Глава 11
Шпейер,
27 июня 1525 года от Рождества Христова
До Шпейера они добрались вечером следующего дня. Ночь провели в убогой деревенской таверне. Там Матис узнал наконец, что с крестьянскими армиями в Пфальце было покончено. Всего несколько дней назад курфюршеские солдаты в далеком Пфеддерсхайме вырезали или сожгли тысячи мятежников. С тех пор вдоль Рейна царило кладбищенское спокойствие.
Матис с Агнес тоже чувствовали приближение конца. По дороге за ними постоянно присматривал кто-то из ландскнехтов, так что о побеге нечего было и думать.
Когда путники подъехали наконец к Шпейеру, сгустились сумерки и городские ворота были уже заперты. Но хватило и резкого окрика графа, чтобы их отворили еще раз. Стражники с недоверием оглядели необычную компанию, но от лишних вопросов воздержались.
Путь их лежал к епископской площади слева от собора. Граф с пленниками и ландскнехтами остались ждать снаружи, перед хозяйственными постройками, а Мельхиор между тем направился в епископскую канцелярию. Через некоторое время он вернулся, довольно насвистывая.
— Императорская печать еще кое-что значит в Шпейере, — сообщил фон Таннинген и потряс дряблым мешочком. — Ну, печать и немного денег за молчание. Я объяснил декану, что Карл поручил нам убедиться в целостности могилы его предка, Рудольфа Габсбурга. Тот проглотил наживку. Правда, с поисками надо управиться до рассвета, пока первые прихожане не явятся на заутреню. Иначе могут возникнуть нежелательные вопросы.
— Если мы ничего не найдем, нежелательные вопросы возникнут к моей супруге, — проворчал граф.
Он развернул коня, и группа двинулась к безлюдной площади перед собором. Возле колодца наконец спешились и за несколько монет вверили лошадей напуганному сторожу.
Матис выругался про себя. Он надеялся, что эту ночь они проведут в одном из трактиров Шпейера, и тогда им с Агнес, возможно, удастся сбежать. Но теперь выходило так, что жить им осталось всего пару часов.
Солнце давно зашло, и на широкой Рыночной улице было тихо и безлюдно. Временами издалека доносилось пение пьяных гуляк, в окнах лишь некоторых домов еще горел свет. Мельхиор вынул медный ключ, полученный от декана, шагнул к собору и отворил широкий западный портал. Прежде чем войти, Матис взглянул напоследок на башни, верхушки которых скрывались в тумане. Юноша задумался: быть может, это последний раз, когда он видит небо. Потом двери с грохотом закрылись, и Мельхиор заложил засов.
— Доверься мне! — шепнул Матис, поравнявшись с Агнес. Он хотел успокоить ее, но голос у него дрожал. — Как только мерзавцы отвлекутся, я зарежу ближайшего, и мы спрячемся где-нибудь в темноте. Здесь полно ниш и алтарей, нас до рассвета будут искать.
Воздух наполнял запах фимиама. Матис осторожно огляделся: центральный неф с многочисленными колоннами походил на темный лес. Лунный свет едва проникал сквозь высокие витражи. На алтарях в боковых нефах стояли статуи мучеников; они корчились в муках и в темноте, казалось, оживали. Матис зябко поежился. Несмотря на теплое лето, в соборе было холодно, как в могиле.
«А это и есть могила, — подумал он мрачно, — моя и Агнес. Но, Господь свидетель, мы не единственные, кто не уйдет отсюда живым».
— Матис, это безумие, — ответила Агнес едва слышно, словно прочла его мысли. — Их же пятеро! Или забыл?
— Мне все равно. Лучше…
— Эй, нечего тут шептаться, — проворчал один из ландскнехтов и толкнул юношу вперед.
То был солдат с бугристым шрамом поперек лица. Матис уже выяснил, что его звали Роландом и он был правой рукой графа. Ландскнехт был крепко сложен и носил потертый кожаный панцирь. Всю дорогу он, словно пальцами, ощупывал Агнес маленькими, глубоко посаженными глазками. Двое его товарищей, жилистые юнцы Ганс и Мартен, взирали на Агнес без всякого выражения. Матису стало не по себе.
Когда Фридрих расправится со мной, эти трое, наверное, изнасилуют ее и потом перережут горло, как убойному теленку. Но я этого не допущу, ни за что!
На одном из алтарей горели несколько свечек, и по стенам, как руки великанов, плясали длинные тени. Мельхиор зажег факел, и все шестеро направились к апсиде, там перед кафедрой высился квадратный монумент.
Матис прищурился, стараясь хоть что-нибудь разглядеть в темноте. Постамент, целиком высеченный из мрамора, был увенчан пурпурным балдахином. Когда Мельхиор шагнул ближе, с лицевой стороны в свете факела блеснули позолоченные надписи.
— Императорский склеп! — взволнованно прошептал фон Таннинген. — Почувствуйте дыхание истории! Немало христиан считают это место духовным центром Священной Римской империи. Столько выдающихся особ здесь похоронено! — Он наклонился и начал тихо зачитывать: — Король Конрад Второй вместе с супругой Гизелой Швабской, Генрих Четвертый, Филипп Швабский, Рудольф Габсбург… — Тут он запнулся и оглянулся на графа. — О здесь покоится и епископ Конрад фон Шарфенберг. Вы с ним родственники?
— Дальние, — отозвался Фридрих. — Он действительно жил тогда в крепости Шарфенберг. Надеюсь, нам не придется осквернять могилу моего предка. Да я и не думаю, что святое копье спрятано именно в его саркофаге. Слишком великая честь для доброго Конрада… — Он повернулся к Агнес. — Ну и где же тогда копье?
— Я… я не знаю, — ответила Агнес. Руки у нее по-прежнему были связаны. Она устало опустилась на пол у одной из колонн. — Вот место, где всякой вражде приходит конец. Но где именно Иоганн спрятал копье, я не могу сказать.
— Тогда, боюсь, нам придется его искать.
Граф щелкнул пальцами, и долговязый Мартен опустил на пол мешок со всевозможным инструментом.
— Начнем с верхних могил и будем постепенно спускаться к нижним. Постарайтесь работать так, чтобы потом можно было скрыть это безобразие. Я не хочу навлечь на себя проклятие всего христианского Запада.
Ландскнехты взобрались на монумент высотой в человеческий рост, после чего взялись за лопаты с кирками и принялись осторожно вскрывать надгробные плиты. Мельхиор между тем освободил Матиса и вручил ему заступ.
— Мастер Виленбах, позвольте попросить вас? — Лжеменестрель показал на одну из плит. — Как вы смотрите на то, чтобы вскрыть могилу императрицы Беатрикс Бургундской? В этот торжественный момент вам позволено взглянуть на останки супруги Барбароссы и матери Генриха Шестого.
— Если он такой торжественный, может, вы сами руки замараете? — огрызнулся Матис. — Можете хоть рядом улечься.
— Занятно слышать это от вас. Вчера Фридрих говорил нечто такое на ваш счет, — Мельхиор остался невозмутим. — А я думаю, есть куда более скверные места, чтобы уснуть навеки…
Он жестом пригласил Матиса. Тот вскарабкался на монумент и молча принялся за работу.
Вскрыть могилу оказалось не так сложно, как он думал вначале. Юноша вставил заступ в щель, вычистил раствор и открыл каменный гроб. Тяжелая плита со стоном съехала с пьедестала и грохнула об пол. Поверхность ее прочертила тонкая трещинка.
— Ради Бога, осторожнее! — предостерег Мельхиор. — Мы же не хотим разгромить гробницы. Что иначе скажет епископ, если узнает, что мы оскверняем тут останки знатнейших особ империи?
— Даже если епископ этого не узнает, — ответил Матис, — Господь вам этого не простит.
Фон Таннинген с грустью кивнул.
