* * *
Красивой сшибки не получилось. Группировка титуляров так же издала клич при виде врагов и ломанулась навстречу. И когда задние «выродки» еще находились в вестибюле, передние уже начали потасовку.
Происходившее после можно описать только по законам статистики — скупым, точным, но совершенно безэмоциональным языком. Не передающим гаммы чувств десятков парней, перешагнувших порог, отделяющих в них зверя от человека. Не передающим ощущения эйфории, когда тебе наплевать, что будет дальше. Ты вышел на смертный бой, этот бой решит твое будущее, но это будет когда-то потом. А сейчас вот он ты, а вот твой смертный враг. И это незабываемое ощущение чувства локтя, когда рядом дерутся твои товарищи в состоянии, один в один, как у тебя. Это безумие, читающееся на лицах…
…Нет, всего передать невозможно — не хватит и десятка томов, ибо каждый сражающийся в этот момент индивидуален, каждый — целая вселенная со своими чувствами, стремлениями, ощущениями, целями, тормозами и собственным кодексом чести. Потому возможна только голая статистика, которая, хотя подобными вещами не оперирует, может описать детально, как первая волна титуляров захлебнулась, ибо была неорганизованной. И «выродки», надавив массой (они же были скучены), оттеснили противников от шлюза на широкое пространство двора. И как после этого навалились остальные, и с той, и с другой стороны.
— А если «выродки» победят? — раздался вдруг голос сзади. Мия. В бой вступили все силы сторон, черное пятно во дворе было почти таким же по количеству участников, как и белое.
— Не победят, — покачал я головой.
— Кампоса с друзьями может оказаться недостаточно! — не сдавалась она, качая головой. — Черных слишком много!
Действительно, много. После разговора с директором я представлял себе иную цифру, максимум человек в двадцать пять. На фоне же аж сорока бойцов Адриано терялись даже трое «интеллигентов» поддержки его папочки, хотя бой еще покажет, что они грозная сила даже в этом случае. Титуляров же было всего полсотни, меньше того, что я ждал, включая нескольких глупых-глупых сеньорит, пускай и умеющих драться. Сеньорит не стоит недооценивать, на Венере многие представительницы слабого пола умеют драться хорошо — в одной только нашей спортшколе несколько десятков таких, которые могли бы оказать достойный отпор любому противнику. Но они не обладают главным качеством для боя в толпе — массой.
— Смотри, — кивнул я на изображение, не став втягиваться спор.
Итак, массовка, следуя предупреждениям сеньоры Абигейл о том, что нельзя учесть всего, действительно, оказалась больше, чем я предполагал, и в ином соотношении. Получившаяся дисперсия казалась убийственной для изначального плана, как и последствия для тех, кого «затопчут». Ибо ожесточение боя уже зашкалило за разумные пределы, а соотношение сторон будет и дальше подогревать градус. Но ситуация все же не была безнадежна, не стоит подобно Мие впадать в панику, так как победа будет добыта не в прямом столкновении. Любая победа, согласно Сун Цзы, одерживается еще до сшибки, и я имел достаточно сильные козыри в рукавах.
Тем временем фаза столкновения кончилась, началась собственно битва. Месилово широким фронтом, почти по диагонали двора. Отчего-то вспомнился уличный бой возле метро «Спортико» — и в вестибюле, и около него; что-то было в них общее, некое безумие, безрассудство. Обе стороны прошли точку невозврата, как и там, это чувствовалось даже у нас в зоне хранения, через камеры.
Но вот по законам все той же статистики единый фронт нарушился. Площадь школьного двора была достаточно большой, и вся сотня сражающихся рассредоточилась, разбиваясь из ударных кулаков на одиночные схватки. Линия соприкосновения осталась, но начала представлять собой водоворот ног, рук, кулаков и иных частей тела, с вперемешку мелькающим черным и белым цветом спин участвующих. Вся эта масса постоянно двигалась, перемешивалась, словно муравьи в муравейнике или пчелы в улье, как на экскурсии в королевском биосферном музее.
Вскоре стали видны очертания текущей битвы со всеми направлениями ударов и центрами силы, словно смотришь на завихренную на столе карту-план операции. Словно там, вверху, не люди, а компьютерные бездушные юниты, цифровые человечки. Но было и отличие: управлять этой битвой, перемещать по карте эти «центры силы», я не мог. Только смотреть и наблюдать. И это самое главное, пожалуй, отличие реальной жизни от сетевой игры.
…А еще, там были все-таки люди.
…Как я и думал, во всей красе себя проявили «интеллигенты» — это действительно оказался козырь, СБ сеньора Манзони не прогадало. Они образовали вокруг себя самый мощный центр силы, которым продавливали фронт титуляров, которые были вынуждены пятиться под натиском. Однако, в других местах сказывалось численное преимущество титуляров, там давили уже они, огибая ударный кулак «выродков», образуя на контурах школьного двора вытянутую кляксу. Ситуация попахивала патом: при такой численности бойцов и площади двора окружение выродков ничего титулярам не давало; их было больше, но противник организованнее…
…То есть, решение должно было наступить резко, как только одна из сторон дрогнет. Не истощится, нет, в такой конфигурации это менее реально, а именно дрогнет, запустив лавинообразный процесс. И это будет катастрофой.
— Бенито, давай! — активировал я линию связи с Толстым. Тянуть не стоит, в таких схватках время летит быстро. Несколько минут — и все готово. Это в фильмах толпа на толпу может мочиться часами.
Компания Кампоса прекрасно все понимала и без меня, и буквально сорвалась в направлении шлюза. Но охрана на входе попыталась не выпустить и их. Я вновь вынужден был набрать директора, номер которого повесил на горящий вызов. После чего только и успел крикнуть:
— Отставить, придурки! Не бузить! Вы чего делаете?..
Ибо парни Бенито на полном серьезе собрались прорываться силой, драться с охраной, лишая меня последнего козыря. Вот уж точно придурки!
…Вру, не последнего. Предпоследнего. Так как был еще я сам. Но это воистину последний резерв, до которого лучше не доводить.
Успел, прекратили. Бенито быстро въехал в ситуацию и отвесил кое-кому из своих мощный подзатыльник. С ним не спорили — понимали, каковы сегодня ставки, да и авторитет у Толстого остался.
Наконец, через минуту их пропустили, причем главный среди охранников яростно спорил с невидимым оппонентом, и судя по лицу, решил для себя послать в ближайшем будущем на все буквы и эту школу, и ее директора — от греха подальше. Жаль парня, не успеет.
Итак, Кампос и его бригада ударили. Ударили, несмотря на заминку у шлюза, мощно, единым кулаком, сметая всех на пути. Надо сказать, в компании Бенито ребятки всегда были накачанные, подтянутые; все они детки представителей криминального мира того или иного уровня, а там, от простого бойца эскадрона до хефе, физическое развитие является обязательным условием уважения. Да, ты можешь быть задохликом-инвалидом, тебя возьмут в их структуру аналитиком, финансистом, программером… Но не лидером. Будь ты семи пядей во лбу. А лидер, как и любой боец, должен быть в первую очередь силовиком. Пусть не самым-самым, но могущим обезопасить себя от гнилых претензий. Потому с парнями Бенито всегда было тяжело сражаться — даже при прочих равных подонки превосходили титуляров общей мышечной массой, как и умением ее использовать — ибо мышечная масса без единоборств мало чего стоит.
В общем, «великолепная семерка» Кампоса сыграла роль танкового клина, вошедшего в оборону врага «по самые гланды», прорвавшего ее, как нож тонкую бумагу, и, поскольку это был как бы тыл, поток титуляров, огибающий и продавливающий выродков слева и справа, хлынул в пробитую ими брешь, довершая разгром. Нет, это был еще не конец, но как говаривал камаррадо Жуков, это было начало конца. Поскольку этот прорыв и стал тем самым «фактором катастрофы», из-за которого противник дрогнул, испугавшись…
…Чего? Не важно чего. Важен сам принцип распространения паники, а эта зараза распространяется, как электромагнитная волна, в любой среде, с любым эмоциональным сопротивлением. Просто потому, что это в человеческой природе. И распространяется по закону экспоненты, как нейтроны при ядерной реакции.
Первыми эта ядерная реакция задела тех, кто был наименее мотивирован — случайных людей, прибившихся к группировке Манзони по стадному принципу. «Интеллигенты» и собранный вокруг них кулак еще будут сражаться, и дорого продадут победу над собой; идейные выродки, собственно бастарды, решившие сделать ставку своей карьеры на Адриано, так же не сдадутся… Но «массовка» была обречена. И почувствовав над собой дамоклов меч, быстро решила, что лучше прослыть трусами, чем быть похороненными тут неизвестно за что и за какие идеалы. Ведь титуляры именно похоронят — как уже сказал, все здесь присутствующие перешагнули грань человечности.
В общем, они побежали. Двор был достаточно большим для сотни дерущихся, толпа не слишком плотной, и вырваться в сторону шлюза особого труда не составляло. Один, два, три… Пять, десять человек! За ними погнались, но провожали только до шлюза — на той стороне камеры перехода стояли вооруженные и очень злые охранники, да и преследовать противника ТАМ…
— Селеста, пусть бегут! — крикнул я, видя, что одна из групп титуляров пытается мешать беглецам, оттеснить их от «зеленого коридора». — Беги туда, скажи, чтоб дали «выродкам» уйти! Так надо!
— Поняла! — прокричала девушка и помчалась исполнять приказы. Кажется, я с каждой минутой все больше и больше обожаю девочек из трущоб — ничем их не удивишь, ничего не боятся. Даже драки в сотню рыл. Стояла себе под охраной Паулы в сторонке, следила за битвой со стоицизмом Марка Аврелия, и тут же понеслась выполнять приказ, как только его получила. Не просто куда-то за чем-то, а именно выполнять, четко представляя, что происходит и чего я хочу.
— Парни, назад! — поддержал я девушку. Вся «гвардия» титуляров была настроена на пятый канал и меня должны были услышать. — Ваша задача не дать уйти Манзони! Только Манзони! Остальные пусть бегут! Повторяю, пусть бегут, никого не преследуйте!
— Роза, готовь створки! — отключил я пятый канал, пытаясь не потерять глазами Адриано. — Если скажу «давай» — сразу закроешь!
— Есть, готова! — вновь отрапортовала старшая Сестренка. — Этих всех выпускать?
— Да, всех.
Да, пусть бегут. От бОльшего количества пролитой крови, сломанных рук, ног и челюстей победа не станет слаще. Наоборот, отсутствие таковых хоть и ненамного, но облегчит участь директора, а я не сомневался, что отныне он политический труп. Да и в конце концов, юридически это дети, школьники, всего-навсего. Плевать, какого они достатка, как ведут себя с другими и кто их родители. Не дело это, добивать школьников…
— Бенито, теперь эта троица! — произнес я, видя, что атака Кампоса захлебнулась. Захлебнулась по причине исчезновения противника. Был, р-раз, и уже нет. Из всех четырех десятков условных «выродков» на поле боя остался лишь ударный кулак «интеллигентов», блокированный и отрезанный от шлюза, в составе которого держали удар идейные. Их было немало, почти два десятка, но соотношение сторон изменилось уж слишком круто.
— Понял! — весело усмехнулся Бенито, и принялся что-то на ходу объяснять своим.
— Селеста! Парни! Ваша задача отсечь пути к отходу тем камаррадос, которые вокруг Адриано! Повторяю, отсечь пути отхода группы Адриано! Как слышите?
Посыпались невнятные ответы. Судя по всему, парни были в состоянии эйфории, им хотелось гнать и добивать противников. Но мой голос возымел действие, и многие из них начали приходить в себя, демонстрируя адекватное поведение. Не все, но ситуацию можно было назвать «под контролем».
Итак, решающая атака. «Великолепная семерка» вновь вклинилась в ряды противника… И через несколько минут все было кончено.
Специалисты ударного дела Бенито Викторовича Кампоса вновь дали прорваться титулярам, которые навалились массой и буквально разорвали на ошметки толпу противников, пресекая любые попытки драться организованно. Наваливались на врагов по два-три человека, оттаскивали от своих и принимались месить, вымещая всю оставшуюся злобу. Словами это описывается сухо, но замес на самом деле получился знатный, так как парни Адриано тоже знали, за что борются, что стоит на кону и что светит в случае поражения, и дорого продавали себя. Но это был вопрос чистой математики — в отсутствии оперативного простора их не спасло бы даже умение уходить на сверхскорость восприятия. Перевожу — меня там во дворе, будь я одним из них, замесили бы так же, и ничего бы не помогло. Как не помогло и «интеллигентам» их некислое умение драться, которое я впервые оценил по заслугам, так как во время марсианской эпопеи как-то не до того было.
Поняв, что все почти кончено, титуляры не только не успокоились, но наоборот, еще больше рассвирепели. Они рвали «выродков» руками и ногами, пинали лежачих, пока те не прекращали подавать признаков сознания. Убежать не дали никому, да никто и не пытался. Я не мог контролировать это избиение, есть вещи выше моих сил. И, каюсь, думал, что может кончиться хуже. В итоге до смерти никого не забили, хотя в худших сценариях я делал поправку и на это.
Да, вот такая я бесчувственная скотина, играюсь жизнью и смертью людей. Причем по сути детей, юных мальчишек, только начинающих жить. Но я не чувствовал раскаяния — ни предварительного, когда планировал операцию и потери, ни текущего, пока взирал на все в режиме реального времени, ни запоздалого потом, когда просматривал отснятый материал. Я позволил себе судить, класть на чашу весов очень серьезные вещи. Может быть это плохо, может нет… Но через это НАДО пройти, ибо эта битва в школе лишь первый мой детский шажочек на долгом пути становления, если, конечно, все-таки собираюсь стать тем, кем решил однажды. И пусть он будет хотя бы такой — почти безобидный, бескровный, в котором пострадают только «плохие». В конце концов, это видоизмененный, но тот же самый «принцип казино» ее величества, и участвующие в игре сознавали, какую ставку делают. И «выродки», и «титуляры».
