Сходилася правда со кривдою,
Кривда правду переспорила.
Пошла правда по поднебесью.
Пошла кривда по сырой земле,
По народу православному:
Оттого суды неправые…
Бирюч идет, бирюч! Снимайте шапки!
Проваливай подале, мы слыхали!
Не первый раз, не новая новинка!
Мы думали, что свежи, ан всё те же.
Разбойников и татей и убойцев
В посаде нет, разбойничья приезду
Не держим мы; так ни́почто и кликать.
Да кличь не кличь, немного проку будет,
Коль не ловить. По селам, по деревням
Разбойники и днем и ночью грабят,
По Волге нет проезду, по лесам
Становятся станами без опаски.
Вот там бы их и брать живьем руками;
А кликать по торгам — какая польза!
Зачем же к нам посажен воевода,
Как не затем, чтоб татей и убойцев
Разыскивать.
Не до воров ему.
Пригожих баб да девок на посаде
Да по клетям добро как раз разыщет,
Не утаишь.
Терпенья нам не стало!
Чему не быть, а надоть челобитье
Царю писать.
Воров не ловит — горе;
А как поймает — вдвое: он воров-то
Берет из тюрем на дом, научает
Поклепом нас, посадских, обносить.
Ты ничего не ведаешь, не знаешь,
А он, по воровскому наговору,
Берет тебя без сыску и пытает
Без царского указу, — мукой мучит,
Огнем палит.
Да с пыток-то поминки
Берет на нас, на выкуп выпускает.
Довольно с нас, два года потерпели,
Пора писать и челобитье.
Слышу
Давно уж я, что надо челобитье
Царю послать, да только разговоры,
А дела нет.
Москва нам дорога́,
С пустыми-то руками не поедешь.
Ну брат, ау! Коль завязалась драка,
Так не жалей волос. Во что ни станет,
Да только бы избыть его от нас.
Московские расходы разверстаем,
Рассудим, что и как, и много ль денег
На проести собрать да на гостинцы.
Живей, живей! Сейчас пойдет боярин
В собор с гостьми. Чтоб у меня кипело!
Ворочайся, да живо! Мнется, словно
Медведь ученый.
Как еще работать!
Гуляем, что ль? А ты возьми-ка мётлу,
Да помети, чем лаять занапрасно.
Разинул пасть-то! Цыц! Не в дармоедах,
Не то что вы, живу у государя:
На части рвусь, куска недоедаю.
А вам одна забота: завалиться
Подальше где, что днем с огнем не сыщешь,
И спать весь день, пока опухнут бельма;
Мол, все равно, работай не работай,
Накормят даром.
Даром и побьют.
Ну, видно, их не больно жирно кормят:
У нас в посаде только и воруют,
Что воеводские.
Коль брюхо сыто,
В чужую клеть за ежей не полезешь!
Какие воры, страсть! Концов не сыщешь.
Ты, смерд, молчи!
А ты что за помещик?
Ой, ой, убил, убил, прошиб до мозгу,
Проклятый пес, паршивая собака!
Издохнуть бы тебе, как басурману!
И чтоб ни дна тебе и ни покрышки,
Поганому. У! Волк тебя заешь!
Расплакался, аль подзатыльник дали?
Тебе-то что, холопья образина!
И он туда ж
«Аль подзатыльник дали?»
Ай, батюшки! убил, убил, по темю.
Костыль сломал, собака!
Пожалеет.
Меня-то, что ль?
Нет, костыля-то.
Дьявол!
Что воешь-то? Какой детеныш малой!
Не все ль равно тебе, как псу издохнуть
Под палкой ли, иль пьяному под тыном!
Не приставай! Всего изъем зубами.
А вам-то что смешно, холопье стадо?
У вас самих увечья не проходят.
Влетело, брат!
Влилось!
Попало ловко!
Ты к носу три.
До свадьбы заживет!
Ну, подвернись который, изувечу!
Коль в волосы иль в бороду вцеплюсь,
Не выпущу; так вся в руках и будет,
Ни волоска живого не оставлю.
Ну, полно ты! Мы шутим. Ты подумал,
Взаправду, что ль?