— Вы правы. Остается только надеяться, что святейшие реликвии для него важнее, чем горстка истлевших костей и несколько жизней.
— Проклятье, Мельхиор, я вас ненавижу! — вскипел Матис и швырнул заступ на пол. — Нельзя было вам доверять. Я…
Но Роланд с такой силой врезал ему лопатой по спине, что Матис с хрипом рухнул на колени.
— Закрой рот и делай, что велено, — прорычал ландскнехт. — Иначе живьем тебя тут похороним. Ты слышал, что господа решили на твой счет.
Матис поднялся на ноги и злобно глянул на Мельхиора. Тот ответил ему пронизывающим взглядом.
— Ради всего святого, Матис! Я и сам не хотел, чтобы так получилось! — прошептал он и осторожно оглянулся на остальных. — Поверьте, если б был другой путь, я бы избрал его. Но судьба Рейха…
— Довольно и того, что мне придется умереть, — возразил юноша. — Хоть от своих жалких отговорок меня избавьте.
Он отвернулся и заглянул в открытую гробницу. Оттуда веяло гнилостным запахом. Внутри лежал скелет в истлевшем, когда-то роскошном наряде. На черепе, увенчанном простой медной короной, держались черные, засохшие кусочки плоти.
— Должно быть, когда-то Беатрикс была невероятно красива, — вздохнул Мельхиор. Вслед за графом он взобрался на монумент и теперь задумчиво смотрел на труп. Казалось, это не он только что терзался угрызениями совести. — Жаль, что мы можем лицезреть ее облик лишь в таком состоянии.
Матис показал на костлявую руку императрицы.
— Она что-то держит в руке.
— И вправду, что-то есть! — Фридрих взволнованно наклонился и вырвал у мумии ветхий ящичек. — Свя… святое копье! Мы в самом деле его нашли! Оно…
Ящик рассыпался у него в руках. На пол посыпались крошечные кости и маленький череп.
— Проклятье, это еще что? — вскрикнул граф.
— Боюсь, нам следовало внимательнее читать надгробные надписи, — пробормотал Мельхиор и, прищурив глаза, присмотрелся к маленькой свинцовой табличке на саркофаге. — Вместе с Беатрикс здесь покоится ее новорожденная дочь. А звали ее, кстати, Агнес. Ну разве не чу́дное совпадение?
Он поднял голову и взглянул на Агнес. Женщина по-прежнему сидела на нижней ступени, прислонившись к колонне, погруженная в себя. Глаза у нее были закрыты, словно она спала.
Не дождавшись ответа, Мельхиор повернулся к трем ландскнехтам.
— Как в остальных гробницах? Нашли что-нибудь похожее на копье или хотя бы подсказку, где оно может быть?
Солдаты тем временем вскрыли остальные гробницы верхнего уровня. Во всех трех лежали скелеты, два из которых уже в первые минуты обратились в прах. А вот третий сохранился до того хорошо, что Матису показалось, будто покойник маленькими злобными глазками наблюдает за осквернением собственного тела. Судя по надписи, здесь покоился не кто иной, как великий Рудольф Габсбург.
Роланд устало покачал головой и оперся на лопату.
— Нет… ничего! Есть кое-какая мелочь. Кинжалы, кольца, броши и прочее. Даже ржавая держава нашлась. Но ничего похожего на копье.
— Копье очень маленькое, не забывайте, — напомнил Мельхиор. — Только острие, не больше локтя длиной.
— Вы же слышали, что говорят мои люди! — сказал граф. — Копья здесь нет. А время-то уходит… — Он гневно развернулся к Агнес. — Ты просто хочешь нас задержать. Признайся! Но это тебе уже не поможет.
— Я… я и вправду думала, что копье в склепе, — отозвалась Агнес. Она дрожала и зябко потирала руки; пустой взор ее, казалось, был устремлен куда-то вдаль. — Может, оно где-нибудь в нижних гробницах.
— Где именно, графиня? — настаивал Мельхиор. — Мы не можем обыскать весь монумент. У нас не так много времени!
— С чего бы мне вообще помогать вам? — прошептала Агнес. — Я умру, так или иначе.
— Но можешь выбрать, каким образом это произойдет, — возразил граф. — И не забывай о своем дружке! Ты ведь не хочешь, чтобы мои люди заживо похоронили его в одной из могил? Или ты этого добиваешься?
Агнес озлобленно молчала. Фридрих собрался уже что-то добавить, но тут Матис громко рассмеялся. Он отшвырнул заступ и покачал головой в отчаянии и в то же время насмешливо. Понимание осенило его, как только Фридрих пригрозил запереть его в одном из гробов. Теперь Матис в недоумении смотрел на оскверненные гробницы.
«Могли бы и не утруждать себя, — подумал он. — Почему другие этого не заметили? Они, наверное, одержимы этим копьем».
— Что тут, черт возьми, смешного? — рявкнул Фридрих. — Выкладывай, парень, пока я тебе костей в рот не набил!
— Теперь вам не напугать меня, Шарфенек! — Матис упрямо скрестил руки на груди. — Вы всерьез думали, что копье спрятано в каком-нибудь гробу? Подумайте хорошенько! Неужели вы все настолько тупы?
Мельхиор нахмурил лоб.
— Что вы хотите сказать этим? Объяснитесь, мастер Виленбах.
— Ну, если мне не изменяет память, Иоганн фон Брауншвейг находился в бегах, когда добрался до собора, — начал Матис с затаенным удовлетворением. — Даже если он действительно принес с собой копье, вы всерьез полагаете, что у него было время, чтобы преспокойно вскрыть гробницу и спрятать там реликвию? Неужели такое возможно без помощи ангелов?
Несколько мгновений все хранили молчание. Слышно было только, как ветер бьет в окна. В конце концов граф Шарфенек со злостью стукнул по монументу.
— Черт, парень прав! Это ложный след! Если копье в соборе, то в таком месте, где его можно быстро спрятать. Вот только где?
Он окинул церковные своды долгим взглядом, после чего злобно уставился на Агнес и прошипел:
— Знаешь, что я думаю? Ты лгала нам все это время! Копья нет в склепе. Его и в соборе, наверное, нет. Ты рассказала все это, только чтобы продлить немного свою жалкую жизнь, — граф шагнул к ней. — Но с меня довольно. Я тебя…
— Копье в соборе! — крикнула Агнес. — Я просто знаю. Почувствовала это, когда была здесь в прошлый раз. Оно должно быть здесь, это точно! Оно как будто взывало ко мне.
Фридрих смерил ее насмешливым взглядом.
— Почувствовала, значит… Тогда советую еще раз что-нибудь… почувствовать, и поскорее, — он злобно оскалился, и в глазах его снова сверкнули безумные искорки. — Подумай как следует, Агнес. Ты слышала, что я тебе сказал. Если ты сейчас же ничего не припомнишь, Матис составит копанию костлявому Рудольфу. Причем живьем — по крайней мере, до тех пор, пока не кончится воздух в гробу.
В наступившем молчании Матис расслышал биение собственного сердца. Онемев от ужаса, он уставился на покрытое клочками плоти лицо Габсбурга. Затем расправил плечи.
Не бывать этому! Кто-нибудь отправится в могилу вместе со мной.
— Я не собираюсь больше ждать! — вскричал граф. — Агнес, где копье? Отвечай, или твой друг исчезнет в вечном мраке! Раз… два…
Кинжал в голенище давил на пятку. Матис решительно стиснул зубы и стал медленно наклоняться, чтобы достать до сапога.
Осталось лишь умереть с гордо поднятой головой.
Агнес окаменела от ужаса. Она беспомощно оглядела обширный зал в надежде разгадать, где Иоганн мог спрятать копье. Может, она все-таки ошиблась?