Через пару минут все было кончено. Последних «выродков» титуляры растащили на «молекулы», как диполи воды ионы соли, а приготовившаяся по команде Селесты гвардия «Сопротивления» навалилась телами на Адриано, отсекая его от массовки, не давая остальным на растерзание. Это был один из скользких моментов плана — я не был уверен, что удастся сохранить в парнях адекватность к концу битвы. Окружению Манзони повезло меньше, но повторюсь, они знали, на что идут.
Я нашел глазами Бенито. Он и его сорвиголовы не участвовали во всеобщем акте эйфории, а спокойно и размеренно делали то, о чем мы договаривались — ломали «интеллигентную» троицу, выловив ее представителей среди массы противников. Делали они это вшестером, так как один из бойцов их отряда все-таки огреб — сидел у парапета фонтана, схватившись за лицо, и огреб, видимо, от одного из троицы. Парням я не завидовал, но и не сочувствовал — уж эти точно знали, на что шли. Камаррадос Толстого планомерно отбивали им все органы, ломали кости, которые можно сломать, и главное, не отвлекались более ни на что — то есть и бригаде Бенито нашлось занятие. Мальчики при деле, не будут мешать моему плану, и не сказать, что у них есть повод для обиды — один из их врагов «отоварил» их друга. Тут сам бог велел…
…Нет, вот только не надо этой гуманистской чуши. Да, простых школьников, хоть и «выродков», мне жаль. Но только их. Эти же трое проходили спецподготовку, и проходили не просто так. Особенно «не просто так» в виду недавней информации о готовящейся войне и возможных массовых беспорядках со стороны «пятой колонны» внутри страны. Например, оппозиции того же Умберто Манзони, отказавшегося от соглашения с королевой по переводу страны на военные рельсы и значит определенно на кого-то работающего. Не будь фальстарта в виде происшествия в нашей школе, кто знает, где эти трое применяли бы свои навыки? Кто пострадал бы от их действий? Гвардейцы в оцеплении? Простой демос, толпа на акции протеста? А может ими бы разгоняли демонстрации политических противников? Какой урон это принесло бы государству под названием Венера, моей Родине?
Нет, судить их я был не вправе. Но я и не судил — я всего лишь не возражал, чтобы это сделал Толстый. Что будет потом с ними, заинтересуется ли ДБ их организацией… На все воля высших сил, а они, как показывают последние события, совсем даже не спят.
— Внимание, всем! — произнес я, когда ситуация естественным образом подошла к завершению, — заканчивайте с разгромом! Повторяю — заканчивайте с разгромом! Всех, кто может двигаться, швыряйте в фонтан — пусть поплавают! Остальным оказать первую помощь по мере необходимости! Повторяю, всех ходячих в фонтан, а кому нужна помощь — немедленно окажите!
— Но…
— Парни, вы люди, вы не звери! И не какие-то выродки! — осадил я, услышав по пятой линии первые намеки на недовольство. — Вот и будьте людьми!
…И это, проследите, чтоб «живые» не захлебнулись!.. — добавил уже спокойнее.
Кажется, процесс пошел. Настало время предпоследнего акта этой драмы, едва ли не более сложного, чем вся эта громоздкая конструкция с организацией школьной революции. Ибо победить «выродков» мало, как и отлупить Адриано Манзони. Нужно отлупить его так, чтобы пара десятков горилл его папочки ринулись на территорию школы напролом, забыв про принципы, правила и законы. Плевав, что, возможно, загоняют себя в ловушку. И в этой битве мне будут противостоять не зеленые мальчишки, какого бы достатка они ни были, а зрелые тертые мужи — сам сеньор Умберто и шеф его службы безопасности.
Конечно, мысль о том, что половину плана я уже сделал, и сделал на «отлично», всячески пыталась греть душу. Что я уже молодец, что бы там ни было далее. Но я уже говорил как-то Катарине, аккурат после своей женитьбы, что нельзя жить имеющимся. Нельзя останавливаться на достигнутом, ибо это путь в никуда. И даже если у меня не получится подставить клан Манзони, я должен отдать для этого все силы, всю смекалку, всю харизму, наконец, чтобы потом, как тогда в палате с сеньорой Абигейл, сидеть и не жалеть, что мог сделать лучше, но не сделал.
Я должен. И значит, сделаю. В конце концов, это сеньор Манзони вышел на войну и пытается победить, а не я…
Глава 16
Ловушка для дьявола
— Вы что, совсем осел? — не выдержал я и перешел на крик. — Школа оцеплена! В любой момент сюда могут ворваться громилы с армейскими штурмовыми иглометами и начнут палить! И тогда и вы, и эти дети, которых вы так бережете, окажетесь под ударом, на линии огня! Или думаете, бойцы сеньоров олигархов будут щадить каких-то простолюдинов-школьников?
Только тут до моего собеседника, того самого рослого охранника с зачатками мозгов, дошло. Я же продолжил разоряться:
— Я вообще не спрашиваю вас, можно ли мне пройти! Если надо, всех вас тут всех уработаю и пройду! И мои девочки из охраны помогут! Я именно пекусь, и именно о ребятах!
Быстро, ноги в руки и гоните всех по аудиториям! А кто не может — того в актовый зал тащите, наверх! Пусть ходячие орлы берут своих неходячих и дуют! А вы проконтролируйте! Это не шутки, это межклановые разборки, мать вашу!
— А-а-а-а…
— Выполнять! — закончил я рыком, которого охранник не посмел ослушаться.
Само собой, в моем тоне что-то было. Но и аргументы я привел грамотные. Детина развернулся и начал отдавать приказы как своим, так и толпящимся в вестибюле, словно бараны, бежавшим с поля боя «выродкам», которые, дезорганизованные, сидели, непонимания, что же делать дальше. Здесь была охрана, они чувствовали себя в безопасности и не спешили расходиться, хотя по лицам видно, понятия не имели относительно перспектив дальнейшей судьбы.
Видя, что процесс закрутился, я снова направился к шлюзу, но теперь, по знаку старшего, остальные охранники меня пропустили.
Актовый зал… Это хорошее решение. Одно из самых безопасных мест школы, так как находится в ее самом углу, на втором наземном этаже, в тупике. Там гориллам сеньора Манзони делать нечего, их цель будет намного ближе. Вопрос в том, как спровоцировать сеньора Умберто на их рывок, и по этому поводу ощущалась здоровая дрожь в коленках. Я — сосунок, он — прожженный дьявол, а крыша высоток после покушения намекала, что нехорошо переоценивать силы.
— Кассандра, давай на исходную, — вымученно произнес я, после чего обернулся и вновь крикнул старшему из охранников, вдогонку:
— Да, и это, распорядитесь, чтоб туда тоже доставили несколько аптечек! Там тоже полно пострадавших!
Меня услышали. Выполнят, нет — неважно, большего сделать я не мог.
— Роза, вхожу в переход. Закрывай гермозатворы!
Пока я проходил камеру перехода шлюза, с обратной стороны школьного двора произошло интересное и нечастое для наблюдения событие — опускание огромных атмосферных защитных плит, которые отгородили школьный двор от главного входа, со стороны турникетов. Теоретически шаг для находящейся там охраны неприятный, но не смертельный — этот гермозатвор внутренний, и его при желании можно обойти по техническим коридорам. Было бы хуже, опусти мы створки внешние — тогда да, школа оказалась бы изолирована. Но как тогда люди Манзони сюда проникнут?
Однако я мог чувствовать себя в безопасности, ибо меня и людей враждующего клана, находящихся всего в нескольких десятках метров, теперь разделяла металлоуглеродная стена, способная выдержать три сотни атмосфер при почти тысяче градусах Цельсия. Охране же, чтоб оббежать стену, во-первых, нужно время, во-вторых, по дороге их встретят мои девочки, которым я только что дал команду подтягиваться на позицию. Этот наш шаг просчитывался, но проблема в том, что аварийные гермозатворы закрываются легко, массой способов, и предотвратить их закрытие невозможно в принципе, тогда как открыть — потребуется время. А начни люди сеньора Манзони действовать на упреждение, то есть проникни они в школьный двор ранее… Это выглядело бы как вмешательство, на которое могли бы отреагировать наши оперативные группы «за воротами», что так же просчитывается.
То есть, я мог смело идти в школьный двор только потому, что шеф СБ клана Манзони соответствует квалификации и не отправил людей в просчитываемую ловушку, которую мы готовим ему на более поздней стадии операции. Вот такая ирония!
— А, вот ты где! — встретил меня вопросом Бенито, отчего-то чувствовавший себя здесь если не главным, то самым сильным и влиятельным. Потому, что пока я поднимался, угар боя утих, и титуляры представляли собой жалкое зрелище. Растерянные, злые и не менее дезорганизованные, чем «выродки» в вестибюле. Следуя полученной установке, они не давали высунуться из фонтана недобиткам «выродков» местных, «добитки» же были милосердно оттащены в сторону, где вокруг них ходили наши девочки, оказывая, под мудрым руководством моей огненноволосой спутницы, первую помощь. Рядом лежали и сидели и пострадавшие титуляры, «выродкам» помогали наравне с ними, и это дополнительно стирало грань противостояния.
Селеста и четверо ее самых здоровых парней стояли в сторонке, под нужной мне камерой. Двое держали под руки не пытающего сопротивляться полностью раздавленного Адриано, двое зыркали глазами с грозным видом, блюдя приказ о недопущении расправы над Манзони-младшим со стороны остальных титуляров, не входящих в «Сопротивление».
— Пошли! — махнул я Бенито. Тот с гордым видом засеменил следом.
— Хуан, наконец! — облегченно вздохнула Селеста, показывая парням расступиться. Я подошел ближе.
— Отпустите его.
Парни разжали руки, и Адриано плюхнулся на четвереньки.
— Ничего ему не отбили?
— Ну, если только не специально, — криво усмехнулся один из них.
— Идите к фонтану. Все, — мягко приказал я. Парни послушались. — Бенито, разверни сеньора Манзони-младшего вон в ту сторону.
— На камеру, да? — ухмыльнулся Толстый.
— Да, — не стал спорить я и встал в «мертвую зону». — Скажи своим, чтобы подняли его.
— Почему мы? — напрягся он.
— Потому, что вы круче, — пронзил я его подавляющим взглядом. — И за себя постоите. А они — стадо, за которым никого нет.
Аргументация убойная, хотя стоящая невдалеке Селеста скривилась. Впрочем, как и Кампос, видно, только сейчас, во дворе, осознавший, как далеко все зашло, и что обратной дороги нет.
Когда двое молодчиков Толстого вновь подняли Адриано и повернули к толпе у фонтана, я обратился к нему так, чтобы меня слышал весь притихший двор:
— Адриано Манзони! Ты виновен в проявлении крайнего высокомерия! Высокомерия к нам, людям, не принадлежащим к «высшей касте» государства, то есть аристократии! И особенно по отношению к титулярам, выходцам из наименее обеспеченных семей общества, обучающихся в этой школе за государственный счет!
Пауза. Во дворе установилась тишина — исчезли даже перешептывания. Более того, все еще пытающиеся выбраться из фонтана насквозь мокрые недобитки «выродков» так же затихли, вслушиваясь в мои слова сквозь шелест падающей воды.
— Это высокомерие неоднократно проявлялось в виде унижений и побоев не нравящихся тебе людей, — продолжил я, — а так же в принуждении забрать из школы документы откровенно неугодных, как лично тебе, так и твоим друзьям-аристократам. Мы, простые учащиеся школы имени генерала Хуареса, заявляем о неприемлемости такого отношения, а так же, что отныне подобное будем пресекать всеми доступными, в том числе и очень жестокими способами. Ввиду попустительства и лояльного отношения к вам администрации, мы, простые учащиеся, заявляем, что отныне сами будем решать вопросы своей защиты, любыми мерами, какие посчитаем приемлемыми! Отныне и навсегда!
Со стороны фонтана раздался оглушительный поддерживающий рев. И главное, картинка шла сразу в несколько камер, которые дадут просто обалденную запись действа.
— Мы, титуляры и обычные учащиеся, — продолжил я, — требуем от тебя, чтобы ты извинился перед всеми, кого бил и унижал! Перед всеми, кто терпел от тебя и твоих дружков! И за себя и за них! И если увидим в твоих словах искреннее раскаяние, обещаем, что не тронем больше пальцем никого из вас! Начинай.
— На колени его. — Парни Бенито силой опустили Адриано на колени. Тот сопротивлялся, но несильный удар вначале под коленки, а после по почкам, ускорили процесс. Стараясь, чтоб в голосе не звучала издевка, я продолжил:
— Давай: «Я, Адриано Манзони!..»
Тишина.
— «…Прошу прощения перед лицом своих бывших противников!..За свое высокомерное поведение и поступки!..»
— Пошел ты! — презрительно бросил Адриано. Не громко, но смачно — услышали его все.
— Что ж, вот и выяснили, — подвел я итог. — Никакого раскаяния! А значит, и никакой жалости. Ногой его, под дых, — скомандовал я Толстому, и тот с явным удовольствием зарядил Манзони что было силы.
— Еще одна попытка. «Я, Адриано Манзони… — попробовал я продолжить игру, уже чисто на зрителя. Коим был далеко не только и не столько собравшийся вокруг фонтана народ. — Прошу прощения у всех, кому в этой школе нагрубил и кого обидел… Кого избили я и группа моих товарищей!..»
— Пошел ты, Шимановский! — заорал Адриано, и Толстый зарядил ему снова, и без команды.
— Бенито, можешь сломать ему палец? — задумчиво хмыкнул я.
— Могу, а что? — Толстый пожал плечами.
— Тогда мизинец. На правой руке. Давай!
Послышался хруст. И вой Адриано. От этого воя захотелось вжать голову в плечи — Толстый дело знает.
— Теперь еще один, безымянный. Сразу, для обозначения серьезности намерений.
