Глава 3
Первый раунд
Итак, я — Веласкес, кажется остановился я на этой мысли. Что меня на нее натолкнуло? Теперь трудно сказать, это был будто толчок изнутри. Как Архимед со своим «Эврика»: вот откуда ему пришла та мысль? Озарило, блин! Гарсия, Гарсия… Да, эта женщина дала толчок, но так и Архимеду же пришло не на ровном месте?
Что-то я не о том думаю — древнего ученого зачем-то вспомнил… В общем, мне нужно обдумать мысль насчет принадлежности к семье Веласкес и понять, имеет ли она право на существование. Вот этим и займусь.
Я — мод. Это факт. Предположим, я внук Филиппа Веласкеса, мой отец — его сын. Мог быть мой отец модом? Правильно, только если ею была его мать, соответственно, любовница адмирала. Какова вероятность этого? Фиг знает.
Возможно, что она была из высшего общества? Да. Но с модифицированными генами могла быть и простолюдинка, не обязательно аристократка. Просто вероятность измененных генов в этом случае на порядок-два ниже, но мы говорим о женщине, которая нравилась самому адмиралу Веласкесу, а ему нравились нестандартные сеньоры. Итог — в версии больше вопросов, чем ответов. Никаких выводов, даже предварительных.
Подойдем с другой стороны. Предположим, Мишель узнала, что я Веласкес. Какой ей резон тащить меня к себе? Ее величество не страдает сентиментальностью, ей плевать на непризнанных родственничков. Я могу ошибаться, но в противном случае о таковых бы знала вся планета. В СМИ же и в гламурных изданиях не фигурирует ни один побочный Веласкес, и не фигурировал никогда, будто таковых не существует.
Еще один аспект этой же стороны: даже если отбросить личную антипатию ее величества к братьям и сестрам, рожденных по сути от соперниц ее матери, в этих людях течет кровь Веласкес, кровь династии. Их дети КОНКУРЕНТЫ детей ее величества в праве наследования трона. Да, это родство настолько дальнее и смешное, что его не стоит даже рассматривать… Было бы, не живи мы в такой стране, как наша, которой заправляет кучка потомственных сверхбогатых буржуев. Устроить переворот, выкосить всех официальных наследников и посадить на трон кого-то дальнего и бокового — чем не успешная смена власти? И монарх на троне, и династия та же. В политике ведь главное соблюсти приличия…
Нет, по логике, королева должна держать всех родственничков «с улицы» как можно дальше от двора. И до сего дня успешно эту задачу выполняла… Обнаружь Мишель, что я один из них…
…Да, это облом. Как ни подойди к проблеме, с любой стороны, выходит, что принадлежность к королевской семье — минус, фактор отталкивающий. И какой резон главе корпуса ее личных телохранителей тянуть одного из них под свое крылышко, как она потянула меня? Хочет устроить переворот? При живых наследниках первой, второй и даже третьей очереди? Смешно! Есть дети королевы, есть ее сестры, есть их двоюродные и троюродные ОФИЦИАЛЬНЫЕ братья и сестры. Многие из последних женаты или вышли замуж за представителей сильных кланов. Захоти кто-то сделать подобное, против тут же поднимется столько народу… Нет, это однозначно бред.
Тогда что? Как мне расценивать взгляд сеньоры Гарсия? Я же почувствовал, было в нем что-то! Однозначно было!
Итак, по кругу, еще раз. Что мы имеем? Только факты, без домыслов и версий.
1) Я — мод. Факт.
2) Мне с момента рождения посылаются деньги, небольшая сумма, достаточная лишь для проживания в не самом бедном районе. Тоже факт.
3) Иногда к матери приезжают курьеры, привозя еще денег, сверх меры, заложенной в банковский робот. Каждый раз на моей памяти это происходило в преддверии глобальных перемен в нашей жизни, которые не могли произойти без дополнительного финансирования, поэтому этот вывод примем за истину.
4) Меня отмазали (или отмазали БЫ, не явись в школу королева) от департамента безопасности, когда я имел с ним проблемы. По словам матери, эти люди могли ПРИКАЗАТЬ взявшим в оборот чинам оставить меня в покое, а к словам матери стоит отнестись серьезно — не так часто она оброняет что-то важное.
То есть, мой «родственничек» — это кто-то крутой и богатый. Этот человек имеет сильно модифицированные гены и выходит на связь с мамой, когда ей очень надо. Да уж, не густо с выводами — никаких зацепок относительно решаемой проблемы. Но с другой стороны есть и обратная зависимость: доказать, что я не Веласкес, я тоже не могу. Пат. Да, я аристократ по крови, теперь уверен в этом больше чем на девяносто процентов, но остальное…
Я терял уверенность в остальном все больше и больше. Логика, эта железная сеньора, говорила, что таковое не может быть, что все факты против. Но упрямая интуиция не сдавалась, твердила, что в моих умозаключениях где-то ошибка. Не ошибка даже, недоработка, отсутствие важной переменной, без которой это уравнение не решить. И если я хочу найти истину, должен довериться своей интуиции и искать переменную. Постепенно, не торопясь, не действуя нахрапом и не несясь впереди паровоза.
А лучшее место для моих поисков — здесь, в корпусе телохранителей. Тут полным полно народу, имеющего допуск к тайнам королевской семьи, включая самые сокровенные. На то они и хранители, что хранят не только и не столько тела охраняемых субъектов.
Я довольно хмыкнул: чувство юмора у высших сил даже больше, чем я мог предположить. Гораздо больше. И пока эти силы мне благоволят.
Конечно, этих людей сначала нужно найти. Затем втереться к ним в доверие, сделать так, чтоб они ЗАХОТЕЛИ рассказать мне эту информацию. Хотя бы на уровне слухов. Но я ведь никуда не спешу? А пока…
…А пока мысль перешла на текучку. А именно, на анализ моего поведения и восприятия корпуса. Да, тот оказался совершенно не тем, чем я представлял его, когда решил пробовать сюда податься, это ожидаемо, но вот моя реакция на населяющих его субъектов там, в столовой…В чем проблема?
Почему я так бурно реагировал на взгляды и интерес девчонок? Хотя знал, что так и будет, и даже вроде как настроился? Я совсем даже не девственник и не ботан, шарахающийся от слабого пола; за пределами этого здания с девчонками у меня все нормально, и всегда так было… Что произошло?
Я не знал ответа. Это серьезный просчет, и пока я не решу проблему, хода сюда мне нет. Вопрос, как ее решить?
Ответ напрашивался. Мне надо найти им, всем им, определенную нишу в своем сознании. Они не обычные девчонки, вот и надо настроить себя на это. Лучше всего определить их как «третий пол»: есть мужчины, есть женщины, классические, а есть они — вроде как женщины, но с совершенно иной психологией и психотипом поведения, никак не стыкующимся с понятием «женщина». Я вспомнил оговорку Кассандры — да они же и сами себя ими не считают! Femeninos, блин! Воспитывают их так, на стадии «зелени»!
Кажется, кое-что начало прорисовываться. По крайней мере, я определил для себя их место, и от этого надо плясать. Но чтобы решить проблему окончательно, мне нужны тренировки, без них так и буду краснеть, как сопливый юнец.
Вторая насущная проблема — авторитет. К словам Кассандры надо отнестись крайне серьезно, она не предупреждала бы, если б это не было важно. Полигон мне не светит, но кто сказал, что авторитет можно заработать только там? Есть разные виды авторитета, на данный момент мне достаточно простого отсутствия желания дать в глаз. А это реально.
Они более развиты физически, делают вещи, которые мне могут оказаться вообще недоступными, из-за потерянного возраста и физиологии, а значит мое поле — интеллектуальное. Нужно ЗАСТАВИТЬ себя уважать: я не слабый, я просто другой. То есть, начиная с этой минуты с моей стороны не должно быть ни одной непродуманной мысли, ни одного необдуманного слова вслух. Это война; она началась с момента, как я пересек финишную черту, и сам факт того, КАК я ее пересек, уже дал мне кое-какую фору в авторитете. Что ж, дело за малым!
Я улыбнулся и поднялся, сгробастав надоевшие уже костыли. Спать не хотелось, сидеть в одиночку в чужой (пока еще) каюте — тоже. Значит, воспользуюсь приглашением и поброжу, заодно опробую все, что только что вынес из размышлений.
Ключ перекочевал мне в ладонь; я доковылял до гермозатвора, который по его сигналу послушно раскрылся, выпуская меня в пока еще новый и незнакомый, но уже условно враждебный мир.
* * *
Пустота и не души. М-да, приезд королевы, стоило ожидать. Все, кого можно, забрали на организацию встречи, остались или те, кто не достиг нужного уровня подготовки, или те, кто находится на отдыхе — должны же у них тут быть выходные?
