Она лежала на протертом диване. Ее мутные глаза были направлены в потолок. Из горла донесся хрип и полилась рвота. Олеся передознулась. Я должен был ринуться к ней, поднять ее голову, скинуть ее с кровати или хотя бы просто разбудить, но вместо этого я стоял и наблюдал.

Я никогда не видел, как умирает человек.

Сначала ее вырвало. Рвота фонтаном выплеснулась из полуоткрытого рта. Она зашлась в кашле, но не очнулась.

Она не боролась за свою жизнь. Может, смерть – это спасение для нее? Она захрипела – рвота затрудняла дыхание, еще чуть-чуть – и она умрет. Я потихоньку подошел к ней и закрыл пальцами нос. Ее в последний раз вырвало, рвота даже пошла носом, но я не дал ей выйти. По телу пробежали конвульсии, ее трясло. А потом наступило спокойствие. Она покинула этот мир, и я ей помог.

Олеся всегда была мной желанна. Помню, как увидел ее впервые. Черные большие глаза, легкая улыбка. Она мне тогда крышу снесла, я втюрился. Ее легкий, непринужденный смех, ее открытость притягивала, но ей нравился Руслан.

Теперь я перестал что-то чувствовать к этому человеку. Я просто видел ее смерть, как заход солнца – завтра будет новое. Нет незаменимых людей, и от нее рано или поздно пришлось бы избавляться.

«В убийстве человека нет ничего плохого, если оно помогает ему выбраться на новую ступень развития», – подумал я, закрывая за собой дверь. Ее тело все равно найдут через неделю, не раньше. Или даже месяц форы. Но это был единственный человек, который мог мне помочь, но мог меня и сдать. Кто этим нарколышам доверяет?

На лестнице раздались шаги. Я натянул капюшон на голову и стремглав вынесся на улицу. За мной спускались сверху, надо вернуться в подвал. Там тишина, там гармония, там мой храм.

Я бежал не останавливаясь. Те, кто меня преследовал, – у них была выдержка, у них были связи и деньги, так что время было терять ни к чему. За мной могли и не гнаться, но рисковать я не хотел. Олеся была единственной ниточкой, ведущей ко мне. Теперь я свободен, только надо чуть-чуть подождать.

«Жизнь – кинопленка, за кадрами кадрфищущ», – кассету зажевало. Руслан не стал выключать магнитофон. Для него песня продолжала звучать, и его голова кивала точно в ритм музыке. Он уже тогда закидывался потихоньку, чтобы жить было легче. Я пока только наблюдал и гладил Джека, собаку-предателя, по его жесткой шерсти. Он лизал мне руку. Я потрепал его, и Джек, весело тряся ушами, спрыгнул с дивана. Я встал, похлопал ладонями Руслану по щекам:

– Очнись, очнись, вернись ко мне.

Он пробормотал что-то непонятное, и я пошел на кухню ставить чай.

На столе лежал косяк. Он еще дымился. Я его боялся и одновременно хотел попробовать. Как это – потерять связь с реальностью и отключится от мира? «Всего один раз, даже не затягиваясь», – наркоман в моей голове прошептал. Он появился, как джин из бутылки, лишь только я дотронулся до косячка. Я, переборов свой страх, закурил. Первый приход. Он был как весенний дождь, все тело покрылось приятными мурашками, вены набухли, квартира стала ярче, словно свет шел от каждой из вещей: от тумбочки, стола, стен, обоев. Воздух становился прозрачнее, всякий цвет был насыщенней. Мне хотелось жить.

Я проснулся. Мое тело уже знобило – земля была слишком холодной и сырой. Мои ноги пробирала сильная дрожь, но я встал. Пора искать новую дозу.

В кармане потертых джинс лежал чудесный пакетик джефа. Он был моим спасением на черный день, моим средством от боли и страданий, и более того, он заставлял мозг работать на полной скорости, – я смогу избегать встречи с НИМИ, пока у меня есть джеф. Он мой ангел-хранитель. Мой покровитель. Мой бог.