Бенито кивнул и снова хруст. И вновь дикий нечеловеческий вой. Краем глаза я заметил, как Паула скользнула в сторону вестибюля и встала напротив створок шлюза. Мои девчонки встретят только охрану сеньора Манзони, действовать по обстановке охране школьной никто помешать не сможет. А парни там в состоянии, когда становятся параллельны приказы любых директоров.
— Не передумал? — усмехнулся я Адриано.
— Пошел ты!.. И все вы!.. Пошли!.. — сквозь муть боли выцедил тот.
Продышавшись и совладав с собой, мой главный противник вдруг обратился к Бенито:
— А ты что, Толстый, теперь «шестерка» Шимановского, да? Такой значит себе «независимый и несгибаемый»? И чем же он лучше меня?
— Бенито мне должен, — ответил я за Кампоса. — Он заказал меня наемному убийце. И хотя отец выкупил его, заплатив золотом, понимает, что это ничего не значит. Я грохну Бенито, как только буду иметь такую возможность. Не сейчас — так через несколько лет. Десять, двадцать… Не важно, некоторые вещи не имеют срока давности.
Лицо Бенито перекосило, но он смолчал. Так как понимал, что в этих словах есть доля правды, как и то, что я фактически «отмазываю» его от гнева сеньора Манзони-старшего. Все-таки служить добровольно, и служить поневоле — разные служения.
— Ты бы лучше о себе беспокоился, «золотой мальчик», — усмехнулся я. — Тебе жить осталось чуток! Бенито, дайте ему по почкам?
Новый удар, и визг с элементами фальцета. Под Адриано неспешно начала расползаться лужа. Сам он задергался в лапищах удерживающих его парней в неистовых безумных порывах.
— Хорошо, да? — продолжил я, вновь для камеры. — И как справедливо, не находишь? Скольких друзей сеньора Кампоса ты лично выдворил из этого заведения? Хотя они априори ничего не могли тебе сделать ввиду разного социального положения! Кто они, а кто вы! Но они тебе не нравились, а значит…
— А значит по заслугам, Адриано, по заслугам! — подытожил я.
— Катарина, как обстановка, — продолжил почти шепотом, как бы невзначай ткнув палец сквозь иконку четвертой линии на козырьке.
— Пока все так же, — раздался в ушах напряженный голос Лока Идальги. — Еще не созрели. Хуан, ко главному выходу подъехала еще машина. Там их теперь три. Мы так же добавили свою. Уверен, что удержишь ситуацию? Они на взводе, я чувствую!
— Интуиция? — усмехнулся я.
— Да, и поверь, она меня не обманывает.
Я задумался.
— Уверен. Удержу. Не уверен, что раскачаю. Ладно, что со стоянкой?
— Там дела получше. Марту усилила твоими «пятнашками». Силы примерно равные, но у наших деструкторы. И помочь тебе, если что, смогут только они. Так что думай!
Я про себя чуть не выругался. Что тут думать, если это МОЙ план? Да, стоянка далеко. Да, нужно будет время, чтоб продержаться до подхода девчонок. Но повторюсь, за эту часть плана я был спокоен.
— Дай мне связь с сеньором Манзони — старшим, — перешел я к цели своего вызова. — Срочно!
— С кем? — не поняла она.
— С Умберто Манзони! — продемонстрировал я, что она не ослышалась, чем ввел в крайний ступор.
— Хуан, ты соображаешь, что просишь? — выдавила она после паузы.
— Я не прошу, mia cara, — усмехнулся я. — Я приказываю, ибо за такие вещи отвечаю здесь я. К тому же, сеньор Умберто меня сейчас меня прекрасно видит, и, наверняка, слышит. Мне просто нужна обратная связь.
— Подожди минутку, я не правомочна принимать такие решения…
Я мило улыбнулся. Естественно, не правомочна. Но тот, кто правомочен, точно так же слушает нас сейчас, как и сеньор Манзони. Если не сама королева, то как минимум сеньора Гарсия.
И действительно, связь появилась спустя всего полминуты, то есть крайне оперативно, учитывая, что это за канал и какие на нем степени защиты.
— Слушаю! Чего ты хочешь? — произнес грубый баритон усталого взволнованного, но повидавшего многое на жизненном пути человека. Такие люди могут быть взволнованными, ибо это в природе вещей, могут быть уставшими, но всегда останутся хладнокровными, прагматиками до мозга костей, что бы вокруг ни происходило и какой бы информацией ты их не огорошивал. Самый опасный из возможных типажей противников.
— А «здравствуйте»? — немного опешил я, не успевая и думать, и анализировать человека по голосу одновременно.
— Велика честь! — раздраженно бросили на том конце.
— О, это зря, зря! — ухмыльнулся я. — Я же в свою очередь проявлю вежливость — не дело это, грубить старшему, годящемуся в отцы сеньору, да еще весьма и весьма уважаемому с точки зрения окружающих!
— Buon giorno, signore! Puo' prendere i miei bagagli? Quanto le devo? — с удвоенной энергией и показным дружелюбием озвучил я фразы из учебника сеньоры Гонзалез. Итальянский был неосновным языком, и времени ему она почти не уделяла.
— Не паясничай! — оборвал собеседник. Голос его был эталоном хладнокровия, но я легко читал за ним тщательно скрытую ярость.
— Простите, я только начал учить итальянский, — как бы начал оправдываться я. — Знаете, у меня напарница итальянка, но она категорически не желает учить меня своему языку. От нее я знаю все больше нецензурные фразеологические обороты, а приветствовать вас ими… Это ниже достоинства кабальеро!..
— Довольно, щенок! — кажется, у меня начало получаться вывести его из себя, кокон хладнокровия треснул. — Повторяю, чего тебе нужно?
— Мне? — потянул я. — Мне — ничего. Скорее, нужно вашему сыну. А нужно ему, чтобы его противники из числа учащихся этой школы его отпустили. И вы можете этому посодействовать.
— Твои условия? — рявкнул голос.
Блин, сеньор, ну детский сад, честное слово! Я прошел корпус. Мотиваторы. Кнут. Плетку. И даже девять разновидностей карцеров из десяти. Противостоял в смертельном поединке злому списанному взводу хранителей, который потом усердно, не жалея себя, спасал от расстрела. Предотвратил покушение на президента вражеской державы, гоняя по крышам оперативников ее сверхъестественного отдела. А вы хотите запугать меня каким-то дешевым рыком?
— Давайте поступим так, сеньор Умберто, — начал формулировать я, одновременно пытаясь щупать, что нужно говорить. — Сейчас вы связываетесь с королевой Леей и говорите, что согласны на все ее требования. ВСЕ, сеньор Манзони, то есть, вы не просто уступаете в чем-то, а капитулируете. Естественно, в рамках ваших неудавшихся переговоров. Как бы это сказать… В рамках недоговоренностей, вот. Никто ваш бизнес обирать сверх означенного не будет.
— Неприемлемо! — вновь рявкнул голос, видно, все еще надеясь меня запугать.
— Да дослушайте же вы! — покровительственно вздохнул я. — Итак, вы связываетесь с королевой и сообщаете о капитуляции. Это не трудно, она наверняка нас тоже сейчас слушает — она любопытная женщина. После же того, как вы быстренько документально все это оформляете, я уговариваю своих друзей, используя старые школьные связи, передать вашего сына в целости и сохранности. Но только после этого, когда получу благословение тетушки, не обессудьте.
Пауза, и, наконец:
— В случае же если вы этого не сделаете… Ничего не произойдет. И ваш сын получит по заслугам от своих давних классовых врагов — уговаривать их не поступать с ним жестоко я даже не подумаю.
— Долго думал? — хмыкнули на том конце.
— Что вы, сеньор! Чистая импровизация! Такие вещи трудно думать заранее, слишком много возмущающих факторов.
…И да, вы видели демонстрацию серьезности намерений? — улыбнулся я. — Это я про пальцы. Так вот, пальцы — не самая важная часть тела вашего сына. Самая важная все-таки голова, и поверьте, сеньор, мне известно много способов, как сделать так, чтобы избиваемый человек остался здоров, но заимел бы какую-нибудь умственную неполноценность. Подумайте об этом.
Я глянул на Адриано, пришедшего в себя и вслушивающегося в мой монолог. В лице его застыл ужас, но этот ужас не был связан со страхом. Он не боялся, нет, смирился с тем, что произойдет — понимал, какого уровня это игра и каковы ставки сторон. Просто… Скажем так, был в ужасе от неизбежного.
На том конце линии задумались, я услышал обреченный вздох. После чего голос продолжил, но гонора и показной грозности в нем было куда меньше.
— Молодой человек, вы представляете, с чем пытаетесь играть? Давайте сделаем так: я допущу, что ваша тетушка не в курсе происходящего, ибо вы юноша импульсивный, и, по моим сведениям до сих пор имеете в школе авторитет, достаточный, чтоб организовать на борьбу "угнетаемое сословие". — Последние слова он презрительно выплюнул. — Вы могли затеять этот бардак без ее ведома, потому я не буду поднимать волну и предъявлять претензии, в обмен на обещания усиления контроля за вами с ее стороны. Вы же прямо сейчас отпускаете моего сына и всех его друзей, не препятствуете оказанию им первой помощи и мирно расходитесь по домам, без потери лица.
— Без потери лица со стороны клана Веласкес, я правильно понимаю?
— А вы не лишены интеллекта, юный сеньор! — усмехнулись на том конце.
Я мысленно покачал головой.
— Сеньор Умберто, может у меня в некоторых местах и проблема с интеллектом… А еще со скромностью, — честно признался я. — Многие говорят, что это качество во мне вообще на уровне следов присутствия. Но с логикой у меня все в порядке, и это тоже многие подтвердят. Хотите объясню, что происходит на самом деле с точки зрения логики?
Пауза.
— На самом деле, сеньор Умберто, сегодня в школе имени генерала Хуареса произошла революция. Я думал об организации подобного давно, больше года, но, к сожалению, планам помешал фальстарт, закончившийся известными событиями в школьном фонтане. После чего тетушка забрала меня к себе, а сеньора Сервантес на время сгладила остроту конфликта между титулярами и платниками драконовскими административными мерами.
Однако, сеньор Умберто, ваш сын совершил невозможное и вновь накрутил напряжение, которое ей удалось сбить, своим неадекватным поведением и бездумными действиями. Унижением окружающих, причем не только титуляров, что нонсенс для этой школы. Этому есть масса документальных свидетельств — видео избиений, видео унижений и подтруниваний, показания забравших документы учащихся… При грамотной работе их можно наскрести в тома, не вам рассказывать, как работают специалисты!
Так вот, ваш сын раздул антагонизм между условно "бедными" и "богатыми" в этой школе до такой величины, что и без того злые на весь мир "бедные" объединились и показали ему мать Кузьмы.
— Кого? — не понял собеседник.
— Мать Кузьмы. Идиома такая. Я же наполовину русский, — усмехнулся я. — Побили его, в общем, и побили круто. И его, других "богатых", кто решил за вашего сына "вписаться". Само собой, больше всех досталось самому сеньору Манзони, как главному зачинщику противостояния.
Пауза.
— Это классика, сеньор. Противостояние по имущественно-сословному признаку, которое в этот раз выиграли "бедные". А ваш сын всего-навсего стал одной из бесчисленных жертв этого вечного социального конфликта. Жаль, что его единственного со всей школы врачи не смогли выходить, что он навсегда остался инвалидом, но тут уж как улыбнутся высшие силы!.. — с иронией воскликнул я, и закончил:
— …И объясните мне, ради всего святого, при чем здесь клан Веласкес?
Пауза. Собеседник слушал, решая, как воспринять меня. Первоначальное его мнение обо мне, как об одаренном, но юном сеньоре, которого все-таки можно "нагнуть" авторитетом, окончательно разрушилось.
— Ах да, наш разговор, мои угрозы!.. — делано спохватился я. — Так это всего лишь наш разговор, двух частных лиц, сеньор! Который никуда не подошьешь, поскольку я никто, а мои слова — пустой треп. Меня даже не признали еще, я не член клана Веласкес, не могу говорить от его имени. И вообще не участвовал в указанной драке — на каком основании мог что-то предъявлять вам?
— Щенок! — сформулировал собеседник, не скрывая злость. Кажется, только теперь понял, что относиться ко мне нужно как минимум ко взрослому, а лучше, как к равному.
Пауза. Очень-очень долгая пауза, которую я не решался нарушить. Наконец, почувствовав, что "клиент дозрел", как бы вскользь выдавил главные слова, ради которых и был затеян весь этот разговор:
— Так что выбор за вами, сеньор Умберто. Или звонок королеве, или своей любимой женщине, матери Адриано. Не будете же вы в самом деле запускать в школу вооруженных до зубов горилл, чтоб отбить сына у каких-то невооруженных школьников?
И вновь пауза, но теперь моя, так как ход мой.
— Вы ведь любите ее, правда? До сих пор?
Тишина. Я бил вслепую, но, кажется, попал. Ибо это была не просто тишина, а перехваченное дыхание.
— Да, любите! — Я стал говорить громче, чтоб Адриано слышал каждое слово. — Вы только потому признали сына, несмотря на репутационные потери! Она стоила этого в ваших глазах! И сейчас приблизили его по той же причине, отдавая дань уважения своей единственной любимой женщине!..
Незаметно подал знак, и Бенито вновь со всей дури двинул Адриано ногой. Тот захрипел, закашлялся, согнулся, насколько это было возможно.
— А ну-ка прекрати, ублюдок! — рявкнули на том конце. Я улыбнулся — обратная связь есть, и сеньор не такой уж непрошибаемый.
— Любите! — констатировал я и продолжил, как ни в чем не бывало. — А знаете что самое печальное, сеньор Умберто?
Пауза.
— Что вы — скот. Двуличный скот! Я не испытываю неприязни Адриано, мне больно его избивать. Он хороший парень, просто не до конца понявший законы этой жизни. Вы же скот, и я ненавижу вас, хоть мне вы ничего не сделали!