Нам что!
Господь с тобой!
Обиды нет тебе.
Вестимо, в шутку
Язык чесать.
Не трожь его, робята!
А ты скажи нам, милый человек,
За что про что обиду терпишь?
Даром.
Жениться, черт, задумал…
Так. Ну что же?
Дюжова дочь облюбовал.
Ну, знаем.
Я сдуру-то сболтни ему неладно,
Мол, старому жениться ненадолго,
Да часто, мол, и не себе, а людям.
И я-то глуп, шутить связался.
Верно!
Ты с тем шути, кто любит. Ну, и что же?
Как вскочит он, затресся, ровно Каин,
Как волк стучит зубамн, словно угли
Глаза зажглись, седая грива дыбом…
Видал ли ты, как окаянных пишут
На папертях? Точь-в-точь.
Какой бедовой.
А вот пойти да скаредные речи
Боярину явить. Бросай, робята!
Боярин вышел.
Братцы, схороните!
Беги скорей, покуда не схватили,
Валяй во все лопатки, не догонят.
Стрелой летит. Держи его, робята!
На лошади, да разве на хорошей,
А на плохой низа́что не догонишь.
Как шкуру-то, робята, соблюдает,
Диви бы бобр сибирской али соболь!
Ты говоришь, что местом вышло. Верно.
Воистину.
Здорово! Ты послушай!
Поехали мы зверя погонять,
Гляжу: лиса катит из мелколесья
По вырубке в сосняк, вот так и стелет,
Как желтый лист по ветру. Вижу, дело
Выходит дрянь: уйдет, сплутует. Надо
Заворотить, наперерез ударить.
Хлестнул коня по бедрам.
Что за парень
Особняком стоит? Коль наш — не трогай,
А кто чужой, так опроси построже.
Проехал я шагов не больше с сотню,
И вдруг мой конь, как вкопанный, ни с места.
Как в землю врос. Уж я его и плетью,
И лаской, нет, — дрожит, трясется, уши
Насторожил. Я вижу, дело плохо.
Какой такой?
Из наших, из рыбацкой!
Ну ладно.
Вот я слез, перекрестился.
Обшел вокруг три раза, зачурался,
И ничего, — мой конь пошел, как надо.
Так вот и знай, что значит место.
Диво ль!
В большом лесу, где всяка нечисть бродит.
В своем саду я летось заблудился
Средь бела дня! Немало мы дивились:
Брожу кругом, а выходу не вижу.
Такая страсть, что Господи помилуй —
Не доведи вперед, умрешь со страху.
Уж и кричал, кричал, сошлись людишки
Да вывели.
Всего бывает! Что ты?
И бьет челом, боярин, и являет
Твой сирота, былой подьячий Жилка.
О чем еще, анафема?
О бое
И грабеже денном и об увечье!
Которой раз тебя увечат! Скоро ль
Совсем убьют? Пора бы! Кто же грабил
И бил тебя?
Семена Бастрюкова
Дворовые и скоморохи: Резвый
С товарищи; они ж, боярин, воры,
И картами и зернью промышляют,
И табаком, и воровское держат
И продают, и беглых укрывают,
И на посад насильством в харях ходят
С потехами, и скаредные песни
И срамные поют и действа деют,
Тебя ж обносят скаредною лаей
И неудобь-сказаемою бранью…
В том жалоба моя тебе и явка.
А грабежу?
Колпак да зипунишко.
За что про что?
Да якобы с тобою
Я стакався составным челобитьем,
Испродаю посадских и убытчу,
Поклепами.
Семена Бастрюкова
Унять давно пора. Зазнался больно,
На шею сел ко мне. Плутам заступник,
Оберегатель земской. Двум медведям
Не жить в одной берлоге. Челобитье
В избе подай мне завтра. Мы посмотрим,
Велим сыскать и, буде виноваты
Доподлинно, людишек Бастрюкова
Не пощадим.
Ты смилуйся, пожалуй!
И сироту твою не дай обидеть
Ругателям.
Алтынник, кровопивец!
А крест на нем, робята, есть аль нету?
Навряд ли уж. Другой татарин лучше.
