь сесть рядом с воеводой,
А я не сяду! Ну-ка, дожидайся!
Сажает сам! Хоть малость посижу-то,
А сколько чести у меня прибудет!
Не осуди! Прискорбна головой,
Сызмальства скудоумна, Бог обидел.
Робячий смысл, нелепое творит.
Не тронь, сидит.
Я, дядя, тоже сяду.
Понаберись-ка разума, ума
От нас с Настасьей. Хитрое ли дело
Судить, рядить да речи разводить
С боярами да с думными дьяками!
Поговори-ка с нами, дураками!
Откушай, не побрезгай! Чем богаты,
Тем мы и рады.
Покажи дорогу!
Допреж хозяина и поп не пьет:
Клади начин и подноси по ряду!
Желаю здравствовать на многи лета!
Храни тебя Господь да царь люби!
Не осуди, что речи не умильны,
Что мы, по простоте своей, не знаем,
Как чествовать и величать тебя.
Спасибо, Влас! Проси теперь хозяйку.
Хозяюшка!
Уж пить ли мне-то, право?
Да не дури! я кланяться не стану —
Примай да бей челом.
Короток разум
У бабы-то; сказала б, да не знаю,
Грехом обмолвишься, неладно выдет.
Ну, будь здоров!
Спасибо и на этом.
Теперь сама проси.
Покорно просим.
В гостях — в неволе. Отказать не смею.
Я выпью!
Знатный мед, стоялый, крепкий,
Хороший мед! Ты, Влас, живешь исправно.
Да есть-таки запас про всякий случай:
Для праздников, вот дочери невесты.
Так для родни да для попов пасем
Попотчевать послаще. Все ж не ровня
Твоим медам боярским; нам далеко
С тобой тягаться, мы живем черно,
Да и сварить-то путно не умеем.
Ты наше малое поставь в большое.
Не диво пиво, дорога любовь.
Недаром говорят: не будь запаслив,
Будь гостю рад.
Я не обсевок в поле,
Такой же гость, а ты меня обносишь!
Пирог с крупой и мы с рукой, да, видно,
Кого блинками, а меня пинками.
Не по губам тебе, язык проглотишь.
Ну, зелена винца!
Вот есть в сулейке.
Покланяйся, а я ломаться стану.
Ты сам себя попотчуй, сколько влезет,
Бери совсем. Своя рука владыка.
Ты, волчья сыть, медвежья дрань, дорвался!
Смотри не задури!
Я помаленьку.
Пей помаленьку, только выпей все.
Закону нет глядеть невест до свадьбы,
А мне охота; хоть глазком взглянуть бы.
Да ты глядел.
Не сыто наше око:
Посмотришь раз, манит тебя в другой.
Вот женишься, так наглядишься вдоволь:
Неказанному золоту цены нет;
Показано, так всякой цену знает.
Здорова? Не скучает?
Да с чего ей!
Об чем скучать? растет, толстеет, всходит,
Как на дрожжах опара.
Ты, боярин,
Не обижай! В любви держи да в холе,
Чтоб нам не плакаться.
Молчи ты, дура!
Да что ты! Что молчать! Я не чужая,
Я мать родная. Ты меня послушай,
Родимый зятюшка, Нечай Григорьич!
Уж чтоб и мне, старухе, был почет,
Чтоб все таки, от мала до велика,
Мне кланялись, а я чтоб величалась.
Вот я иду, примером, хоть к обедне,
Народ без шапок, с кем заговорила —
Чтоб на колени падал.
Ты очнись;
Коль захмелела ты, поди проспись,
Ты голову с меня снимаешь!
На-ка!
Я теща воеводская! Кому же
И величаться, как не мне? Вестимо,
Я в городе большая, больше всех.
С тобой начни, до завтра протолкуешь.
А мне пора. Бессудный, собирайся!
Чужа изба засидчива. Прощайте!
На след попал, по красному по зверю.
Ты обожди, я погоню на вас.
Переложил хмельного, брешет спьяну.
Вот зверь, так зверь; не соболь, не куница,
А красная девица. Эй! Ловите!
Перенимайте на дороге!
Марья!
Ты как зашла?
С сестрой гуляли, с няней
Мы даве здесь; они домой пошли,
А я замешкалась; бегу за ними,
Вдруг он навстречу, я в кусты с испугу
И схоронилась, там и просидела.
Вот я тебя! Беги домой, срамница!
Бесстыдница!
Постой! Какие очи!
Нельзя налюбоваться, наглядеться!
Я много видел на своем веку, —
Таких очей не приводилось видеть.
Красавица, ты из какой земли?
Кто породил тебя, кто возлелеял?
Меньшая дочка, Марья.