Но не загадочное изречение в подземелье Трифельса привело ее в Шпейер. Агнес припомнила, как приезжала сюда с отцом и, ничего не подозревая, вошла в собор. Она подумала тогда, что кто-то взывает к ней у монумента. Считала, что какой-то незнакомец проследовал за ней в собор. Но теперь Агнес не сомневалась, что слышала в тот день зов предков, погребенных здесь. В точности, как три дня назад слышала в подземелье голос Констанции. Что если предки пытались ей что-то сообщить? Неужели такое возможно?
Место, где всякой вражде приходит конец…
— И три. Мое терпение лопнуло, — произнес Фридрих и вырвал ее из задумчивости.
Со злорадной улыбкой граф посмотрел на Матиса. Тот горбился, прислонившись к монументу.
— Как думаете, фон Таннинген, — поинтересовался Фридрих, — долго ли парень протянет в гробу? Два дня? Три? Или у него раньше воздух закончится? Не думаю, что за толстой плитой кто-нибудь услышит его крики.
— Если хотите, чтобы сударыня вспомнила что-нибудь, то оставьте свои бредовые мысли при себе, — напустился на него Мельхиор. — Как бедной девице сосредоточиться?
— Мне все равно! Я знаю только, что сыт этими головоломками по горло. Или она скажет сейчас, где копье, или мы закончим этот маскарад по-моему.
Агнес закрыла глаза и постаралась отрешиться от происходящего. Может, удастся пробудить тот голос, который она слышала здесь тогда. Но что бы это ни было, сейчас оно молчало. Возможно, виной тому страх или присутствие посторонних, но внутри ничего не было. Только пустота, которую неумолимо наполняло отчаяние. Агнес очень надеялась вспомнить что-нибудь из того, что мама могла ей рассказывать. Обрывки фраз стали вспыхивать, точно молнии…
Забирайся под одеяло, дитя мое, и послушай… Много лет назад, когда твои предки бежали… У Иоганна фон Брауншвейга было с собой копье, могущественное оружие, которое может искоренить все зло этого мира… Констанция осталась с ребенком в Анвайлере, а Иоганн сказал ей, что отнесет копье в место, где всякой вражде приходит конец…
Где всякой вражде приходит конец… всякой вражде приходит конец… всякой вражде…
Агнес поморгала и заметила вдруг, как Матис потянулся к голенищу сапога. В тот же миг она поняла, что он задумал. Юноша взглянул на нее с грустью и в то же время решительно. Глаза у него были черны и влажно блестели, как глубокий колодец, в котором сверкают отсветы факелов.
Глубокий, черный колодец… Место, где всякой вражде приходит конец…
В то же мгновение перед глазами возник образ, который до сих пор таился где-то на задворках сознания и только теперь вновь напомнил о себе.
Соборная чаша…
— Поняла! — Агнес вдруг громко вскрикнула, словно от боли. — Поняла! Теперь я знаю, что значат те слова!
Матис устремил на нее недоумевающий взгляд и выпрямился. Похоже, он решил повременить с решающей схваткой. Фридрих и Мельхиор тоже взглянули на нее с любопытством.
— То есть вы теперь знаете, где спрятано святое копье? — с надеждой спросил менестрель.
Агнес помотала головой, в груди у нее трепетало, как после долгого быстрого бега.
— Нет… не совсем. Но теперь я, по крайней мере, знаю, что оно точно в соборе! Мы пошли по ложному и в то же время верному пути. Место, где всякой вражде приходит конец! — Она звонко рассмеялась. — Это не императорский склеп, а вся епархия!
— Е… пархия? — Фридрих наморщил лоб.
— Почему Иоганн отправился тогда в Шпейер? — горячо продолжала Агнес. — Ему не обязательно было прятать копье именно здесь. Разве для этого годятся лишь могилы, где покоятся предки Констанции? — Она покачала головой. — Еще в первый раз я что-то не так истолковала. Кроме того, Матис прав. У Иоганна не было времени, чтобы прятать копье в саркофагах. Только теперь я поняла, чего он на самом добивался в соборе.
— И чего же? — спросил Мельхиор.
Агнес глубоко вдохнула.
— Епископ Шпейера был в то время могущественным человеком, почти как курфюрст. Я читала об этом в библиотеке Трифельса, и отец Тристан рассказывал мне. У епископа был собственный суд. То, кто оказывался под его защитой, был в безопасности. Даже от прихвостней кайзера.
— Епархия! — простонал Мельхиор. — Ну конечно! Насколько я знаю, она существует и по сей день. И начинается на соборной площади…
Агнес улыбнулась.
— Если точнее, то после колодца, у которого мы оставили лошадей. Тому, кто находится за так называемой соборной чашей, не страшен никакой суд. Теперь над ним властен один лишь епископ. Еще тогда, год назад, я обратила внимание на колодец. Правда, тогда я думала не об Иоганне, а о Матисе. Будучи беглым мятежником, он мог бы попросить здесь убежища, — она решительно кивнула. — Иоганн именно так и поступил — попросил убежища. Это и есть место, где всякой вражде приходит конец! Он хотел с помощью святого копья добиться покровительства епископа. Как духовное лицо, тот наверняка проявил бы интерес к такой ценной реликвии. Может, Иоганн хотел обменять копье на жизнь, свою и своей семьи… Возможно, поэтому они и выкрали его из Трифельса. В качестве залога.
— Но потом что-то пошло не так, — пробормотал Мельхиор. — Иначе Иоганна не убили бы в Шпейере.
— Полагаю, Габсбурги просто пренебрегли этим законом. Или кайзер подкупил епископа, и тот хладнокровно выдал им Иоганна. Этого мы уже не узнаем, — Агнес вздохнула. — Но теперь хотя бы знаем, что место, где нужно искать, куда больше, чем предполагалось вначале. Это целый собор и все строения в пределах епархии. Дворец епископа, жилища священников, крестный ход, часовни… Иоганн мог спрятать копье где угодно.
— А если ваш рыцарь и не прятал его вовсе? Если копье забрали Габсбурги? — допытывался Мельхиор.
Агнес покачала головой.
— После этого Габсбурги изо дня в день пытали Констанцию. Они не стали бы этого делать, окажись копье в их руках. Нет, оно где-то здесь.
— Забудь об этом, Агнес! — Фридрих насмешливо рассмеялся. — Это лишь очередная твоя уловка, чтобы наши поиски затянулись. Как вы не понимаете? — Он повернулся к Мельхиору. — Она хочет, чтобы мы искали до самого утра, а потом бросится к какому-нибудь монаху… Вы ведь не поведетесь на эти россказни?
— Что ж, звучит, по крайней мере, правдоподобно… — Мельхиор задумчиво подкрутил бородку. — Просить убежища и по сей день излюбленное средство у тех, кто скрывается от мирских преследователей. Иоганн вполне мог попросить у епископа покровительства. А почему бы и нет? Епископ обладал большим влиянием, — он пожал плечами. — Кроме того, на данный момент у меня других идей нет. Так что давайте, ради Бога, обыщем собор и окрестности, — лжеменестрель предостерегающе поднял палец. — Только не до рассвета, а до четырех часов. До тех пор нам никто не помешает. Если к тому времени мы ничего не найдем, я сочту наше приключение оконченным, а вы, Шарфенек… — он выдержал паузу и украдкой бросил на Агнес исполненный грусти взгляд. — Вы сможете наконец заключить в объятия супругу.
Фридрих кивнул.
— До четырех, договорились. Но на этом с меня хватит, — он требовательно взглянул на жену. — Ну, откуда начнем?
Агнес снова закрыла глаза и попыталась сосредоточиться. Теперь, когда она поняла, что на верном пути, это оказалось легче. Женщина представила себе Иоганна, каким часто видела в снах. Сначала размытый, потом более четкий, из глубин памяти всплыл образ рыцаря. На нем была худая кольчуга и рваный плащ. Он скакал верхом сквозь тьму и ливень, пока не добрался до города.