Я ненавижу вас за Адриано, потому, что он пока не понял, не дозрел до свершенного вами поступка. Ненавижу за всех бастардов, как признанных, так и не очень, родные отцы которых приближают их к себе, чтобы "кинуть", "прокатить" на глазах законнорожденных родственничков. Ненавижу за…
Да, и у меня бывают паузы в красноречии — я сбился. Однако перескочил на следующую мысль, стараясь не потерять темп:
— Он ведь поэтому и подставил вас, не послушался, выйдя во двор! Что верил, что вы не просто признали его сыном, а сделаете НАСЛЕДНИКОМ! Ради этого, равенства с вами, он готов был пойти на многое, если не на все. Да что там, этот дурень до сих пор в вас верит!..
…И ему невдомек, что вы всего лишь играетесь им, собираясь использовать его таланты и способности на службе компании. И что когда придет время, просто вышвырните его, оставив наследницей законную дочь. Просто потому, что она законная, а он — ублюдок и выродок. Я не прав?
— Нет, не прав, — выдавил сеньор Умберто. Но слишком уж сильно он выдавливал.
— Не врите, сеньор Умберто, — усмехнулся я. — Мне — ладно, я человек посторонний, но не врите Адриано. Вы "прокатите" своего сына. И более того, сделаете это гораздо раньше, просто отказавшись от него, когда встанет вопрос: капитуляция перед королевой или он!
…Потому, что он никто, всего лишь бастард, пыль и пустое место!
По щекам же Адриано поползли слезы. Он не плакал, когда его били. Не просил пощады и никогда не попросит прощения. Его можно убить, не сломив… Но сейчас, слыша мои слова, он впервые заплакал.
— Я буду бить Адриано, — зло выдавил я. — Бить без удовольствия, мне будет противно это делать. Просто потому, что я тоже винтик в чужой машине, и не могу поступить иначе. А вы будете сидеть там, зная, что "слили" сына, но жалеть будете всего лишь о том, что сделали это раньше времени, не выжав ту пользу, которую его острый ум мог приносить вам многие годы.
Вы привыкните, сеньор. Свыкнитесь с мыслью, что так было нужно, что это издержки. Ведь любовь — это тоже товар, статья в бухгалтерской колонке, которая легко становится издержками. Когда любимая женщина простолюдинка, ее акции слишком низки, чтобы учитывать в таких глобальных раскладах!..
— Заткнись, щенок! — выкрикнули на том конце, окончательно потеряв равновесие, но это был и весь аргумент. — Заткни свою грязную пасть! Ты не знаешь, ничего не знаешь!..
— Не знаю того, что вы берете деньги у имперской или восточной разведки на расшатывание ситуации на Венере в преддверие большой войны? — рассмеялся я. — Полноте, сеньор, это секрет Полишинеля. Не знаю, что уже пытаетесь раскачивать лодку, требуя от Веласкесов за лояльность больше, чем они могут дать? Ну, так это тоже не секрет, это напрашивается. Вы же деловой человек, и когда выгодно, с удовольствием продадите тех, кто вас покупает. В происходящем нет ничего криминального, это всего лишь вопрос цены!..
…А цена велика. Крайне велика! Что рядом с миллиардами империалов и властью над планетой жизнь какого-то бастарда, которого вы и без того собирались "кинуть" через несколько лет, выдоив из него всю пользу, на какую будет способен?
— Не обманывайте себя, — сеньор Умберто, — закончил я. — Меня вы не обманете, я не Адриано. Я повторяю условия: звонок королеве, которая прекратит этот балаган, или Адриано в виде растения. Даже если МНЕ придется смотреть в глаза его матери.
Я отключился — руки дрожали, сил продолжать беседу не было. Все, сеньор Манзони, ваш ход.
— Друг мой, ты сам все понимаешь, — улыбнулся я Адриано, который в ответ лишь опустил голову. — Есть вещи выше моего хотения и желания, хотя лично я бы тебя в свою команду взял. Без идиотских условий и без "кидалова" — честь по чести. Поднимите его.
Парни дернули Адриано вверх, Бенито, по моему знаку, начал экзекуцию. Но теперь делал это не в кайф, как раньше, а будто через силу. Тоже все понял. Да и что за радость избивать морально сломленного человека, абсолютно не реагирующего на твои удары? Человека, раздавленного изнутри больше любого внешнего воздействия?
Я вновь активировал четвертую линию.
— Слушаю? — ответили там.
— Я — все. Теперь ждем, — отчитался я. И почувствовал, как из груди вырвался вздох облегчения — этот разговор выпил из меня все силы. Катарина молчала.
— Катюш, как считаешь, королева разрешит взять этого мальчика к себе, если сеньор Манзони не отреагирует? — продолжил я.
— А ты думаешь, он не отреагирует?
— Может. Если он на самом деле такой скот.
— Хуан, он на самом деле такой скот! — усмехнулась Лока Идальга. — Стоило брать это в расчет, когда выставлял ему ультиматум.
— Да, но он любит! — не согласился я. — Или любил. И все его действия сейчас зависят исключительно от того, насколько сильно он любил.
На том конце раздался обреченный вздох.
— Ну ты и намудрил, Чико! Королева, наверное, в бешенстве. Все экстренные линии заняты.
— Мне кажется, главное результат, — парировал я. — А он в любом случае будет. И именно о другой ипостаси результата я хотел бы тебя попросить.
— Вся во внимании? — напряглась она.
— Ты поговоришь с королевой, если что? Заступишься за идею принятия под крыло Адриано? Он неплохой парень, очень умный и перспективный. Если отец от него откажется… Мне в корпусе не так скучно будет, а ее величество получит еще одного верного человека!..
— Хуан, об этом давай не сейчас? — улыбнулась Катарина. — Давай все же дождемся итогов? Как понимаю, Бенито здесь для мебели, бить по-настоящему ты будешь сам?
— Правильно понимаешь, — согласился я.
— Тогда до связи! Жду красивую картинку.
— До связи, — повторил я и рассоединился.
Нет, Катарина ничего не решает, и ее слова заступничества никто слушать не станет. Но решающие уже сейчас, сию минуту, услышали мой нехитрый вброс, и примут к сведению. А там…
А там все зависит от того, как сработает ловушка для дьявола, как тот себя в ней поведет. Ибо капитулировать он не может от слова "никогда", а пошлет ли на территорию школы людей… Зависит только от его безумия, то бишь от силы былой всепоглощающей любви.
"Какая же ты сволочь, Шимановский! — вздохнул внутренний голос. — Обращаешь против людей самое святое, что есть в их душах! Чем ты лучше них?"
"Да ничем, в общем", — произнес про себя я и понял, что при любом раскладе, при любом развитии событий, сегодня вечером мне захочется надраться до поросячьего визга. Лестница в небо на самом деле не совсем то, чем кажется. Это ступени, да, но ведут они совсем не вверх. А вниз, вниз, и чтоб подняться, тебе нужно спускаться все дальше и дальше, глубже и глубже… И тебя-прежнего на ней больше не будет никогда.
Глава 17
Конец игры
Все революции начинаются, все заканчиваются. И как сказал кто-то мудрый, планируют их гении, осуществляют романтики, а плоды пожинают авантюристы.
Кто пожмет плоды школьной революции примерно ясно — Бенито Кампос и девочка из трущоб с сумасшедшей хваткой. Возможно, кто-то еще им подобный. Этот новый виток истории начнется сразу же, как со сцены сойдут романтики со мной во главе. Наша роль в этой пьесе отыграна.
Другая революция, иного масштаба, так же свершилась, и разница с первой в ней лишь в том, что авантюристами в ней выступят королева и ее приближенные. Романтики и гении в ней участвующие те же самые. Во главе со мной, гением-романтиком, заварившим эту кашу. Да, мое время истекло и пора уходить со сцены, "доверив" плоды революций тем, кто лучше меня справится именно с результатом, а не процессом. Ибо я могу быть гением, могу романтиком, а могу и гением-романтиком… Но гений-романтик-авантюрист — это уже из области запредельного.
Итак, ловушка для дьявола захлопнулась, и что бы он ни сделал, какой бы поступок ни совершил, это будет шаг к его поражению. Оптимальный выход в данной ситуации вообще ничего не делать, пожертвовав Адриано. Да, я изобью его, и он отвернется от отца, и, возможно, со временем перейдет в мой лагерь (я приложу к этому все силы), но его люди останутся агнцами божьими, за пределами школы, а клан Манзони отделается легким испугом. И учитывая, что на той стороне линии связи люди неглупые, я решил исходить из этого сценария.
— Достаточно! — вскинул руку, останавливая Бенито, прекращая этот фарс. — Дальше я сам.
Толстый, отделывавший своего врага без энтузиазма, вздохнул с видимым облегчением и, ни слова не говоря, отошел в сторону, лишь бросив:
— Удачи, Чико… — Последнее слово было сказано без насмешки.
Прежде, чем подойти, я активировал шестую линию.
— Девочки, где там наш гений-конструктор?
— На позиции, — отозвалась Кассандра.
— Где именно?
— В вестибюле. — Это Роза.
— Хорошо. Хуан Карлос, слушай команду. Заходишь во двор и становишься возле створок. Прямо рядом со шлюзом с этой стороны! Как понял?
— Понял отлично. Сейчас войду.
— Что там в вестибюле? Много народу?
— Нет никого, — задумчиво хмыкнул он, видимо, озираясь. — Где все — не знаю, но когда подошел, охрана выгоняла последних "выродков". Куда-то в сектор "E".
Ясно, ну, хоть это сообразили сделать быстро и без пререканий.
— Хорошо. Еще раз, входишь во двор и становишься в паре метров от шлюза. Сумку держишь так, чтобы быстро отдать в случае чего. В руках. Как понял?
— Да понял я, понял! — вспыхнул изобретатель. Я про себя улыбнулся и только после этого подошел к Адриано.
Тот представлял собой жалкое зрелище. Добрый "я" внутри меня оставил бы его как есть, удовлетворившись имеющимся — поверьте, живого места на парне не осталось. Однако умный "я" понимал, что так нельзя. Да, возможно, Умберто Манзони не даст людям приказ на штурм, но попытаться вынудить его действовать все равно нужно. Иначе не поймет королева.
…А значит, бить Адриано я не буду. Я его буду пытать.
Сеньора Норма, моя наставница силовых дисциплин, имеет на вооружении крайне результативный метод усвоения своими учениками знаний. И при этом невероятно простой. За каждым промахом, за мельчайшей невосприимчивостью к тому, что она говорит и показывает, стоит боль. Каждая ошибка карается, и карается без жалости. Вся система преподавания в корпусе построена на этом, но Норма — недостижимый для остальных тренеров и инструкторов идеал.
Так же много она знает о строении человеческого тела, и о том, как и в какое место нужно нажать/ударить/ткнуть, чтобы человеку было ОЧЕНЬ больно. Специально пытки я еще не проходил, этим будет заниматься со мной сеньора Гарсия (перехват от одной из любовниц среди высшего эшелона офицеров), но на уровне боевика я несколькими приемами владею. Причем, что важно, каждый из этих приемов в полной мере испытал на себе — без пощады, вплоть до потери сознания. И потому внутренних тормозов относительно применения их на других людях у меня нет. Кто прошел ад, подсознательно не считает его чем-то эдаким, что не могут пройти и другие.
…Ну, заодно и оправдание моему доброму "я". Бить Адриано не буду, а картинка для сеньора Умберто получится великолепной (надеюсь). В остальном он не девочка, потерпит (хотя знали бы вы, ЧТО могут вытерпеть девочки!..)
— Прости, Адриано, — с соболезнованием в голосе произнес я. — Я, правда, не испытываю к тебе негатива. Ничего личного, просто мы по разные стороны баррикады.
Рывок. Вывернуть ему руку, потянуть на себя. Присесть, упереть в спину колено — никто не говорил, что я сам должен испытывать неудобства. А теперь болевой прием!..
…Уже ушедший было в нирвану Адриано взревел. Двор, равнодушно взиравший на… Скажем так, не совсем эффектные потуги Бенито сравнять врага с землей, вновь затих, ловя глазами происходящее. Я же надавил сильнее, вызывая у бывшего противника просто адские муки. А теперь перевернуть. Другая болевая точка. Надавить. Есть!
Вновь ор на весь двор. Я давил и давил, Адриано орал и орал, и чувствовалось, как в его глазах, повернутых к одной из камер, плещется ужас.
— Хуан, они зашевелились! — услышал в ушах голос Катарины. — Будь осторожен!
— Думаешь, они начнут? — усмехнулся я, стараясь говорить так, чтобы губы мои почти не двигались — умение читать по губам среди спецуры не является чем-то эдаким. А среди сотрудников СБ мощного клана таковых не может не быть.
— Не знаю. — Голос Лока Идальги был растерянным. — Во всяком случае, Бенито, как бы ни ненавидел Адриано, никогда не сделает ему ничего эдакого. Он не дурак. У тебя же тормоз один — приказ королевы, и кто его знает, что она тебе там наприказывала?!..
М-да, действительно, кто его знает…
"Что, Чико, не рассчитал, гений аналитики? — усмехнулся внутренний голос, мой добрый "я". — И дьявол все-таки загонит себя в ловушку?"
"Не знаю, — парировал "я"-умный. — Но раз такая пляска, попробовать тем более стоит. Мы же ради этого собрались?"
Я продолжил, с новой силой и энергией (откуда только взялась), и мой боевой настрой отразился на лице. В голову пришла мысль, пусть думают, что я садист или около этого. Я из корпуса, и мои учителя имеют определенный негативный авторитет среди знающих людей. Я тоже ангел, достойный их выкормыш, а, следовательно, способен на все.
Адриано вновь взвыл, и от его нечеловеческого крика заложило уши. Парни и девушки возле фонтана начали отворачиваться, втягивать голову в плечи, показывая этим самим себе и друг другу, что, дескать, они не со мной. Почувствовав, что на верном пути, я надавил еще сильнее, сделав лицо максимально бесстрастным — истинные палачи всегда бесстрастны.