Вы обманом,
Холопы, смерды, обошли меня:
Похуже сбыть товар, так воеводе,
Получше дома приберечь. Я знаю
Купецкую замашку. Ты мне ворог,
Ты плутовством живешь, обманным делом!
Помилуй, осударь, мы без обману,
По старшинству, Прасковью выдавали —
Таков у нас обычай.
Я Прасковью
И видеть не желаю, врозь все дело!
И Марью я не выпущу из рук!
Отдайте мне ее! Ее отдайте!
Ее хочу, ее беру, отдайте!
Я вас озолочу.
Твоя есть воля.
Бери хоть эту, коль пришлась по нраву.
Да что ты! Что ты! Где ж такой порядок?
Да нешто водится?
Уйми жену!
Да как унять, что делать с ней, боярин?
Бью походя, околотил все руки.
Настасья, слушай! Мил тебе аль нет
Свет белый, вольный? Молви только слово
Противное, убью тебя до смерти!
Молчи да в ноги кланяйся за милость.
Благодарим за честь!
Так рукобитье?
Приказывай; велишь — сейчас ударим.
Пойдем в хоромы, там и порешим.
Веди невесту, при огне посмотрим,
Здесь тёмно стало. Девица-краса,
Ты не слези свои сокольи очи,
Ты не труди свою лебяжью грудь!
Не на́ горе ко мне пойдешь, на радость.
Ах, старый пес! Ты слышал, Резвый?
Слышал.
Ведь дело дрянь.
Беда ума прикупит.
Ты не кручинься, как-нибудь поправим.
Поправить нечем, надобно украсть.
И я про то же. Лишь бы показалась —
Уж только здесь и видели ее.
Да выдет ли?
Да сердце не утерпит.
Урвется как-нибудь на малой час
Хоть на прощанье вскользь словечко бросить.
Ай, молодцы! Веселые робята!
Ну, как теперь: явить ли воеводе,
Да и накрыть удалых молодцов?
Иль зло сорвать — продать его, собаку,
Да послужить ребятам удалым?
Нет, лучше к дяде. Он за эту службу
Не пожалеет горсти серебра.
Зевать не надо! Ты гляди, да в оба!
Всю ночь прождать, да только б не с пустыми
Руками нам домой вернуться. Лучше
Не жить на свете, вовсе не родиться!
А уступить нельзя: не мой обычай.
Никак, идет.
Свисти!
Резвый свищет. Марья Власьевна на крыльце.
Ты ль это, Маша?
Я, мой родной! Иду и ног не чую!
Спаси меня, спаси! Мне все постыло,
Мне лучше в омут, чем назад в хоромы:
Отец родной и матушка родима
И продали, и пропили меня.
Да где ты?
Здесь! Боюсь идти в потемках.
Свисти в другой!
Резвый свищет.
Чего со мной бояться?
Душа моя, голубка, полегоньку
Мы на руках тебя снесем до лодки,
Тын разбирается.
Да и прощай, и поминай как звали.
Держите!.. Воры!
Осударь, спасайся!
Авось пробьемся. Мне свою голубку
Неужто бросить!
Бросишь поневоле.
И рад бы взять, да руки не достанут.
Вяжите их!
Поди-ка сунься кто!
Прощай, касатка, не моя — чужая!
Ну да, чужая. Пусть владеет силой,
Ни ласки он, ни слова не дождется.
Мне что сказать, мне чем тебя утешить?
Ему не я, а красота нужна.
Так пусть же силой нас и обвенчают,
Пусть что хотят, то делают; я буду
Как мертвая.
Так вот, Степан Семеныч,
Ты по каким делам пошел?
Ошибся,
Ты не узнал, я не Степан Семеныч.
Бастрюков и слуги входят в лодку.
Эй! Люди! В лодки, да в погоню живо!
Что было лодок, все поотвязали
И по воде пустили. Не в чем ехать.
Поедем тихо, и пешком догонишь.
Смотри, куда поедут — вверх по Волге
Иль вниз?
Ни вверх, ни вниз, даются в реку;
Не видно стало, обняли потемки.
Вот видели, как девок-то воруют!
Вот погляди! А как за ней усмотришь!
Украсть хитро, как сторожей поставлю!
Да просто так, возьмут да и украдут.
Не надивлюсь, когда они спознались.
А вот пойдем притянем всех к допросу,
Всех нянек, мамок, спросим и ее.
Эй, заберите тын, да подоприте
Его путем! Всю ночь ходить дозором!
Ну, мы ее побережем покрепче.
Ко мне, в мой дом ее перевезите,
Что на посаде: он пустой стоит;
Там не украдут; пусть живет до свадьбы.