Города под названием Шпейер…
Высокие стены вырастают из темноты, ветер и ливень хлещут ивы, так что ветви походят на волосы великана. Иоганн хорошо знает город. Посланником Трифельса он часто бывал здесь. Поэтому знает о маленькой неприметной дверце севернее порта. Ему уже доводилось ею воспользоваться. Он торопливо распрягает коня, хлопает его на прощание по крупу, затем пробирается через камыш и болотистые лужайки вдоль стены, все дальше от стражников. Иногда он по бедра проваливается в ил, ножны покрыты грязью, кольчуга тянет вниз, дождь льет стеной. Обеими руками Иоганн держит над головой сверток из простой рогожи. Пусть все промокнет и покроется грязью — лишь содержимое свертка не должно пострадать.
Святое копье.
Иоганн торопливо откидывает рогожу, чтобы в десятый раз проверить, не пострадало ли копье. Оно невредимо, хотя древка нет уже несколько столетий, сохранился только наконечник в локоть длиной. Лезвие когда-то надломилось, так что посередине проходит тонкая трещина. Позже ее запаяли серебряной проволокой и заключили в серебряную манжету.
В ней хранится гвоздь со Святого креста.
Иоганн сознает, что выкрал важнейшую реликвию христианского мира. Он шепчет молитву, и ветер уносит слова, как сухую листву. Остается надеяться, что Господь когда-нибудь простит ему этот проступок. Юный рыцарь пошел на это не из жадности, он хочет лишь защитить свою семью. Обменять копье на жизнь и свободу, жизнь жены и ребенка. Иоганн снова заворачивает копье и мрачно кивает, а ветер рвет мокрые волосы. Через несколько мгновений он доберется до места, где обретет защиту.
Места, где всякой вражде приходит конец.
Наконец впереди возникает небольшая дверца, увитая плющом и диким виноградом. Иоганн вполголоса называет пароль, который еще вчера узнал от друзей. Дверь со скрипом отворяется, и его молча впускает коренастый сторож. Здесь, за стенами, шторм кажется не таким сильным. Иоганн осторожно озирается. Стоит глубокая ночь. У стены, словно напуганная дворняга, примостилась маленькая церквушка. Где-то журчит ручей, грязные переулки совершенно безлюдны. И все-таки рыцарь не теряет бдительности. Он чувствует, что противник обо всем знает. Куда же еще ему бежать, как не в Шпейер, епископский город? Наверняка они где-нибудь подстерегают его. Вот только где?
Пригнувшись, Иоганн крадется по тесным зловонным проулкам. Стены домов порой едва не смыкаются. Он избегает открытых площадей, то и дело останавливается и прислушивается. Где-то мяукает кошка, доносится визгливый смех шлюхи, приглушенный звон соборного колокола. В остальном все спокойно. Сердце у Иоганна несется вскачь. Еще несколько часов, и он будет в безопасности! Неужели все так просто? Может, сам Господь простер над ним свою руку?
Вот впереди виднеется соборная площадь с колодцем. Поперек площади по обе стороны от соборной чаши натянута цепь. За ней начинается епархия, за ней он будет в безопасности, под покровительством епископа.
Иоганн вполголоса шепчет молитву, целует завернутое в рогожу святое копье и бежит. Дождь хлещет его по лицу, буря воет, как дикий зверь. Последний рывок — и рыцарь за цепью. Он не может поверить в собственное счастье. Все тревоги оказались напрасными. Никто его не подстерегает! Слева от собора располагается епископский дворец с господскими постройками. Осталось только достучаться до сторожа, попросить приюта, а утром епископ…
Он вдруг замирает, заметив возле одной из часовен трех всадников на конях. Четвертый мужчина выходит в сопровождении священника из епископского дома и спешит к остальным. Священник в красной мантии благословляет их с лестницы и снова скрывается в доме. За спиной звенит цепь на ветру. Почти одновременно четверо незнакомцев разворачиваются к нему, и в тот же миг рыцарь понимает, что его предали.
Иоганн вздрагивает. На незнакомцах черные плащи, но на камзолах в свете факелов можно разглядеть красно-белые гербы.
Это агенты Габсбургов, наемные убийцы, и посланы, чтобы убить его.
Иоганн мгновенно разворачивается и бежит к собору. Он неплохой боец, но их четверо. И вряд ли они станут биться честно. Это не рыцари, трусливые ищейки, посланные только затем, чтобы прикончить его и отобрать копье. Иоганн понимает, что обречен, но теперь он, по крайней мере, устроит так, чтобы впредь ни один Габсбург не занимал трон по праву.
Иоганн хочет спрятать святое копье. Вверить его рукам Господа.
Задыхаясь, он достигает собора, вваливается внутрь и торопливо оглядывается. Темные колонны, монумент мертвых правителей перед кафедрой, утопающие во мраке алтари… Куда ему спрятать копье? Куда? У него лишь несколько мгновений, потом преследователи ворвутся в собор.
Куда?
Иоганн прислоняется к колонне и снова осматривает центральный неф.
Куда?..
Подыскав наконец укрытие и спрятав копье, рыцарь делает глубокий вдох. Затем поднимается на монумент императорского склепа и вынимает из ножен меч. Встает грязными подошвами на надгробную плиту человека, род которого навеки очернил Гогенштауфенов. Теперь Иоганн, по крайней мере, оросит кровью его могилу. Могилу Рудольфа Габсбурга.
— Констанция, — шепчет Иоганн. — За тебя и нашего ребенка.
Он целует меч и дожидается противника.
Агнес открыла глаза и взглянула на монумент. На мгновение ей показалось, что там еще стоит Иоганн с молитвой на устах, с занесенным клинком. Но видение быстро рассеялось, и вместо рыцаря перед ней возникли три ландскнехта, которые принялись возвращать надгробные плиты на место. Фридрих, Мельхиор и Матис стояли у подножия монумента и внимательно на нее смотрели. У Агнес закружилась голова, и ей пришлось прислониться к колонне за спиной.
— Ну? — не унимался Фридрих. — Где копье? Отвечай, женщина!
— Он был здесь, — просипела Агнес. — Иоганн был в соборе. Я совершенно ясно видела его!
Мельхиор взволнованно размял руки. В глазах у него читалось едва ли не детское изумление.
— Вы видели это своими глазами? — пробормотал он. — У графини было видение! Как у мученицы, как у великой Хильдегарды Бингенской… Что за песня родилась бы после такого приключения! Жаль, что я никогда не смогу об этом поведать.
— Абракадабра! — ругнулся граф. — Лишь бы ей вспомнился возможный тайник, вот все, что мне нужно. У меня, в отличие от вас, нет никакого желания прочесывать половину города. Епархия простирается до восточной стены!
— Он спрятал копье где-то внутри! — упорствовала Агнес. — Где-то… где-то поблизости от склепа.
— Поблизости от склепа только скамьи да колонны, — возразил Фридрих. — Там ничего не спрячешь. Во всяком случае, на такое время.
Матис фыркнул и злобно глянул на графа с менестрелем.
— Если хотите, чтобы Агнес разыскала вам это копье, то хоть руки ей развяжите. Все равно не убежим.
Мельхиор молча вынул кинжал и разрезал веревки. Агнес потерла руки там, где кожа стерлась до крови.
— Спасибо, — сказала она тихо.
Фон Таннинген продолжал смотреть на нее, как на привидение.
— Мученица, — повторял он монотонно. — Настоящая мученица.
Казалось, лжеменестрель над чем-то раздумывал.
Агнес снова прислонилась к колонне и ощутила спиной холодный камень. У нее опять закружилась голова, как в темнице Трифельса и подземном зале. Она зажмурила глаза и попыталась еще раз представить, как Иоганн стоял здесь более двухсот лет назад. Возможно, прислонившись к этой самой колонне.