Чтобы найти новую дурь, нужно найти барыгу. Старый меня предал, нужно было найти что-то новое и без палева. Их наверху много скорее всего, но пока ни один не приблизился к месту моего пребывания. Я начал судорожно обыскивать свои карманы, ища дурь, но ее не оказалось. Джефом на черный день я ширнулся вчера. Может, в этом подвале кто-нибудь ее спрятал?

Я лихорадочно бегал от стены к стене, ощупывая каждый кирпичик. В моем мозгу всплывали воспоминания о фантастических фильмах, где нажимаешь на нужный кирпич и получаешь желаемое. Я их все ощупал – холодные, жесткие. Ни один из них не продавился внутрь, чуда не произошло.

Наркоман в голове прошептал: «Вспомни: особый кумар, ладан, чад. Таинство и магия. Вспомни…» В моем мозгу забрезжила мысль, а через мгновение все просветлело и осталось одно слово – «шаман».

Шаман в нашем мире – это человек, занимающийся галлюциногенными наркотиками. Его дело покрыто мистикой и чудесами, – скорее всего, из-за свойств самих наркотиков. Картинки, рисуемые мозгом под ними, неповторимые и увлекающие за собой.

Теперь осталось собраться и выйти на улицу. К ним. Тихо, неприметно, обдумывая каждый шаг, не попадаясь.

Мое сердце сильно колотилось, пот прошиб. Меня снова знобило – ломка приближалась с каждой секундой, с каждым вздохом, с каждым ударом моего сердца. Я схватился за дверь двумя трясущимися руками и дернул ее на себя. Солнечный свет ослепил меня.

Мой план по обдумыванию каждого шага сломался на первых минутах. Я первого заметил сразу же, он делал вид, что заходит в дом. Как бы не так. Сейчас зайдет в лифт, поднимется на последний этаж, оттуда на крышу, достанет из ящика, стоящего возле антенны, снайперскую винтовку и подстрелит меня.

Второй торчал в машине, синяя «БМВ», ему поручено следить за мной. Может, приведу к месту своего пребывания, если первый выстрелить не успеет. Он меня и заставил побежать. Я было завернул за поворот, как «БМВ» тронулась со своего места пребывания, шурша колесами по асфальту.

Нужно запутать следы. Особой опасностью было потерять дорогу к шаману. «Вдохни глубоко. Свежий воздух поможет взять контроль над мозгом», – прошептал треснутым голосом наркоман в голове. Видимо, ломка у него уже началась, а меня еще только знобило.

Дорога вывела меня уже к магазину. Еще чуть-чуть – и я дойду до заветной серой многоэтажки. Но тут до боли знакомый голос окликнул меня: «Сынок, что с тобой? На кого ты стал похож?» Это была моя мать.

Мой мозг в спешке заработал, пока язык, словно паук, стал выпускать потихоньку липкую паутину лжи.

– Да, мам, просто упал неудачно. Дико спешу, – я попытался обнять ее трясущимися руками. Но мать меня оттолкнула.

– От тебя сильно воняет, ты весь грязный, поцарапанный. Куда спешишь в таком виде?

Я мотнул головой, словно говоря: «Не твое дело». Но тут наркоман в голове оживился: «Шаман – это, конечно, хорошо, но что ты ему дашь взамен?! У тебя пустые карманы, а мать идет в магазин».

Мама заметила что-то в моих глазах, ибо она прошептала: «Ты же не мог пойти на поводу у Руслана. Не мог стать наркоманом. Покажи свои чертовы руки». Она схватила меня за правую руку. Левая на автомате превратилась в кулак и ударила ее по лицу. Мать вскрикнула и упала на землю.

