Глава 25

На пути к Эйми я полон благих намерений, но признаюсь сам себе, что эта девчонка станет для меня трудной задачей. Судя по тому, как с ней обращаются родители и лучшая подруга, она абсолютно безвольный человек, и характера в ней меньше, чем в Кенни Хойле.

Бедолага Кенни. Он напоминал мне Золушку во плоти. Он жил на нашей улице с отчимом и тремя единоутробными братьями. Его мама покончила с собой. Его единоутробные братья были самыми настоящими отморозками. Они ломали дорожные знаки, дышали клеем или занимались еще чем-то криминальным. А тощий восьмилетний Кенни мыл окна, выдергивал сорняки или косил траву на сорокоградусной жаре, толкая гигантскую газонокосилку вверх по крутому склону. Правда, поблизости не было феи-крестной, которая превратила бы Кенни в прекрасного принца. Единственное, что я мог, – это время от времени помогать ему косить из опасения, что косилка наедет на него и превратит в фарш для гамбургера.

Дом Эйми, несмотря на мои ожидания, оказывается не убогой лачугой, а почти таким же коттеджем, как тот, в котором мы жили до эры Гича. Это маленький кирпичный кубик, с покрытой серой дранкой крышей, давно нуждающейся в замене, и неухоженным крохотным садиком, в котором нет ни деревьев, ни кустов, ни цветочных клумб, и вообще ничего. В моем старом доме была хотя бы разросшаяся живая изгородь и одно привитое плодовое дерево, на которое я любил лазить. Здесь же нет ничего, за что мог бы зацепиться взгляд.

После глотка виски и отправленным вдогонку освежителем для полости рта я поднимаюсь на тесное крылечко и легонько отстукиваю на дверном полотне нечто в джазовом стиле. С той стороны раздается ноющий голос: «Эйми! Твой бойфренд пришел!» Вслед за этим звучат слова Эйми: «Прошу тебя, Шейн, не ставь меня в неловкое положение, ладно?»

Спустя секунду щелкает замок, и дверь открывается.

– Саттер, – говорит она с осторожной улыбкой. – Ты пришел.

– Точно вовремя.

В ней что-то изменилось. Я не сразу догадываюсь, что она накрасила губы. Обычно она вообще не красится, и должен признать, что с помадой она тоже краше не стала.

Внутри ее дом напоминает самый настоящий свинарник. На спинках кресла и потертого дивана навалена одежда, журнальный столик заставлен пустыми коробками от еды, по полу разбросаны доисторические видеокассеты. И в центре всего этого восседает ее младший брат; дергаясь и суча ногами, он увлеченно истребляет пучеглазых, как насекомые, и зубастых, как акула, пришельцев на древней «Плейстейшен».

– Хм, это мой младший брат Шейн, – говорит Эйми. – Ему одиннадцать.

– Привет, Шейн.

Он даже не потрудился повернуться ко мне.

– Мама сказала, что ты должна сходить в магазин и купить большую бутылку «Доктора Пеппера», – говорит он, продолжая давить на кнопки.

– Схожу позже, – говорит ему Эйми, но он на это:

– Лучше сходи сейчас. Рэнди может попросить газировки в любой момент.

– Ничего страшного, – говорит она. – В холодильнике еще немного осталось.

– Я только повторяю то, что сказала мама.

– Знаешь, Шейн. – Я останавливаюсь возле дивана. – Ты мог бы сходить сам. В конце квартала есть клевый магазин.

Шейн отвечает тем, что выпускает струю малиновой слюны.

Эйми нервно смеется и бросает на меня извиняющийся взгляд, как бы говоря: «Все мальчишки такие».

В другой ситуации я бы обидно и язвительно осадил малолетку, что, кстати, у меня отлично получается, но Эйми это никак не поможет, поэтому я говорю:

– С гостями так себя не ведут, молодой человек. Он мне на это выдает:

– Ты гость моей вонючей сестрички, а не мой. Лицо Эйми становится пунцовым, краснеют даже мочки ушей. Ей это идет и смотрится лучше, чем губная помада.

– Давай заниматься, пойдем ко мне в комнату, – говорит она, указывая рукой в сторону холла.

– Только после вас, мисс, – говорю я. Она, похоже, для разнообразия с удовольствием принимает джентльменское обращение.

– Ведите себя потише, – кричит вслед Шейн. – Рэнди пытается поспать.

Рэнди, как выясняется, – это бойфренд ее мамы, тот самый инвалид-пенсионер.

– Не беспокойся, – говорит Эйми. – Один раз Шейн запустил в ванной бутылочную ракету, а Рэнди даже не проснулся.