Как хочешь сам, а мне не уберечь.
Оно и лучше — от беды подальше.
Иди домой! Ах, батюшки, нейдет.
Упрямится. Дай время — обойдется.
Душа горит, на части сердце рвется
Ретивое. Куда ты подевалась,
Моя удача, мой талан да счастье?
Степан Семеныч! Выпей хоть маленько,
Облей ты, окати свое сердечко,
Повеселее будет.
На роду ли
Мне так написано, аль доля вышла
Спознаться с горем. Ройте мне могилу,
Дубовую колоду приготовьте.
Желтым песком засыпьте!
Нас живыми
Зарыть в могилу надо, что доводим
Тебя до этакой кручины.
Слуги
И челядинцы верные мои!
Я вас кормил, и жаловал, и тешил,
С плеча дарил свое цветное платье —
Хоть в жизни раз и вы меня потешьте!
Я в ноги нам ударю, доставайте
Мне Марью Власьевну!
Робята, надоть
Хоть умирать, а доставать. Потешим
Боярина. Вели, Степан Семеныч,
Мне слово молвить.
Молви.
Головы
Повинной не секут, не рубят. Прежде
Ты выслушай, потом казни, как знаешь.
Хоронится у нас от воеводы
Роман Дубровин.
Ведомого вора
Во двор пустили. Ну как вдруг нагрянут
Да вора вымут на моем дворе!
В ответе я. По грамоте царевой,
И головой, и животом отвечу,
Поместья отберут на государя
За ваше воровство!
Степан Семеныч,
Не вор Дубровин. Тем и провинился,
Что жил богато да жена пригожа;
Его томил в остроге воевода —
Все денег вымогал. Сбежал Дубровин,
Так он в тюрьму его хозяйку вкинул;
И ночи там она не ночевала,
К себе ее в хоромы перевел.
В бегах был с год Дубровин, вот вернулся,
Сгрустнулось, повидаться захотелось
С женою.
Где ж она?
У воеводы.
Так вы его пустили?
Да боится
К чужим пристать. Да что ж, Степан Семеныч,
Пускай живет; у нас его не сыщут;
А взыщутся, так мы тогда спровадим,
И след простыл; а нас хоть жги огнями:
И знать не знаем, слыхом не слыхали.
А уж куда на выдумки гораздой!
Потолковать бы с ним о нашем деле,
Худого не придумает.
Зови!
Кубас, беги! Да ты найдешь?
Пошарю,
Авось найду. Еще бы не найти!
Я свой, не сыщик.
Горе-то убило
Теперь его, а уж куда затейник —
Что слово скажет, то рублем дарит.
Послушаем. Крестами поменяюсь,
Коли беду мою бобами разведет,
Печаль-тоску на радость поворотит.
Кромя его и некому.
Посмотрим.
Здорово, осударь Степан Семеныч!
Живешь давно, а глаз своих не кажешь
Хозяину. У нас таких порядков
Не водится меж добрыми людьми.
Да по́што я тебе? Живу я смирно,
Тебя не трогаю. И ты не трогай!
Пришел не в гости, ни с добром, ни с худом,
Пришел потиху и уйду потиху.
Пришел я незван и уйду я негнан.
А за постой скажу тебе спасибо!
Зачем покликал?
Дело есть, Дубровин.
Тебе не боязно?
Чего бояться?
Велю связать, да к воеводе.
Шутишь!
Я пуганый, меня не испугаешь.
И то шучу. И волосом не тронут.
Нужна послуга.
Будет ли под силу?
А есть охота?
Твой слуга, боярин.
Не ждал беды, сама беда сыскалась,
Тужить не думал, довелось тужить.
За что про что сыр-бор горит?
За девку!
В руках была, да отняли из рук.
Здесь девушки по денежке.
Не купишь
И тысячей. Слыхал ли ты про Власа
Дюжова?
Кто ж его не знает, плута,
Лисицу старую!
А дочек видел?
Чтоб не солгать, раз с десять доводилось.
Молва идет: не знаю, правда ль, нет ли? —
Прасковью Власьевну за воеводу
Просватали. Ужель, Степан Семеныч,
Я молвлю не в укор, ее жалеешь?
Похаять нечего, с лица красива,
Собой статна, а все же кус не твой;
Вот Марья Власьевна совсем другая,
Как не родные точно.
Про нее-то
И говорю, ее-то и жалею;
Мы по любви сошлись и столковались.
Чего ж жалеть-то? Сватайся порядком,
Не отдадут, возьми без позволенья.
Так и задумал.
Ну!
Да помешали.
Я за руку, а за другую…
Кто же?
Все он же, воевода.
Не татарин:
Не женится на двух.