Наркоман прошептал: «Даже мать тебя предала. Она верит, что ты уже изменился, что ты наркоман. Но ты же не такой». «Конечно, не такой», – прошептал я ему в ответ. А кровь уже закипала от ярости. Как она, моя мать, могла подумать обо мне такое?! Я схватил ее левой рукой за волосы, а наркоша слабым голосом произнес: «Проучить нужно старушку». Мама смотрела на меня мокрыми глазами, ее рот открылся, и я со всей силы приложил ее об асфальт. Раздался треск, потекла кровь.

«Скорлупа разбита, – захихикал наркоша, – сейчас выпрыгнет птенчик». Я еще раз ударил ее головой об асфальт. Но это не возымело никакого эффекта, мать была уже мертва.

Я обшарил карманы, достал зеленый кошелек. Открыв его, я вытряс все, что там было. 150 рублей бумажками и мелочь. Должно хватить, если не на марки, то на грибочки точно.

Нужно было убираться с этого места. Городишко хоть и тихий, но труп могут заметить, тем более возле магазина. Хорошо, что никого нет.

Я оттянул то, что осталось от моей матери, в кусты. Поверить не могу, что все меня предали – сначала Джек, потом мать.

Я остался один.

Шаман долго не открывал дверь, пока я не ударил по ней со всего маху ногой. Выглянув в щелочку и увидев меня, он распахнул ее. Его стеклянные глаза впились в меня, говоря одно: парень ловит галлюны. Он попытался что-то произнести, его губы вытянулись трубочкой, и тут он облевался. Я поспешил зайти в квартиру, прикрывая за собой дверь. Все же, несмотря на все меры предосторожности, меня могли выследить. С закрытой дверью безопаснее, а шаману все равно пока домой не стоит заходить.

Квартира была вся в кумаре. Легкий дым шел от всего – начиная от недокуренных косячков и заканчивая варочными кастрюлями. На диване спали трое шаровых: двое парней и одна девушка. Похоже, их унесло, когда они занимались любовью – рука одного осталась на ее груди, а другой пытался, видимо, снять с себя штаны. Надо будет узнать у шамана, что это их так унесло, и самому попробовать.

Тут в моей голове к микрофону подошел наркоман и произнес: «Сейчас ты в клондайке. Массы тебе хватит надолго, и ты деньги можешь сохранить. Главное – действуй быстро, собирай все, что может дать тебе приход, и уноси отсюда ноги. Мы снова выйдем победителями». Наркоман говорил всегда умные вещи, он был мудрее. Словно старший брат, который учит маленького жизни. Я был ему благодарен.

Мои глаза лихорадочно стали отмечать то, что я мог принять. Нужно заглянуть в холодильник. Мои руки сметали все – косячки, фольгу, снаряды, баяны – все, что могло быть связано с наркотиками. Порывшись в мусорке, я достал пару использованных баянов. Там могло что-нибудь сохраниться. Теперь к холодильнику; ожидания меня не обманули – он был весь завален лекарствами. Я схватил пакет, лежавший на столе, и сгреб все туда. Я мог себе сварить джеф, и одна эта мысль меня окрыляла.

Я вышел из квартиры осторожно, стараясь не нарваться на шамана. Но это было безосновательно – он сидел на корточках возле стены и указательным пальцем водил по своей блевотине. Его губы издавали протяжный звук: «Ммммммм».

Моя душа ликовала. У меня получилось взять дурь, оставить себе деньги, при этом без жертв. Шаман навряд ли вспомнит, кто к нему приходил, а других свидетелей не было. Для меня это значило то, что отношения с шаманом не потеряны, следовательно, когда закончится это сокровище, я знаю, где взять новое.

Но особенно меня грела одна вещь. Даже не вещь, – бриллиант, реликвия моей добычи – джеф. Его можно было сварить или просто уколоться уже баяном с остатками волшебного джефа. От одной мысли об уколе по моей спине, рукам пробежали приятные мурашки. Я любил джеф, как любил когда-то Джека, Олесю, мать. Он один остался со мной несмотря на все дерьмо, один меня не предал.