Я блуждал более получаса. Если бы не костыли, может на кого-нибудь и наткнулся, кого-то встретил, но с ними я хронически не успевал. Трижды в конце коридора мелькали силуэты, но догнать кого бы то ни было в моем состоянии…
Наконец, после долгих блужданий, вышел к знакомому коридору. Вел он не куда-нибудь, а к выходу. Воодушевленный, я прибавил ходу: выход охраняется, а значит, я однозначно увижу живых людей, которые смогут ответить на вопросы, куда все подевались, и куда податься мне, сирому и убогому.
Так и вышло — три вооруженные закованные в легкую броню фигуры заметили меня издалека и спокойно ждали, когда добреду поближе. Затем одна из них подняла забрало, под которым скрывалось довольно милое личико почти моей ровесницы:
— Тебе нельзя. — Девушка улыбалась, в ее голосе совсем не было угрозы. — У нас пропускная система, а пропуска на твое имя нет.
Две другие девушки так же подняли забрала и смотрели на меня со смешанным чувством удивления и любопытства. Кажется, сама собой сложилась идеальная ситуация, лучшей для пристрелки придумать невозможно. Я повесил на лицо лучезарную улыбку и вогнал себя в давным-давно забытое состояние, используемое последний раз незнамо сколько времени назад:
— Привет, девчонки! Я тут не местный, не подскажете кой-чего?..
«Очарование, как можно больше очарования! — подбодрил внутренний голос. Вот так, Хуанито, еще больше!..»
Я плохой мачо. Но плохой не от того, что меня не любят, а от того, что не зажигаю со всеми подряд. Как сформулировала Бэль, у меня завышенные требования к слабому полу. Однако это не значит, что я не обладаю опытом кадрить девчонок в принципе. И сейчас я принялся свой опыт активно использовать, внедрять в разговор все наработки, касаемые этого процесса, пытаясь прощупать объекты воздействия. Поправка: кадрить ЭТИХ девчонок я не собирался, и тем более крутить на что-то. Да и вообще планов относительно принадлежащих этому заведению «лиц третьего пола» не имел, скорее наоборот. Но интуиция подсказывала, что на данный момент это оптимальная стратегия, а интуиции я верил.
И она не подвела. Через полчаса я развернулся на сто восемьдесят градусов и поковылял к следующему пункту назначения. К этому моменту я мог записать в личный архив целых три контакта тех, кто хоть мне и не друг, но точно не стремится сделать то, что делали черненькая сотоварищи. Хотя, возможно, подай меня группе Оливии иначе, и они бы не поступили так, но история не терпит сослагательного наклонения.
Я назвал это про себя «феноменом первого контакта». Это скоропортящийся феномен, уже завтра на меня будут смотреть иначе, а значит, надо действовать быстро и решительно.
Кроме самого тактического успеха, мне удалось вытрясти из девочек целую гору полезной информации. Ее даже не пришлось выпытывать; они сами охотно выкладывали все, не подозревая, что это я толкаю их в определенном направлении. Главное ведь в разговоре с женщинами уметь слушать, и я старательно учился этой науке.
Многие сведения были на первый взгляд незначительными, некоторые я мог бы спросить у Кассандры или ее девчонок, или Катарины. Но главное ведь не только информация, но и то, как она подается, дьявол скрыт в мелочах. А потому я отнесся со всей серьезностью ко ВСЕМ полученным данным. Вот самые важные из них:
— внутри действует система пропусков на случай, чтобы те, кому не положено, не могли выйти наружу. Относиться несерьезно к наряду, охраняющему главный (и единственный) шлюз мне настоятельно не советовали, у тех, кто несет вахту, есть право стрелять на поражение. Даже за попытку разговорить тех, кто на посту, могут скрутить и арестовать (мою иронию при этих словах девочки проигнорировали).
— стреляют здесь без предупреждения. У них свой устав и плевать им на правила, действующие снаружи.
— мне не запрещено покидать эту милую обитель, у меня статус «гостя ее величества», а «гость» и «насильно удерживаемый» — разные вещи. Но на меня банально нет пропуска, а значит, выпустить меня они не могут, даже если сильно захотят.
— выдать пропуск могут пять человек: королева, Мишель, сеньора Гарсия или ее заместитель, и дежурный офицер. В данный момент на базе находится только последний(последняя), но она очень занята встречей ее величества, координацией действий с другими службами, и отвлекать ее мне настоятельно не рекомендовали.
— действительно, всех, кто в карауле, забрали, но те, кто по расписанию отдыхает, большей частью ошиваются здесь — объявлена «желтая», получасовая тревога готовности для всех. То есть, на базе полно народу, но все или сидят по каютам, или торчат в кубрике, потому никого не видно.
— кубрик — это место отдыха, развлечений. Целый отсек, выделенный под досуг. Туда мне и нужно, если хочу с кем-нибудь пообщаться.
— ответить, кто «пришил» корпусу флотскую терминологию, эти девочки, как и Кассандра, не смогли.
М-да, легко сказать, «не далеко». Я потерялся спустя всего несколько поворотов. Да здесь страна лабиринтов, целый подземный город! Как тут вообще можно ориентироваться?
Естественно, вместо кубрика я вышел к диспетчерской, хотя не собирался сюда. Но стоящая по эту сторону гермозатвора сеньора с винтовкой в руках и голубой повязкой наказующих на рукаве улыбнулась, и не дав сказать ни слова, огорошила вопросом:
— Что, сразу домой? Побродил бы тут, пообщался с девочками? Все равно дом никуда не денется — пока нога не заживет, ты здесь не нужен.
Я тактично промолчал, позволяя сеньоре развить тему.
— Лея встретится с тобой завтра. Скорее всего. Потерпел бы денек, а потом уже и домой?
— Мне казалось, у ее величества и без меня по горло дел, — возразил я и пожал плечами. Признаваться, что+ набрел сюда по ошибке, не хотелось. — Ее не было больше месяца, вопросов, чем заняться, у нее должно накопиться выше марсианского Олимпа. Станет она в ущерб им отвлекать внимание на какого-то соискателя, который спокойно может подождать пару дней? Да еще раненого, которому требуется на лечение и восстановление несколько месяцев?
На это сеньора не нашлась что ответить. Помолчала, но затем отрицательно покачала головой.
— Может быть, но сейчас я тебя не пущу. И докладывать о тебе не буду. Там не до тебя. Приходи часа через три, посмотрим, что можно сделать… — Она заговорчески подмигнула.
Теперь кивнул я, как бы соглашаясь с доводом.
— Спасибо, сеньора. А не подскажете, как найти кубрик?..
Жилые отсеки стало видно издалека — начали появляться люди. Как я узнал позже, «малышня» живет и занимается отдельно, в другом подземном отсеке, и без инструкторов за пределы сектора ее не выпускают. Для их же безопасности, чтоб оградить от более старших. «Зеленые» же обитают здесь, вместе со всеми, и в отсутствии большей части кадровых ангелочков мне попадались только они.
Да, дикие они все, действительно. Смотрели… Как на Иисуса Корковадосского, незнамо каким образом вдруг телепортировавшегося сюда из Старого Рио. Специально выбегали, толпами по нескольку человек, поглазеть. Но разговаривать со мной не пытались. Я тоже не пытался, от греха подальше, тем более, все указывало на близость конечной цели.
Наконец, появились первые старшие. Я не увидел их, а услышал — музыка доносилась за несколько десятков метров от поворота в рекреацию. Это было нечто вроде нашей школьной оранжереи, небольшой закуток, в котором в большом количестве располагались кадки с цветами и пальмами. Много цветов, издающих незнакомый мне аромат, невысокие чистые аккуратные деревья, аккуратные диванчики вдоль них… Все указывало на ухаживающие за этим добром заботливые женские ручки.
Их было пять человек. Они сидели на диванах, сдвинутых лицом друг к другу, и напряженно всматривались в фрактальную голограмму, которую выдает стандартный проигрыватель, если в воспроизводящийся файл не встроен собственный видеоряд. Конечно, лицезреть что-то кроме цветовых переходов и причудливых переливов они не могли, напряжение относилось к мелодии, звучащей из уютно расположившегося на коленях одной из них терминала. А точнее к тексту, который они пытались осознать и понять, как делал это я незадолго до попадания сюда. И пока у них, как и у меня, получалось не очень.
— Привет. — Одна из них увидела меня, подняла голову. Затем задумчиво улыбнулась, встала и подошла. Две ее подруги на мой приход отреагировали лишь поворотами головы и такими же задумчивыми улыбками, две же вообще не прореагировали — лишь глаза выдали, что они меня все-таки заметили. Ах да, девушка обратилась ко мне на чистом русском оккупированной зоны, и это сразу выбило из привычной колеи.