— Сеньор Умберто, вы мне не верите? — громко произнес я на камеру, чуть ослабив хватку. Теперь из расчета именно на чтение по губам. — Вашему сыну хана. Но у вас еще есть время остановить этот беспредел. Я жду.
Рывок. Новый крик боли, в котором уже не слышалось ничего человеческого. Кажется, Адриано что-то пытался говорить, но получалось у него… Никак.
— Потерпи-потерпи, родной! — похлопал я его по голове, вновь ненадолго отпустив — что это за пытки, если без паузы? В паузах самая соль! — Мне ведь не ты нужен. А твой отец. Ты здесь марионетка, Адриано, статист. Уж извини, но иначе никак — такие люди ловятся только на эмоциях. На чувствах к близким. — Естественно, говорил я сквозь зубы. — "Пацанская" честь, честь кабальеро… Ерунда это все, mio caro. А ты попался. Как последний лопух!..
— Pezzo di merda! — зашевелился мой противник, и я улыбнулся. Знакомое выражение. Бьюсь об заклад, его познания итальянского относятся ровно к той же области, что и мои, почерпнутые у Кассандры, и по той же причине. — Baciami il culo!
Все, передышка закончена. Разворот и новая болевая точка. Крик. Затем рывок, удар. Снова удар. И новая болевая точка. А теперь целый болевой прием!..
Снова крик. В котором слышны отчаяние, боль, обреченность. Безысходность. И мое довольное улыбающееся лицо истинного профи.
— Хуан, начали! Они начали! — раздался вдруг голос Лока Идальги, когда мой запал почти улетучился, а добрый "я" начал побеждать умного. — Они тебе поверили! Девочки, боевая готовность, действуем по плану!..
Не выдержали? Я не верил своим ушам, а потому решил уточнить, чтоб железно. Перевернул Адриано и со всей силы рванул его руку на себя, выбивая ее из сустава.
Очередной дикий крик, уже привычный. Больно, да. Но не смертельно — такие штуки мы с Нормой тоже проходили. И я даже обкатывал их как-то в драке в парке, после испытания кровью.
— Восемнадцатый и пятнадцатый взвод, не стрелять! Приказываю не стрелять! Пускай идут внутрь! — продолжала командовать Катарина. Ключевое слово "внутрь". То есть, действительно начался штурм? Не взятие на пушку?
По лбу стекли две капли холодного пота. Получается, так.
— Хуан, они вошли в здание с обеих сторон! — в голосе Катарины послышалось напряжение. Она нервничала, как не нервничала никогда на моей памяти.
— Понял, — отозвался я и застыл в размышлении, ускоряя для верности сознание.
Итак, ловушка захлопнулась. Захлопнулась, несмотря на мои умозаключения о единственном безопасном пути выхода. Почему? Эмоции? Чушь!
Потому, что Умберто Манзони АРИСТОКРАТ, и судьба клана для него не пустой звук? Ведь аристократы этим и отличаются от олигархов-нуворишей, что имеют неписаный кодекс чести, отступиться от которого нельзя даже самому подлому и беспринципному среди них. Ибо они — ХОЗЯЕВА, а не какие-то временные менеджеры своего дела.
Или все же эмоции?
Не знаю. Но думать об этом некогда, и, как сказала легендарная мисс О" Хара: "Об этом подумаю завтра". Как и поставлю себе вопрос — смогу ли я рискнуть всем ради жизни близкого человека, или превращусь со временем в законченного расчетливого прагматика.
— Паула, быстро сюда! Срочно! — произнес я по шестому каналу. Кровь в висках забилась. Стук. Стук. Стук…
— Слушаю? — Рыжеволосая оказалась рядом, приземлившись слету на коленки рядом со мной.
— Придержи его. Вот так, за руку. Рука выбита. Если сможешь — вправь.
— Смогу, — кивнула она и сразу принялась за дело. — А ты куда?
Я поднялся и медленно пошел ко шлюзу.
— Мне надо кое с кем связаться. — Так, а шаг не ускорять. Она должна остаться рядом с Адриано. Чтобы не успела опередить меня до момента, когда действовать будет поздно.
— Сейчас? — округлились ее глаза.
— Именно сейчас! — кивнул я.
— Хуан, они прошли сектор "А" — произнесла Катарина, но подошло бы слово "закричала". — Со стороны парковки то же самое, тамошние ребята в секторе "С"! Начинайте уже!
— Рано, — покачал я головой, отсчитывая шаги. Шаг, еще шаг, еще. Я примерно знал, где напавшие на школу сейчас, и маршрут их следования представлял до минуты. — Кассандра, отступайте на вторую позицию. Повторяю, давайте назад, включаем план "В".
— Поняли! — отрапортовала итальянка, но эта была предельно спокойна.
— Хуан, сеть накрылась, — добавила Катарина. — Они отрубили всю сеть видеонаблюдений школы, кроме камер двора, где вы. Мы их больше не видим.
— Как и они вас, — не мог не усмехнуться я. — Погоди, mia cara, не время. Они должны втянуться. У них не может быть пути назад, понимаешь?
Она вздохнула и произнесла спокойнее.
— Да. Давайте, Хуан! Я в вас верю!
— Паула, ты за старшую! — произнес я, обернувшись, и ткнул пальцем в повешенную на "горячую панель" иконку закрытия гермозатвора вестибюля. И не медля и начал разгон. С места, на максимально возможном ускорении сознания. Ибо остаться во дворе согласно плану должен был я, и надо не дать рыжеволосой успеть реализовать план по изначальной задумке.
— Сво-лочь! — раздался сзади ее негодующий вопль. Конечно, она догадалась сразу, что я задумал, но субординация помешать не дала.
А теперь поздно, плиты гермозатворов шлюза вестибюля медленно, но неумолимо ползли вниз. Есть, на ходу вырвал сумку с пятой винтовкой из рук опешившего Хуана Карлоса. Проскочил под медленно опускающейся многотонной плитой первой створки, и, пригнувшись, под второй. Есть, огненный демон не успеет, даже если захочет, да и согласно плану кто-то из нас по любому должен остаться во дворе.
Секрет плана прост до неприличия. Люди Манзони попытаются открыть этот гермозатвор изнутри, и у них получится, так как они будут находиться в вестибюле. Но кроме ручного управления есть еще и управление аварийное, предусмотренное, например, в случае, если при аварии люди спаслись здесь, в школьном дворе, а по самой школе, ее коридорам, гуляет атмосферный воздух. Для этого надо всего лишь заблокировать гермозатвор с нашей стороны — нажать и держать аварийную кнопку. Блокировка не позволит многотонным плитам подняться, какая бы система управления ни была активирована.
Нет, открыть можно все, что угодно. Но боевики Манзони сделать этого не успеют, даже если среди них и будет электронщик достаточной квалификации. Тогда, как стоять и держать кнопку, о наличии которой знает не каждый сотрудник, не говоря о простых учащихся, ума и сил много не надо.
На что надеялись люди Манзони, начав штурм? Да не знают они об этой кнопке! Знают, что такая есть, но понятия не имеют, как работает, ибо в случае реального прорыва будет рулить автоматика. В каждом помещении стоят датчики температуры, давления, газоанализаторы, проходящие поверку каждые два-три года. Случись под куполом пробой, и не сработай какой-то из внешних гермозатворов, система сама рассчитает оптимальную конфигурацию защиты и даже даст людям переместиться в наиболее удобные для пережидания напасти помещения. Я и сам-то разобрался в этой системе только благодаря Восточной красавице, обучающейся по профилю, на инженера безопасности систем жизнеобеспечения. Во всем же остальном действует прерогатива внутреннего над внешним — любую створку можно открыть изнутри, вручную, а сюда, в вестибюль, как раз и направлены стопы наших противников.
Кстати, одновременно с этой створкой я закрыл и все гермозатворы аудиторий, в которых идут занятия. Так что дети в школе в безопасности, как я и обещал королеве.
Я присел на колено, доставая из сумки разобранные части винтовки, когда из под закрывающейся плиты, в последний момент, перекатом появился… Хуан Карлос.
— Какого хрена! — вскочил и начал кричать я, но он посмотрел на меня такими наивными и одновременно серьезными глазами… Что запал сам собой угас.
— Помочь хочу! Вдруг что!.. — промямлил конструктор.
— Вдруг что… — Кажется, во мне вновь появились силы кричать. — Mierda! Почти тезка, ты совсем с орбиты рухнул? Ты соображаешь, что натворил? Тебя могут убить!
— Но вы!.. — Он покраснел и опустил глаза. — И они!..
"Они". Ключевое слово. Как меня достали эти любовные дела! Тут о жизни и смерти думать надо, а не в игрушки играть!
Впрочем, кричать поздно — плиту я не подниму при всем желании, даже если захочу — это дело не одной минуты.
— Они прошли подготовку, — спокойно продолжил я, вновь присев и давая волю рукам, заученными автоматическими движениями собирающим смертоносный агрегат. — Они умеют воевать, мать твою! А ты?.. Теперь еще тебя защищай, отвлекай на это силы!
Я произнес несколько непечатных словечек — моральное воздействие оказать все-таки нужно.
— Запомни, если из-за тебя кого-нибудь из них убьют… Да и если тебя убьют! — воскликнул я. — Они же себя винить будут!
Ответом мне стали телячьи бессмысленные глазки. Счастливый человек, этот изобретатель — даже не представляет, что такое смерть.
Есть, собрал — последняя деталь винтовки встала на место. Я вскочил, махая рукой в сторону лестниц.
— Побежали, нас ждут. И быстрее, мать твою, герой!
Mierda!
Глава 18
Рефинансирование
За суетой вокруг все про нас забыли. В оранжерею подтянулись еще люди — вначале наши девочки, затем офицеры-оперативники департамента безопасности. Следом подозрительно быстро появились эксперты, делающие замеры своей ни на что не похожей аппаратурой, берущие какие-то пробы. Нас не трогали, делать что-то самим не хотелось — оставалось только смотреть на все это мельтешение и тихо офигевать.
Эмма выплакалась, сидела, тупо смотря перед собой. Трупы накрыли брезентом, ей стало легче, но осознание того, что вот этот бугорок еще полчаса назад был живым человеком, который ходил, смеялся и разговаривал… Мне уже ничего, привык, а вот им с Хуаном Карлосом…
…Да и меня коробило, если честно, просто не так сильно.
Катарина появилась спустя минут тридцать. Внимательно осмотрела всех нас и коротко раздала указания:
— Кассандра — в машину. Мою, командную "Эспаньолу". Вы, — палец ее уткнулся в повесивших голову школьников, — идите в школьный двор, ждите там. Если надо — покажитесь медикам, там они есть. Территорию школы до особого разрешения не покидать, но родных известите, что живы и с вами все в порядке. А ты — со мной!
Последняя часть фразы предназначалась мне.
Хуан Карлос, как истинный кабальеро, подхватил все еще находящуюся в прострации Эмму под локоть и потащил к выходу. За ними потянулись и мои девчонки, так же находящиеся не в лучшем расположении духа. Мы же, дав им всем уйти, вышли в коридор следом.
— Камеры отключены, — произнесла Катарина, когда немного отошли от оранжереи… Бывшей оранжереи, сколько ее будут восстанавливать — тот еще вопрос. — Говорить можно где угодно, нужно только тихое место.
В коридоре, на нашем ярусе, было людно. Одного "двухсотого" метрах в пятидесяти ближе к лестницам паковали эксперты, рядом "трехсотым" занимались медики. Мимо туда-сюда шныряли скользкие типы, лишь один из которых был в форме и при погонах.
— Много их здесь? — усмехнулся я, кивая на офицера департамента, подразумевая и тех, кто в штатском.
— Мы привезли девять, — покачала головой Катарина. — Сколько сейчас — не знаю, операция вышла за рамки моих полномочий. Сюда в течение двадцати минут пол-Альфы подтянули. Теперь это дело ДБ и только ДБ…
— …Ты что же, сукин сын, творишь! — резко сменила она тональность, как только мы свернули за угол, за линию обзора ближайшей группы криминалистов. Схватив за грудки все еще сырой формы, она шандарахнула меня затылком о стену. Глаза ее пылали праведным огнем. — Ты что себе позволяешь, щенок? Хоть понимаешь, сколько людей сегодня подставил, на какой риск пошел?
— Ты хоть понимаешь, СКОЛЬКО в тебя вложили?!! — продолжила она почти шепотом, но уж лучше бы кричала. — И далеко не денег!
Сосунок! Герой хренов! Ты когда головой научишься думать, а не эмоциями?! Выпендриться захотелось? Перед девочками школьными покрасоваться? Наших не натрахался, донжуан гребаный?..
Но я больше не был тем парнем, которого она хватала за грудки и прикладывала затылком чуть менее, чем какой-то жалкий год назад. Почувствовав злость, я так же полыхнул глазами, сбросил ее руки, подался вперед и приложил о стену уже ее, с силой надавив на плечи всем весом, чтоб не дергалась. Мышечная масса у меня больше, и в данный момент это более значимый козырь.
— Она — принцесса иностранного государства!!! — размеренно выцедил я, после чего сделал паузу, чтобы дошло — слишком уж Лока Идальга сегодня импульсивная. — Принцесса, понимаешь? А у нас с Южно-Американской империей отношения далеко не самые радужные!
Тебе нужен международный скандал? На ровном месте и на ТВОЕЙ совести? Как начальника операции, на которого после ее гибели переведут все стрелки?
— Да ты!.. Да ты!.. — пыталась парировать она.
— Не знаю, как ты, а мне этого не нужно, — закончил я и выдавил приторную улыбку. — И где мое честно заслуженное "спасибо"?
Я отпустил ее. Она пыталась возразить, и аргументы у нее имелись… Но слова про "принцессу", такие прогнозируемые и ожидаемые, оказались настолько неожиданными, что ответы испарялись, не успев сорваться с губ.