Как ни странно, на улице было пустынно. Даже подозрительно тихо – ни машин, ни людей, ни вертолетов. Что-то изменилось, исчезло. Я напрягал все свои чувства, и вскоре нашел недостающее звено. Мир словно потерял свое звучание: ветер не гонял листву, птицы не пели, везде воцарилась полная тишина. Наркоман в моей голове прошептал: «Это затишье перед бурей».

Мое радостное настроение вмиг улетучилось. Нужно было добраться до своего безопасного места. Мне резко стало холодно, а живот скрутило от страха. Тишина не исчезала, она словно огромным колпаком накрыла наш городишко. Я закричал что было мочи. Это не было фразой, это был сильный и протяжный крик буквы «а». Но дело в том, что его никто не услышал, даже я. Я только открывал рот, выдыхал воздух, и ничего не происходило.

Я ударил себя ладонью по щеке. Почувствовал боль, но шлепка не было. Все звуки словно что-то поглощало, вбирало в себя. «Они построили огромную машину, питающуюся энергией звука. Чтобы выследить тебя, ей нужно много энергии, поэтому она все поглощает. Зато работает с великой точностью, до миллиметра. Сканирует все подряд», – произнес умным голосом наркоман. Действительно, он прав – я не мог сойти с ума, гуляя по улице. Это все они, мои преследователи. Мне нужно срочно попасть в подвал.

Я поднял голову и тут понял, что потерял путь в подвал. Я не узнавал ни дорогу, ни дома, ни деревья – абсолютно ничего. Мои глаза метались в спешке, хватали объекты, но не находили ориентир. «Они, скорее всего, воздействуют на мозг, на глаза. Постарайся меньше дышать – скорее всего, газ в воздухе», – удивил меня своими мыслями наркоман. – «И если ты не можешь узнать, то постарайся вспомнить в голове все это. Прокрути свои воспоминания, и скоро будешь в подвале». Наркоман был действительно здравомыслящим человеком.

Я стал перебирать свои воспоминания: шаман, мать, погоня, подвал. Вот я выхожу из подвала, мне в глаза бросается дом, многоэтажка. Она выкрашена местами в белый, местами в желтый цвет. Рядом с ней растут кусты, на которых есть розовые цветочки. Около дома есть зеленые скамеечки, на которых почему-то обычно никто не сидит. Я открыл глаза и увидел этот дом. Он стоял от меня шагах в трех. Пока я вспоминал, мои ноги сами меня привели к данному месту.

– Преследователи меня никогда не поймают, – усмехнулся я. Действительно хороший день.

В моем животе заболело от голода. «Хм, что у меня сегодня на ужин?» – задал себе я риторический вопрос. В подвале были остатки Джека, – надеюсь, они не испортились.

Я побежал к подвалу.

Никто не знает, сколько их. Они сами не знают точное количество таких как они, но их больше, чем горожан.

Люди цепляют их взглядом, скользя по их одежде, по их лицам, и быстро отводят свои глаза, поспешно выдыхая, словно боясь заразиться. Они словно призраки: все их не замечают, брезгуют, не слышат – и все же в глубине души боятся. Мало ли что придет бомжу в голову?

А они живут своей жизнью, изредка вторгаясь в нашу. Да и то чтобы получить халяву или поспать в теплом месте. Но если они захотят, то они могут взять все.

Как попадают в эту группу людей, тоже не слишком понятно. Эта тема окружена ореолом непосвящения, туманом тайны, которой никто не интересуется, пока они не выберутся на свет.

Но они и не думают нападать. Они даже не думают попадать в нашу жизнь, у них это происходит чисто случайно – как только они получают желаемое, они снова исчезают.

И город дышит спокойно.