— Привет… — улыбнулся я в ответ. Тем временем терминал начал выдавать следующий куплет, и оставшаяся четверка полностью погрузилась в него, забыв о моем существовании:
Я не спрашиваю сколько у тебя денег Не спрашиваю сколько мужей Я вижу, ты боишься открытых окон И верхних этажей И если завтра начнется пожар…
— Грузитесь? — усмехнулся я.
Она не поняла.
— Грузитесь? Мозги загружаете? — пояснил я, как и она, на русском. Он у меня не такой чистый, как у нее, все-таки я вырос в Альфе, но она восприняла его с явным облегчением.
— Значит, правда, да?
— Что, правда?
— Ну… Что ты наш. Из нашего сектора.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять сказанное.
— Да. Самара. А вы откуда? — я обвел подбородком всех присутствующих.
Она рассмеялась.
— Да кто откуда. Настя и Маринка, вон, вообще с Марса. — Она принялась указывать на подруг. — Ира — Саратов. Я — Астрахань. Еще из Восточного есть девчонки, Королева, Циолковского… И еще с Марса…Нас тут почти три десятка! И мы рады, что ты из наших… — ее голос заметно потеплел.
— Не то чтобы прямо из ваших… — начал было я, но она жестом остановила:
— Знаю, знаю. Много лет с родителями в столице прожил. Все нормально, не переживай. Ты все равно один из нас, несмотря ни на что. — Она подмигнула, ударила в плечо и протянула руку. — Жанна.
Затем скривилась, и пояснила:
— Не Ж у а н а,, и не Х у а н а, а наше, родное, Ж а н н а. Иоанна.
Рука была протянута. Повинуясь интуиции я сначала пожал ее, выиграв несколько драгоценных секунд, и только потом до меня дошло, что надо говорить ЕЙ.
— Ваня. Иван. Иоанн. Но местные зовут Хуан. И вы зовите, не обижусь, я уже привык…
Я улыбнулся, что послужило сигналом, и через секунду мы с Жанной весело смеялись.
— Видишь, практически тезки!
— Да уж! Отойдем, практически тезка? — Она кивнула в сторону, и я последовал приглашению.
Мы вышли на «улицу» — в основной коридор, где музыка играла потише. Вокруг нас образовался вакуум, представители неполноправных ангелочков предпочитали обходить меня и тезку стороной, а других пока я здесь не видел. Но ажиотаж спадал на глазах, теперь они не бегали поглазеть на меня как такового. Я уже не мог претендовать на статую Иисуса, хотя на головные ворота Белого моста пока еще мог.
— Мы держимся вместе, — пояснила Жанна. — Помогаем друг другу. Негласно. Если будут какие-то проблемы — говори. Чем можем — всегда поможем.
— Я думал, во краю угла у вас лояльность ее величеству. — Я усмехнулся. — А вы устраиваете внутренние группировки, в политику играетесь…
Она не повела и бровью.
— Мы все одинаково преданы ее величеству. И если что-то такое произойдет, все будем на одной стороне баррикады. Не передергивай. Просто… — Она замялась.
— Просто хоть у вас и нет антагонизма, как «снаружи», между «русскими» и «имперцами», — подсказал я, — но вы все равно помогаете друг другу. Так?
Она облегченно кивнула.
— Да. Но все в пределах устава. Если выкинешь что-то в разрезе с ним… — Она посмотрела ОЧЕНЬ выразительно.
— Все будет нормально, не переживай. — Я снова улыбнулся. — И за наших тоже… Того… Порву!
Последний аргумент ее убедил. Поболтав еще о том и о сем, уведя все вопросы в железные аргументы «секретно» и «не положено», я побрел дальше. На душе скребли кошки.
Я привлек на свою сторону еще одну группу лиц, этническую русскоязычную, принявшую меня за своего. Но…
…Но мне пришлось соврать им, выдать себя за выходца из русского сектора. А врать — нехорошо, особенно здесь. Ведь как я для себя выяснил, на самом деле таковым я не являюсь.
* * *
Я таки понял, что такое есть этот «кубрик». Может проектировщик этого места в эпоху королевы Аделлины и имел что-то общее с флотом, а может к нему имела отношение тогдашняя глава корпуса, но через столетие привитые тогда термины изменились до неузнаваемости. Если на настоящем корабле кубрик — помещение для команды, то здесь это развлекательный центр. Но центр, внушающий уважение.
Тут было все, что только можно пожелать. Начиная от электронных терминалов (правда, как мне потом объяснили, без выхода в сети по соображениям безопасности и потому вечно пустыми), живых настоящих библиотек с бумажными (!) книгами, всяких залов для игр, вроде шахмат, всевозможных оранжерей, засаженных всем, чем только можно, и кончая большим помещением с автоматическим баром, где дают халявную выпивку, бесплатно. Поправка, не совсем бесплатно, деньги за нее все-таки снимают, но только через браслетный чип с грядущего жалования, и только за дорогие или алкогольные напитки. Да и те выдаются по чипу только лицам, официально находящимся на выходном. Легкие и безалкогольные же напитки тут можно брать в неограниченном количестве, совершенно за так. Вот это и есть кубрик в местном понимании.
Народу, вопреки заверениям девочек на вахте, тут было не много; я брел по почти пустым коридорам и заглядывал в почти пустые же помещения. Но по размышлению пришел к выводу, что все в мире относительно — при общей численности бойцов в триста винтовок, тех, чья очередь отдыхать, не может быть больше сотни. Это на гражданке в охране смены сутки через двое-трое, здесь же, скорее всего, наоборот. А сейчас «свободных», скорее всего, еще меньше, ведь объявлено усиление. Но для них, за годы привыкших к такой численности, это наверняка «полно», даже за вычетом тех, кто сидит или спит в каютах. Ведь по крайней мере, все они находятся на базе, а не в городе.
Учитывая, что браслет показывал одиннадцать вечера по Каракасу, все, кто не спал, сидели здесь Но не по библиотекам и игровым в шахматы, а в той самой зале, где напитки. Несколько столов, несколько диванов, и три-четыре группы девочек разных возрастов, кучкующихся друг с другом. Была здесь и «зелень», и тоже кучковалась отдельно, в стороне. В воздухе явственно попахивало табачным дымом, а в центре помещения стоял большой стол, где компания из шести человек играла в карты. Нет, по последующим наблюдениям я понял, что играют минимум три компании из пяти наблюдаемых, но этот стол являлся как бы нейтральной территорией, где играть могли представители разных групп, возрастов и сообществ кубрика, место за котором надо было заслужить.
— Привет.
Воцарилась тишина, все взгляды обратились на меня. Пауза.
— О, сам пришел! — раздалось от центрального стола. Послышались жиденькие смешки. Мне это не понравилось, и смешки и реплика, и я внутренне возликовал — слишком до этого все гладко получалось. Ну вот, наконец, и конфронтация!
Я улыбнулся и поковылял к этому столику и конкретно к прокомментировавшей мое появление сеньорите.
— Сам пришел для чего? — в глаза спросил у нее.
Она не стушевалась, но я почувствовал, как внутри у нее что-то обломалось. Ответа не последовало. Решила не рисковать, доводя до конфликта. Вместо этого указала на место за столом напротив себя чуть сбоку.
— Присаживайся. Эй, малые! Быстро стул нашему гостю!
Самая дальняя группа, где сидело человек десять младших, ожила, ко мне бросилось два создания не старше пятнадцати лет с зашуганным взглядом. Притащив из своего угла стул, они косо зыркнули на говорившую и поспешили обратно, старательно отворачиваясь от меня. Понятненько, неуставщина, первый кадр. А передо мной, следуя логике, авторитет — слишком нагло себя ведет.
Я аккуратно присел, вытянув ногу вперед, и облокотил костыли сбоку от столешницы.
— Играешь? — кивнула мне сеньорита.
Я неопределенно пожал плечами.
— Смотря во что.
— В «Русский конкур». — Она загадочно улыбнулась и принялась перетасовывать карты.
— Пока посижу, — открестился я. — Может попозже.
— Как хочешь. Афина.
— Чего? — не понял я.
— Говорю, я — Афина. Это мой позывной. Имена у нас не приняты, все друг друга знают по позывным. Ты должен был знать об этом.
— Угу, знаю, — буркнул я, вспоминая Розу и Мию, их нежелание носить позывной. — Так у вас клички красиво завуалированы… Прозвища, пардон…
Девочки за столом предпочли проигнорировать это высказывание. Не сейчас.