Лишь несколько мгновений, у него было лишь несколько мгновений…
Агнес скользнула взглядом по темным алтарям боковых нефов, витражам, многочисленным колоннам, уходящим к самой лестнице, что спускалась в крипту. Оттуда Агнес в прошлом году убежала сломя голову. У верхних ступеней, на уровне пояса, был небольшой рисунок, Агнес только теперь его заметила. То был торопливо набросанный женский контур. Должно быть, какой-нибудь зодчий много лет назад сделал этот набросок — возможно, дань любви к девушке, которая, как и он сам, давно обратилась в прах. Может, Иоганн тоже видел тогда этот рисунок и думал о своей жене? Агнес пробрала дрожь. Любила ли Констанция так же сильно Иоганна, как она любила Матиса?
Голова закружилась так сильно, что Агнес сползла вдоль колонны на пол. Прикосновение к холодному камню, казалось, успокаивало ее. Женщина вдруг почувствовала себя одним целым с собором. Как в Трифельсе, она ощущала его дыхание, слышала его голос.
Здравствуй, Агнес… Прими этот подарок…
В этот миг она нащупала пальцами зазор. Он находился в том самом месте, где колонна смыкалась по внешнему краю с каменным полом. Рука сама собой скользнула в щель, а Агнес по-прежнему смотрела на рисунок.
Всего несколько мгновений… Здесь… Он был здесь… Иоганн стоял возле этой колонны…
Агнес нашарила кусок материи, в котором было замотано что-то твердое. Она потянула его, но сверток застрял. Дернула сильнее, и тогда он медленно поддался.
— Что ты там делаешь? — спросил ее Фридрих, нетерпеливо расхаживая по центральному нефу. — Думаешь, ангелы помогут тебе своротить колонну? Бред про мучениц тебе, видимо, голову вскружил. Ну, подумай наконец, где…
Он вдруг замолчал. С криком облегчения Агнес наконец вытащила сверток. Он был грязным, покрытым пылью и плесенью, на пол сыпались мелкие камешки. Предмет, завернутый в материю, был в локоть длиной.
Вверху выступило железное острие.
— Бог ты мой! — выдохнул Мельхиор. — Святое копье! Она и вправду его нашла. Это знак Божий!
Матис и ландскнехты теперь тоже не сводили глаз с Агнес. Все молча наблюдали, как она опустилась на колени и медленно развернула материю.
В ней был завернут наконечник копья. Острие было в зазубринах и надломлено, Кто-то стянул его проволокой и укрепил сверху серебряную манжету. На ней была выгравирована надпись. Агнес, словно заклинание, прошептала первые слова.
— Clavus Dominicus. Гвоздь Господень…
Мельхиор опустился на колени и перекрестился. Даже ландскнехты были тронуты, словно величественный миг смягчил и их черствые сердца. Один лишь Фридрих скептически покачал головой.
— Это и есть святое копье? — проворчал он. — А я-то ожидал чего-нибудь более ценного… Дьявол, почему Иоганн не прихватил тогда чертову корону? В ней хоть драгоценные камни есть.
Мельхиор взглянул на него недовольно.
— Что вы такое несете? Святое копье во сто крат дороже, чем все драгоценности мира вместе взятые! Это символ для самой чудесной из историй, рожденных христианским миром!
— Думаете, я этого не знал? До того я, по-вашему, глуп, фон Таннинген?
Фридрих пожал плечами и тяжело вздохнул. Потом неожиданно скривил рот, как после злой шутки.
— Но мы не стали бы осквернять императорский склеп ради одной лишь прекрасной истории, — продолжил он с улыбкой. — Так что не держите меня за глупца. В первую очередь копье является доказательством того, что после проделки Иоганна Габсбурги занимают трон незаконно. Нет копья — нет и коронации, верно? Сотни лет использовалась подделка, — он состроил невинную мину, и ладонь его легла на рукоять шпаги. — Я подумал немного в эти два дня и решил переменить планы. Как думаете, много ли кайзер заплатит за то, чтобы копье не попало в чужие руки?
Мельхиор недоумевающе взглянул на графа.
— Боюсь, я не понимаю…
— Не понимаете? Тогда спросите лучше самого кайзера Рудольфа, — ответил Фридрих и подал знак своим людям. — Мы оставили для вас место подле него.
Раздался щелчок арбалета. Мельхиор в безграничном изумлении уставился на торчащий из плеча болт. Долговязый Мартен убрал оружие обратно в мешок с инструментом, где до сих пор его прятал. Рядом Роланд небрежно держал в руках второй арбалет.
— Вы… вы об этом пожалеете, Шарфенек… — прохрипел Мельхиор и выхватил шпагу. — Гнусный… изменник…
— О! Из ваших уст, фон Таннинген, это звучит почти как комплимент.
Фридрих, словно на прощание, взмахнул шляпой. Потом снова перевел алчный взгляд на копье в руках Агнес. Ландскнехты между тем обнажили кацбальгеры.
— Роланд, Ганс, Мартен, добейте этого голубоглазого дурня, — приказал он. — Потом вместе с другим олухом запихните в гробницу. Пора уже прекращать этот балаган.
Роланд невозмутимо поднял арбалет, навел на Матиса и нажал спуск.
Заслышав звон тетивы, юноша инстинктивно бросился вперед. Не в пример доверчивому Мельхиору, он заметил оружие на долю секунды раньше. Теперь это обстоятельство спасло ему жизнь. Болт врезался в колонну в считаных сантиметрах над головой, выбил кусок камня и со стуком упал где-то во мраке. Роланд чертыхнулся и отшвырнул арбалет — чтобы зарядить его еще раз, времени не было. Он потянулся к ножнам.
Матис только этого и ждал. Он выхватил из голенища кинжал и с ревом бросился на превосходящего в силе противника. Ландскнехт отступил на несколько шагов от неожиданности.
«Ты хотел последнего шанса, — думал Матис. — Вот он, воспользуйся им! Второго у тебя не будет».
Краем глаза он заметил, как долговязый Мартен и Ганс схватились с тяжелораненым Мельхиором. Граф ревел где-то за спиной:
— Что вы за бестолочи, черт вас дери! Я вам прикончить обоих велел, а не дуэли устраивать!
Вложив в удар всю накопленную ярость, Матис взмахнул кинжалом, но клинок лишь ткнулся в кольчугу. Словно игрушку, коренастый боец отвел кинжал в сторону и оттолкнул Матиса. Потом рывком выхватил кацбальгер — короткий меч, которыми ландскнехты рубились в ближнем бою. Он обозначил замах справа и нанес удар слева. Юноша пригнулся, отскочил и больно врезался спиной в стенку императорского склепа. Путь к отступлению был отрезан. С кинжалом в дрожащих руках Матис дожидался нового выпада, хоть и понимал, что в затяжной схватке не имел ни единого шанса против длинного клинка. Тем более что Роланд, в отличие от него, умел убивать и был гораздо крупнее. Со злобным оскалом ландскнехт занес меч для решающего удара и ринулся на Матиса.
— Паршивец мелкий, — прошипел он. — Давно надо было прикончить…
В это мгновение юноша метнул кинжал.
Он сделал это от безысходности, но в этот раз, казалось, сама судьба направила его руку. Клинок, точно стрела, просвистел в воздухе и попал противнику точно в шею, туда, где заканчивалась кольчуга и виднелась кожа. Ландскнехт сделал по инерции еще пару шагов, но тут из раны фонтаном брызнула кровь, и Роланд, захлебываясь, стал заваливаться вперед. Он схватился обеими руками за кинжал, рухнул наконец на пол и в последней отчаянной попытке потянулся к Матису. Потом вздрогнул и растянулся у него под ногами. По полу растеклась большая темная лужа.
Скованный ужасом, Матис смотрел на противника. Мельхиор еще отбивался от двух ландскнехтов. Менестрель побледнел, из плеча у него торчал арбалетный болт, по бархатному камзолу растекалось красное пятно. Долго он не протянет.