Город живет двумя жизнями: жизнью людей и жизнью теней, и никто из них не хочет, чтобы две эти линии пересеклись.

Ирину город давно вышвырнул за грань, к теням. Ее благосостояние резко ухудшилось, кредиты, потом алкоголь, поперли с работы – и вот она здесь. Эта жизнь дает свободу и запах смерти. Каждодневный запах смерти: кто-то замерзает, кого-то избивают подростки, а кто-то устает от романтической жизни – правда, таких не очень много. Теней обычно что-то держит, что-то заставляет цепляться за такую жизнь. Возможно, они романтики, как и крысы из эксперимента.

Ирина пыталась выжить любыми усилиями – здесь был естественный отбор в прямом эфире. Бомжи замерзали, грызли друг другу глотку за выпивку, умирали от болезней или от побоев. У Ирины был иной путь – она сыграла на инстинктах их главного, Михея. Она была женщиной, и в свою очередь пустила обаяние и страсть, немного таинственности, и он был у ее ног. Это не давало ей привилегий, но она была под защитой и могла работать на него. Михей трахал всех, и поэтому удержать его было делом непростым, но она уже который год справлялась. Ее единственной проблемой была беременность. Ирина уже беременела в четвертый раз. Видимо, у ее организма и у организма Михея невзгоды жизни бомжей лишь увеличивали плодовитость. Она понимала, что беременность – это ее плата за безопасность, которую предоставлял Михей.

Она решала ее совсем необычным способом – рожала и ударяла головой о кирпичную стену подвала.

Ребенок не выживет в данных условиях, а отдавать в детдом или еще куда-либо она не решалась – жизнь ребенка будет сломана в любом из этих случаев. Лучше уж забрать жизнь сейчас, чем подарить ее без будущего.

О беременности она узнавала сразу – токсикоз из-за неправильного питания будил ее по утрам лучше любого будильника. Ровно в семь утра все, что не переварилось, или даже пустой желудочный сок просились наружу. Ирина вполне спокойно уходила к своему месту, возле городского фонтана. Она там отпивалась, приходила в себя. В это время было пусто: люди или спали, или шли сонные на работу – им не было ни до чего дела, а уж до бомжихи тем более.

Ирина сразу от ребенка не избавлялась. Это было намного сложнее в данных условиях жизни, зато живот давал козырь – ей подавали везде и все. Она была сытой, приносила Михею хороший хабар, ее положение улучшалось. И беременную бомжиху никто не решался трогать; лишь один раз в ее жизни избили беременную, и она тогда потеряла третьего ребенка. Пьяные школьники решили позабавиться и хорошенько над ней поиздевались. Но все же в остальных налетах били всех, кроме беременных. Так что беременность была не таким уж и плохим поворотом в ее жизни.

Но сегодня все изменилось. Она стояла в метро, просила милостыню, когда по ее ноге потекло что-то слизкое, скользкое. Оно шмякнулось на пол, обрызгав кровью коричневые плиты.

Низ ее живота неумолимо болел, ее накрывали судорожные тиски родов – схватки. В который раз она уже беременела и ей приходилось их убирать. Пока он был в животе, она спокойно просила милостыню и пыталась отодвинуть этот день как могла. Но видимо, лимит времени был исчерпан.

Ирина рожала в подвале, это было проверенное место: им никто не пользуется, от жилых домов далеко – можно было хоть на сутки уйти, не то что на пару часов, криков никто не услышит.

Главное теперь – дойти до подвала. «Держись, малыш, – мысленно сказала она. – Скоро ты увидишь свет. Хоть и ненадолго. Потерпи чуть-чуть».

Когда я вернулся в подвал с улицы, в нем появился смрадный запах – мясо Джека испортилось. Вместо тишины меня встретил жуткий шум, создаваемый мухами.

– Мерзость, – выругался я.