— Хуан. Для друзей Ангелок, — вспомнил я первое приветствие Паулы в этом заведении и отзеркалил. — Но лучше Хуан.
Сидящие вокруг заулыбались
— Мы знаем, — произнесла девушка справа от Афины.
— Мы о тебе почти все знаем, — продолжила еще одна.
— Даже боюсь предположить, откуда!.. — наигранно вздохнул я.
Девушки представились, одна за другой, протягивая руку для пожатия. Естественно, всех я не запомнил. Затем началась игра, разговор сам собой утих. С других концов помещения на меня смотрели удивленные мордашки, но как-то искоса, постепенно принимая за норму мое здесь нахождение. Я пытался всмотреться в окружающих, прочесть что-то по лицам, но мне постоянно что-то мешало, ощущение дискомфорта…
…И я понял, что это за ощущение. Афина. Она делала то же, что и я, но только в отношении одной моей персоны.
— Присматриваешься? — произнесла она, прищурившись, заметив мое внимание. Шел третий круг, в игре осталось всего три человека, но эта стервочка успевала и играть, и наблюдать за мной.
— А ты бы на моем месте не присматривалась? — улыбнулся я.
— Присматривалась бы… — согласный кивок. Молчание.
— Слушай, Хуан, — вскинулась вдруг она, — что ты вообще тут забыл?
Вот оно, началось.
— А что такое? — Я ушел в глухую защиту.
— Ты что, идиот? Это территория женщин. Ты хоть представляешь, куда влез?
Я невольно зауважал ее, эту Афину. Она открыто, в лицо, выразила мнение, отличное от мнения большинства окружающих. Да что там, всех окружающих! Все смотрели на меня с удивлением, со щенячьим восторгом от необычности происходящего, а она…
— Я думаю, это не твое дело, — выдавил я кислую улыбку, но на душе скребли кошки.
— Пас. — Она сбросила карты и всецело переключилась на меня. — А я думаю, ты не прав. Если ты хочешь стать здесь своим, хочешь, чтобы тебя уважали или хотя бы приняли, это мое дело. И ее. И ее, — она принялась указывать на подруг в произвольном порядке. — Ты должен рассказать, почему мы тебя должны принять и доверять тебе. И не надо сказок насчет Мишель, дескать, она затянула. Ты сам сюда пришел, это знают все, Мутант лишь исправила кое-что, что испортила Ласточка.
Афина деловито откинулась на стуле, передавая мне право хода. Я же сидел в ступоре, пытаясь понять, что говорить и делать дальше.
«…Блин, все здесь все знают!» — воскликнул внутренний голос.
«А что, собственно, ты хотел?» — усмехнулся я. — Гадь-ющ-ник… — перевел я на русский характеристику этого заведения Катариной.
«Да ничего, в общем…» — скис он.
Я не был готов к такому вопросу, ну, не сейчас, хотя та же Мишель уже задавала мне его, перед началом испытаний. Афина зрит в корень: наверное, тоже комвзвода, да судя по крутизне, хранитель. Подвиги, испытания, расфигачивание робота винтовкой… Это лирика, достойная потрепаться на досуге, а такие, как она, знают, что после досуга настанет рутина. И беспокоятся о ней заранее.
И если мне нужно стать своим, а мне нужно, мне придется слить кое-что из сокровенной информации. Такой, чтобы все знали, что она сокровенная, но при этом умудриться не раскрыть всех карт.
— Ее зовут Изабелла, — начал я и выдал белоснежную улыбку во все тридцать два зуба, чувствуя прилив сил. Эдакую эйфорию. Обожаю сильных соперников, и бодаться с Афиной мне начинало нравиться. — Она аристократка. А я — парень из трущоб. Но я люблю ее, а она любит меня.
— Угу, принцесса и нищий! — презрительно фыркнула Афина и усмехнулась. — Старо, как мир!
Я не повел и бровью — бодаться, так бодаться. Лишь философски заметил:
— Что делать, такова жизнь. Меняются декорации, но страсти людские вечны.
— То есть, ты пришел сюда, чтобы получить статус вассала королевы, чтобы на равных встречаться с аристократкой? — удивленно заметила сидящая слева от меня в конце стола юная сеньорита моего возраста. — Только и всего?
Кажется, я только что уничтожил все таинственные и романтические легенды вокруг своей персоны. Чем сильно разочаровал всех.
Раздался взрыв смеха, к которому постепенно присоединялись смешки все большего и большего числа людей. Включая и соседние компании, которые, как оказалось, напряженно к нам прислушивались. Я же улыбнулся еще шире. Банальность банальности рознь, а бить — так бить.
— Разумеется, у сеньориты… Забыл вашу кличку… Прошу прощения, позывной…, - «поправился» я. — …Таких мужчин полным-полно. Способных ради любимой женщины, то есть вас, пойти на подобный шаг. И все они наперебой так и рвутся совершить поступки один безумнее другого…
Пауза, смех утих. Все, находящиеся внутри превратились в слушателей, я же почувствовал déjà vu. Что ж, возможно, это закон жизни, проходить в разных местах одни и те же уроки.
— …В таком случае, вам легко судить меня, сеньорита. Но все же прошу не втаптывать в грязь тем, что я иду в кильватере чужих поступков. Поверьте, это мой поступок, искренний и я не собирался подражать вашим кабальеро. Возможно, я люблю ее меньше, чем вас ваши мужчины, но считаю ее достойной такого поступка не менее, чем они — вас. — Я картинно поклонился, почему-то представив на ее месте Эмму Долорес, а вокруг — четвертую оранжерею.
Воцарилось молчание. Вначале обычное, но все более и более приобретающее грозовые оттенки.
Все сидящие здесь ангелочки пытались понять, что я такого сказал, и когда до них доходило… В общем, моя собеседница посерела лицом, уткнув глаза в столешницу, остальные, кто смеялся, в той или иной вариации следовали ее примеру.
Я же не собирался никого щадить — «феномен первого контакта» у меня будет лишь однажды. И больше никаких разговоров на тему моего появления быть не должно!
— Вы, сеньорита, слишком много на себя берете, — усмехнулся я, переходя в открытое наступление. — Пытаетесь судить людей, основываясь лишь на своем скромном жизненном опыте. Поверьте, жизнь слишком многогранная штука, это неправильный подход.
У вас ведь нет его, такого мужчины, я прав? — улыбнулся я, вгоняя ее в землю по плечи. — Не партнера, не парня, а именно мужчины, настоящего кабальеро, способного на безумный поступок ради любимой женщины. Вы никогда не любили и не были любимыми, а что было — лишь страсть, продукт гормонального взрыва взрослеющего организма. И неизвестно, повстречается ли он вам вообще когда-нибудь…
Пауза. Вынужденная, чтоб вогнать последний гвоздь в крышку гроба этого вопроса. Все, поехали:
— Потому не вам меня судить, сеньорита. Я сделал это, и не раскаиваюсь ни капли, ни на миг. Я стану одним из вас, а потом…
Вздох.
— …А потом я буду с нею. Вам же искренне желаю в жизни счастья.
Я ее закопал. На глазах у девочки выступили слезы, после чего она сорвалась и быстро выбежала прочь — приводить себя в порядок. Причем, не столько внешне. Молчание же вокруг стало просто зловещим — кажется, не отдавая в этом отчет, я наступил на больную мозоль не только этой девушке, как-то затронул абсолютно всех в этом здании.
…Но она — не Эмма, напрасно я с нею так. Совесть моя запоздало заворочалась, но было поздно. Неплохая она девушка, не злая — по лицу видно. Просто романтичная. Да максимализм играет. Но что сделано, то сделано. К тому же, своей цели я достиг — теперь вряд ли сплетня о причинах моего появления станет бестселлером. А с девочкой можно будет потом и помириться. Если получится…
Сидящая напротив Афина вперла в меня напряженный взгляд:
— Не мог кого другого для битья выбрать?
Я пожал плечами.
— А что такого?
— У нее проблемы с мальчиками. А ты…
Я вновь пожал плечами.
— Не знал. Мне жаль.
— Ладно уж!.. — Она вздохнула и обреченно махнула рукой. После чего принялась раздавать карты, кинув одну и мне.
— Ты играешь.
Это была констатация. Я кивнул — кажется, выбора у меня нет, но это и к лучшему. Валет червовый.
…Итак, первый раунд за мной. Это хорошо, но это только начало. Сейчас начнется второй раунд, и здесь со мной будут играть стервочки поумнее и поопытнее. Как в четвертой оранжерее больше не получится. Но оно и к лучшему — нужно же расти и развиваться?
— На что играете? Не на просто так же? — усмехнулся я.