После бардака в гостиной и холле я прихожу в благоговейный восторг, когда Эйми открывает дверь в свою комнату. Я чувствую себя, как Дороти из «Волшебника из страны Оз», когда она открывает дверь и впервые видит землю Оз, только все вокруг преобразуется не из черно-белого в цветное, а из полнейшего разгрома в идеальный, почти хирургический порядок.

Добро пожаловать в мир Эйми.

Гигантская карта на стене такая ровная, будто Эйми отгладила ее утюгом; то же самое относится и к большому изображению Млечного пути, и к карандашным рисункам на противоположной стене. На дешевом, словно с гаражной распродажи, письменном столе стоит компьютер, такой же древний, как и их видеомагнитофон, но все – от ручек до блокнотов и керамических кошечек – расставлено и разложено в совершенном порядке. На дешевом комоде ни пылинки. Но самое сильное впечатление на меня производят книги.

У одной стены стоит пластмассовый сборный стеллаж, и на каждой полке ровными рядами выстроились книги в бумажных обложках. И хотя места на стеллаже уже не хватает, и Эйми пришлось сложить штук сто возле стены, получившиеся стопки выглядят так же нарядно и аккуратно.

– А ты правда очень любишь читать, – говорю я, с восхищением глядя на стопки.

– Здесь в основном научная фантастика. – Она ласково смотрит на книги. – Есть мистика, а еще у меня есть старая классика типа «Грозового перевала» и «Джейн Эйр».

Я беру книжку, которая называется «Андроиды с НОК 3031». На обложке женщина-андроид с каким-то чуваком прыгает с низко летящего космического корабля, а в нее целятся розовые лазерные лучи.

– Кажется, что-то интересное, – говорю я, а сам думаю: «Ого, Эйми, научная фантастика? Честное слово, зачем же ты так стараешься быть такой ботанкой? Что будет дальше, анимэ?»

– Мне нравится думать о космосе, – извиняющимся тоном говорит она.

– Космос – это круто.

– Я хочу когда-нибудь пойти работать в НАСА. – Она говорит нерешительно, как будто боится, что я посчитаю ее амбиции глупыми.

– Было б круто, – говорю я. – Я правда считаю, что тебе надо туда пойти.

– Да, – говорит она и загорается, ее глаза снова блестят. – Я поработала бы там лет пять, скопила бы денег, а потом купила бы коневодческое ранчо и жила бы там.

– Не представляю, что может быть лучше. Наверное, поэтому у тебя все стены увешаны рисунками лошадей. – Я подхожу и внимательно рассматриваю картинки. Вообще-то, ее лошади больше похожи на собак, но говорить об этом не стоит. Я уверен, что для нее сами эти рисунки значат гораздо больше, чем то, как они выглядят.

– А тут, верхом, это ты, да?

– Ну, нет. Это коммандер Аманда Галлико из «Ярких планет».

Сейчас она стоит рядом со мной, и я знаю, что этот рисунок она видит иначе, чем я.

– И кто она?

– Она командует Ковчегом Никсо 451. Они выбрались из Темной галактики и ищут путь к Ярким планетам.

На ее рисунках коммандер Аманда Галлико кажется непропорционально крупной по сравнению с лошадьми, во всяком случае, ее тело. Оно накачано, как у супергероини, но голова маловата, и я остаюсь при мнении, что лицом она смахивает на Эйми без очков.

– Наверное, она ужасно тебе нравится, – говорю я.

– Ага, – отвечает она в той манере, в которой всегда выражает согласие: неуверенно и одновременно с надеждой. – Я бы сказала, что она мой герой.

Это уж совсем душераздирающе. В смысле, что со своими героями я расстался, когда перешел в пятый класс. Этой девочке нужна помощь, причем срочно.

Поэтому я говорю:

– Знаешь что? Ты станешь моим личным героем, если поможешь подтянуть алгебру. Где мы будем заниматься?

Я понимаю, что в моих словах, возможно, прозвучал сексуальный подтекст, потому что мы оба сразу посмотрели на аккуратно застланную пледом узкую кровать. Это единственный предмет мебели в комнате, на котором могут разместиться два человека. В ответ она издает нечто нечленораздельное, и я заявляю:

– Что касается меня, то я обычно делаю домашку на полу, где можно свободно разложиться.

Эта идея ей нравится, и мы устраиваемся на полу. Едва мы приступаем к занятиям, она сразу становится намного уверенней. Только эта уверенность мягкая. Добрая. Ведь она могла бы вести себя надменно или высмеивать меня за мой математический кретинизм, однако она ничем не намекает на свое превосходство. Ей этого не надо. Здесь, в своем царстве книг, она и так уверена в себе. И знаете что? Если бы я умел слушать, она, не сомневаюсь, смогла бы разъяснить мне кое-что из того, к чему мистер Жопастер даже не приближался.