Мало того, что мне нечем было заполнить пустой желудок, так еще и с этим трупом стоило что-нибудь сделать. Запах трупа, конечно, их приведет к подвалу. Джек сумел меня подвести даже после смерти. «Ладно, сейчас главное – закинуться, а потом, с наступлением темноты, допереть его до мусорного бака», – решил я. «Молодец, умница, – ласковым голосом прошептал наркоман в голове. – Только лучше не до мусорного бака возле этого дома. Можешь просто его отнести к матери в парк. Пускай знают, что ты делаешь с теми, кто за тобой охотится. Кто тебя предает».

Я открыл пакет, посмотрел на свою добычу. Поверить не могу, что это все МОЕ! Баяны, таблеточки, марочки. Тут мне на всю жизнь хватит и даже больше. «Будешь с Иисусом Христом в раю колоться, и рай станет лучше», – захихикал наркоша. Я лишь глупо улыбнулся. Я никогда в жизни не чувствовал себя настолько счастливым.

Мои руки достали баян, наполненный джефом. Я протер свою левую руку, вена набухла, стала заметна даже в сумерках подвала, и я коснулся иголкой ее. Укус бабочки – так называли проникновение иголкой в вену – немножко щекотный, с капелькой боли, переплывающей в состояние полного блаженства. Я присел на корточки и медленно наполнял свои вены, свою кровь джефом. «Не вливай весь. Оставь, у тебя давно не было дозы», – прошептал наркоман. Я достал аккуратно шприц, положил рядом с собой и закрыл глаза.

Приход.

Дверь подвала внезапно отворилась. Яркий свет пробился через закрытые веки. Я вскочил на ноги с мыслями: «Они меня нашли. Сволочи. Выследили». Я краем глаза уцепился за розочку, лежащую на столе. Резко ее схватил и отпрянул в темный угол подвала, куда не доставал свет от дверей. Но это было лишним, так как дверь подвала закрылась и снова наступила темнота.

В подвале стоял отвратный запах, но нос Ирины выдерживал и не такое. Боль гнала ее все сильнее, схватки сковывали каждую мышцу. Ирина кинулась на пол, к стене. Ее ноги уперлись в твердую кирпичную опору.

Ирина вдохнула, но резкие схватки вытолкнули воздух. Боль пронзила тело, Ирину скорчило. Ирина все же постаралась втянуть воздух и пришла в себя. «Главное – напрячься, потужиться, не впервые же».

Я стоял и наблюдал, как странная женщина вбежала и легла на пол. Что она делала, мне было не очень понятно, да и не слишком видно из-за отсутствия света. Я сжимал розочку в руке и ждал подходящего момента. Женщина издавала звуки, похожие на стон. Возможно, ей сильно плохо, даже больно. Она даже может не догадываться, что я здесь. Иными словами, я решил подождать и понаблюдать за процессом.

Ирине даже в голову не пришло, что за ней мог кто-то следить. Схватки сделались уже послабее, боль не корчила тело. Ирина взяла под контроль свои роды, и ребенок потихоньку выходил.

Еще последние толчки.

Прошла минута, вторая. Ребенок не закричал – он родился мертвым.

Ирина с облегчением вздохнула. В этот раз ей никого не пришлось убивать, природа решила все сама. Она мысленно поблагодарила за этот подарок судьбу. Ирина опустила ноги, приподнялась. Она прислушалась к себе: тело немного болело, она чувствовала разбитость, слабость. Ноги еще немного дрожали.

Она левой рукой пыталась нашарить пуповину, в темноте ее совсем не было видно. Боль то накатывала, то отпускала, поэтому Ирина боялась резко нагнуться и отрезать пуповину.

Ирина резко выдохнула и полностью легла на пол. Сейчас рано для активных действий, нужно немного прийти в себя. Холодность земляного пола подвала потихоньку стала обволакивать ее разгоряченное тело.