Она отрицательно покачала головой.
— Разумеется!
Глава 4
Ангелок, 13
— Желания. Мы играем на желания. — Она выразительно посмотрела мне в глаза.
Я видимо, должен был поежиться, проникнувшись важностью предмета. Но я не проникнулся.
— И? — Она положила колоду на стол и достала из висящей на стуле сумочке пачку сигарет и зажигалку, правда обычную, без изысков. Интересно, почему с их полуспортивным режимом это не конфликтует? Или полноправным ангелам, а тем более хранителям, можно все в принципе?
Я безразлично пожал плечами.
— Что «и»?
— Даже не спрашиваешь, какие желания? Что можно загадывать, что нельзя?
— Зачем? Ты и так скажешь.
Она задумалась. Логичный аргумент.
Подкурив, неторопливо взяла со стола свои карты и откинулась назад, тряхнув копной черных, спадающих ниже плеч, волос.
Волосы здесь отдельная тема. По всему заведению отчетливо прослеживалась тенденция к их укорочению, причем обратно пропорционально возрасту. Ниже плеч вообще носили немногие. Хотя буду объективен, «мальчуковые» прически так же были не в чести и встречались лишь у самых-самых юных созданий. Доминировала же некая золотая середина. Вызвано это было с одной стороны необходимостью прятать сие богатство под шлем, с другой — выглядеть «настоящей», «как все женщины».
Другие девчонки, сидящие за столом, последовали ее примеру и включились в игру, разбирая карты, но они как-то сразу выпали из нашей дуэли, превратившись в массовку, зрителей. А это была именно дуэль. Я чувствовал, как эта выдра хочет поставить меня на место; это стало ее целью, как доминантной альфа-самки. Она — лидер, и должна всем указывать их место.
И это было замечательно. Я также жаждал этой дуэли, и даже воспринял ее как благо, нежданно-негаданно свалившееся на голову. Ведь если я выстою, мои акции сильно вырастут в цене. Если же нет — превращусь в «зелень», такую же, как затравленно озирающиеся девочки в дальнем углу, ожидающие очередной блажи старших. Не сегодня, сегодня я гость, но гостем буду здесь не всегда. И в таком случае туда мне и дорога.
— Играется, как обычный покер, — начала объяснения Афина, сделав долгий затяг. — Пять карт, дилер, часовая стрелка. Пара, две пары, триплет, «молния», «линия», «полный дом», «каре»… Если играл — должен знать.
Я кивнул. Знал.
— Можешь согласиться со ставкой и играть, можешь пасовать, один раз за круг можешь ждать. Все, что поставил на кон, возврату не подлежит. Нулевая ставка, перед обменом — один фантик, как плата за участие. Правила стандартные для всех: столов с повышенными и пониженными ставками здесь нет. Лимит ставки — одно желание на круг, но это скорее психологический барьер.
— Почему? Традиция?
Она криво усмехнулась.
— Необходимость. Иначе офицеры прикроют эту лавочку. Это все-таки азартная игра, а здесь военизированный объект. Те, кто ставит больше одной десятой, долго у нас не задерживаются. Наблюдение такое… — Она нехорошо усмехнулась, давая понять, куда попадают те, кто «не задерживается». Хорошего им точно ничего не светит!
— Да, за игру на деньги также прикроют, — глубокомысленно добавила она. Во всяком случае, тех, кто играл. Играть можно только на нематериальные ценности, и то с оговорками. Так что имей в виду.
Я кивнул. Все ясно. На деньги нельзя — изобретательные девочки придумали то, что имеет ценность и без них. Немонетарная валюта в виде «фантиков», то есть желаний.
«Купюры» этой валюты представляли собой небольшие квадратные канцелярские бумажки с росписями — долговые обязательства. На каждой из них было написано прозвище, личный позывной, номер взвода и достоинство «купюры». И роспись владелицы, подтверждающий принадлежность.
— Значит, вот этот фантик — и есть желание? — усмехнулся я, прикидывая, сколько желаний проигрывается и выигрывается ежедневно. Только за время, что я здесь сижу, было разыграно несколько конов по десять- двадцать таких бумажек. — Круто у вас!
Она отрицательно покачала головой.
— Если б так было, всех бы давно разогнали. Нет, фантик — один центаво. Целое может потребовать лишь тот, кто соберет сто фантиков с твоим именем.
Учитывая масштабы игры и количество игроков, схема не выстраивалась в стройный ряд. Видя мои сомнения, Афина покровительственно улыбнулась:
— Все верно. Ты можешь проиграть девяносто семь фантиков мне, а три — ей — она указала на сидящую напротив, слева от меня, девушку, состроившую при этом мне глазки. — А менять чужие фантики можно только на свои собственные, «выкупать». Я могу приобрести фантики с твоим именем только в том случае, если у меня будут фантики их владелицы, и та согласится их обменять, а не, скажем, сама не захочет их собирать. Так что на руках у девчонок скапливаются сотни бумажек, а желания исполняются… Достаточно редко.
— Естественный регулирующий механизм, — понял я. — Еще более обесценивающий вашу «валюту».
— Что-то вроде того.
— На самом деле так даже интереснее! — подключилась к обсуждению девушка справа от Афины.
— Это же прелесть: выиграть сотню, но не выиграть желания! — рассмеялась другая.
— Угу, понял. Даже если я проиграю сотню, не значит, что буду должен что-то сделать. — Эта мысль порадовала. К неудовольствию Афины, слишком явно проявившей его на лице. — А иначе нельзя? Договориться? Обменять фантики определенного человека на определенного? Предварительный сговор, все такое?
Сидящие вокруг дружно скривились.
— Это дело чести! — воскликнула одна из девочек.
— А потеря чести — куда больше, чем приобретение пусть даже самого… Изощренного желания, — закончила Афина. Остальные с ней согласились.
Это меня обрадовало. Действительно, там, где правит традиция, честь не пустой звук. Хотелось бы, чтобы так было не только в вопросах карточных игр.
— И как вы не запутались во всей этой мешанине? Это же тонны макулатуры! — Вопрос относился к разряду риторических. — Ну, а загадывать-то что можно? А чего нельзя?
Блин, все-таки спросил. Спохватился, но поздно. Ее глаза победно сверкнули:
— Все, что хочешь. Хочешь — вахту, наряд вместо себя. Если он не персональный, не за проступок. Хочешь… — она стрельнула ресницами — что-нибудь для души… — Я понял, что именно «для души». — А можешь вообще посторонний поступок, никак ни с чем не связанный, не поддающееся логическому объяснению. Вроде пойти и что-то сделать. На одной ноге вокруг дворца обскакать, например. Если тебе должен враг — можешь поиздеваться, приказать нажраться какой-нибудь гадости, выпить залпом бутылку пойла… Бывали случаи! Ограничений нет. Почти.
Хорошие игры у девочек! Я в голос рассмеялся.
— А пойти и заказать кого-нибудь я могу? В смысле убить? Или избить?
К моему удивлению, она кивнула, и кивнула серьезно.
— Да. Можешь. Если только заказываемый объект не часть корпуса телохранителей, и твои действия не приведут к потере репутации этого учреждения.
Если бы я не сидел, упал бы, честное слово.
— Правил всего четыре: загадываемое не должно быть материальным, оно не должно противоречить уставу корпуса, не должно задевать интересы третьих лиц, членов корпуса, и, наконец, самое скользкое, не должны задевать его интересов в целом. Это к вопросу выбора объекта заказа. Все, что за рамками — разрешено.
— То есть, если я закажу премьер-министра, это затронет репутацию корпуса, а значит, запрещено. А если какого-нибудь дона Карлоса, бомжа из шестой аэрационной шахты Санта Марты…
— То человек, долженствующий твое желание исполнить, пойдет и убьет дона Карлоса, бомжа из шестой аэрационной шахты Санта Марты.
Вид у меня, наверное, был ошарашенный, но окружающие смотрели с пониманием. М-да, сильно!
А чего я, собственно, хотел? Высокомерие, это долбанное ангельское высокомерие, я уже сталкивался с ним. Пренебрежение к тем, кто «снаружи». Все в порядке вещей!
Мне дали несколько маленьких белых листков из стопки по центру стола. Бумага, но синтетическая, местная — продукт переработки углекислоты. Ну, хоть здесь без лишних понтов! Я сделал роспись на половину листка, сверху же коротко вывел: «Angelito, 13». Сидящие справа и слева, а также вытянувшие шеи остальные девчонки, согласно кивнули. У них не вызвало нареканий ни прозвище, которого у меня пока еще официально не было, так как я оставался гражданским лицом, ни номер взвода, к которому был прикреплен лишь номинально по той же причине. Но традиция здесь важнее официальных документов.