— Хуан! — жалобно выдавила она, сдаваясь. — Хуан, Лея посмотрит сквозь пальцы на десяток таких принцесс! Тем более таких, от которых открестились там, на Земле. Но за тебя убьет — ты у нее один, и другого не предвидится. И всех, кто "допустит", "не предпримет мер" и так далее накажет ОЧЕНЬ сурово! Паула — ничто, пыль!
Нет, челюсть у меня не отвисла. Но только потому, что тренированная. За год я не только возмужал, но и разучился удивляться. Однако, под ложечкой засосало.
— Ты уверена?
— Да. — Кивок. — Я не знаю всего. Я не знаю и десятой части. Я просто была на некоторых совещаниях.
— Но международный скандал! — Кажется, теперь жалко выглядел я со своим показным героизмом. Показным для сеньорин офицеров, знающих куда больше и меня, и даже Катарины, которая у них всего лишь девочка на побегушках.
— Я все сказала. — Она подняла голову, глаза ее вновь засветились, но страха в них не было. — Даже больше, чем имела право, гораздо больше! Дальше думай.
— Жучки? — скривился я и обвел взглядом коридор вокруг. Она вновь покачала головой.
— Подотру. Сегодняшние управляются из машины, а других, насколько знаю, на тебе нет из соображений… — Кривая усмешка… — Совершенно не твоей безопасности. В корпусе они не нужны, там ты даже в душе на ладони.
Последнее высказывание я пропустил — нечто подобное подозревал, особенно после памятного противостояния с "сорок четвертыми".
— Кто я? — вырвался вопрос. Не хотел его задавать, знал, что не ответит…
…Но она ответила.
— Генетический эксперимент. Хоть убей, большего не скажу. Но эксперимент оттуда… — ткнула она пальцем в потолок. После чего натужно засмеялась:
— Впрочем, о том, что ты — плод генного эксперимента, в корпусе знают даже ссыкухи из "мелюзги". Я не открыла ничего нового.
— Кроме отношения к нему… И ко мне… Королевы, — прошептал я, сжимая кулаки.
— А о моем отце что-нибудь известно? — вскинулся я, вновь почувствовав злость. Никогда не думал, что ТАКИЕ тайны будут раскрываться походя, в моей же собственной школе. — И на что, porca Madonna, меня модифицировали, раз это так важно?
Катарина думала долго, качала головой. Затем заговорила, отвернув глаза в сторону, видно, не выдерживая контакта.
— Не знаю, почему это говорю, наверное, ты мне все-таки небезразличен. Хочу остеречь от необдуманных поступков, Хуан, как сегодня….
Пауза.
— На что? Тут просто. Посмотри на девочек, которым рассказываешь сказки. Просто посмотри на их лица, и все поймешь.
— Офицеры тоже слушают твои истории… — добавила она, губы ее тронула еле уловимая улыбка. — ПРОСТО ТАК такие сказки не рассказывают! Пусть ты трижды единственный мальчик в корпусе. А про отца…
Вздох.
— Чико, если я это узнаю, меня уберут. От слова "совсем". Чтоб не болтала лишнего.
— Тебе повезло, что тебя взяли в корпус, под контроль, понимаешь? — продолжила она с жаром. — О твоем отце нет никакой, НИКАКОЙ информации! Вообще! Нигде! Знаешь, когда такое бывает? В каких случаях?
Да, я знал. И от этого знания по спине строевым маршем двинулись мурашки. Ни имеющие отношения к тому, что я все-таки подзамерз, сидя без движения в мокрой одежде.
— И еще неизвестно, что будет с твоим ребенком! — продолжила она. — Да-да, тебе придется опекать Беатрис Санчес, как только можно. И ее, и малыша. Столько, на сколько хватит сил. Что-то мне подсказывает, у них будет ОЧЕНЬ веселая жизнь, и твой проект тут совершенно не при чем. Это будет НЕ ТВОЙ проект.
Из моей груди вырвался стон. Сдавленный, полный отчаяния.
Почему? Потому, что я — лопух. Все эти мысли, что только что озвучила Катарина, были на поверхности. Я обдумывал каждую из них по отдельности. Вот только собрать конструкт в единую схему не получалось. Нет, не потому, что глупый — я не глупый. А потому, что я НЕ ХОТЕЛ осознавать все это. Мне нравилась моя жизнь, в которую, несмотря на изменения последнего года, я за девятнадцать лет втянулся. Мысли о том, что вся твоя жизнь лишь иллюзия… Которая сломается, едва ты это осознаешь…
…Нет, в изысканиях я не хотел уходить так далеко. Гораздо проще думать, что ты всего лишь внебрачный родственник правительницы.
— Я племянник королевы, да? — вновь вырвалось у меня, а кулаки вновь сжались. Кажется, я даже боролся с тем, чтобы из глаза не побежала непрошенная слеза обиды на самого себя. — Внук дона Филиппа? Эксперимент проводили при королеве Катарине, и наша любимая королева, как ее дочь и наследница, завершает проект?
Лока идальга все-таки встретилась со мной глазами, вздохнула, но тут же отвернулась вновь.
— Ты ее родственник. Об этом говорит программа сличения лиц, которую можно найти в свободном доступе. Где-то слышала, кто-то сличал твои гены с Веласкесами и подтвердил это, но на уровне слухов. Наверняка не знаю.
— Кланы?
— Возможно. Ты же знаешь этих сеньоров.
Да, знаю. И был бы удивлен, не сделай они этого. По крайней мере, самые могущественные из них.
— В общем так, Шимановский, — вернулась Лока Идальга к образу сурового командира, вышвыривая нас в реальность. — Про твои намерения мы выяснили, и я доложу, чем ты руководствовался. Но больше так не делай.
Что провела с тобой разъяснительную работу — тоже доложу. Впредь никакого риска, во всяком случае, на пустом месте, и ради этого тебе сообщили больше, чем положено знать даже старшим командирам.
Пауза.
— Каждого затачивают под конкретные задачи, Чико. И у Паулы выжить в бою шансов куда больше. В тебя же…
— Многие люди нехило вложились, — повторил я и усмехнулся. — Понял.
— Ни хрена ты не понял! — обреченно вздохнула она. — Мозгами работать тебя учат. И сегодня ты доказал, что у тебя это получается, несмотря на патологическое нежелание ими пользоваться.
— Вот и работай ими, Чико! — закончила она наезд "мудрой тетушки" и одновременно куратора. — А схватки оставь тем, кого обучают именно этому.
Взгляд, пронзивший меня до самой черепной коробки, и вердикт:
— Ну, да ладно, доложу, что понял! Иди в машину.
Я собрался идти, но поняв, что хочу сделать еще кое-что, во всяком случае попытаться, обернулся:
— А если по дороге заскочу в одно место?
— Не долго! — не стала ломаться и строить буку она. — Минут двадцать, максимум полчаса. У меня есть несколько дел, надо уладить, но как улажу — чтоб был в машине! — Ее глаза налились свинцом, она не шутила.
Я понятливо кивнул и только собрался уходить вновь, как меня настиг ее голос:
— Мы пойдем за тобой, Хуан. Если и дальше будешь доказывать, что достоин…
Я снова обернулся… Но нет она сказала все. Лицо Катарины озаряла хитрющая улыбка, а пальцы крутили на руке головку печатки, видимо, имеющей ту же природу, что и подаренная Мамочкой ставящая помехи змейка. Когда она активировала ее — не заметил, но руки держала замком давно.
— Только не рискуй больше понапрасну… — добавила она, подводя разговору окончательный итог.
— Да, конечно… — промямлил я, и, наконец, удалился.
"Мы". Слова сказаны. Офицеры… Во всяком случае, бОльшая их часть, выбор сделали. И если начнется мое противостояние с будущей королевой… Во всяком случае, при выполнении мною неких базовых условий, одно из которых я продемонстрировал сегодня…
…Нет, о таком думать сгоряча не стоит. Только выспавшись, на свежую голову, взвешивая каждую мелочь!.. Только не сегодня!..
Эпилог
Котенок в ведре
Сентябрь 2448, Венера, Альфа
Вывеска над входом гласила: "Рио де Ла-Плата".
— Ты уверен, что здесь?
Хуан Карлос кивнул.
— Да, он сказал, тут. А что, что-то не так? Знакомое заведение? Какой-то скандал?
Спутница пожала плечами и нахмурилась.
— Не то, что знакомое, и вроде без скандалов… Но чтоб заказать здесь столик, нужно начинать суетиться за неделю. Откуда у твоего друга такие связи, чтобы назначить здесь беглое свидание за сутки? Или мы, как неудачники, будем разговаривать на ходу, за стойкой?
Он мог ответить, какие у него связи, но не стал. Разберется сама. Работа у нее такая — разбираться.
Вышли из машины, подошли ко входу. Одеты были явно не под стать уровню заведения, и это бросалось в глаза, однако, спутницу данный факт не смущал — привыкшая работать где угодно в каких угодно условиях, ей было плевать и на кривую ухмылку парковщика, и на косые взгляды охраны. Подойдя с наглым видом, она покровительственно бросила:
— Приглашение. Сеньор Хуан Шимановский.
Стоящий у входа менеджер сверился с вихрем планшетки, которую держал в руке под углом к ним, кивнул.
— Да, конечно, сеньора. Второй этаж, малый зал.
После этих слов они перестали быть охране интересны. Все-таки огромная пропасть лежит между человеком, могущим заказать столик в подобном заведении и человеком, не могущим. Если ты можешь, или ты гость такого человека — ты персона грата, и любые твои чудачества — чудачества человека, могущего позволить себе все. Можешь прийти голый, в купальном костюме, в обносках, словно дитя улиц, два волшебных слова: "Столик заказан" — и перед тобой все раскланиваются с улыбкой. Ну, возможно, кроме, если ты совсем голый, по соображениям сугубо этическим. Если же нет, и на клиента ты не тянешь — ты быдло. Для таких вот парней, которые сами никто, охрана, слуги и халдеи. Хуан Карлос всегда поражался такой двойственности реальности, и, наверное, не он первый и не он последний.
На второй этаж поднялись молча. На первом этаже гремела музыка — вовсю шел танцевальный марафон, принятый, согласно сведений, почерпнутым об этом заведении из сетей, здесь по субботам. Жаркое аргентинское танго царит в этом здании, собирая любителей и ценителей со всей Альфы, если не со всей Венеры. Причем если на первом этаже можно встретить и начинающих, любителей танца с улиц, то второй этаж отводится лишь для профессионалов, понимающих, каково это, пылать в жарком огне главного культурного достижения Серебряной Страны. Само собой, абы кто там не собирается; чтобы попасть туда нужно либо обладать пятью-шестью нулями годового дохода, либо… Танцевать СЛИШКОМ хорошо.
Спутница хмурилась все больше и больше. Одежда и выражения лиц встреченных людей говорили о многом. И если по поводу сильной половины Хуан Карлос мог сказать мало определенного, то обилие прекрасных сеньорин в легких эротических и вместе с тем роскошных нарядов вгоняло в ступор. Ступор, что это НЕ ЕГО мир, он не будет здесь своим, даже если научится великолепно танцевать.
-..Да, конечно, идите за мной! — произнес администратор малого зала и проводил их мимо в большинстве пока еще пустых столиков в VIP-зону, представляющую собой закрытое от глаз из зала пространство, из которого, однако, прекрасно было видно сцену. Музыка в малом зале молчала, вечернее представление здесь еще не началось, но Хуан Карлос был готов поклясться, что в отличие от центра помещения, в их кабинете можно будет тихо поговорить о чем-то важном даже когда загремит музыка.
— Чай? Кофе? Прохладительные напитки? — улыбнулся администратор. — За счет заведения!
Хуан Карлос закашлялся, ловя себя на мысли, что первым делом подумал о стоимости чашечки кофе ЗДЕСЬ. И именно эту мысль поймал администратор, поспешив добавить "за счет заведения", про себя покровительственно улыбнувшись.
— Кофе, — вздохнул он. — А ты? — взгляд на спутницу.
Та назвала популярный безалкагольный коктейль. Впрочем, у нее на отдых в "Рио-де-Ла-Плата" деньги найдутся, это он, нищий школьник…
Заказ принесли в течение нескольких минут. Спутница молчала, ерзала. Нервничала. Спрашивать ничего не спрашивала, но по лицу он видел в ней бурю противостоящих друг другу мыслей.
Пытка закончилась почти сразу, как принесли заказ. В их VIP-отделение вошел Хуанито, довольно улыбающийся чему-то своему. Одет он был не лучше них, однако совершенно не обращал на это внимания. Хуан Карлос чувствовал, он считал, что имеет на это право — во все стороны от парня шла волна уверенности, что он и есть сеньор этой вселенной, и те, кто не собирается преклоняться перед ним, должны как минимум уступить дорогу.
— Здорово дружище! — Хуан сгробастал его, вставшего из-за стола, чтоб поприветствовать, и поднял над землей. Чувства в нем бурлили, и были искренними. То есть, его друг не превратился в напыщенного индюка, кичащегося неожиданно обнаруженным родством с сильными мира сего, как боялся Хуан Карлос. И несмотря на то, что они не общались почти год, и что между ними пролегло столько… Проблемных вещей, включая прекрасную сеньориту, относится к нему так, как прежде.
— Привет-привет! — выдохнул Хуан Карлос, когда его ребра отпустили, а самого поставили на место. Прокашлялся и повернулся к спутнице. — Хуан, это Инесс. Инесс, это Хуан, — ладонь его ткнулась в грудь Хуанито. — Тот самый.
Хуанито присел за столик напротив, моментально собравшись под взглядом спутницы. Хуан Карлос почувствовал возникшую в воздухе электрическую дугу, до поры до времени скрытую от глаз, но весьма отчетливую. И понимал, что по-другому не могло быть. С журналистами иначе не получается, они слишком глубоко пытаются копать, с первой секунды общения. Родственники же королевы, даже новоиспеченные, должны автоматически выработать иммунитет к подобным людям, если не хотят подставиться.