Вскоре дыхание стало успокаиваться, тряска стала отступать, Ирина чуть не уснула. Она наконец собралась с мыслями и попыталась сесть. Живот не издал никакого сопротивления, даже боли как не было. Ирина левой рукой нащупала скользкую, продолговатую, похожую на мокрый пакет кишку и перерезала ее.

Правая рука уже нашарила пакет, торчащий из ее пояса на халате. Тело ребенка стоило забрать и выкинуть по дороге. Она его взяла на руки, приподняла к свету, исходящему из двери подвала, чтобы увидеть своего отпрыска. Он был в красной жиже, лысый, кроха. У Ирины из глаз брызнули слезы. Ей осточертела эта жизнь: все, что она совершает, – все ради животного выживания. Первому самому ребенку повезло больше всех, он остался с отцом, в нормальном мире, где не преследует ни голод, ни нищета. Наверное, он счастлив и совсем не вспоминает про мать. У Ирины защемило в груди так резко, противно и грустно стало – раньше она была мамой, женой, а сейчас она убивает собственных детей. Ради чего?! Зачем ей жить? Она прислонила тело ребенка к своей груди, сильно прижала. Слезы из глаз горячим потоком обжигали щеки.

Я видел, как женщина выволокла из темноты маленькое существо и подняла его к свету. У него что-то болталось, похожее на провод. «Эти изверги засунули ей робота, и она его убила», – пронеслось у меня в голове. Она мой спаситель, еще один ополченец. Я сильно обрадовался, но тут наркоман прошептал: «Очнись. Вразумись. Они специально это сделали. Они подослали ее. Убили одного, чтобы поймать тебя. Видишь, у нее нож. Видишь, она плачет. Она жалеет о том, что убила своего. Убей ее. Пусть все плачут». Наркоман как всегда был прав – нельзя верить этому лживому миру.

Я ступал осторожно, тихо, еле поднимая свои ноги. Никто не должен был услышать – это был вопрос жизни и смерти. Мои глаза четко сфокусировались на объекте – можно обойтись без крови, если свернуть шею. Мое лицо скривила улыбка, даже, скорее всего, усмешка. Я опять умнее корпорации, я опять их всех обошел. Мои шаги стали быстрее, я уже чувствовал вкус победы. Правая рука подняла розочку для удара.

Ирина вздохнула. Нужно было собираться и идти к Михею, иначе он заждется. Она попыталась встать, но ноги еще не слушались ее.

Правая рука занеслась для удара, когда женщина приподнялась. Но тут она снова присела, и я замер. Нельзя было допустить ошибку.

Ирина закрыла глаза. Ей нужно было собраться с мыслями. Эта беременность не должна была ее разбить, уже четвертый ребенок. Когда она уже наконец привыкнет хоронить своих детей?! «Если я их спасаю – то почему мне так плохо?» – подумала она. Но от мысли о спасении своих детей ее стало отрезвлять. Слезы потихоньку отходили, чувство вины куда-то исчезло. Она старалась дышать полной грудью – холодный воздух подвала приводил ее в чувство. Она попыталась встать, и в этот раз у нее получилось. Ноги ее слушались, дрожь унялась. Но резкая боль пронзила ее голову, и она упала.

Я ударил ее. Немного промахнулся, и удар пришелся ей прямо в голову. Голова у нее крепкая, мою руку сразу же окрасила в ярко-красные тона боль. Розочка выпала из рук на пол, а я выругался: «Черт! Она железная у тебя что ли?»

Ирина не сразу поняла, что происходит. Удар был сильный, голова даже вибрировала до болезненных ощущений, но вроде ничего серьезного. Ирина мотнула болящей головой и попыталась встать, но тут ее вырвало. Человек, стоящий сзади, ударивший ее, вновь что-то произнес нечленораздельное. «Вроде бы он один», – пронеслось в голове у Ирины. В глазах у не рябило, но тошнота стала отходить. Ирина потихоньку отползла от блевотины и снова легла. Не стоило делать резких движений. Тем более непонятно, чего хочет от нее этот человек.