Кричат, а что: никак не разберу я.
Да мм чего? Вы говорите прямо,
Поди сюда вперед и говори!
Из-за людей не слышно. Что ж вы стали?
Ай молодцы! Вы смелые робята!
Из-за людей облает и присядет,
Разинет пасть и тягу. Кукиш кажет
Из рукава, чтоб люди не видали.
Чего же вам? Строптив, сердит я, что ли?
Не милостив? Все это правда ваша,
Я не святой. А знаете ли, дети,
Писание нас учит покоряться
Властителю и доброму и злому.
Строптивого послушать перед Богом
Угоднее. Иль мнится вам, что власти
Людским хотеньем созданы? Что можно
Без власти жить? Что мы равны? Так знайте.
Звезда с звездою разнствует во славе,
Так на небе, и на земле всё так же:
И старшие, и младшие, и слуги,
И господа, и князи, и бояре,
И Господом венчанные на царство
Великие цари и государи.
За чином чин по лестнице восходит
От нас к царю и от царя до Бога.
И всяка власть от Бога. Власть не судят
Подвластные, а только царь, ему же
Господь вручил нас всех на попеченье.
Из-за чего нам ссориться! Вы дети,
Я вам отец! Не лучше ль нам любовью
И миром жить! Ходите по закону —
И вам целей, и мне милей! За что же
Браниться-то! Нехорошо. Неладно.
Пошарь-ка там с своими молодцами,
Не сыщешь ли кого из крикунов.
Да не зевай! Того, Баим, не бойся,
Что в виноватых правый попадется:
Не виноват — укажет виноватых.
Переловить, связать и запереть
Всех накрепко в сторожню, там рассудим.
Чего тебе? Ты тише, не толкайся!
Что за напасть! Да что ж вы, драться, что ли?
О чем шумят? Чего не разделили?
Никак, Баим посадских обижает.
Застой за нас! Безвинно бьют и мучат.
Оставь, Баим!
А ты что за указчик?
Велел сыскать ослушных воевода,
И сыщем их. Пока найдем да свяжем,
Не отступлю.
А как всполох ударим
На весь посад — и ног не унесете!
Не мятежи чинить, а для наряду
На городу посажен воевода.
Сбирай стрельцов!
Робята, расходитесь!
Не тронет вас никто.
Не ты в ответе,
А я, с меня и спросят.
Ты не бойся,
Я сам скажу в соборе воеводе.
Пусть на меня и сердится, как хочет.
Иди со мной в собор.
За мной, робята!
Вы, смерды, прочь! Не видишь, я иду?
Как не видать.
Иди, как люди ходят.
Я кто теперь? Фу! Прочь поди!
Настасья!
Уймешься ты аль нет?
Фу! Смерды!
Шире
Народ, навоз плывет.
Да как ты смеешь?
Ты страдник, смерд!
Доправь на нем бесчестье!
Ты знаешь, смерд, я теща воеводе.
Ну как не знать!
Иди добром, Настасья,
Не постыжусь, при всем честном народе
Учить примусь.
Толкуй! ты сам не знаешь,
Какая честь на нас.
От воеводы
Пристала к вам?
Иди! Народ смеется.
Ишь срам какой! Вот с дурой-то свяжися,
Так, Господи, и жизни-то не рад.
Фу! Смерды! Прочь!
Иди своей дорогой,
А мы своей; просторно, разойдемся.
Ишь дура-то, за воеводу дочку
Просватала и думает, что тоже
Боярыня; идет и ног не слышит.
На радость ли? Заплакать не пришлось бы!
Старик живет, а жены молодые
Все мрут да мрут. Диковина и только!
Да ну его!
Робята, не слыхали ль,
Что Худояр на Волге появился
И станом стал невдалеке?
Так что же!
Тебе-то что ж?
Разбойник лютый, бают.
За что ж его разбойником ты лаешь,
Не знаючи? Какой же он разбойник?
Кого разбил? Тебя?
Меня не трогал,
Мне грех сказать; не грабил, так не грабил.
Так покажи других!
Чего не знаю —
Не говорю. Казну ограбил, бают.
Ты бай не бай — не наше это дело.
