Глава 20
Костя проснулся и прислушался. После того, как он выполнил задание Вязова, он не мог спать спокойно. Нелепые сны лезли в голову: то он забирался в глухой лес, в непроглядную чащу и на пего смотрели два огненных глаза неведомого зверя, то к нему приходил Алексей и пытался схватить за горло; а чаще всего спились кошки, они росли на глазах, превращаясь в тигров.
Из соседней комнаты послышался гнусавый голос старухи:
— Что же я, обеспамятела? Здесь их клала, в ящик.
— Поищи хорошенько. Засунула куда-нибудь, — сонно успокаивал ее старик.
— Везде обыскала, как в воду канули.
— Кошки бы тебя заели, — заворчал старик и заскрипел пружинами кровати. — Старая кляча, ничего тебе нельзя доверить. Алешка завтра просил. Не Маруська ли сослепу куда унесла?
Костя понял, что старики ищут брюки и рубашку Алексея, и поспешно натянул на голову одеяло. Сейчас они спросят у него. Что им отвечать? Надо отказаться: не видел — и все.
— Манька, вставай, — будил старик слепую на кухне. — Вставай, говорю! Спит, как свинья, не добудишься.
— Чего надо? — отозвалась Мария,
— Ты белье брала из ящика?
— Рубашку свою брала. Постирала. На дворе она висит.
— А другое белье не брала?
— Нет.
Старик вышел во двор. Но через минуту вернулся.
— Коська! — крикнул он, подойдя к двери.
Костя притаился — пусть думает, что он спит.
Старик застучал в дверь и опять закричал:
— Коська, поднимайся, тебе говорят!
— Сейчас. — Костя откинул одеяло, спрыгнул с кровати и торопливо натянул на себя рубашку. «Не дрожать… Нечего бояться!»- подбадривал он себя. Пригладив ладонями волосы, Костя решительно отбросил крючок, открыл дверь и зажмурился — ослепил яркий свет лампы.
— Ты грязное белье брал? — спросил старик.
Костя протер кулаками глаза.
— Для чего мне? У меня эта рубашка чистая*
— Говори правду, щенок! Куда унес рубашку и штаны Алексея? — закричал старик.
— Кому же больше, как не ему, — поддакнула старуха.
Костя сжал кулаки, чувство ненависти вспыхнуло в нем так сильно, что он перестал дрожать, со злобой посмотрел на старика и тоже закричал:
— Что вы на меня орете чуть свет?! Не нужны мне ваши рубашки!
Старик стоял посередине комнаты, широко расставив ноги, со всклокоченными волосами, распахнутым воротом нижней рубашки. На жилистой шее его, как жгуты, вздулись вены.
— Ах ты, змееныш! На кого кричишь? — взвизгнула старуха, сидевшая среди груды грязного белья. — Я видела, как ты лазил в ящик, копался там.
— Перестань! — неожиданно прикрикнул на старуху Федот Касьянович, прошлепал голыми ногами по полу и сел за стол. Он написал какую-то записку, вложил се в конверт, старательно заклеил его и повернулся к Косте.
— Собирайся, отнесешь Алексею письмо.
Костя быстро обулся, сунул в карман конверт и вышел на улицу. Было уже светло, дворники подметали и поливали тротуары. Костя вынул из кармана конверт, осмотрел. Что мог написать старик? Может быть, он просит Алексея разделаться с ним?.. Мальчик поежился и решительно повернул вправо.
Вязов встретил его в коридоре.
— Что случилось? — спросил лейтенант и настороженно оглядел паренька.
Они зашли в комнату, и Костя, рассказав о том, что произошло, подал лейтенанту конверт. Вязов разорвал конверт и прочитал записку. «Я должен тебя сегодня видеть. Дело неотложное», — писал старик. Вязов повертел бумажку, вынул из стола новый конверт, вложил в него записку и протянул конверт Косте.
— Можешь идти, ничего опасного нет, — сказал он. — Только на обратном пути зайди ко мне.
Через полчаса Вязов обо всем доложил подполковнику.
А в то время Костя, посвистывая, шагал по обочине дороги на окраину города, иногда подпрыгивая и срывая с деревьев листья. Вокруг было так много света и зелени, птиц и бабочек, что Костя забыл утренние неприятности и наслаждался радостью наступающего утра, свежим запахом трав и листьев, чириканьем воробьев, писком стрижей.
Дорога повернула влево, и впереди из-за густых деревьев показались дома рабочего поселка завода. Неожиданно на тропинку из зарослей джиды вышел Суслик. В войлочной шляпе, надетой набекрень, он походил на старый гриб-поганку.
— Привет младшему поколению вольных людей! — воскликнул он и приподнял шляпу.
Костя нехотя сказал «здравствуй».
— Как твои старики? Еще не сыграли в ящик? Нет? Живучие как кошки. А твои ученые дела продвигаются? Вижу, вижу, с каждой минутой становишься умнее. Желаю всех благ во многих направлениях. — И Суслик прошел мимо посторонившегося Кости нетвердой походкой.
Старинов только что вошел в комнату, когда Костя открыл дверь. На нем были запыленные туфли, костюм и фуражка. Он стоял у стола и устало смотрел в окно. В зубах дымилась папироса.
— А… — протянул он хрипло, глянув на Костю. — Проходи.
Костя подошел к столу и отдал конверт. Прочитав записку, чуть помедлив, Алексей бросил бумажку на стол и спросил:
— Все?