Я видел, как она наблевала. Все-таки зарядил ей я великолепно. Может, заставить ее, чтобы передала по рации своим – такое будет с каждым из их корпорации.

Я никого не пожалею.

Ирина услышала, как человек к ней подошел. Он шумно присел, взял ее за волосы и потянул к себе. Ее ухо оказалось возле его рта, она слышала его дыхание. Человек произнес:

– Доставай рацию.

Может быть, ей послышалось? Она залепетала:

– Что вам нужно? Какую рацию?

Ее рука уже нащупала на полу нож. Человек снова произнес:

– Рацию. Не издевайся, я знаю, кто ты. – Он опустил ее волосы, встал, обошел вокруг и присел уже прямо перед лицом Ирины. – Ну, где твои дружки? Они тебя все покинули. Кинули, как последнего врага. Сюда, без рации. Это же смерть. Или ты смертница?

Он глупо захихикал. Ирина присмотрелась – это был паренек, исхудавший и, скорее всего, сумасшедший. Он ее убьет после того, как посмеется. Паника из маленького шарика в животе уже холодом распространилась по всему телу. Ирину пробила дрожь. Парень все смеялся, время замедлялось. Он медленно привстал, взял что-то с пола и снова присел. Он держал в руках битую бутылку. Его большой палец проехал по острым ее краям, и он вроде порезался, потому что выматерился, а палец засунул в рот. Парень с пальцем во рту прошептал:

– Ну давай же, доставай рацию, иначе я такими темпами убью себя.

И засмеялся.

Его смех словно заморозил Ирину. Руки и ноги не двигались, а тело обмякло – Ирина чувствовала, что ее полностью парализовало. Сердце билось с удвоенной частотой, она хрипло, тяжело дышала, но не могла пошевелиться.

Я смеялся. Моя шутка была великолепной – если я не достану рацию, я убью себя. Но тут всякое веселье прекратил наркоман: «Обыщи ее. У нее или жучки, или рация. А может, что-нибудь получше, в виде табельного оружия. Ммм, какое вкусное словечко – табельное оружие».

Ирина увидела, как парень встал, подошел ближе. Его руки стали гладить по ее телу, по ее животу. Ей стало сильно страшно, и тут оцепенение спало. Ноги и руки налились кровью, она чувствовала горячее покалывание в них, похожее на маленькие фейрверки.

Правая рука Ирины с ножом резко взметнулась вверх и полоснула парня по горлу. Кровь полилась красной рекой, смех прекратился, парень схватился за горло, издавая хрипы. Ирина вне себя от ужаса вскочила на ноги и побежала к выходу.

Я не мог поверить. Она меня убила. Я пытался дышать, но воздуха не было. Мои руки были в крови, и она не останавливалась. Я упал на пол, мои глаза устремились за женщиной. Она уже была у выхода.

Дверь резко отворилась, и свет прорезал подвал. Женщина выбежала. «Корпорация празднует свою победу», – пробило в моей голове. А я дальше продолжал смотреть на свет, идущий от открытой двери…

Звонок в дверь. Мама говорит:

– Сынок, открой дверь. К тебе пришел подарок!

Я радостно бегу к двери, шлепая босыми ногами по голому полу, тяну большую дверь на себя. «Тяв-тяв», – щеночек, высунув зык, смотрит на меня черными глазами. Мне?! Щеночек?! Я вне себя от радости, беру его на руки, глажу, он мне лижет лицо и дышит так быстро-быстро на ушко. Я поднимаю свои мокрые от счастья глаза и вижу папу. Он счастливо улыбается и спрашивает:

– Ну как тебе подарочек? Уже придумал имя?

Я мотаю головой, все сильнее зарываясь в мягкую шерстку. Сзади меня тихонько обнимает мама, и я шепеляво произношу:

– Я назову его Дзек.