Матис замешкался. Броситься ли ему на помощь человеку, который так подло их предал? Или попытаться сбежать вместе с Агнес? Он лихорадочно огляделся. Где она вообще? И куда, черт возьми, девался граф? Тут его размышления прервал яростный рев Фридриха где-то в центральном нефе. Теперь Матис различил в темноте Агнес. С копьем в руках она мчалась между колонами к западному порталу — похоже, пыталась спастись.
«Не туда! — пронеслось в голове у Матиса. — Там заперто! Не делай этого! Ты бежишь в ловушку!»
Но Агнес резко повернула к небольшой дверце слева от портала. Граф последовал за ней.
— Агнес! — крикнул Матис. — Подожди меня!
Решение оставить Мельхиора одного против двух солдат пришло мгновенно. При этом Матис понимал: если лжеменестрель погибнет, им с Агнес придется спасаться от двух разъяренных ландскнехтов. Вместе с Фридрихом противников было уже трое, притом хорошо вооруженных. И все же Матис не мог оставить Агнес одну.
Только не с этим сумасшедшим!
Он бросился к дверце, за которой только что скрылись Агнес и Фридрих. Оттуда на второй этаж вела лестница. Сверху доносились гневные крики графа:
— Стой, скотина! Копье, отдай мне копье!
Вскоре Матис оказался в просторном зале. Кроме широкого стола и нескольких стульев, в зале ничего не было, лишь куча веревок в углу. Матис решил, что это веревки с колокольни, расположенной где-то наверху. Справа была распахнута крошечная дверь — оттуда слышался шум торопливых шагов.
— Агнес! — снова крикнул Матис, и голос его эхом разнесся по сводам. — Агнес!
Он пересек зал и протиснулся в дверь, за которой начиналась очередная лестница с деревянными ступенями. То и дело юноша пробегал мимо открытых оконных проемов, в которые задувал прохладный ночной воздух.
Снова послышались шаги, звук их стал вдруг приглушенным. Преодолев еще несчетное число ступеней, Матис оказался перед невысоким проемом, ведущим в ночную тьму. Дальше вела старая деревянная лестница и заканчивалась, вероятно, в одной из передних башен. Юноша прислушался, но ничего больше не услышал. Где они теперь? Побежали в проем или поднялись дальше по лестнице? Наконец Матис решил поискать снаружи за низким проемом. Если бы Агнес с графом были в башне, он еще услышал бы их голоса. Кроме того, шаги перед этим отдавались глухим стуком, словно по камню.
Матис шагнул на узкую галерею, и порывистый ветер растрепал ему волосы. Галерея тянулась в обе стороны вокруг собора. Чтобы не упасть, юноша крепко хватался за тонкие колонны, расставленные через равные промежутки. Проход за колоннами был широк ровно настолько, чтобы смог пройти один человек. И все-таки Матис старался не смотреть вниз. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы убедиться, что до земли было не менее тридцати шагов. Он смотрел прямо перед собой и лихорадочно соображал, в какую сторону пойти. Тут справа раздался крик.
Это кричала Агнес, и она была смертельно напугана.
Пригнувшись, Матис бросился вдоль колонн. На востоке, за четырехгранным куполом уже брезжил рассвет. Галереи, башни и крыши собора по-прежнему утопали во мраке.
Завернув за угол, юноша вдруг увидел прямо перед собой графа. Тот держался за перила и смотрел куда-то вверх. Между арками галереи, вцепившись в колонну, маячил дрожащий силуэт — в шаге от пропасти.
Агнес.
— Господи, — прошептал Матис. — Не прыгай, только не прыгай!
Скованный ужасом, он смотрел на нее, готовую сорваться вниз.
Агнес пыталась пересилить страх. Одной рукой она вцепилась в колонну, в другой сжимала грязную тряпицу, куда было завернуто святое копье. Она посмотрела вниз: до косой черепичной крыши было больше пяти шагов. Ей вдруг стало плохо.
Когда ландскнехты схватились с Мельхиором и Матисом, Агнес застыла в оцепенении. Но потом за ней погнался Фридрих, и она не раздумывая бросилась бежать. О том, что западный портал заперт, Агнес вспомнила лишь в последний момент и тогда устремилась в одну из башен. Так она оказалась на этой узкой галерее. Фридрих следовал за нею по пятам. Он почти догнал ее, но Агнес перемахнула через парапет и теперь держал копье в вытянутой руке.
— Стой где стоишь! — прохрипела она. — Или я брошу его.
Граф остановился и глянул вниз. Потом пожал плечами.
— Копье упадет на крышу, его можно забрать и потом. Бросай, и тогда я смогу заняться тобой. — Тут рот его скривился в зловещей улыбке. — Ты не представляешь, как долго я этого ждал.
— Ты сумасшедший, Фридрих! — ответил Агнес с мольбой в голосе. — Опомнись, я… я же твоя жена!
— Жена, которая меня обманула! Жена, которую я когда-то любил и желал — и в которой так разочаровался… — Фридрих сокрушенно покачал головой. — Я возлагал на тебя такие надежды, Агнес. Ты была так умна, начитанна и, почти как я, влюблена в старинные предания. Вместе мы наверняка смогли бы найти сокровища норманнов. Мы бы…
— Сокровищ не существует, Фридрих! Пойми же ты наконец.
Агнес придвинулась ближе к краю. Что угодно, лишь бы подальше от этого сумасшедшего.
— Это только мечта, — продолжала она в отчаянии и устремила на графа молящий взгляд. — Когда-то их, может, и держали в Трифельсе, но Гогенштауфены вернули их в Апулию. Их, наверное, давно растратили. Одумайся ты наконец! Прошу тебя, забери копье и исчезни уже из моей жизни.
Граф поджал губы, как обиженный ребенок.
— Сокровища есть! — прошипел он в ответ. — И я их найду. Тебе не убедить меня в обратном. Ни тебе, ни моему отцу, проклятому скряге! Сокровища где-то в Трифельсе. Но чтобы разыскать и раскопать столько сундуков, нужны деньги, много денег. И кайзер даст мне их, когда я верну ему копье. Поэтому давай его сюда и…
Он шагнул вперед. В это мгновение Агнес заметила на углу галереи еще кого-то. Казалось, он сейчас ринется вперед. Агнес вскрикнула от изумления. Слишком поздно она поняла, что это Матис, готовый броситься на ее супруга. Она поскользнулась на мокрой от росы балюстраде, покачнулась и, взмахнув руками, упала с галереи. Копье выскользнуло из руки, стукнулось о черепичную крышу, покатилось вниз и наконец застряло в водосточном желобе.
Сама Агнес успела ухватиться за колонну и повисла на одной руке. Она чувствовала, как силы медленно ее покидают; пальцы зудели, словно по ним забегали сотни муравьев. В конце концов женщина разжала руку, упала на жесткую крышу, перекатилась и заскользила по шершавой черепице к водостоку.
— Убийца, убийца! — кричал где-то Матис.
Внезапно от одной из башен взметнулась вверх серая тень, скользнула к ней, и Агнес едва не потеряла сознание.
Что, ради всего святого…
Последнее, о чем успела подумать женщина, — что эта тень была ей знакома.
Послышался знакомый клекот.
Матис бросился на графа, и в тот же миг Агнес сорвалась с галереи. Сердце словно кинжалом пронзило. Потом юноша вихрем налетел на Фридриха и увлек за собой на пол.
— Убийца, убийца! — ревел Матис и колотил графа.
Несмотря на худобу, Фридрих оказался на удивление сильным. Он с силой отшвырнул Матиса и выхватил шпагу.
— Вообще-то я рассчитывал, что твоя смерть будет долгой, — прохрипел граф, еще не оправившись после столкновения; с рассеченной губы его капала кровь. — Ну что ж, придется прикончить тебя сразу.
Он сделал выпад, но юноша в последний момент прянул в сторону. Ослепленный ненавистью, Фридрих размахивал шпагой и теснил Матиса.