— Итак, я слушаю? — произнесла Инесс, и, демонстративно закинув ногу за ногу, отпив из трубочки. У нее, надо сказать, были отличные ножки, и к беседе она явно подготовилась.
— У меня к тебе предложение, — осторожно начал Хуанито — ноги в модных чулках и жесткое мини его не поразили. Взгляд его был по рабочему напряжен, оценивающ, и даже больше, Хуан Карлос чувствовал за ним тщательно прикрытое веселье, словно он держал сидящую перед ним сеньору в руках со всеми потрохами. Иннес же была на самом деле напряжена… И немного поражена. Поражена именно таким веселым взглядом, ибо объективно не видела, почему он должен чувствовать моральное право "быть сверху".
— "К тебе"? — картинно закатила глаза спетница. — Мы уже на ты?
Хуан задумался.
— Знаешь, каких-то триста лет назад в испанском и португальском не было обращения "вы". Только "ты". Но если ты так цепляешься за этикет, предлагаю перескочить стадию перехода ввиду отсутствия на это времени.
Гаденыш подленько усмехнулся, вновь выражая взглядом превосходство. Инесс внутри закипела, однако игру приняла.
— Хорошо, юноша. Так и быть. Давай перескочим. — Обворожительная улыбка. На которую, впрочем, Хуан так же не купился.
— Вот здесь — фильм. — Он положил на столик перед ней информационную капсулу. — Тщательно смонтированный, в "белом", товарном виде. Фильм уже прошел цензуру нужных людей и утвержден. Твоя задача — дать ему максимальное распространение. Справишься — впоследствии получишь еще "вкусняшек" в виде хорошего интересного материала. Нет… Будем работать с кем-то другим.
— Мы? — Инесс усмехнулась.
— Мы, — кивнул Хуан. — Я и группа близких мне компанейрас.
— Что я буду с этого иметь? — Глаза ее победно прищурились.
Хуан издал тяжелый вздох.
— Я же сказал, ОЧЕНЬ интересную информацию. Которую, если грамотно использовать, можно качественно проинвестировать в собственную карьеру и собственное будущее.
— Считаешь, что фильм о школьной драке — то, что может продвинуть собственную карьеру? — Инесс показно скривила носик. — Юноша, я встретилась с вами только потому, что меня попросил очень хороший друг. Племянник товарища моего отца. Только поэтому я разговариваю. И мне очень хотелось бы знать, ради чего я должна потратить свое время… — Беглый взгляд на табло браслета. — …Которое уже трачу… Неизвестно на что.
Она одарила его таким надменным взглядом, а в глазах ее плескалось такое превосходство умудренной опытом сеньорины перед юнцом-muchacho… Что Хуан Карлос втянул голову в плечи от предчувствия, что зря это затеял.
Однако Хуан был непробиваем. Кто угодно на его месте бы сдрейфил, включил заднюю… И принялся бы УГОВАРИВАТЬ собеседницу его выслушать, но Хуанито не был кем угодно. Он развалился на своем диване, повесив на лицо улыбку взрослого, застукавшего ребенка за враньем по поводу съеденного из банки варенья. И Инесс, вроде как поставившая юнца на место, занервничала еще сильнее.
— Итак, я слушаю! — повторилась она, повысив голос. — Почему я должна браться за это дело и помогать вам?
Хуан пренебрежительно пожал плечами.
— Не хочешь — не помогай. — Пауза. — Да-да, не хочешь — не надо! Свободна! — он кивнул в сторону выхода.
Лицо Инесс покраснело, а взгляд повернулся в его сторону.
— Ради этого ты меня вытащил? Чтобы какой-то сопляк сказал, что я свободна? — Ее глаза налились свинцом, а от злости едва не разрывало. Хуан Карлос был готов провалиться, но вмешался Хуанито, перейдя на вежливый тон галантного кабальеро:
— Прекрасная сеньора, не стоит ругать моего друга — он здесь ни при чем. Всему виной я, и мне, правда, жаль, что так вышло. — Он привстал и выдал поклон, достойный приема в императорском дворце Каракаса. Концентрированный яд так и лучился из него, перечеркивая все манеры и вежливое обращение. — И в качестве компенсации… Предлагаю вам приятно провести время в этом заведении. Этот столик ваш до конца вечера, забронирован и оплачен. Всего хорошего!..
..А фильм… — Его рука сгробастала капсулу. — Найдем для фильма кого-то другого. Ты уже проморгала одну сенсацию, Инесс Лоран, 2415 года рождения, Санта-Фе-де Аврора; с 2541 года — сотрудница пятого канала, — налился вдруг сталью его голос, а глаза презрительно сощурились. — Сотрудница, главным фактором роста по карьерной лестнице которой является тайная интимная связь с шефом, главредом канала, а никак не профессиональная деятельность.
Пауза. Вид Инесс был такой, будто ее облили помоями.
— Та сенсация, годичной давности, могла быть твоей, — усмехнулся он, добивая. — И изменить положение в лучшую сторону. Но ушла в "народ" и сети просто так, бесплатно, никому не принеся выгоды.
Теперь ты бездарно просираешь и эту сенсацию, зная, что это может быть бомба, но отчего-то торгуясь из глупого желания поставить юнца на место. Счастливо оставаться!
Он с не терпящим возражений лицом направился к выходу, когда комнату пронзил визг:
— СТОЙ!!!
Остановился. Медленно обернулся.
На Инесс было страшно смотреть. Глаза дикие, дыхание сбитое. Нервы на пределе. И в глазах — страх. Страх человека, нашедшего золотую жилу и вдруг увидевшего, как его потенциальное богатство уплывает куда-то далеко-далеко, в совершенно недоступное место.
— Стой, Хуан Шимановский, 2429 года рождения, Альфа! — парировала она ответной осведомленностью. Точнее, судя по бесстрастному лицу оппонента, лишь попыталась. — Внук ссыльного польского националиста и русской переселенки по материнской линии, и, предположительно, внебрачный родственник Филиппа Веласкеса по мужской. Ничего не путаю?
Хуан молчал, предлагая оппонентке продолжать. В голосе Инесс появилась уверенность:
— С октября прошлого года, предположительно, кадет корпуса королевских телохранителей, взятый на обучение в качестве эксперимента. Умен. Экспрессивен. Хорошо владеет единоборствами, участвовал на состязаниях среди юниоров планетарного масштаба, где дважды попадал в первую десятку. Оценки выше среднего даже учитывая уровень школы, и, согласно мнению преподавателей, способный, с перспективами. Продолжать?
Хуан покачал головой.
— Не стоит. Я и так знаю свою биографию.
Он вернулся и сел назад, вновь уперев в нее взгляд. В глазах его не было покровительственной иронии победителя. Они говорили лишь: "Смотри, я могу поставить тебя на место, но удовольствия мне это не доставляет. Так что не вредничай, цыпуля!"
— Вот видишь, ты готовилась, — наконец, улыбнулся он. — Раскопала про корпус, про Филиппа Веласкеса. Кстати, эта утечка идет от королевы, потому сие секрет полишинеля. — На его лице промелькнула довольная ухмылка, связанная с чем-то личным. — Но если ты готовилась, почему так ведешь себя? То, что перед тобой мальчик — королевский телохранитель и родственник Веласкесов уже сенсация! Не будь ты дура, ты бы уже вцепилась в меня, какой бы материал я ни предлагал!
— Но я к тому же предлагаю не пустышку! — надавил он голосом так, что вновь захотелось вжать плечи. — Этот материал — реальная революция, которая произошла тихо и незаметно на фоне другого громкого дела, сама понимаешь, какого!
Пауза.
— И то, что дело Манзони утихло — повод как раз и вспомнить о революции, не считаешь?
Инесс молчала.
— И как любая революция, — продолжил он, — это не может быть неважно, тем более, я уже доказал однажды, что такие вещи могут иметь колоссальную отдачу.
— Да, я дура! Это ты хотел услышать? — вспыхнула спутница, после чего нервно вытащила пачку и подкурила. — Здесь курят?
— В этом помещении — да, — кивнул Хуан. — Видишь, тут даже пепельница. Но в зале — нет.
— Тогда думаю, вы меня простите, мальчики, — произнесла она. Щелчок зажигалки, глубокая затяжка. Пауза.
— Хуан, при всех твоих неоспоримых достоинствах, о тебе знает очень узкий круг лиц. — начала она следующий раунд переговоров. — Настолько узкий… В общем, ты неизвестен широкой общественности.
— И это повод пытаться диктовать условия? — хмыкнул Хуанито. — Глупо.
— Не совсем диктовать. — Инесс скривилась. — Я должна была попытаться поставить тебя на место банально для того, чтобы не висеть на крючке.
— Ты прав, я неудачница! — вспылила она, не злясь персонально ни на кого. — Сплю с шефом, только потому и работаю. А значит, мне нужно было сделать так, чтоб хотя бы ты не вытирал о меня ноги. Тебе ведь нужен "свой" журналист, да? — ее глаза налились победным блеском. — Ты не хочешь зависеть в этом от ее величества. А значит, я так же нужна тебе, как и ты мне. Сопоставимо со мной.
Хуан кивнул.
— Доля правды в твоих словах есть.
Пауза.
— Я хочу иметь за "воротами" собственный проект, собственный информационный канал в медиа. Конечно, он будет подконтролен "тетушке", до определенного предела, но это будет МОЙ канал!
Поэтому я не собираюсь вытирать о тебя ноги, chica, — улыбнулся он. — Ты неправильно поняла. — После чего расслаблено выдохнул и откинулся на спинку дивана. — Мир?
Инесс театрально задумалась и кивнула.
— Твои условия? — произнесла она, ставя точку в проблеме, и одновременно, по стечению обстоятельств, туша остаток от сигареты в пепельнице.
— Информация, — победно сверкнул глазами Хуан. Не удержался. — Которая будет передаваться ровно в том виде и в том ключе, в каком буду говорить я. Никакой самодеятельности и коверкания. Возможно, тобой заинтересуются сильные мира сего… Слабейшие из них, — нахмурился он. — Ты не должна их бояться и раскрывать источники. Кроме тех, которые я разрешу раскрывать в качестве "дезы". Осилишь?
Она покачала головой.
— Так все сложно?
Он пожал плечами.
— На самом деле нет. Просто я не знаю, когда начнется поток информации, и каким он будет. Пока мой проект в стадии пробуксовки, хотя кое-какое движение вроде наметилось.
Инесс кивнула.
— Договорились. Справлюсь. Я ведь буду под защитой вашего клана, если что?
Хуан улыбнулся.
— Chica, защита клана не гарантирует абсолютной безопасности. Но ты — журналистка, а вашему брату не привыкать.
— Точно, не привыкать… — выдохнула она. — И что там с фильмом?
Хуан снова вытащил и положил на стол капсулу.
— Это по сути сведенные воедино записи с камер, со сделанными в нужных местах акцентами крупным планом. Без закадрового текста, но девчонки постарались подобрать материал так, чтобы этого не потребовалось. Логический ряд и монологи участников все расскажут и без него. Над качеством поработали, разобрать слова можно, любые. Особенно нужные.
Главный мотив — героическая борьба титуляров с платниками. Не простыми, а так называемыми "выродками" и "ублюдками", незаконными детьми аристократов и им сочувствующими. Оригинал записей есть всего в двух источниках, у СБ Веласкесов и СБ Манзони. Клану Манзони не до школьных записей, у них есть дела поважнее… — Хуан довольно хмыкнул, — но в любом случае, ТЕБЕ их никто не даст.
Инесс кивнула.
— Понимаю.
— В фильме есть скользкие моменты, — продолжил Хуан. — Излишняя агрессия, насилие, кровь. Где-то он может не пройти по внутренней цензуре канала, возможно. Но сверху, — он ткнул пальцем в потолок, — его одобрили, так что это будут твои проблемы. Идеологически фильм выверен.
— Что от меня требуется? — вновь кивнула Инесс. — Кроме официальной трансляции?
— Информационная волна. Сейчас сентябрь, часть школ уже начали сезон, часть, у которых прошлый сезон был сдвинут, вот-вот откроется. Так что самый момент наводить волну и давить администрации на местах. Я хочу, чтобы в каждой частной школе титуляры поняли, что революция — это не нечто запредельное. Это рядом, протяни только руку. Возьми и организуй, если прижимают. Потому мне нужна не только трансляция и публикация на вашем портале. Тебе нужно будет выйти на "хороших" людей в других изданиях и информационных агенствах, связаться с топовыми блогерами. Желательно не завязанных на политику — эта революция политического оттенка не имеет, взгляд через призму любого политического процесса убьет ее.
— Да, работенка еще та! — покачала головой Инесс.
— Именно. — Хуан согласно кивнул. — Но по моим данным, несмотря на то, что ты неважный журналист, подобных знакомых у тебя хватает. — Он выдал такую искрометную улыбку, что спутница покраснела до кончиков ушей.
— Хуан, я!.. — попыталась что-то сказать она, но он не дал.
— Хороший режиссер не всегда должен быть хорошим актером, — покачал он головой. — У каждого свой талант, и у тебя свой есть. К тому же, у женщин собственный арсенал оружия, им необязательно действовать теми же средствами и методами, что и мужчинам, чтобы достичь того же.
Пауза.
— Да, это философия корпуса, — кивнул он. — И на самом деле очень мудрая мысль. Корпус основали не дураки, кто бы и как бы ни обливал их грязью. Потому не надо этого стесняться своих связей… — Вновь искрометная улыбка, от которой у Инесс сперло дыхание. — На мой взгляд ты вообще по жизни молодец, тебе нужно лишь уверенности в себе. Остальное, поверь, у тебя есть.
Пауза. И на закуску, так сказать, добить:
— Я верю, что у тебя получится, девочка! Ты умница!
— Я!.. — Инесс захлебнулась от столкнувшихся противоречивых чувств. Ее ХВАЛИЛИ. Но одновременно закатывали под пенобетон намеками личного характера. Наконец, чуть придя в себя, она выдавила:
— Шимановский, не зарывайся! Какая я тебе девочка?