Да он раздумал
Прасковью взять. Как увидал меньшую,
Так подавай ее, а ту не надо.
Во двор берет беречь, чтоб не украли.
А надо бы украсть. Ужли уступишь?
Что уступить, что заживо в могилу!
Мне жизнь не в жизнь! Бесчестье-то бесчестьем,
Да каково, слюбившись, расставаться.
Не плакать стать; слезами не поможешь.
Подумать, да за дело.
В добрый час!
Повыстудить бы избу. Лишних за дверь.
Останься, Резвый, ты не помешаешь.
Идите вон и подождите зову.
Слуги уходят, кроме Резвого.
Боярин, я пришел недаром. Тоже
Должишко есть; повыправить хочу.
Взаймы жену, без спросу, люди взяли:
Просить по чести — самого посадят,
Что век не вылезешь. Одно осталось —
Свое добро у вора воровать.
Давай уж вместе! Первым делом надо,
Чтоб воевода выехал дня на два,
Хоть за охотой, хоть на богомолье.
Из города не выживешь его.
А надо бы. Нам только самого-то
Долой бы с глаз, а челядь наша будет.
Хитер, собака, не обманешь.
Можно.
На свете нет такого хитреца,
Чтоб не было хитрее. Воевода
Хитер, да не умен.
Почем ты знаешь?
Не станет умный с ведунами знаться,
А он без ведуна не ступит шагу.
Во всяком деле, важном и не важном,
Мизгирь ему советчик. Так пристойно ль
Боярину ума-то набираться
От мужика?
А кто таков Мизгирь?
Известный плут; слывет за ведуна
У глупого народа. Он немало
Людей изводит порчей, а другого
Не смыслит чародейства. Уж давно бы
Его казнить пора за лиходейство.
Послать в Москву, там суд короток будет, —
Не волоча, сожгут его живого
За волховство. А умный воевода
Его на воле держит, днем и ночью
Во всякий час к себе в покои водит,
По книгам смотрят, в шестокрыл и в рафли.
Вот дело-то какое. Поклониться
Приходится.
Кому?
Да мне.
Изволь.
Постой, Степан Семеныч, ты боярин,
Заставь холопей кланяться ему,
У нас спина гибка.
Да вас не надо,
Пусть сам поклонится.
На что ж тебе
Его поклоны нужны?
Сердце тешу.
Я кланялся немало и задаром;
Пускай хоть раз поклонятся и мне.
Я денег не прошу, меня не купишь,
А за поклон я душу положу.
Поклон не в труд и не в бесчестье, если
За дело кланяться и за услугу.
Я поклонюсь, да было бы за что.
Меня Мизгирь боится; прикажу
Из города спровадить воеводу,
Так он спровадит, а послать деньжонок,
Да припугнуть, да посулить еще,
Так завтра же ушлет на богомолье —
И тот пойдет.
Чем свет пошлю Кубаса.
Я сам снесу.
А много ль денег надо?
Недорого продаст он воеводу.
Чего не жаль, то и пошли.
Ну, ладно.
Прости, до завтра!
Ты, Степан Семеныч,
Опочивать ложись!
Вели дать меду,
Мне не впервой гулять до бела света.
Ты где бродил?
Не клином свет сошелся.
Гулял по Волге?
Волей и неволей,
В бурлаках…
И в удалых молодцах?
Всего бывало.
И большой дорогой
В ночь темную?
Придет пора, покаюсь.
Ни ты чернец, ни мне конец, боярин.
Здесь слух прошел про Худояра. Слышал?
Слыхать слыхал.
А может, и видал?
Так правда ли, что он народ не грабит
И на богатых лишь оброк кладет;
Не жалует служилых и посадских,
И нас, дворян поместных?
Ты боишься?
Мне что бояться, я живу по правде.
Так что ж тебе?
Да поглядеть охота.
Зачем, боярин?
Удаль заставляет.
Так вот гляди: мы схожи уродились:
И голосом, и волосом, и ростом;
Один в другого удались точь-в-точь.
Ну, что ж задумался?
Да я не знаю,
Вязать тебя за схожесть с Худояром
Иль чествовать и величать за удаль.
Являть ли воеводе, иль медами
Поить тебя сычеными. Спросить бы,
Да некого.
Ты у души спроси;
Душа вернее скажет.
Правда.
Резвый!
Вина давайте, меду. Песни пойте!
Дым коромыслом! С горя загуляем,
А с радости опохмеляться будем.
Уж и полно нам, робята, чужо пиво пити,
Не пора ли нам, робята, свое затирати?
Солод молод на овине, а хмель на тычине.
Уж и что же вы, робята, приуныли!
Аль у вас, робята, денег нету?