Казну разбил, казна про то и сыщет:
А ты не лай разбойником напрасно,
А называй удалым молодцом.
Заглазно ничего.
А ну услышит,
Помилуй Бог!
Ты шутишь аль взаправду?
У них везде глаза и уши.
Ой ли?
А вот гляди! Из этих самых нищих
Да из убогих, коль не половина,
Так двое-трое уж наверно есть
Из шайки Худояра.
Беспременно.
А слышал я, что будто он в Казани
В тюрьме сидел.
А ты поверил?
Слушай!
И будто он достал из печи уголь
И написал косную на полу;
Забрал в нее тюремных всех сидельцев,
Плеснул воды, да в Волгу и уехал.
«Лови, держи!» — А их и след простыл,
Послушать вас, так уши вянут, право!
Обиды да разбои…
А про что же
Рассказывать прикажешь? Мы не дети;
Не сказки ж говорить! По всем приметам,
Последние приходят времена:
В народе рознь, раздор, в судах неправда,
От сильных утесненье.
Тесно стало,
Так в лес ступай, спасайся, рой пещеру.
Ты слышал ли, что в наших палестинах
Подвижник новый объявился?
Слышал.
В овраге монастырском, в диком лесе,
Живет затворник, хлебом да водой
Питается, а монастырь растет
Его молитвами и богатеет;
И земли прикупает и луга,
И стены строятся, и колокольня,
И братских келий ряд. Спроси монахов:
«Мол, кто у вас строитель?» — скажут: Бог.
Бессребреник пустынник из пещеры
На утренней заре на горку выдет,
Благословит работу начатую:
И лес и камень явятся и люди
Рабочие сойдутся и мешками
Несут, неведомо откуда, деньги
На монастырское строенье.
Чудо,
Воистину.
А ты про тесноту.
Заступницы икону принесли
Из дальней пустыни в собор, так видишь:
Народ валит иконе поклониться,
И стар и мал работу покидают,
Последние несут копейки. Значит,
И вера в нас еще не оскудела,
И жить еще на свете можно.
Верно.
Никак, чужой? Чего он ищет?
Дядя,
Ты из какой Литвы, с какой орды?
От дела ты лытаешь или дела
Пытаешь?
Сват! Ты ближний али дальний?
Каких родов, из коих городов?
Не беглой ли? А может, он, робята,
Коня украл аль мужика убил.
Связать его!
Эх, дедушка, за что же?
Связать меня не хитрость; сам даюсь.
Вязать вяжи, да после не тужи.
Не я один гуляю, нас немало
Останется на воле, всех не свяжешь;
А у тебя домишко на посаде.
Поберегай от красных петухов!
Да что ты, что ты, милый! Я нарочно
Шутил с тобой, а ты и вправду.
Полно,
Шутил ли ты? Да ну, я зла не помню:
Я знаю, ты меня не свяжешь.
Братцы!
Я признаю его!
И мне знакомо
Обличье-то, а как назвать — не знаю.
Я не боюсь и не таюсь: я беглый,
Посадский наш, Роман Дубровин.
Братцы,
И то ведь он. Два года не видались!
Ты где гулял?
На белом свете много
Привольных мест — и Дон, и Волга-мать.
Где я гулял — там нет меня; теперя
Домой пришел.
Ты хочешь объявиться?
Ну, нет, зачем! С женой бы повидаться.
Не знаешь, где жена?
У воеводы.
Ужель к нему попала?
Взял насильем,
В тюрьму сажал, а из тюрьмы да на дом
Красавицу твою Олену.
Дьявол!
Вот дело-то какое вышло! Эка
Беда моя! На малый час задумал
Вернуться к вам; придется оставаться,
С Шалыгиным считаться за жену.
У нас, людей торговых, так ведется:
Берешь без торгу, так плати что спросят.
Вестимо так, да что с него возьмешь-то?
Не деньги ж брать! я денег не возьму;
Жена товар заветный, не продажный.
А что завету за жену положишь?
Завет велик положен. На прощанье
С моей Оленой я поклялся богом,
Родителем, своей души спасеньем,
Что если кто ее обидит…
Что же
Обидчику?