— Эх, дорогуша, — расслаблено потянул Хуан. — Знала бы ты, кого я девочками называю! Сеньорины не тебе чета!
Вздох, и как итог:
— Ладно, пошел я. Предложение насчет столика в силе. Давай, дружище!
Хлопнув его по плечу, Хуан вышел.
— Останемся? — поднял глаза на задумчивую спутницу Хуан Карлос.
Та пожала плечами.
— Извини, у меня нет настроения. — Сжала в руке искомую капсулу. — Поеду домой, посмотрю, подумаю, что и как лучше сделать.
— Тогда я с тобой. — Он поднялся и помог ей встать. Говорить, что ему страшно оставаться одному ЗДЕСЬ не хотелось.
* * *
— Ушли? Не остались? — раздался сзади мелодичный девичий голосок с едва уловимой помесью акцентов столицы Империи и жителей Ла-Платы. Я пожал плечами и обернулся.
— И нечего им тут делать.
Подошедшая села за стойку рядом.
— Уверен, что тебе нужна именно эта цыпа? Она дилетант.
— Она профессионал в своей среде, — покачал я головой. — Я просветил ее, насколько возможно. Она плохой журналист, но хороший психолог. И прекрасно понимает, где и за какую ниточку нужно тянуть, чтоб получить результат.
Подошедшая скривилась — такой подход к проблеме не разделяла.
— Мне не нужен толковый журналист, — вновь покачал я головой. — Мне нужен организатор. Она справится.
Со стороны девушки раздался разочарованный вздох, но тему она закрыла.
— Ладно, дело твое. Ну, а как сам, готов? — Она кивнула за плечо, на уже прилично заполненный зал. — Между прочим, они пришли поглазеть на нас!
Меня передернуло.
— Может, все-таки выберем место, где никого нет?
Глупая надежда. Напрасная. Девушка покровительственно замотала головой.
— И лишить их такого зрелища? Нет, Чико, я специально всех предупредила, что сегодня будет урок. И они специально забронировали столики, как только узнали. Половина Альфы решила поглазеть на нас, и я не вправе их этого зрелища лишать.
Я внимательно оглядел малый зал. Возможно, не вся Альфа. Далеко не вся. Но многие личности, известные в тусовке, а это показатель.
— Знаешь, я себя не очень хорошо чувствую, будучи витриной… — повторил я попытку, но вновь безрезультатно.
— Это только твои сложности! — Она встала и безапелляционно потянула меня за руку, на танцпол. — Пошли!
Вышли. Я краем глаза отметил, что ансамбль уже на месте — его появление проморгал. Причем по сравнению с прошлым разом значительно усиленный — теперь в него входило более десятка человек, в том числе девушка-мулатка с известной мордашкой, где-то виденной в сетях. К инструментам добавились две скрипки и еще один бандонеон, пара гитар. Плюс, за оркестроном сидел новенький, чернокожий тип с косичками, являющимися визитной карточкой Ямайки.
Она встала в самом центре, причем к краям танцпола тут же, не сговариваясь, начали подходить люди, с интересом ценителей следящие за происходящим. Мне было не по себе, но деваться некуда — надо играть по правилам, а правила здесь задает она.
— Итак, начнем с разминки, с чего-нибудь легкого. Сальса! — произнесла сеньорита и сделала несколько жестов, понятных только музыкантам. Чем-то они походили на сигнальную систему имперского спецназа, но что-то было в них и свое.
Те кивнули, и в зал полилась музыка. Девушка-мулатка запела, пока не используя все чары своего голоса, распеваясь. Сеньорита начала шаги, дорожку, я пытался вторить ей, поддерживая ритм. Выходило плохо — еще не настроился на боевой лад и безбожно топтался, словно медведь.
— Давай, Чико! Смелее! — подбадривала хозяйка заведения. — Ты же можешь!
Постепенно я расслабился, дело пошло легче. Начались кружения. Пытался угадывать ее намерения и перехватывать, но удавалось не всегда.
— Энергичнее, Чико! Как будто первый раз сеньориту обнимаешь! — издевалась она, и оставалось только скрипеть зубами.
Наконец, прорвало. Тело ощутило легкость и пошло в атаку, перехватывая эту сеньориту, кружа и пытаясь вытворять что-то эдакое, свое.
— Уже лучше! — подбадривала эта бестия, кружась и изгибаясь под различными, но очень аппетитными и эротичными углами. Цветомузыка так же вошла в раж, делая на изгибах ее тела дополнительные акценты — видно, оператор сел за пульт, отключив "автопилот".
Первая песня кончилась, но тут же началась вторая. В голосе мулатки начали проявляться энергия, эмоции — в раж входил не только я. Толпа вокруг танцпола стала непроницаемой, люди полностью окружили нас… И тут меня понесло.
— …Стоп! — резко встала она, скрестив руки над головой. Музыка заглохла. — Хуан, тебе сколько объяснять, сверхскорость тебя не спасет! Это СРЕДСТВО! Если ты умеешь — она может помочь тебе! Но если топчешься, как буйвол на равнинах Арагуайи, а ты топчешься, как буйвол на равнинах Арагуайи, никакого эффекта от нее не будет!
Пауза, долгий-долгий гневный взгляд.
— Еще раз! И без выпендрежей!
Жест руками, музыканты заиграли вновь, сеньорита встала в позицию. Я встал напротив, пытаясь угадать, куда понесется этот ураган в следующий момент. Мулатка запела, вихрь пошел вправо, выделывая руками и ногами энергичные жесты. Я крутанулся, пошел наперехват…
— …Ну, как медведь, честное слово! — не сдержалась она. — Кто так ходит? Где пластичность? Чико, ты не в ударе!
— Да, я не в ударе! — зло прошипел я. В зеркало лучше не смотреться — испугаюсь своего лица. Хотя сеньориту им не пронять — ей, как и любому приличному преподавателю, плевать на мои эмоции.
Нет, у меня получалось, не думайте. И согласно вчерашним и позавчерашним критериям, танцевал я неплохо. Но мне нужно танцевать не неплохо, а великолепно! Лучше всех! Поскольку я сам задрал себе планку и не могу отступить! Дай бог, чтобы ее высочество хотя бы сегодня не приперлась сюда, выяснять, что это я тут такого делаю — что даст мне фору в обучении. И научить меня, соответственно уровню, может только кто-то вроде этой сеньориты, заслужено считающейся одной из лучших танцовщиц Империи.
— Ладно, давай еще раз, — затух я, приготовившись к следующему раунду боя. Она улыбнулась: "Сразу бы так!"
Музыка заиграла. Руки и ноги вновь заходили, как на шарнирах. Теперь дорожка… Так, круг, еще круг… Теперь поддержка. Закружить ее ко всем чертям…
…Мулатка пела что-то еще более энергичное, более быстрое, чем до этого, и я почувствовал себя, наконец, на волне стихии. Ускорение темпа. Еще ускорение. Сеньорита не отставала — но от нее трудно ожидать, что она не справится.
…И вот настал момент, когда мы задвигались быстрее музыки. Нет, ритм чувствовался и в ускоренном восприятии, и финал каждого нашего движения попадал в такт. Но сами движения…
Мы кружились, выделывали какие-то невообразимые кульбиты. Резко выросло сопротивление воздуха, а тяжесть во время поддержки возросла до критических величин. Платье же сеньориты превратилось из реющего флага в нечто едва уловимое глазу — я успевал его видеть только благодаря "погружению"; для всех же остальных оно превратилось в некое мельтешащее пятно. Очень быстрое и эротичное, надо сказать, пятно!
Наконец музыка замолкла. Мы, мокрые и потные, замерли почти по центру танцпола, и сил ни на что более не осталось. Она распласталась, раскинув руки, вытянув одну ногу, подогнув другую, я поддерживал ее под лопатками и за талию, удерживая в нескольких сантиметрах от пола. Класс!
Зал неистовствовал. Правильно, люди пришли сюда понаблюдать экстрим, настоящий уровень. Настоящую сверхскорость. И свое получили.
Я поднял ее, встали. Она была не суше меня — тоже вся мокрая и выпотрошенная.
— Понял? — покровительственно прищурились ее глаза. Я нехотя кивнул.
Когда подошли к стойке, прохладительные напитки уже были выставлены исполнительным барменом. По знаку сеньориты музыканты взяли паузу, ведь танцпол принадлежал нам, а не глазеющим на со всех сторон обывателям. Нам же нужно было срочно восстановить силы.
— Этому тоже учат в имперской разведке? — тихо проговорил я, беря свой бокал, садясь рядом с партнершей и одновременно учителем в таком непростом деле. Сеньорита не моргнула и глазом.
— Там много чему учат. Я же не спрашиваю, чему тебя учат в корпусе? — Глоток с задумчивым выражением. — Не спрашиваю. Хотя вижу.
Вздох.
— Нет, Хуан, ты всего лишь успевал. И двигался при этом как буйвол. Ты "погрузился" но лишь выполнял определенную последовательность действий, программу, как тебя учили. Никакой грацией там не пахло. А нужна именно грация, нужна пластичность. Нужны эмоции, вложенные в каждое движение. В этот момент ты не воин, ты… Огонь, язык пламени!.. — Она не нашлась со сравнением. — Потому повторюсь, — уперла она взгляд своих бездонных карих колодцев, — не уходи в "погружение"! Пытайся работать без него! Если не получится без него — ничего не выйдет и с ним!
Я вновь кивнул. Понял, все уже давным-давно понял. Проблема не в понимании, а в реализации. Переучиваться невероятно сложно!
— Сейчас перейдем к румбе, немного отдохнем, — продолжила она, вставая, опуская на стойку пустой бокал.
— А танго? — нахмурился я. Она покачала головой.
— Сегодня танго не будет. Ты еще не готов. Ты не чувствуешь меня, а без этого, на одних заученных заранее движениях, настоящее танго не танцуется.
Я пожал плечами, но ничего не ответил. Это не мое поле.
Затем была румба, где я понял, что "скисаю". Чем меньше энергии в танце, тем хуже меня пронимает, и тем хуже я себя чувствую. Речь не о скорости, нет, об энергии, абстрактного, но вполне ощутимого понятия. И залажав в очередной раз, остановился, поднимая руки:
— Все, не могу!
На меня уставился разъяренный взгляд бездонных глаз.
— Слушай, ты права, корпус меня угробил! — продолжил я, вновь воздев руки. — Во всяком случае, как партнера по танцам. Вот только там есть один очень хороший педагогический прием, называется "ведро для котенка", — прищурился я, выдавливая еле уловимую улыбку.
— "Ведро для котенка"? — Кажется, сеньорита заинтересовалась.
— Это я его так называю, у них он зовется по-другому. Смысл прост. Когда котенка бросают в ведро… Ну, ты понимаешь, когда котят бросают в ведро… — ухмыльнулся я. — Если он выплывет — то будет жить. Достоин этого. Утонет — туда ему и дорога.
Она задумалась, и, поняв, что хочу сказать, кивнула.
— Давай я побуду твоим котенком? — словно выклянчивая конфетку, скривился я. — Загрузи меня по максимуму, самым сложным, самым ответственным? Все эти сальсы, румбы… Дай мне что-то, что я либо утону, либо…
Она покачала головой.
— Хорошо. — Блеск хитрющих глаз. — Но учти, Хуан, сам напросился!
Последовала серия жестов музыкантам. Вначале стандартный кулак — "стоп". Музыка смолкла. Затем несколько второстепенных, вновь напоминающих сигнальную систему имперского спецназа. Особенно числительные.
— Готов? — улыбнулась, наконец, она, глаза ее коварно блеснули.
— Всегда готов! — ответил он приветствием юных коммунистов древности, отсалютовал и встал в позицию.
Она хлопнула в ладоши. Еще. И еще. Хлоп. Хлоп-хлоп, хлоп. Хлоп-хлоп, хлоп. И еще. Е еще. По залу прошел довольный гул, после чего вокруг, со всего периметра, начали раздаваться сначала жидкие, но затем все более и более настойчивые хлопки в унисон. Заиграла музыка.
Ого! Сразу так? Сам гранд-Астор, с благороднейшим из латиноамериканских исполнений?
"Ну, ты же сам просил котенка в ведре, Чико?" — усмехнулся внутренний собеседник.
По телу прошла волна — полная мобилизация организма. Я перестал видеть, слышать и чувствовать. Сам превратился в чувство — в вихрь, состоящий из эмоций. Тело по-прежнему двигалось, но лишь теперь оно начало двигаться само по себе, без команд и усилий со стороны сознания. Сознание же было слишком занято — его задачей было ЧУВСТВОВАТЬ, где находится сеньорита, что она делает, и главное, что хочет сделать в самом ближайшем будущем, в интервале двух-трех секунд. И знаете, у него начало получаться!
…Мы танцевали. Бешено кружились, не зная, что каждый из нас будет делать через секунду, но стараясь во что бы то ни стало это понять и предвосхитить. Энергия лилась из нас во все стороны, и окружающие люди, "бомонд" Альфы по интересам в этой среде, зачаровано смотрели, подбадривая нас криками и аплодисментами. Ноги сами прыгали в такт бессмертному "Либертанго", и далеко не только у нас.
Птенчик расправил крылья, и даже сделал пробный полет вокруг гнезда. Но не всегда ему летать в двух шагах от дома, опираясь на поддержку взрослых и мудрых членов стаи. И для того, чтобы начинать жить самому, играть сольную партию, нужно многому научиться из арсеналов того, что должен уметь в ЭТОЙ, грядущей жизни… Не птенец, нет. А полноправный птиц. Ну, или котенок, взъерошенный и мокрый, спрыгнувший на стол с края большого и жуткого ведра.
А потому я буду учиться. Всему, чего не касался, о чем даже не думал в жизни прошлой. И научусь! Сделаю это! Чего бы оно ни стоило!
Да и по большому счету, нет в мире ничего невозможного!..