«Сейчас хоть кинжал бы какой-нибудь! — в отчаянии думал Матис. — Почему я, дурень, не захватил кацбальгер у мертвого Роланда?!»
В конце концов ему не осталось ничего другого, кроме как вспрыгнуть на парапет. Но Фридрих последовал за ним. Граф теперь стоял по другую сторону колонны и пытался нанести смертельный удар, однако Матис, как рыба, всякий раз уворачивался. Он становился то справа, то слева от колонны и отчаянно всматривался в сумрак, стараясь разглядеть Агнес, но разгневанный граф загораживал вид.
Господи, только бы она не сорвалась… Иначе все было напрасно!
— Она мертва! — закричал граф, вероятно, распознав выражение лица Матиса. — Ни я, ни ты уже не затащим ее в постель. — Он рассмеялся, и безумие ядом выступило на глазах. — Теперь эта женщина перестанет преследовать меня в кошмарах. Как и ты! Ты… Черт, это еще что?
Фридрих как раз изготовился к решающему удару, как вдруг вдоль галереи метнулась тень, пятно на оттенок чернее окружающих сумерек. Раздался пронзительный, нечеловеческий крик, потом Матис почувствовал, как по лицу скользнули перья. Существо налетело на графа и, казалось, взорвалось прямо перед ним визжащим, пернатым шаром. Фридрих принялся яростно отбиваться.
— Прочь! Убирайся! — ревел он. — Будь ты проклят, исчадие ада!
Так же внезапно, как и появилась, вспугнутая птица снова скрылась под кровлей. Все произошло так быстро, что Матис не понял, была ли это действительно птица или какой-то призрак.
Граф между тем кричал как резаный. Должно быть, птица расцарапала ему когтями лицо. Фридрих беспомощно ощупывал глаза и на мгновение отпустил колонну. Он покачнулся, ступил правой ногой в пустоту. Потом левой.
— Ты — исчадие ада! — успел он выкрикнуть. — Демон!
Мгновение граф словно завис в воздухе, после чего камнем рухнул вниз и с грохотом ударился о крышу. Матис увидел, как Фридрих покатился к водостоку, яростно хватался руками, но зацепиться было не за что. Съехав через карниз, он ухватился за желоб. Пальцы белыми, извивающимися червями впились в жестяную трубу.
На краткий миг над водостоком показалось расцарапанное в кровь лицо графа, искаженное гримасой ненависти и смертельного ужаса.
Затем его поглотила тьма.
Оглушенная, Агнес лежала на крыше. Рядом о черепицу ударилось что-то тяжелое. Послышался душераздирающий крик — и резко оборвался.
«Фридрих, — подумала Агнес. — Это был Фридрих. Он мертв».
К своему удивлению, она не испытала при этом облегчения. Ей вспомнилась тень, нечеловеческий визг над головой, яростные вопли супруга.
Будь ты проклят, исчадие ада!..
Разве такое возможно? Спустя столько месяцев?
Агнес осторожно подняла голову и попыталась сориентироваться. Она лежала на нижнем краю крыши, конечности болели после удара, но небольшой наклон смягчил падение. Женщина собралась уже отползти подальше от края, но тут съехала еще ниже. От утренней росы черепица стала скользкой. Агнес снова попыталась вскарабкаться наверх, но опять поехала вниз. Ноги потеряли опору, с края посыпались мелкие камешки, и вот ноги уже повисли над пропастью. Агнес отчаянно впивалась пальцами в черепицу, но чувствовала, как пот и роса покрывают ладони скользкой пленкой.
— Не двигайся! — крикнул откуда-то сверху Матис. — Я сейчас вернусь!
Агнес услышала торопливые затихающие шаги. Страх мелким зверьком вгрызался в сознание. Что же, ради всего святого, задумал Матис? Женщина скользнула еще на дюйм ближе к пропасти. Она пыталась слиться воедино с крышей, точно ящерица вжималась в черепицу, но ничего не помогало. Опора постепенно выскальзывала из-под нее, собственный вес неумолимо тянул вниз.
— Матис, Матис! — кричала она в отчаянии. — Куда ты пропал? Я сейчас упаду!
Секунды растягивались в вечность. Неужели это конец? После всего, что ей довелось пережить? Разве для этого она спаслась от Черного Ганса, Барнабаса, Пастуха-Йокеля, а под конец и от своего сумасшедшего супруга? Чтобы теперь просто разбиться насмерть? Агнес готова была рассмеяться, но не издала ни звука. Страх стиснул ей горло.
Наконец, когда она уже сдалась, сверху снова послышались шаги. Затем на крышу рядом с ней упал конец веревки.
— Хватайся, скорее! — велел Матис.
— Я… не могу, — всхлипнула Агнес, вновь обретя дар речи. — Если я разожму руки, то упаду.
— Ты должна! Сначала хватайся одной рукой, потом другой! У тебя получится, верь мне.
Агнес стиснула зубы. В конце концов она отняла руку от черепицы и потянулась к веревке. В тот же миг женщина соскользнула на последние полшага, отделявшие ее от края.
— Н-е-е-е-т!
Пальцы скользнули по шершавой черепице, оставив кровавые следы, но Агнес не чувствовала боли, лишь неприкрытый смертельный ужас. Тут она нашарила что-то выступающее и крепко схватилась. Это был жестяной водосток, он дрогнул и со скрипом подался. Два гвоздя вырвало из карниза, и труба отогнулась в сторону, так что Агнес повисла над землей, как на кране. Веревка висела теперь всего в полушаге от нее.
— Ради Бога, Агнес! — кричал Матис, как безумный. — Хватайся за веревку! Хватайся скорее!
Агнес посмотрела вниз. До земли было не меньше двадцати шагов. Небо начало постепенно светлеть, но по земле еще клубился туман — густая серая масса, из которой торчали шпили часовен. Над Рейном показалось рассветное солнце, и водная гладь переливалась волшебными бликами.
«Будет не больно, — думала Агнес. — Будет совсем не больно. Один лишь миг, потом глухой удар…»
— Агнес, черт возьми, хватайся уже за веревку! Если не ради себя, то хоть ради меня. Я… я люблю тебя!
Голос Матиса вернул ее в действительность. Конец веревки висел прямо перед ней — словно палец предостерегающе указывал в лицо. Женщина закрыла глаза, крикнула что есть сил в туманный рассвет…
И прыгнула.
Веревка тоже оказалась мокрой, и Агнес заскользила вниз. Сердце рванулось из груди. Но она судорожно сцепила окровавленные пальцы и резко остановилась. Словно колокол, женщина покачивалась из стороны в сторону. Рядом в бледном сумраке торчал жестяной водосток. В следующий миг Агнес почувствовала рывок и начала медленно подниматься. Вскоре она снова оказалась на крыше.
— Теперь сделай петлю и затяни на бедрах, — крикнул ей Матис успокаивающим тоном. — Еще немного, и ты будешь в безопасности.
Агнес с трепетом повиновалась. Окровавленными пальцами она связала петлю и влезла внутрь. Матис принялся втаскивать ее наверх. Наконец она поднялась на галерею и, измученная, упала в объятия Матиса. Тот обнял ее так крепко, что она едва не задохнулась.
— Я уже в третий раз чуть не потерял тебя, — прошептал он. — Больше никогда от меня не уходи. Слышишь? Никогда.
Матис осторожно опустил ее на пол и поцеловал. Только теперь Агнес почувствовала боль в окровавленных пальцах. Но это показалось даже приятным. Боль означала, что Агнес еще жива.
Они еще долго лежали на полу узкой галереи. Защебетали птицы, и Агнес первой нарушила молчание. Голос у нее был тихий, надломленный.
— Я… я видела какую-то тень и слышала клекот. Как раньше, когда кричал Парцифаль. — Она помолчала в надежде. — Скажи, Матис… это был Парцифаль?