Я голову сорву
Руками с плеч.
А что, жива, здорова?
Тоскует все да плачет, говорят.
Спасибо вам на добром слове, братцы.
Увидите жену, так поклонитесь!
Мол, жив еще и помнит. Недалеко
Гуляет, мол; желает повидаться,
Так случая, мол, ищет. Воеводе
Скажи хоть ты,
что собираюсь в гости,
Чтоб припасал, чем потчевать. Прощайте!
Никак, ушел? Поотлегло от сердца, —
Перепугал, проклятый. Что ж, робята,
Явить аль нет?
А нам какое дело?
Как хочешь ты, а мы и знать не знаем.
Поди являй, а в послухи не ставь —
Во всем запрусь.
И я.
Мы не видали.
Помалчивай, так сам целее будешь.
Два раза глуп бывает человек:
С младенчества сперва, потом под старость:
Состареешь и поглупеешь, разум
Отымется. Недаром люди стали
Учить меня. Одно и остается:
Коль стар и глуп, так умных больше слушай.
Вот я велел переловить Баиму
Ругателей, а Бастрюков наехал,
Прогнал его, — что мы не дело, видишь,
Затеяли, мятеж заводим, буйство.
Челом ему за то, что надоумил.
Да что ж, и впрямь затеяли не дело.
Ты погоди, дай кончить! Я спасибо
Сказал тебе, чего ж еще! Не в ноги ж…
Другую речь я поведу. Вот, видя,
Что глуп-то я и стар, большое дело
Без вашего, друзья мои, совету
Начать не смею. Что приговорите,
Тому и быть.
Нечай Григорьич, полно
Пытать-то нас. На что тебе советы.
Ты сам умен.
И мы не дураки.
В чем дело-то?
Не знаю, как сказать!
Попутал грех. И молодых и старых
Простить меня прошу. Отцы и братья,
Не осудите! Старому, седому
И стыдно бы, да человек я слабой,
Летами стар, зато душою молод.
Какой старик, ты лучше молодых, —
И стар, да дюж.
Без бабы не живется;
Греха боюсь, — так вздумал ожениться.
И в добрый час.
И не о том бы думать,
Молиться бы, да слабость наша.
Что же
Жениться-то об эту пору! Сколько
Тебе и жить-то! Было две жены,
Чего ж тебе! Не дело, так не дело —
Тебе-то блажь, а баба-то засохнет,
За стариком живя.
Что значит ум-то!
Не нам чета. И слушать-то отрада.
От умной головы совету много
Хорошего. А вас про что ни спросишь,
Ответу нет; а у него как раз
Умен ответ и скор. Развесьте уши
И слушайте Семена Бастрюкова!
Уж если он, такой разумной, скажет,
Что не женись, Нечай Григорьич, значит,
Что надобно жениться беспременно.
Ты на смех, что ль?
Как хочешь, так и думай;
За что почтешь, не буду спорить.
Ладно ж!
Припомни ты! Я сорок лет на службе,
Изранен весь, доспехи боевые
Я сорок лет носил. Литва и немцы
До сей поры боятся Бастрюкова.
Губным служил по выбору, не ползал,
Не кланялся подьячим по приказам,
Не плакался: пустите покормиться!
Своим кормлюсь всю жизнь. Моя обида
Откликнется тебе; держись, да крепче!
В Москве бывал, туда дорогу знаю.
Москва Москвой; готовься сам к ответу.
В поместье ты, как в омуте, уселся
И думаешь — ты царь, тебе суда нет.
Мы выведем на свежую водицу.
Меня?
Тебя.
Нет, руки коротки.
Длинней твоих. Ты беглых укрываешь,
И зернщиков, и воровское держишь.
Что ж, батюшка, ты смотришь! Что ж он лает!
Царю челом ударим о бесчестье.
Молчи, щенок!
Ах, старая собака!
Царю челом ударим, а покуда
Ты бородой ответишь. Без остатку
Всю выдеру.
Держите их, держите!
Семен, уймись! Безлепичное дело
Затеял ты.
Не я, а он затеял!
Не уступлю, я сам его не хуже.
Пречистую, пречистую несут!