Ну что ж, Ангелок, так Ангелок!
Игра началась.
Карта сразу не пошла. Вместо обмененной швали пришла такая же, и на первом же круге я ее сбросил, не озадачиваясь напряжением мозгов. Вместо этого принялся внимательно следить за Афиной, ведь это, а не игровой процесс, и было главной моей задачей. Любая необдуманная атака на альфа-самку может стоить многого, мне нужно было понять, что она за человек, чем живет и чем дышит.
Уголки губ, прищур глаз, подрагивания ресниц, различные подсознательные жесты и мимика на самом деле могут многое сказать о человеке. И даже покерный стол в этом не помеха. Хорошо владеющий собой игрок не даст прочесть, какая у него на руках карта; понять же, что ты за человек в целом его самообладание не помешает. Разве чуточку усложнит. Но у меня в запасе имелся козырь — моя интуиция. Я доверял ей, и она не подводила. Обычно. Вот и сейчас девочка по кличке Афина, представитель высшей местной касты хранителей, постепенно обретала свои истинные черты. И черты эти мне все больше и больше не нравились.
Как бы объяснить их? Властность, стремление что-то указать другим — всего лишь слова, яркие и красивые. Но типовые. Я видел все иначе; перед моими глазами раскрывалось несколько оттенков этой самой властности, и описать их невозможно. Одно могу сказать точно, лучше схлестнуться с Кариной, загадавшей меня подругой Эммы, чем с нею. Та хотя бы тупее и менее проницательная.
В общем, я не знал, куда бить. Сидел и сливал фантик за фантиком, пасуя на каждом первом кругу, пытаясь понять, что предпримет сама Афина для достижения своей цели. Я знал, чего она хочет — загадать унижающее меня желание, но поскольку я пасовал, а мои фантики растворялись в общей массе среди шестерых играющих, изначальный ее план был под вопросом.
Вернулась расплакавшаяся девочка. Забрала вещи и удалилась, стараясь не встречаться со мною взглядом. Общее напряжение в помещении, несмотря на постоянно звучащие шуточки и смешки, нагнеталось. Все ожидали развязки, а ее все не наступало. Наконец, Афина не выдержала:
— И как тебе тут?
Под «тут» имелось в виду все их заведение. Я неопределенно пожал плечами:
— Сложно.
— Что вокруг все в юбках?
Я улыбнулся.
— Нет. Юбки — дело привычное. А вот ваши обычаи, неписаные правила…
Про юбки она вообще-то зря. Пока мне не встретилось ни одной представительницы корпуса в данном предмете гардероба. Но смысл выражения был очевиден.
— Ваши тотемы, вассальные взаимоотношения, офицерский узаконенный беспредел, — принялся перечислять я. — Наплевательское отношение к тем, кто «за воротами», словно они не люди. Прессинг молодежи. Сложно все! Да та же игра в «фантики», со своими правилами и заморочками. Игра на желания, блин!.. — я грубо выразился, передав все, что думаю об их правилах.
— А на что еще играть? — усмехнулась одна из девочек напротив. На деньги нельзя, а было бы и можно… Скучно на деньги играть! Мелко!
Видимо, втайне они все же практиковали игру на материальные ценности, — отщелкнул я в голове.
— Без игр, без вот этого, — добавила другая, — тут со скуки сдохнешь. Знал бы ты, как здесь бывает тоскливо…!
— Не тоскливо даже, — вклинилась третья и замолчала, подбирая слово. Я озвучил вместо нее:
— Безысходно?
— Да, безысходно! — воскликнула она. — Либо боевые операции, когда не то что скучать, а вздохнуть некогда, либо вот так: сидишь, валяешь дурака…
«Тяжела ты доля солдатская, — озвучил я про себя. — Либо игра со смертью, либо сидишь в четырех стенах, ловишь мух в ожидании неизвестно чего. И плевать, что вокруг дворец». Что девочкам ответить? Знали, куда шли? Они и так это понимают.
— А что в основном загадывают? Чаще всего?
Афина сделала загадочное выражение лица.
— Я думаю, ты пока не готов это услышать.
Я рассмеялся:
— Как будто через месяц что-то изменится!
— Через месяц тебя здесь запрут. И что бы ты ни узнал, через что бы ни прошел, пока ты не сломаешь в себе старые стереотипы, ты отсюда не выйдешь. А так завтра-послезавтра ты уедешь домой, и неизвестно, какое знание как на тебя повлияет. Вдруг решишь не возвращаться, и Мишель сделает из нас отбивную?
Мишель она боялась в последнюю очередь. Просто набивала цену.
Меня же передернуло от отвращения. Потому, что я понял, что они загадывают. Ну, не всегда, конечно, но достаточно часто. Особенно те, кому нет отсюда выхода, у кого нет возможности зацепить мальчиков и удовлетворить естественные физиологические потребности. И почему про их ориентацию ходит дурная непонятная слава. Не монашки же они, в конце концов, и обетов никаких на эту тему не давали.
…Я могу быть неправым, как обычно. Дефицит информации: я слишком мало знаю об их жизни и обычаях. Но передо мной лежало чисто женское закрытое заведение, а из памяти никуда не исчезли ее слова «Для души». «Душа» — она разная бывает. Но не мне их судить.
— То есть, если я загадаю трахнуть тебя, ты мне дашь? Так? — в лоб спросил я.
Весь стол дружно заржал. Афина же загадочно усмехнулась улыбкой высокомерной властной сучки:
— Если выиграешь — возможно!..
И чего мне сразу расхотелось играть? Не улыбалось как-то влезать в это дерьмо…
С другой стороны, я понял, что она хочет выиграть у меня, а знание целей противника — половина победы. Ну, руку на отсечение на это не отдам, но шестьдесят против сорока поставил бы. И это не понравилось еще больше.
Нет, я не боялся проиграться. На этот случай у меня был в рукаве козырь, который пока не открывал. Да, они опытные девочки, столько лет играют в свои «фантики», но для настоящего покера этого недостаточно. В них нет того, что нужно профессионалам, способности читать душу собеседников. Их жалкие попытки блефовать и определять блеф в обратном меня не убедили.
Мой ход. На руках после обмена впервые с начала игры появились две пары, но я их сбросил. Просто потому, что так надо.
— Пас.
* * *
— Ты не бойся, мы тебя не обидим, — вновь ухмыльнулась моя собеседница. — Мы хорошие.
— Для вас я — «зелень». Или даже «малышня», — парировал я. Как же не обидите?
— Но ты же не «зелень», — воскликнула она. — И не «малышня». Ты же не будешь делать вот так?
Она обернулась и крикнула одну из девчушек за дальним столом по имени. Та подошла.
— Принеси две «Мараканы». Одну с корицей. Ты же ничего не имеешь против «Мараканы»? — Это уже мне.
Я отрицательно покачал головой. В коктейлях не разбирался, так что какая разница?
— Бегом! — Афина прикрикнула на девчушку и та убежала в сторону шлюза.
Когда шлюз встал на место, усмехнулась ей вслед:
— Ты же не позволишь с собой так обращаться, да?
— Не позволю, — согласился я. — Но это не значит, что подобных попыток не последует.
— Последует, — не стала отпираться Афина. — Но ты не станешь их терпеть и сносить, как они.
— Просто я старше. Вырос в другой среде. А они ничего иного жизни не видели, ни здесь, ни в приюте. Не знают, что можно по-другому.
Она довольно улыбнулась.
— Они должны научиться подчиняться. Только пройдя через подчинение можно научиться отдавать приказы…
Если бы у меня в руках был пистолет, я бы ее пристрелил, честное слово. За красивыми словами древнего военного теоретика прятался всего лишь щит, за который она могла спрятаться и творить что угодно с более слабыми, самовыражаться. Тот самый узаконенный беспредел. Может идея в целом и неплоха, и заложили ее в основу корпуса неглупые люди, но вот реализация…
— Давай проясним? — уточнил я, когда она закончила разглагольствования. — Вы будете пытаться делать то же самое со мной, «учить» подчиняться. И ты встанешь одной из первых в очереди желающих. Не так?
— Так, — она согласилась. И даже не покраснела для вида.
— Тогда при чем здесь ваша «доброта» и желание «не обидеть»?
Пауза. Афина раскрыла рот что-то сказать, не смогла, затем выкрутилась:
— Доброта доброте рознь! Может, потом ты скажешь за это спасибо?..
«Угу, скажу. Особенно тебе.»
Повисло молчание.
Новый кон, новая раздача.