— Ты про своего сокола? — Матис покачал головой. — Это вряд ли. Скорее всего, мы какую-нибудь пустельгу вспугнули. А может, сову или галку, кто его знает… Все так быстро случилось, я и разглядеть толком не успел.
— Я думала, Парцифаль…
— Вернулся к тебе? — Матис нахмурился. — Агнес, путь от Трифельса до Шпейера неблизок. Думаю, Парцифаль действительно любил тебя. Насколько это слово вообще применимо к животным. Но чтобы он проделал такой путь только затем, чтобы защитить хозяйку? — Он пожал плечами и тихо рассмеялся. — А почему бы и нет? Пусть это будет Парцифаль. Звучит, по крайней мере, красиво. По сути…
Он вдруг замолчал. Заслышав медленные, шаркающие шаги, Агнес снова задрожала в его объятиях.
«Неужели этот кошмар никогда не закончится?» — подумала она в отчаянии.
Матис осторожно поднялся, взял камень, выбитый с галереи во время схватки с графом, и с обломком в руке стал дожидаться незваного гостя.
Теперь послышался хрип, к нему добавился кашель; звук становился громче. Вот человек повернул из-за угла. Он скорее ковылял, чем шел, держался за колонны и продолжал переставлять ноги. На пол капала кровь.
Мельхиор.
Он был при смерти. Из плеча его по-прежнему торчал арбалетный болт, однако и во многих других местах на камзоле проступили багровые пятна. Правая рука, до сих пор сжимающая шпагу из смертоносной толедской стали, безвольно повисла. Вопреки всему, он улыбался.
— А… все же мне довелось увидеть вас напоследок, юная Агнес.
Как в прежние времена, Мельхиор сдержанно поклонился, но в этот раз из этого ничего не вышло. Лжеменестрель рухнул на колени и закашлялся кровью. Потом ухватился за колонну и с трудом поднялся.
— Я… я уж боялся, что придется спасать вас еще и от ужасного супруга, — продолжил он, запинаясь. — Но вы, слава Богу, управились сами. Как любезно с вашей стороны…
Он прикрыл глаза. Из раны в плече продолжала сочиться кровь.
— Не то чтобы я страшился схватки. Но мне сейчас немного… нездоровится.
— Граф убит, — ответил Матис холодно. — И двое ваших противников, видимо, тоже.
Мельхиор кивнул.
— Несносные… комары. Искололи меня всего. Если бы не плечо…
— Нам, наверное, следует поблагодарить вас, — перебил его Матис. — Все-таки вы помогли Агнес убежать. Только вот я что-то не чувствую благодарности. Почему, интересно?
— Вы… так и не поняли, мастер Виленбах, — лицо фон Таннингена стало белым, как камень за его спиной. — Над… Рейхом нависла угроза! У меня… не было выбора. И все-таки я должен попросить у вас прощения. Мне… мне не следовало связываться с этим безумцем. Только теперь, в соборе, вы открыли мне глаза. Ваши видения… — он улыбнулся Агнес и перекрестился. — Я причастился божественного провидения. Теперь можно спокойно умереть.
Агнес невольно отступила на шаг.
— Уж и не знаю, было ли это провидением, — ответила она нерешительно. — Возможно, это просто совпадение. Копье было спрятано в зазоре, кто угодно мог найти его до меня.
Мельхиор покачал головой.
— Это провидение, знак Божий. Я уверен.
Тяжело дыша, он пошарил в кармане пропитанного кровью камзола и достал свернутый, потрепанный документ.
— Родословная ваших предков, Агнес, — пояснил он с трудом. — Она снова ваша. Ваша судьба, а с ней и судьба всей империи, теперь лишь в руках Господа. Родословная укажет вам путь и подскажет, что делать.
Лжеменестрель снова запустил руку в карман, вынул кольцо и вместе с документом протянул Агнес.
— Вот, возьмите. Похоже, кольцо принесло мне одни только несчастья… Мне не следовало забирать его у вас. И все-таки… можете вы простить меня?
Агнес приняла пергамент и кольцо, удивительно холодное на ощупь.
— Я… вас прощаю, — ответила она.
— Благодарю, вы слишком милостивы, — Мельхиор вцепился в колонну и устремил на Агнес тоскливый взгляд. — Святое копье… Можно мне взглянуть на него еще раз?
— Его у нас нет, — вмешался Матис. — Оно нам теперь и не нужно. До недавнего времени я думал, что должен изменить с его помощью мир. Но это в прошлом, — он небрежно кивнул на черепичную крышу внизу. — Оно лежит где-то в водостоке. Скоро его засыплет листвой, покроет грязью и птичьим пометом. Пусть гниет там ближайшие лет триста. Мне нет никакого дела.
Мельхиор уставился на него, раскрыв рот.
— Но… святое копье… — прошептал он. — Его нельзя…
В это мгновение послышался отдаленный клекот. Он становился все ближе. Наконец в свете восходящего солнца над четырехгранным куполом показалась крупная птица. Она расправила крылья и спикировала на черепичную крышу. Агнес прищурилась, чтобы лучше видеть, но солнце светило прямо в глаза. Под яркими лучами роса переливалась бликами, превратившись в сверкающее море, и птица утонула в его глади. Потом она вдруг вынырнула, но разглядеть ее так и не получилось. Мгновением позже птица пролетела прямо над ними.
Она держала в когтях серый сверток в локоть длиной.
— Святое копье! — выдохнул Матис. — Она же схватила святое копье!
Птица совершила над ними круг, потом полетела прочь и, словно на прощание, прокричала. Теперь Агнес не сомневалась.
— Это был Парцифаль, — сказала она тихо, но уверенно. — Парцифаль указал нам вначале путь к этому копью, и теперь он же забрал его.
Матис схватился за балюстраду и перегнулся, чтобы разглядеть все как следует. Но птица уже скрылась за башнями.
— Глупости, — возразил он. — Такое… просто невозможно. Он был крупнее твоего сокола, скорее канюк или орел. Наверное, пустит его на строительство гнезда или просто решил, будто это что-то съедобное… А то, что ты утверждаешь, — так бывает только в легендах.
Матис посмотрел на крыши домов, за которыми простирались болота, луга и леса.
— Интересно, где оно теперь окажется? — пробормотал он. — Наверное, в гнезде в какой-нибудь разрушенной крепости…
Агнес улыбнулась.
— Надеюсь, не в Трифельсе. С меня приключений довольно. А до тех пор, пока в Нюрнберге хранится поддельное копье, этого вряд ли кто-нибудь хватится.
Она оглянулась на Мельхиора. Тот сидел на полу, привалившись к стене, устремив пустой, остекленевший взгляд вдаль, туда, где скрылась птица. На лице его застыло выражение полного умиротворения.
— Он мертв, — сообщил Матис, на всякий случай приложив руку к груди фон Таннингена. — Удивительно, что он вообще с такими ранами добрался сюда… — Юноша покачал головой и осторожно закрыл Мельхиору глаза. — Кем же он все-таки был? Другом? Или предателем? Я так и не распознал его.
— По крайней мере, он был хорошим рассказчиком, — ответила Агнес печально. — Надеюсь, он успел увидеть сокола и узнал, чем закончилась его история… — Она вздохнула. — Все истории рано или поздно заканчиваются.
— А наша? — спросил Матис нерешительно.
— Наша? Наша только начинается… — Агнес чуть помедлила. — Но эта история о будущем, а не о прошлом.
Она решительно развернула пергамент, разорвала на мелкие кусочки и бросила по ветру. Обрывки разлетелись, как снежные хлопья, и скрылись за куполом.
Потом женщина взяла Матиса за руку, и они вместе двинулись вдоль галереи к восточному крылу. Солнце огненным шаром поднималось над Рейном и возвещало начало нового дня.
Агнес улыбнулась. Ее ждал первый погожий день за долгое время.