— Да, — ответил Костя.
— Водки хочешь?
Костя отрицательно замотал головой.
— Не хочешь — как хочешь. — Алексей поморщился, достал из стола бутылку и кусочек хлеба, выпил стакан водки, не присаживаясь. Прожевал хлеб, сказал:-Мне сейчас на смену.
Воспаленные глаза Алексея жгли Костю, как два раскаленных шарика железа; изо рта его несло вонючим водочным перегаром.
— Сядь, — вдруг сказал Алексей и сам устало опустился на стул. — Тебе противно? Ну что ж, такова жизнь. В ней много противного. Нам не дано свершать великих подвигов, блистать на пиру прославленных, мы берем от жизни лишь малые толики радости. Горести заливаем водкой, в ней же ищем счастье. Люди — букашки. Давнул — и нет человека, а во вселенной это не потери, все равно трава вырастет. — Алексей натужно засмеялся. — Кумекаешь?
— Я пойду, — сказал Костя. — Мне в школу скоро.
— Обожди. Мне изредка нужна аудитория. Суслик ничего не воспринимает, как пень. Я люблю наблюдать страх. Вот, скажем, я давну — и от тебя останется мокрое место. — Алексей сжал на столе жилистый кулак. — Но давить надо с выгодой, а ты такой же пень, как Суслик. Эх, мокрицы вокруг, мокрицы… Пошли.
Выйдя из комнаты, Старинов повернул к заводу, а Костя пошел обратно по тропинке, вытирая рукавом потное лицо и радуясь, что легко отделался. А где-то внутри кипело возмущение: был бы он постарше, стукнул по столу кулаком и сказал: «А ну, замолчи! Сам мокрица! Сейчас возьму за шиворот и покажу людям, какой ты есть негодяй. Раздавить тебя мало, казнить надо».
На обратном пути Костю уже не радовали ни птицы, ни цветы; пыльная дорога словно стала длиннее.
В городе он неожиданно встретил Веру Додонову.
— Костик, ты опять к нам не заходишь, — упрекнула его девушка.
— Некогда, экзамены на носу, — оправдывался Костя.
Вера смотрела на него и смешно моргала. У нее веснушчатый нос, коротенькие, как мышиные хвостики, косички, голубые, всегда удивлённые глаза и тонкая талия, как у осы.
— Мы могли бы вместе заниматься, — не отступала Вера. — А папа просто надоел мне: где Костя, какие у него успехи, почему не заходит, зазнался, что ли?!
— Ты наговоришь, — смутился Костя.
— Не веришь? Приходи сам, послушай. Я бы, говорит папа, его на завод взял, серьезный парень. Не веришь? — Вера тряхнула косичками и засмеялась.
— Тебя только слушай, — засмеялся и Костя. Ладно, зайду как-нибудь.
— Не как-нибудь, а завтра.
— Завтра? Ну что ж, пожалуй… можно завтра.
— Даешь слово?
— Даю.
— Посмотрю я, какое у тебя твердое слово, — сказала Вера и, удаляясь, помахала рукой.
Сумерки сгустились дочерна, хотя время было еще не позднее. По небу ползли, как смоляной дым, тучи, и даже в редкие прогалины не проглядывали звезды. Воздух быстро влажнел, подул прохладный ветер, зашуршали деревья. Над городом ударил гром, сверкнула молния, и на темном небе появились трещины, как на разбитом стекле.
В это время в маленьком сквере сидели на скамейке Федот Касьянович и Алексей Стариновы. Старик положил обе руки на палку и навалился на нее грудью. Разговаривали не спеша, недомолвками, подолгу молчали, к чему-то прислушиваясь. Больше говорил отец.
— Я уже стар, тяжело тянуть лямку. Надеюсь, не забудешь. Высылай посылки.
Старик почмокал губами. Алексей сидел, откинувшись на спинку и раскинув руки.
— Понятно? — спросил старик.
— Понятно, — небрежно ответил Алексей.
Снова ударил гром, огненная стрела вонзилась где-то по ту сторону скверика, осветив верхушки деревьев и крыши домов.
Старик поднялся.
— Ну, давай попрощаемся, — сказал он, и когда Алексей встал, обнял его одной рукой, прошептал на ухо:- Я еще могу тебе пригодиться, сам знаешь. — Немного помедлив, поцеловал сына в Щеку, повернулся и пошел в темноту.
«Кажется, все, кажется, конец… — с тоской думал Федот. — Жизнь прошла без радостей и взлетов и ни к чему не привела. Больше тридцати лет жил скрытно, каждый день при выходе из дома надевал маску доброжелателя, носил глубоко в груди спрятанную обиду. Кому теперь нужен — старая развалина?..»
Старик шел, устало опираясь на палку. Ветер налетал на деревья порывами, раскачивал и гнул к земле. Крупные капли дождя защелкали по железным крышам.
«Съездить бы еще раз на Тамбовщину, посмотреть на свое бывшее поместье, проститься с родной землей… Да, надо съездить. Осталось мало жить… А была надежда на сына…»
Дождь пошел спорый, заплескалась вода в водосточных трубах, на тротуарах зажурчали ручьи. Снова блеснула молния, над головой загремело, словно небо раскалывалось на куски. Двигаясь в сплошных струях дождя, старик то попадал в полосу света, то исчезал в темноте.