— А знаешь, тут все в догадках терялись, почему ты к нам пришел, — созрела она для следующей нападки. — И почему тебя решили взять. Каких только версий не было! Говорили, и что ты родственник королевы, дальний, и твой приход — поступок «самостоятельный». И что на гражданке тебя обижают бандиты, всякие сынки буржуев и прочая нелюдь. И много чего еще, вплоть до откровенной фантастики. А на самом деле всего лишь женщина? Юная сеньорита? — Ее лицо украсила лучезарная улыбка.
— Сеньориты сеньоритам рознь! — философски заметил я.
— Но бандиты тоже были, — хмыкнула она. — Наши девчонки целую операцию провели по спасению тебя от наемного убийцы. Но из-за них ты не пошел бы на такую глупость, так?
— Если ты все знаешь, зачем спрашиваешь?
Она пожала плечами.
— Я любопытная. Тут ведь нестыковка: ты так сильно ее любишь, а она тебя? Она тебя любит?
Я почувствовал, что мои кончики пальцев начинают мелко подрагивать. Все-таки она меня завела, и это плохо.
— Я думаю, это не тот вопрос, который я хотел бы обсуждать с тобой.
— Допустим. Но от обсуждения со мной проблема не исчезнет. А проблема в следующем: если она тебя любит так же сильно, как ты ее, и готова пойти на форменное самоубийство… Почему она отпустила тебя туда, где у нее столько естественных соперниц? Несколько сот человек? И никакого контроля с ее стороны кроме твоего мужского «честного слова»?!
Она скривилась, показывая, как относится к мужскому «честному слову», особенно когда дело касается юбок.
— Так в тебе уверена? Она дура или ты святой?
Я глубоко вздохнул, беря себя в руки. Получилось, успокоился. Но получится ли в следующий раз?
— Было б с кем изменять! — я выдавил самую ядовитую из моих улыбок. — Если с такими, как ты — я лучше удавлюсь!
Лицо Афины налилось краской. Но ответить мне не успела: створки шлюза разъехались, и в зал вошла девочка, посланная за коктейлями. Все невольно повернули головы к ней, а уже через секунду моя альфа-самка взяла себя в руки.
Девочка поставила один стакан передо мной, другой перед нею. Это были обычные дешевые непрозрачные пластиковые стаканы с рекламным логотипом из забегаловки быстрого питания, да и трубки оттуда же. Как я узнал позже, компоненты для коктейлей девчонки приносят сюда сами, в чем придется, и сваливают добро в специальном мини-камбузе кубрика. Спиртосодержащие же компоненты, как я говорил, отпускаются по личным браслетным чипам, и Афина сегодня кредит себе уже открыла.
— С корицей? — переспросила она, опасно прищурившись.
Девочка вытянулась в струну:
— Так точно!
Откинувшись на спинку, моя собеседница принялась цедить коктейль из трубочки, осматривая мою персону насмехающимся взглядом. Что-то придумала, какую-то гадость, и уверена в успехе.
Точно.
— Эй, ты, шмара! — бросила она за спину, одаривая меня усмешкой. Девчушка вернулась, лицо ее выражало непонимание. — Ты меня обманула. Коктейль без корицы.
— Неправда, я положила туда корицу… — залепетала та.
Рывок, Афина выкрутила ей руку за спину и схватила за хвост не к месту длинные волосы, затем больно дернула:
— А-а-а-й!
— Ты знаешь, что врать нехорошо?
— Но я все сделала правильно! — залепетала девочка, выгнувшись. По лицу ее потекли слезы.
— Я что, по-твоему, дура? — закричала Афина. — Не отличу вкуса настоящей «Мараканы» от обычной? Говори, ты считаешь меня дурой?
— Н-е-е-е-т!
Вновь рывок и вскрик.
— Пей его сама, тварь! — Афина взяла со стола стакан, запрокинула девчушке голову и медленно вылила содержимое ей на лицо. Все это происходило в полном молчании — никто не попытался ее остановить, никто не заступился и даже не посочувствовал этой девочке. Ну, кроме таких же «зеленых», забившихся в своем углу и зыркающих недовольными глазами.
— Это научит тебя слушать, что говорят старшие, тварь!
— Но я же сделала все… — Та чуть не захлебнулась, закашлялась.
— Пошла вон! — Афина с силой пнула ее ногой, та упала на пол. — Бегом сделала новый!
Утираясь и всхлипывая, девушка встала и вновь побежала к шлюзу.
— Совсем молодняк распустился, — пожаловалась она, ни к кому конкретно не обращаясь, присаживаясь назад. После чего одарила меня отдельной улыбкой.
Да я как-то не сомневался, что эта сцена предназначалась мне, проверить мою реакцию. И нервы. А еще смутить. Что ж, у Афины получилось обратное — я разозлился и понял, что надо делать.
Я закопаю ее. Не просто поставлю на место, а в прямом смысле закопаю. Пусть, как в оранжерее не получится, но теперь, после стольких «слитых» фантиков у меня на вооружении есть гораздо более грозное оружие, чем вымыслы и фантазии. Правда. Не существует предмета, бьющего больнее, чем она.
Отдельно хочу сказать про остальных в помещении. Сцена с коктейлем не произвела на собравшихся никакого эффекта, хотя все понимали, что эта нападка голая. Она «воспитывала молодняк», а это здесь норма. И оставшиеся вокруг девчонки сразу превратились в безликую массу, которую я перестал замечать вообще.
— Я хочу сыграть с тобой, один на один, — сказал я и потянулся к стопке карт. — Без лимитов. Без ограничений. Без разброса фантиков на многих и многих, только ты да я. Ну как?
Афина задумалась, оценивала предложение. Она ведь хотела того же самого, игры тет-а-тет. Мое замечание об игре без лимитов ее озадачило, но взвесив все «за» и «против», она все же решилась:
— Хорошо. Валяй!
Я перетасовал карты и начал раздавать, взяв на себя дилерские функции. Пускай она пыжится, как хочет, провоцирует, совершая поступки, которые мне определенно не нравятся — это не моя война. А вот свою войну, свой бой, я никому не позволю выиграть. И следующая моя задача — создать необходимый антураж.
Первый кон, на столе по фантику. Обмен картами. Две ее против моих трех. Ее торг.
— Два, — произнесла она, кидая в копилку две бумажки с собственной росписью.
— Три. — Я подтвердил и добавил.
Карта у меня была не очень, но нужно было усыпить ее бдительность, разыграть представление, и я согласился.
Она подтвердила и вскрыла.
Пара. Против моего короля. М-да. Девочка, если ты собираешься «обуть» меня, не показывай так явно, что блефуешь с первого кона. Навешай мне для начала лапши на уши, создай обманчивое впечатление.
В глубине души мне хотелось играть с сильной соперницей. С сильными сложно, но какая соль побеждать слабых?
Блин, не хватало еще заразиться разными теориями от Виктора Кампоса! Я про себя выругался.
…Дальнейшая игра состояла из звона натянутого, словно струна, напряжения, и нечеловеческой, также натянутой до предела, интуиции. Я скармливал ей фантики один за другим, иногда беря незначительные коны, проверяя ее реакцию, составляя ее психологический портрет и изучая тактику. В действительности она, оказалась не слабой, просто пыталась вначале игры «втереть очки». Но хватило ее ненадолго, фантиков на сто пятьдесят. На данный момент я проиграл уже желания четыре, и это не предел — мое время еще не настало. Я упорно играл и играл дальше, строя из себя простоватого паренька, неразумно пытающегося построить из себя специалиста, и это начинало забавлять ее. А раз забавляет, значит, она верит, и я двигаюсь в правильном направлении.
Когда рука, наконец, пришла, эксперимента ради я решил развеять ее мнение, чтоб держалась в напряжении, и на третьем круге торговли, когда в общей сложности на кону лежало по пятнадцать бумажек, заявил:
— Пятьсот фантиков.
Весь зал, следящий за нашей битвой титанов, в один голос ахнул.
— Сколько-сколько? — неверяще скривила она лицо. Я повторил.
— Пятьсот. Пять желаний.
— Столько нельзя ставить! — произнесла одна из девчонок, судя по возрасту и манере держаться, тоже из хранителей.
— Почему? — улыбнулся я ей. Улыбкой эдакого коршуна, парящего над хищником. — Мы же играем без лимита.
Кажется, только теперь Афина поняла смысл, вкладываемый мною в это понятие. На, девочка, кушай лимончик, а то личико у тебя слишком довольное — напрягает.
— Ну… — Она замялась та девушка. — Столько не принято. Если узнают о таких ставках, будут проблемы.
— А мы не скажем. — Я подмигнул ей и показал тридцать два зуба. — Я же гражданский, не один из вас. Пока еще. А значит, пока еще имею право поставить столько. Как считаете?
Ярых противников этой идеи не нашлось, и Афине пришлось подтвердить ставку. После чего она вскрыла карты.
Мой «полный дом» против ее двух пар. Весело!
Я мигом окупил все свои вложения в игру, по крайней мере, свел дуэль на «ноль». А главное, обозначил свою тактику. Но это было только начало настоящей игры, самое интересное все еще было впереди.
…Игра бушевала, другого эпитета придумать не могу. Я осознавал грандиозность задачи, подобной котрорй ранее никогда перед собой не ставил, и рисковал гораздо большим, чем презренный металл. Такого со мной никогда не было, и это был кайф. Адреналин кипел, приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы держать себя в узде и «сливать» о своей «тактике» нужную информацию. Вместе с дезой в ее копилку переместилось еще несколько желаний, но пока это была игра по мелочи. Произошел всего один сбой, когда карта вновь пришла, я совершил такой же финт, а оказалось, что ее карта на руках не хуже моей. И даже чуть-чуть лучше. По кикерам. Но фантики — не главное; главное — я вновь «скормил» дезу.
Понемногу я и сам начал волноваться. Пока это еще было волнение, не паника, но ситуация складывалась пугающей даже для меня. Моя противница мысленно соловела от подсчетов, сколько раз смешает меня с дерьмом, остальные же девчонки прикидывали, сколько лет я буду отдавать долги. Десяток желаний — это вам не воробьям дули крутить! Здесь столько не выигрывается, наверное, и за полгода! Ну, в пересчете на каждого играющего. Впрочем, наверное, в этом и ценность выигранных желаний — будь они легкодоступны, кому они были бы нужны? Законы инфляции работают не только в материальном исчислении.
…Но в момент, когда я мысленно перемещал ситуацию в разряд катастрофических, выстрелило.
Я ждал эту ситуацию весь вечер. Терпеливо скармливал ради нее фантики, дезинформируя противницу относительно собственного умения играть и блефовать. Ее психологический портрет был почти готов, я на восемьдесят процентов был уверен, как она поступит в тот или иной момент. И по количеству обмененных карт, и по слегка поджатой губе и по сбитому на секунду дыханию предполагал, какая у нее на руках карта. И что эта карта хороша. Очень хороша. Поехали?
Я начал достаточно скромно для человека, имеющего на руках «королевскую молнию»:
— Пятьдесят.
Она намек поняла, но была уверена в победе. Практически сразу подтвердила и увеличила кон до целого желания.
Я довел кон до полутора, чтобы дать почувствовать, что тоже уверен в своих картах. Два-три фантика за круг начала нашего поединка в этот момент вспоминались как издевательство.
Она довела кон до двух целых желаний, утолив жажду навариться на хорошей карте. Она вообще редко повышала до нескольких желаний, предпочитая не рисковать, и я предполагал, что следующим ходом вскроется. Потому сделал то, от чего офонарели все присутствующие, а после, через время, и отсутствующие представители корпуса, узнавшие о нашем поединке из «телеграфа» — местной сети распространения слухов.
Привычно расписавшись и поставив позывной, я написал на бумажке число «1000»
— Десять желаний. Я ведь тебе столько уже проиграл, так?
Зал вокруг затих. Афина же бегло кивнула, погружаясь в лихорадочные подсчеты. Мы обменивались фантиками после каждого раунда, примерная цифра была известна. Она думала долго, но у нее на руках была слишком хорошая комбинация, и тысяча с ее подписью также последовала в копилку.
Наступила пауза. Теперь решалось все. Настолько ли она уверена в своих картах? Настолько ли я правильно оценил ее саму? Да, я помогал ей, изобразил неуверенность заигравшегося неудачника, решившего блефом окупить сразу все проигранное. И страстное желание эту неуверенность скрыть. Даже поерзал на стуле для убедительности. Но купится ли она?
Купилась. К счастью. Как и должна была согласно портрету.
— Двести. Два желания сверху.
Это было круто. Очень круто. Но после моего выпада она не могла меня не раздавить. Ставить на место — ее призвание, долг, обязанность, пусть даже дело касается карточной игры. И она не много теряла: если я блефую, я не могу вскрыться, буду повышать дальше, все более и более загоняя себя в ловушку, и она отвоюет очередной кусок. Если же нет — у нее слишком хорошая рука, чтобы пободаться.
Ее «200» полетели на кон. После чего я был одарен лучезарной улыбкой, говорящей, что попал.
Мысленно я выдохнул с облегчением — реши она вскрыть, не представляю, как отыграть двадцать с хвостиком желаний. Это чересчур даже для меня. Ну, не за один вечер!
— Пятьдесят желаний. — Я написал «5000» и небрежно кинул на кон, вешая на лицо торжествующее выражение обманувшего всех человека.
Когда я сказал, что вокруг стояла тишина, я выразился неправильно. Было тихо, да, но дальние части помещения жили своей жизнью, хоть и вполголоса. Теперь же тишина зазвенела.
Девочки, все кто был, включая «зелень», обступили нас со всех сторон, взяв в плотный круг. Что, не привыкли играть по-настоящему?
Как мне объяснили позднее, бывали здесь такие, любительницы поиграть. И ставка в пятьдесят желаний уже разыгрывалась, как и сто, и двести. Но ничем хорошим это для играющих не кончилось.
Последнюю «любительницу» расстреляли лет шесть назад. Проигралась вдрызг и полезла драться. Еще за год до нее наоборот, ушлая девочка обула всех, почти весь корпус — все оказались ей должны. Совет офицеров в обоих случаях решил, что это проявления слабости, разлагает моральный дух как самих виновных, так и коллектива в целом, и вынес единственно верное по его мнению решение. Чтоб другим было неповадно.
И до тех случаев подобное происходило постоянно, просто люди, которые об этом помнят, завершили контракт. Вообще, все сто лет существования корпус отстреливал «заигравшихся» с поразительной регулярностью.
Узнав об этом, я зарекся брать в руки карты, и до самого конца ни разу не нарушил свой зарок. Но это было после, много после, а пока я ничего не знал и давил на противницу, заставляя сделать единственно возможное оптимальное решение.
И Афина вновь не подвела.
— Пас.
Ее лицо надо было видеть. Она откинулась на стуле, потянулась к пачке, вытащила сигарету и дрожащими руками прикурила. Только что я торчал ей десять желаний, теперь же она осталась должна мне. Всего четыре желания, но в моих руках это ЦЕЛЫХ четыре.
Я улыбнулся и небрежно, жестом чемпиона мира, бросил карты в стопку. А что, имел право!
— Что там у тебя хоть? — выдохнула она.
Женщины! Можно быть первоклассной убийцей, но от природного любопытства им не деться никуда.
Я перевернул последние пять карт, уже сброшенные мною в колоду, но еще не перемешанные. Пиковая дама. Самая старшая из всех моих, ни коим образом не сочетающихся. Не было даже пары.
— Блеф. Чистый блеф.
Она рассмеялась, но вяло.
— Этого стоило ожидать.
— Еще? — Я принялся предвкушающе мешать карты.
Она долго думала, выпустив в потолок несколько ядовитых струй, но отрицательно покачала головой.
— Нет, спасибо. Думаю, на сегодня хватит.
Поняла. Все поняла. Я слишком хорошо играл идиота, чтобы понять это, глядя на меня сейчас. Я ее сделаю, столько раз, сколько захочу, это лишь вопрос границы, до которой она будет идти, пытаясь отыграться.
Ну, вот и хорошо, девочка. Я улыбнулся и расслабленно откинулся на свою спинку, бросив карты на середину стола. Кажется, моя и так нездоровая нога от неудобного сидения занемела, ее срочно нужно было размять. Вокруг нас гудел улей, и гудеть будет еще долго, но девочки расходились, поняв, что самое интересное на сегодня позади. Одной рукой я потянулся к все еще сиротливо стоящей «Маракане». Ммм… Неплохо!
— А она и без корицы ничего, — усмехнулся я, отсалютовав Афине бокалом. — Зря ты так девочку.
Та промолчала.
— Там, где я вырос, бить тех, кто слабее тебя, считается недостойным занятием. Не скажу, что этого не делают, делают еще как, но… Я таких терпеть не могу. Ты же на это рассчитывала, когда выливала ей коктейль на лицо? Что я сорвусь?
Молчание.
— Кстати, а у тебя что было?
— «Линия». — Она недовольно фыркнула, нервно затягиваясь. — Я думала, у тебя не меньше «королевской молнии»! Уж «каре» — точно!
— У русских есть поговорка: «Индюк тоже думал…». Только в конце поговорки его съели.
— Не дави, — огрызнулась она. — Считать будем?
Глупый вопрос!
